Несчастны, как Ромео и Джульетта. История о Юнги и Хосоке

      – Юнги... я соскучился.       Хосок ждал реакции, как смертного приговора, попутно не веря собственным сказанным только что словам. Он всматривался в сонные, но широко раскрытые глаза Юнги. Тот продолжал тупо смотреть на него, не двигаясь с места и, видимо, пытаясь переварить услышанное. Хосок терпеливо молчал, хотя терпения никогда не имел. Наконец Юнги пришёл немного в себя, сглотнул, словно вот-вот скажет что-то ужасное (возможно, Хосоку просто любое его слово теперь таковым показалось бы), и опустил взгляд в пол.       – Поздравляю. Можешь уходить.       Хосок даже дышать перестал. Он, горько усмехнувшись, ответил:       – Ты чего? Что у тебя с настроением, Юнги?       – У меня настроение больше никогда тебя не видеть, – отрезал Юнги, а у самого в голове эхом со скоростью ветра проносились слова: «Он тебе не нужен, он тебе не нужен, он тебе не нужен».       – Юнги... дай мне остаться с тобой.       – Зачем? Ты достаточно попользовался мной. Ты постоянно прятался у меня. Если тебе негде переждать ночь, у тебя всегда есть твои любов…       Юнги не договорил, потому что его резко толкнули к стене и, схватив ладонями лицо, жадно поцеловали. Внизу живота мгновенно завязался тугой узел, закричавший Юнги в который раз о том, как он скучал. Он принуждённо позволил Хосоку сжать его талию, а затем кое-как вырывался и толкнул его к другой стене: так, что Хосок ударился головой и зашипел от боли. У Юнги губы горят от непривычки, и перед глазами все плывёт.       – Сдурел?! Что ты творишь вообще?!       Юнги не видел лица Хосока, глаза которого закрывала растрепавшаяся чёлка, и понятия не имел, что ожидать дальше. Он брезгливо протёр ладонью рот и ощутил, как зарделись непринуждённо щёки от недавних прикосновений. Но он в который раз ударил себя мысленно и заставил свой внутренний голос заткнуться всё той же фразой: «Он тебе не нужен, он тебе не нужен, он тебе не нужен…»       Тут Хосок неожиданно упал на колени, и Юнги вздрогнул, тут же чуть не спохватившись и не подскочив к нему. Он силой заставил себя остаться на месте. Хосок замотал головой из стороны в сторону, словно наотрез отказываясь верить во что-то. Юнги не был уверен, но ему слышались какие-то копошения. Только через несколько секунд его сокрушило осознание того, что эти копошения – тихий плач Хосока.       – Я просто… просто не понимаю, что происходит, – шептал Хосок прерывисто, иногда дёргая плечами. – С того дня, как мы поругались, я не могу ни с кем переспать… Всё время думаю о тебе, как идиот… Чувствую себя таким жалким и… слабым. – Он прикоснулся ладонями к щекам, по всей видимости, стирая слёзы, а потом поднял красные глаза на Юнги, у которого от взгляда Хосока кровь заледенела в жилах. В нём проснулось странное желание проявить жалость, переполнявшую лёгкие и цементом стоявшую в горле. – Я скучал, Юнги. Я не знаю, что со мной, но вот я здесь и просто хочу... чтобы ты принял меня.       Юнги не двигался, когда Хосок медленно поднялся на ноги. Не двигался, когда он подошёл к нему и наклонился. Не двигался, когда Хосок прикрыл глаза и положил ледяную ладонь на его шею, но дрожал, когда Хосок коснулся его губ нежно и осторожно, напомнив Юнги своим теплом – как безумно тот всё же по нему скучал.       Юнги планировал забыть. Планировал жить поверженным, но не сломленным. Он хотел заняться снова романом, забыть о Хосоке и убедить себя, что он один прекрасно живёт. Он хотел быть грубым, когда Хосок вернётся, но был уверен, что тот больше не придёт. Хотел ли Юнги его увидеть? Юнги не думал, что обязательно должен произносить в мыслях ответ. Вместо этого он приподнялся на носочки и ухватился руками за плечи Хосока, податливо раскрыв рот и позволив подхватить себя на руки. Хосок быстро сориентировался и, пару секунд ещё аккуратно целуя Юнги, направился в спальню, уже с приятным предчувствием ощущая холод белых простыней, которые скоро станут раскалённо горячими. Юнги терял голову и просто хотел, чтобы Хосок ни на секунду не останавливался. Ведь, если бы он остановился, Юнги сразу начал бы сомневаться в правильности того, что прямо сейчас творил.       Он прекрасно знал, что так нельзя. Знал, что это неправильно. Знал, что будет жалеть. Но губы Хосока слишком хорошо торговались, и Юнги уже был готов продать себя всего за одну вещь – ночь, проведённую с Хосоком в одной постели. И к чёрту то, что будет происходить у него в голове завтра.       Хосок наконец-то ощутил, как тесно стало в штанах, и блаженно улыбнулся. Он уже и забыл, как это потрясающе – чувствовать, что скоро будешь входить в кого-то. Вот только слово «кого-то» здесь не вязалось никак. Хосок безумно тащился от мысли, что скоро он будет входить в Юнги.       Воздух в комнате быстро накалился, и стало до непривычки душно. Обоих топило в эйфории дикое желание. Оба тёрлись друг о друга областями ниже пояса и дышали тяжело, шипели и жмурились. Губы Хосока вспоминали постепенно всё: шею Юнги, фаланги его пальцев рук, плоский живот и вздымающуюся возбуждённо грудь. Сердце же Хосока вспоминало всё остальное: нежные объятья по ночам, улыбку и поцелуи в уголок губ, горячий чай и остывшее кофе, сигареты на двоих и шёпот, когда в промежутках между фильмом и рекламой Юнги тянется к уху Хосока, чтобы прошептать ему сладко:       – Я хочу тебя...       Хосок посмотрел ему в глаза и замер: так они ещё никогда не притягивали и не горели. Даже в полнейшей темноте он мог видеть, как кусал Юнги губы, извиваясь и с нетерпением водя ладонью по его ширинке. У Хосока болела голова и грудь от осознания того, как ему чертовски хорошо и плохо в один и тот же момент. Он целовал Юнги глубоко, нежно, так, что у обоих перед глазами мелькали звёздочки, и чувствовал, как всё-таки соскучился по этим тонким рукам, обнимающим его, словно требуя от него защиты. Да, именно этого чувства ему так не хватало. Хосок приближается и снова вжимается сознанием в сознание стонавшего от удовольствия Юнги.

