Некровное родство

Отойдя на балкон второго этажа, Сэмюэль нажал на прием. — Здравствуйте, господин Бонтери, я Стэйси Крейд, лечащий врач Амалии Тано. Вы только не волнуйтесь заранее, но у меня для вас плохие новости. — Здравствуйте, госпожа Крейд, я вас узнал, насколько… всё плохо у Амалии? — спросил Сэмюэль, начав уже предчувствовать недоброе и подтверждение не заставило ждать себя. — Состояние больное резко ухудшилось, лечение уже не помогает, и я боюсь, что шансы на жизнь у неё снижаются с каждым часом. Вас лучше приехать, ведь ещё немного и вы можете просто не застать её в живых. Я понимаю, что это жестоко и я, как врач, не должна говорить таких слов, но, увы, утешить вас мне действительно нечем, — голосом, полным сочувствия, но не надежды ответила ему Стэйси. — Хорошо, я немедленно выезжаю, — сказал Сэм и повесил трубку. Мужчина спустился вниз и тут же увидел Лакса с Асокой, смотревших по большому голопроектору какой-то мультфильм, где веселый коричневый мышонок вовсю улепётывал от большого серо-белого кота, очень похожего на домашнего любимца семьи Бонтери, впрочем, и названного в его честь. — Давай Джеи, беги! — азартно кричала Асока, тыкая пальчиком в экран. — Давай, Том, поймай его! — скандировал Лакс, словно подбадривая кота. При виде этой сцены, у Сэмюэля сжалось сердце, он чувствовал, что скоро случится что-то тяжёлое, способное надолго стереть эту счастливую улыбку с лица девочки и побыстрее отошёл от детей, чтобы не выдать своих нахлынувших чувств. Никому это сейчас было не нужно. — Мина, мне позвонили из больницы, Амалии стало хуже, я сейчас туда, останься, пожалуйста, с детьми, пусть они пока ничего не знают. Пока я не вернусь, — уточнил мужчина, прежде, чем выйти и нещадно разгоняя спидер, влетать, как ураган, в подземный гараж высокого белого здания, стоявшего в центре города. Он знал куда следует направляться в отделение интенсивной терапии. Госпожа Крейд уже ждала его, стоя на входе в тихий коридор, освещённый мягким приглушённым светом. — Как хорошо, что вы приехали быстро, ситуация за последний час сильно усугубилась, мы пытались стабилизировать её состояние, но ничего не вышло. Амалия умирает и это уже, к сожалению, факт. Можете сейчас к ней зайти, боюсь, что для того, чтобы попрощаться, — опуская глаза, произнесла врач, она сама от души переживала за эту молодую красивую женщину и её малолетнего ребёнка, который останется сиротой, но медицина не всесильна. — Скорее — возбужденно сказал Сэмюэль — Я должен её увидеть! Проведите меня к ней! Стейси спокойно велела следовать за ней и выдав мужчине белый халат и стерильную обувь, подвела к последней по коридору двери. — Вот, даю вам несколько минут, больше просто не могу позволить, влетит от начальства, поэтому, заходите прямо сейчас, я постою у двери, не буду вам мешать — тихо произнесла госпожа Крейд, открывая белую створку. Сэм, со странной, совершенно несвойственной его натуре, робостью проскочил в палату и через секунду он, сильный и смелый мужчина, настоящая опора для семьи и сотрудников, готов был упасть на колени и отчаянно зарыдать, настолько потрясло его открывшееся зрелище. Он не видел свою любимую две недели и сейчас силился обнаружить хотя бы следы знакомых черт в этом почти безжизненном теле, лежавшем на больничной кровати в окружении капельниц и датчиков регистрационных приборов. И это было верно, в этой совершенно измождённой, сильно исхудавшей женщине с бледным лицом, больше напоминавшем череп из-за провалившихся глаз и тонких, бескровных губ было чрезвычайно трудно узнать прежнюю Амалию, красивую и улыбчивую. Но это была она. Сэм опустился рядом и нерешительно взяв тонкую и страшно холодную руку, начал медленно гладить её и смотреть на неподвижное лицо любимой. — Амалия, — позвал он тихо — Я здесь, я с тобой, я пришёл к тебе, скажи, что ты меня слышишь. В ответ пальцы женщины слегка дрогнули в руке Сэма, а ресницы приподнялись, открывая