***
Глаза в ужасе распахнулись, голова поднялась с мокрой подушки. Дрожавшие руки коснулись одеяла. Белого, будто первый снег. Ему с огромным трудом приходилось бороться со сбившимся к чертям дыханием из-за того, что он прямо сейчас увидел, как чуть не умер. Страшно правдоподобный сон. Но к чему он... Хосок решил приподняться, но тут же с вскриком застыл и рухнул обратно на спину. Адская боль. Хосок заметил, как в полной темноте в самом углу что-то неожиданно вздрогнуло. Он в испуге, ничего не соображая, стал широко распахнутыми глазами следить за фигурой, резко вставшей и понёсшейся к другому углу комнаты. Наконец, она озарилась пронзительным светом, и Хосок зажмурился. Глаза он открыть не решался до того момента, как его резко не схватили на руку. Он вздрогнул и приоткрыл глаза. – Боже милостивый... Хосок, ты очнулся! Блики понемногу стали исчезать, и скоро Хосок различил первые черты лица, склонившегося над ним. Уже после этого он совершенно отчётливо распознал изумлённое, измученное лицо над собой. Если бы Хосок стоял на ногах, у него бы задрожали коленки. – Что? Что ты тут делаешь? – Он наскоро оглядел незнакомую комнату и севшую перед ним женщину – свою собственную мать. – Где мы? – Мы в больнице. Но не волнуйся, с тобой всё в порядке! Хосок, несмотря на чужие слова, запаниковал. Логическая цепочка из мыслей и воспоминаний окружила его, и он стал переноситься с одного места на другое. Вот он сидит на мотоцикле. Вот он замечает знакомый силуэт неподалёку. Узнаёт в нём Юнги. Юнги, целующего какого-то парня. Хосок резко переносится на дорогу, проезжая на огромной скорости мимо машин, кричащих вслед. Кажется, он был в ярости. Но совсем не помнил, что двигало им тогда. Какое желание преследовало его в виде чёрных пятен от колёс. И наконец, Хосок оказался в темноте. Он не видел ни машин, ни света от фар и лишь слышал, как кто-то выкрикивал его имя. Но и этот голос вскоре исчез, как и всё остальное. Хосоку почудилось, что он увидел тень отца где-то неподалёку. Но она тут же испарилась во мгле. – Так-так, что тут у нас? Он не заметил, как женщина встала и уже позвала врача. Он стоял в его палате прямо перед койкой и тепло улыбался, но это никакого доверия не внушало. Хосок оглядел его с прищуром. – Рад, что вы очнулись. Вашего пробуждения ждали целых три дня. Хосок ничего совершенно не понимал. Он лишь мог, будучи окутанным воспоминаниями, всё ещё мигавшими перед глазами, спросить тихим голосом: – Что со мной? – Вы попали в аварию, вследствие чего у вас случился перелом нескольких рёбер, плеча и ноги в двух местах. Но могло быть намного хуже. Хосок потупил взгляд, а затем снова ощутил чью-то руку, накрывшую его собственную. Заметив на ней морщинки и выступавшие вены, он с нежеланием признал её рукой своей матери. В груди образовалась тяжесть. Ему захотелось вдохнуть полной грудью, но он боялся вновь ощутить боль. Хосок чувствовал себя самым жалким и трусливым человеком на свете. – Мы боялись, что вас парализует. Такое часто случается при подобных ситуациях. Женщина рядом тяжело выдохнула и уткнулась дрожавшей головой в подушку Хосока. Лишь её волосы еле-еле касались его плеча. Она боялась не меньше. – Вам предстоит побыть здесь минимум месяц. Медсестра расскажет, чем вы сможете заняться в досуг. Врач быстро исчез в дверях. Хосок остался наедине со своим страхом, недопониманием и, что самое страшное, с матерью, что сжимала его ладонь и подрагивала, другой рукой поглаживая волосы Хосока, но так легко и невесомо, будто боялась, что ей нельзя было этого делать. Хосок молчал. Он, на самом деле, часто представлял, как попадает в больницу. Он