***

      Утром Юнги проснулся с больной головой. Как только он понял, что его крепко обнимают со спины, то сразу замер в испуге. По сознанию тайфуном пронеслась страшная мысль: «Что же я наделал?»       Как бы то ни было, Юнги ощущал тепло, о котором так грезил. Но его пугало не то, что он проснулся с Хосоком. Его пугало то, почему Хосок пришёл к нему этой ночью. Соскучился? Но на Хосока это не похоже. Юнги знал, что Хосоком движет его желание, и больше ничего. Для Хосока чувства к Юнги – не любовь, и он это прекрасно понял. И хотя Юнги признал это спокойно в своих мыслях – почему в этот момент так стиснулось всё внутри?       Он боялся того, что будет, когда проснётся Хосок. Он не мог рассчитывать на то, что было раньше: на сонные поцелуи в шею, совместный завтрак и пустые разговоры. Теперь это было бы слишком неуместно и недостижимо. Более того – Юнги был абсолютно уверен, что не сможет так доверчиво, как когда-то, смотреть Хосоку в глаза.       В конце концов, Юнги убедил себя, что это должен быть последний раз, когда он видел Хосока и позволил себе остаться с ним наедине. Он должен привыкать жить самостоятельно, двигаться дальше и концентрироваться на работе. Да, Юнги был обязан взять себя в руки и прекратить всё это прямо сегодня. И более того – прямо с этого момента.       Юнги подумал, что разумнее будет позавтракать в каком-нибудь кафе, и собирался уже уходить, но вновь остановился. Он подумал: стоит ли оставлять Хосоку записку, чтобы он позавтракал? Он почти решился взять листок, как его вновь затормозила мысль: если он так сделает, это позволит Хосоку решить, что Юнги всё ещё есть до него дело. Юнги посмотрел пристально в сторону своей спальни, а затем вздохнул. Уже через несколько минут дверь в квартиру тихо заперлась, погружая квартиру в почти мёртвую, ледяную, мрачную тишину.