ставшие почти бесцветными от болезни глаза. — Сэм, — прозвучал тихий гортанный хрип так мало похожий на нежный, звенящий колокольчиком голос Амалии — Сэм… я… я так рада, что… ты здесь. Слова явно давались ей с трудом, что едва хватало, чтобы произносить их, но стремление к любимому человеку, желание подарить ему последнюю ласку, то немногое от её жизни, что ещё осталось, было сильнее, чем телесная немощь, наступавшая с каждой минутой, холодя дуновением смертного ветра. Она едва ощутимо сжала руку мужчины и снова попыталась заговорить: — Сэм, я… люблю тебя… ты лучшее, что было в моей жизни… спасибо… тебе… за столько прекрасных мгновений… и… наша дочь, Сэм… позаботься о ней…т ы единственный, кто у неё остался… — Амалия, — сказал он в полном ужасе — Не смей так говорить! Ты поправишься, непременно! Ты должна! У нас ребёнок! — Всё в порядке Сэм… я… хорошо прожила… счастливую жизнь… но моё время…завершилось… мне очень… жаль. Он сам не верил в свои слова, но должен был успокоить Амалию, ведь сама мысль о том, что она умрёт, была для него равносильна собственной смерти. — Пообещай мне, что не оставишь Асоку… ты должен… а я… я больше не могу… Пусть твоя жена станет ею мамой… и подарит ей любовь… как когда… как когда-то… дала ей я… — последние слова вырвались у неё из горла с хрипящим стоном, лицо её странно вытянулось, а тело словно передернулось и бессильно расслабилось, чтобы никогда больше не встать. Аппаратура мигом издала протяжный, высокий писк. — Амалия, я обещаю тебе. Асока ни в чем не будет нуждаться! И ты тоже! Я разведусь! Продам бизнес! И мы улетим все трое, куда-нибудь, где нас никто не знает! Только вернись ко мне! — стонал он в исступлении, целуя холодные руки Амалии, но та уже не слышала его обещаний. — Амалия...? Амалия? — Сэм просто отказывался верить в случившееся и отчаянно сопротивлялся, когда пришедшая на шум медсестра начала оттаскивать его от тела. Он не видел ничего вокруг и не хотел видеть, кроме застывшего лица возлюбленной, в котором сейчас заключался для него весь мир. С огромным трудом и большой дозой успокоительного медперсоналу удалось наконец вывести убитого горем бизнесмена из палаты и отвести в кабинет лечащего врача Амалии, чтобы ответить на необходимые вопросы. Однако, Сэм едва ли слышал то, что говорила ему Стэйси, все мысли его рвались обратно в палату, думать о чем-то другом он сейчас был не способен, а зря, учитывая то, что в данный момент происходило у него дома.

***

Мина вошла в детскую, взглянуть как поживают дети и увидела, что те, посмотрев несколько серий своего любимого мультика про Тома и Джерри теперь отчаянно с дикими криками носились по комнате, гоняясь друг за другом, рискуя снести всю мебель, изображая всемирно известных кота и мышонка. — Сдавайся! Тебе не скрыться, мелкий жалкий мышонок! — выкрикивал Лакс, запрыгнув на спинку кресла, за которым удачно спряталась Асока. — Не доздесся, мелзкий котяа— пискнула оттуда Асока и точно так же, как это сделал бы знаменитый Джерри, с быстротой пули вылетела из-за кресла и метнулась под кровать. — Ах так! Ну делзысь! — пригрозил Лакс, шутливо скаля зубы, два передних у него недавно выпали и потому смотрелся он сейчас до невозможности потешно. После этого он понёсся вслед за девочкой, но поздно, Асока уже выскочила с другой стороны и теперь бежала в сторону большого шкафа с посудой. Предчувствуя чем это закончится, Мина бросилась наперерез девочке, но поздно, шустрая Асока уже подбежала к шкафу и с размаху врезалась в него, от чего несколько фарфоровых чашек, стоявших на одной из нижних полок со звоном стукнулись друг об друга и накренившись вперёд, стремительно полетели вниз. Мина зажмурилась, предчувствуя громкий удар и звук разбитого о паркет фарфора, но что же произошло, когда так ничего и не услышав через несколько секунд, Мина открыла глаза? Женщина с изумлением увидела, что чашки, вместо того, чтобы упасть, словно немного