обдумывал всё до деталей. Это началось, когда у него появились проблемы с матерью. Он часто, гуляя в одиночестве, бродил по малолюдным местам и взбирался на что-нибудь высокое, чтобы упасть и сломать себе что-нибудь. Это было одним из способов попасть в больницу. И у Хосока была реальная причина добиться такого результата. Ему всегда было интересно: будет ли мать навещать его хотя бы иногда? Но Хосок никогда не мог этого узнать. Он в последний момент пугался и слезал с того края, который одним шагом отделял его от свершения плана. Теперь он вырос и попал в больницу, даже не следуя этому плану. И если бы он знал, что так произойдёт, увидеть лицо матери было бы самым первым, что он не посмел бы ждать. Она ненавидела его: Хосок был похож на своего отца очень сильно. – Мне так жаль... Хосок устремил взгляд вбок. Он удивлённо уставился на еле заметную щёку матери. – Я должна была быть рядом, когда это случилось... – Но откуда ты узнала, что со мной? Женщина не поднимала глаз. – Это было так ужасно... Я увидела тогда звонок с твоего номера и ужасно испугалась, ведь ты совсем не звонишь мне. Кто-то позвонил с его телефона? Но кто? У него ведь всегда стоял пароль, который знал один лишь Хосок. – Тогда я услышала голос Юнги. Он сказал, что видел, как ты попал в аварию, и что скоро приедет скорая. Я сразу же примчалась в больницу, когда они тебя туда везли... Сердце пропустило удар. Хосок шокировано и даже как будто испуганно посмотрел на женщину, случайно дёрнув плечом. Это заставило её поднять голову и уставиться на Хосока мокрыми, красными глазами. Хосок ужаснулся её виду и громко сглотнул. Они смотрели друг на друга так, будто виделись впервые. Хосок изучал чужие морщинки, сводил брови так, словно вот-вот заплачет. Женщина перед ним пронизывала его взглядом. Она заполняла глаза слезами и поджимала губы, будто боясь слов, которые готовы вырваться из неё. Она жалела. Она до сих пор сжимала его руку. Когда голоса по ту сторону стен окончательно замерли и шаги прекратили раздаваться за дверью, женщина скорчилась, приняв невыносимо болезненное выражение. Она выпустила несдержанный судорожный вздох, сжала чужую ладонь в сто раз крепче и разжала губы, из которых вырвалось в ту же секунду: – Прости меня, Хо... Умоляю, прости меня за всё... Так Хосок узнал, что, не погибнув в аварии, он тем самым спас жизнь своей собственной матери.***
11 января
«В общем, эта медсестра дала мне кучу журналов и этот блокнот. Думаю, ясно, что я выбрал в итоге. Мне никогда не было так скучно. Но это лучше, чем вообще ничего не чувствовать. Ведь, в конце концов, я мог так и не открыть глаза тем вечером. Я запутался – это одна из причин, почему я решил что-то сюда написать. Типа записок шизофреника, только хуже. Начну по порядку. Ох, боже мой, как же это неловко... Никогда бы не подумал, что объятья моей матери такие крепкие и болезненные, хотя второе ясно, ведь я, в конце концов, лежу тут со сломанными костями. В общем, мы помирились, насколько позволяла ситуация и всё то, что мы пережили. Не буду расписывать всё красочно, рисуя метуфоры и эдитеты (или как их там), и просто15 января
«К новостям другого характера. Сегодня днём ко мне на всех парах примчался Сокджин. Он приехал, как только его отцу стало лучше после болезни (собственно, из-за чего он и не смог быть дома 31 декабря). До этого он звонил мне, но я не смог не сказать о своём положении. Вот меня и отчитали. Ужасное ощущение... Поначалу Сокджин был зол. Он не мог понять, что надоумило меня так поступить. Ну, то есть, сильно ускориться на дороге. И всё бы ничего, если бы на мои отговорки он не стал докапываться ещё больше... – Я не верю тебе, Хосок-а. Ты не такой человек, который может случайно разогнаться или пожелать себе смерти. Я молчал. Я смотрел на его прелестные, гладкие руки и перебирал его пальцы, чтобы отвлечься. Я не хотел отвечать. – Это ведь из-за него, да? В ту секунду я резко забыл обо всём. Я как будто был загнан в угол. Я испуганно посмотрел на Сокджина и, как какая-то рыба, просто открывал и закрывал рот. Теперь я просто-напросто не знал, что ему отвечать. Сокджин смотрел на меня так, словно не был удивлён моей реакции. И тогда-то я подумал в ужасе, что он, должно быть, знал всё с самого начала. Возможно, понял это даже раньше, чем это сделал я сам. Он ведь ботаник... Неудивительно, что он так проницателен и умён. – Ты пытался скрыть, я понимаю. Но я готов поставить тебе пятёрку за старательность. Его шутка не удалась. Я так и не посмеялся. Даже в глаза ему смотреть не было сил. – С чего я взял? Да брось. Твоего взгляда, когда я говорил о его книгах, было достаточно, чтобы всё понять. А ещё я видел его после суда. Ну и, в общем-то, видел, как он провожал тебя взглядом. Я тогда тебя так крепко обнял. Но, знаешь, Хосок-а... Он с улыбкой погладил мою щёку кончиками пальцев. – Я сделал это не только потому, что волновался. Я тебя дико приревновал. И хотя я не понимал, почему это сделал, спустя время дошло. Ты со-о-овсем не умеешь скрываться, Хо ~. Сокджин ушёл спустя полчаса. На его лице играла всё та же лёгкая улыбка. Он тогда всего лишь ушёл из палаты. Однако мне показалось, что он тогда ушёл из моей жизни. Я был уверен, что так было нужно. Но сердце не прекращало обливаться кровью, а я не переставал чувствовать себя чертовски виноватым. Этой ночью я без сна лежал на койке и смотрел на луну сквозь закрытые наполовину жалюзи. И вот сейчас я взял блокнот и решил всё это написать. И хотя ко мне уже пришли все, кто только мог, от друзей и до моих некоторых однокурсников, я чувствую до сих пор, что чего-то мне не хватает. Чего-то очень важного. Ох. Ну конечно. Я на самом деле идиот. Возможно, это последнее, что я должен желать в такой ситуации, но, чёрт возьми... Я безумно хочу увидеть Юнги. P.S. Чем больше думаю об этом, тем больше удивляюсь тому, насколько наша история несчастна. Словно мы Ромео и Джульетта. Но это бред какой-то...»***
9 января
«Действительно, это самое удачное время, чтобы начать вести дневник. Как-то раз я услышал, что дневники начинают заводить разбитые люди. Что ж, я теперь официально раздолбленный к чертям человек. Я купил билеты на следующий день после Рождества, чтобы приехать в Тэгу. Захотелось вдруг увидеть свою семью. Но я чувствую себя эгоистом. Главным образом потому, что еду в родной город тогда, когда мне катастрофически понадобилась поддержка. В другое время я даже не всегда отвечал на звонки... Однако я больше не мог позволить этому продолжаться. С каждым днём дышать становится всё труднее, и я уже просто плетусь, не чувствуя ног, по земле. И теперь я вдруг вспомнил асфальтированную дорогу... Это была одна из главных причин, по которым я уехал из Сеула. Я, больной взрослый писатель-алкоголик Мин Юнги, испугался собственного будущего. Короче, если бы я остался в городе, я бы обязательно поехал к нему. Я бы не смог себя остановить. В поезде на удивление тихо. Хотя какое тут удивление, ночь же, в конце-то концов... И один я не сплю, как полудурок. Как обычно, писать тянет только в позднее время. Это конечная. Я, словно влюблённая девочка, пишу здесь о своей разбитой любви, кривым почерком вывожу это жуткое слово на «л» и только что не мочу страницы слезами. Но на что мне тут жаловаться. Сам же себя довёл. Когда я увижу Минсу, я ему всё расскажу. И плевать, чем придётся за это платить. Хуже уже не будет. P.S. Сейчас подумал, насколько же до смешного глупо выглядит наша история со стороны. И если так посмотреть, то кажется, что мы несчастны, как Ромео и Джульетта. Но всё же...»10 января