зависли в воздухе и падали очень медленно, так же, как на Хоте приземлялся снег. Асока же, стоя по-прежнему около шкафа, странно махала руками, будто задавая чешкам ритм падения. Он был достаточен для того, чтобы Мина смогла их поймать и поставив обратно на полку, строго сказать детям: — Будьте осторожнее, ребята, иначе вы можете пораниться. Давайте я вам покажу, где лучше играть. И с этими словами привела обоих детей в большую гостевую комнату, которая была вся завалена подушками разных форм и размеров. Малыши пришли в бурный восторг и хватая набитые перьями мешочки, носились друг за другом, кидаясь ими. Даже сама Мина, не выдержав, взяла подушку в виде эвока, погналась за ними с призывом: — Спасайтесь, недостойные! На вас обратился гнев Фридон Наааддааа великого короля Ондерооооона!!! — А я злобный Вуки! — ответил ей Лакс и смешно зарычал — Лллл! Мина так и подкатилась со смеху, слушая картавую речь сына, а Асока тем временем запрыгнула ей на спину и надела на голову наволочку. — Аааа, горе королю! Его ослепили предатели! — в притворном ужасе замахала руками Мина, готовясь нанести ответный удар, размышляя так, словно ей было не больше лет, чем детям. Все трое настолько увлеклись этой весёлой игрой, что прозвучавший из коридора звонок воспринялся ими, как что-то чужеродное, влезшее сюда из потустороннего мира, однако, он был и игнорировать его не следовало и мигом выйдя из образа, Мина сказала: — Дети, я скоро вернусь. И не дожидаясь, пока нерасторопная Фригоза дойдёт от кухни до коридора, решила сама ответить на звонок. — Здравствуйте, — прозвучал в динамике голос незнакомой и явно молодой женщины. — Это дом Бонтери? — Здравствуйте, да, всё верно, я хозяйка этого дома, меня возки Мина Бонтери, с кем я сейчас говорю? — ответила женщина незнакомке, не думая ни о чем плохом. — Я хотела бы поговорить с Сэмюэлем, моим братом, мы не общались много лет, но теперь, когда нас осталось лишь двое из всей семьи, то я хотела бы возобновить наше общение, — произнесла звонившая нерешительным голосом, явно опасаясь, что хозяйка может просто повесить трубку, да ещё и послать нежданную родню куда подальше. Богатые, они ведь такие. Однако, Мина Бонтери явно не относилась к этому стереотипу и вместо того, чтобы послать, сказала: — Сэмюэль это мой муж, и насколько я знаю, он недавно ехал к вам в больницу, Амалия, неужели ещё не доехал? Впрочем, я вижу, что ваше состояние улучшилось, если вы уже можете звонить, — в голосе женщины было искреннее непонимание, она знала, где сейчас её муж, но теперь что-то явно не сходилось. — Да? Не думала, что он ко мне собирался, ведь Сэм даже не знает, где я живу! — в голосе женщины сквозило недоумение — И потом, с чего вы решили, что я в больнице? — Ну… Сэмюэль мне так сказал, что его младшая сестра Амалия попала в больницу с воспалением лёгких и попросила его на две недели приютить свою двухлетнюю дочку Асоку, кстати, с ней всё в порядке, она чудесный ребёнок, они с Лаксом, это мой сын, просто не разлей вода! — воодушевлённо сказала Мина, не способная увидеть как при каждом её слове лицо женщины всё сильнее вытягивается, а из горла уже готов вырваться непонимающе-возмущённый вздох. — Простите, уважаемая, всё это, конечно, очень здорово, кроме одного момента моё имя не Амалия, а Сирена, ни в какой больнице я не лежу и никогда не была в стационаре, да и на Ондероне не появлялась уже лет двадцать, безвылазно живу на Шили и вряд ли в ближайшее время куда-нибудь соберусь, учитывая, что у меня грудные дети и кстати, про какую дочь вы говорите? У меня есть только два сына близнецы, родились месяц назад, никаких дочерей нет, — быстро пояснила звонившая, получив наконец возможность вставить хоть слово в монолог Мины. — Как? Подождите, я ничего не понимаю, что вообще, Хатт возьми, происходит в моем доме? — охрипшим от неизъяснимого подозрения голосом почти простонала Мина, надеясь, что сестра мужа прольёт свет