«Очень быстро и очень кривым почерком. Очень неточно и очень коротко, но... Я всё рассказал. Я дрожал, я плакал, я трясся и просил прощения. И то, что я получил, выбило меня из жизни окончательно. Я обезумевшими глазами встревал в Минсу и внимал его речи. Он говорил так тепло, что я почти решил, будто сплю. И как я был счастлив, когда понял, что это всё наяву. – Знаешь, Ю, я был готов ко всему, но ты оказался как всегда непредсказуем. Нет-нет, что ты! Ты ни в чём не виноват... Он трепал меня по волосам, будто я был его щенком. Чувствовал я себя таким же маленьким и страшно жалким. – Но я всё равно не могу ненавидеть тебя за это. Никто не может выбирать, в кого ему влюбляться. Банально, знаю... Он скорбно участливо смотрел на меня сверху вниз, прямо в мою макушку. Тогда я встретился с ним взглядом. Я этого не заслуживал, но Минсу так не считал. – Юнги, а ты заметил, что, несмотря на твои познания в психологии, ты никогда не мог разобраться до конца со своими проблемами? Ты ведь просто не хотел разлюбить Хосока, да? Прав. Прав. Боже, как он чертовски прав! У меня от его слов всё поплыло перед глазами. Он говорил то, в чём я так страшно боялся признаться себе, и теперь я слышал его слова и не мог найти себе оправданий. Да они Минсу и не нужны были, видимо. Я слабо качнул головой (она словно была переполнена свинцом). Никогда бы не подумал, что мысли могут так много весить. Он попросил рассказать ему всё, что не причинит мне сильной боли, если я буду об этом говорить. Я ответил ему с кривой ухмылкой, что в таком случае буду просто молчать. Тогда я рассказал впервые всё, что целым домом выстроилось у меня в груди. Было страшно неловко, долго и, конечно же, невыносимо больно. – Но постоянно что-то вновь случалось, и мы снова видели друг друга, и я снова чувствовал всё это с новой силой. Наша история никак не могла закончиться. – Может, потому, что ты сам не хотел её заканчивать? Я удивлённо поднял глаза. Минсу смотрел на меня так, словно сам не понял, что только что произнёс. Он понятия не имел, как менял мой мир этими словами... – Я не могу осуждать тебя. И не могу запретить тебе любить. Да я вообще, если подумать, ничего не могу тут сделать! Но зато я могу говорить, Ю, и вот, что я тебе скажу: ты никогда его не забудешь, если будешь так отчаянно пытаться это сделать. Это был самый ужасный и самый счастливый день в моей жизни. Я ощутил, будто спустя столько времени, что я потратил на какие-то глупые страдания, я, наконец, вновь переродился. Я был жив. Всё было теперь наяву. И моя семья обнимала меня, и мама моя плакала, когда щупала мои щёки и целовала их. И мой отец, улыбаясь отрадно и гордо, похлопал меня по спине и предложил помочь ему в починке машины. А я ведь совершенно ничего в технике не понимаю... Но я ему тут же кивнул, уже слыша, как мама хлопочет на кухне и зовёт брата, чтобы он помог ей с ужином. Этим вечером место, которое ждало меня столько времени, наконец занялось мной, и композиция была завершена. Кусочки пазла сложились воедино. P.S. «Лучший способ избавиться от искушения – поддаться ему». Никогда бы не подумал, что мой брат заговорит языком Оскара Уайльда. Но дело тут даже не в этом. Я больше не думаю о том, что я чувствую. Я попробую делать то, что эти чувства будут велеть. Так что просто подожди меня. Я скоро к тебе вернусь».