на эту ситуацию. — Так, я, кажется, тоже уже запуталась, поэтому, сразу скажу—меня зовут Сирена, у нас с Сэмом один отец и разные матери, я дочь его отца от второго брака, моложе Сэма на пятнадцать лет. После смерти отца меня отдали в приемную семью, где я и жила до сих пор, я и потом осталась на Шили, вышла замуж, родила близнецов и вот, решила найти брата — подробно пояснила Сирена и перевела дыхание. — Вашу родную маму звали Мелина? Она была тогрутой? — только и смогла спросить Мина, начав понимать суть дела — А у вас не было сестры-близнеца по имени Амалия? — женщина из последних сил надеялась на чудо, цепляясь за тонкую и заведомо ненадёжную соломинку. — Нет, я родилась одна и никого с именем Амалия я никогда не знала, — сказала, как обрубила, Сирена. Мине показалось, что она отчётливо услышала, как эта самая соломинка с тихим хрустом сломалась и неслышно упала ей под ноги. — Зато мой муж, кажется, знал — прошептала женщина, когда Сирена отключилась, пообещав перезвонить попозже. Мина всё поняла. Именно сейчас. Именно в эту секунду до неё дошла страшная и горькая истина. Профессия политика учит мыслить логически и делать выводы. Мысли заметались в голове, как стая испуганных птиц. Муж ей соврал, когда привёз в дом этого ребёнка. Зачем он сделал так? Потому, что не мог сказать правду. А почему не мог? Почему соврал, назвав сестрой и племянницей тех, кто вовсе не являются ими? «Сколько значит Асоке лет? Он сказал два», — размышляла Мина, всё так же стоя в коридоре без движения. И тут память услужливо с пугающейся отчётливостью прокрутила у неё в голове картину последних двух лет жизни с мужем. Открылось всё, что за невнимательностью до этого было скрыто. Частые задержки мужа на работе, которых раньше не было. Его немотивированная раздражённость и холодная отстранённость в постели. Лишь только по отношению к сыну Сэмюэль оставался прежним. «Вот, значит, как» — дошло до женщины — «Он нашёл другую и тайком бегал к ней. Со мной оставался только из любви к сыну.» Скоро на смену тупому опустошению пришли злость и обида, нараставшие с каждой минутой. «Ты спал с любовницей и когда она занемогла, имел наглость притащить сюда вашего общего выродка! Да, чтоб ты сдохла, разлучница! Ненавижу тебя! Обоих вас ненавижу!» — начала она кипеть на медленном огне — «Я вам ещё устрою сладкую жизнь! Сейчас же» Праведный гнев толкал Мину к решительным действиям. Она себя и узнавала и нет в эти минуты. Всегда спокойная и уравновешенная, сейчас реп была готова ломать и крушить всё, что могло угрожать покою её семьи. Что же касалось мужа, то попадись он ей сейчас, то от него вряд ли осталось бы хоть что-то, не представлявшее собой кровавое месиво. Но мужа не было дома, а выплеснуть гнев хотелось до боли в висках. И вдруг Мина услышала шум и веселый смех, после чего стремглав направилась в гостевую. — Мама! Мама! Наконец-то, — бросился к ней навстречу Лакс, не замечая выражения лица матери. Асока побежала за ним. Увидев маленькую тогруту впервые, после рокового разговора, Мина взглянула на неё иначе и новая волна гнева захлестнула женщину при виде этой, как ей показалось, нагло смотревшей на неё и улыбавшейся девчонки. — Отойди от неё! — крикнула она Лаксу. Тот ничего не ответил, а лишь недоуменно посмотрел на мать. Впервые в жизни она повысила на него голос, — Ты, что, не слышал? Я кому говорю, быстро отойди от этой девчонки! — уже совсем громко закричала Мина, до полусмерти перепугав детей. Глаза обоих наполнились слезами, но женщина этого не видела, главным для неё сейчас являлось убрать из своей семьи этот плод предательства, ей казалось, что всякий, прикоснувшийся к нему автоматически станет таким же грязным, заляпавшись краской измены и позора. И добилась своего, бледный и заплаканный Лакс выбежал из комнаты и бросился на кухню, искать поддержку и защиту у Фригозы. А Мина, тем временем, с горящими ненавистью глазами, подступала к Асоке.