Некровное родство

— Как ты считаешь, они будут вместе? — спросила десятилетняя тогрута, сидевшая в кресле рядом с двенадцатилетним братом. Обычный вечер в особняке в центре Изиса плавно перетекал в ночь и скоро обоих загонят спать, но пока мама не появились, можно было спокойно смотреть очередную серию любимого детьми сериала. — Асока, о чем ты говоришь? Ну конечно же будут, — сказал Лакс и посмотрел на сестру с тёплой улыбкой. — Да ну тебя, Лакс, ты всегда так говоришь, чтобы я не переживала, — ответила Асока и тоже улыбнулась — Ты всё не можешь забыть, как я всю ночь плакала, когда мы смотрели Титаник. — Неа, — тут же среагировал младший Бонтери. — плакала ты вечером, а потом полночи сопела забитым носом и мешала мне спать. Я, лично, не готов к повторению. — Ах так, ну держись! — вспыхнула тогрута праведным гневом и набросилась на брата с диванной подушкой, которой принялась нещадно лупить его. — Асока! Ну хватит! Я пошутил! — отбивался Лакс, уворачиваясь от на удивление точных ударов сестры. — А вот не верю! Знаю ведь, что я на самом деле сентиментальная дурочка, плачущая из-за всего попало, — мрачно сказала девочка, опустив подушку и закрыв лицо руками. — Ну ладно, прости, я не думал, что ты обидишься, а хочешь мы завтра, как всегда, придумаем продолжение, такое, как мы хотим, хорошее и светлое, только плакать не надо, — примирительно произнёс Лакс, подходя к ней и сев рядом, слегка приобнял за плечи. — Хахаха! — тут же донеслось из-под сложенных рук. — попался, попался! И быстро вскочив, повалила брата на мягкий ковер и начала щекотать, не давая возможности вырваться. Лакс усиленно дергался, но никак не мог освободиться, лишь беспомощно вскрикивал, почти охрипнув. — Ну всё, хватит! Клянусь, больше не шутить! А хочешь, я тебе свои конфеты за завтраком отдам, только прекрати, ты же знаешь, я боюсь щекотки, — взмолился Бонтери, устав отбиваться от отчаянной тогруты. — Ну хорошо, отпустить, как скажешь, — покорно согласилась Асока и левой ногой подвинув к себе какой-то предмет, приблизила его к себе и едва разжав руки, держащие брата, быстро схватила то, что придвинула, а именно, опрыскиватель для цветов, и прежде, чем Лакс успел встать, прыснула ему в лицо мощной струей воды. — А вот это уже нечестно, — сделал вид, что обиделся паренёк — Я думал, мы настоящие друзья, а ты ведёшь себя словно позорный сепаратист! — Кто? Это я сепаратист? Ну всё, это уже край! Вот придёт мама и я ей скажу, что ты ругаешься! — пригрозила ему Асока — Впрочем, если ты не пошутил про конфеты, то так и быть, я промолчу. Тут дверь в комнату открылась и в помещение вошла Мина, одетая в домашний халат. — Дети, уже поздно, вам пора ложиться спать, — сказала она мягко, но тоном, не терпящим возражений. — Мама, ну почему мы должны ложиться именно сейчас? Времени ещё только девять часов, — попробовала возразить Асока, хотя и знала, что это бесполезно. Мину было не переспорить, но уж очень хотелось настоять на своем. — Дети, я не повторяю дважды. Чтобы через пять минут вы были в постелях. Завтра вам рано вставать — как и ожидалось ответила женщина и посмотрела на детей строго, но явно мягче, чем до этого. — Мама, ну так не честно, вон, Том, он может спать столько, сколько хочет и ложиться когда пожелает, — возразил Лакс, поражённый таким вопиющим нарушением свободы ребёнка. — Лакс, Том — кот, ему не нужно ходить в школу и изучать естественные и общественные науки, ведь ему не прочат карьеру сенатора, — пояснила мать, вызвав новую бурю протеста. — Может и я тоже не хочу им быть, мы с Асокой придумали себе новую профессию, — хитро усмехнулся маленький Бонтери, подмигивая сестре. Асока кивнула в ответ, понимая, что задумал брат. — И кем же вы будете? — спросила Мина, не подозревая ничего плохого. — Сепаратистами! — сделав страшные глаза и смешно оскалив зубы, хором выкрикнули дети и схватив подушки, с обеих сторон бросились на Мину, рискуя повалить и её на ковёр. Женщина первые секунды ещё пыталась с усилием воли удержать на лице серьёзное выражение, но скоро сдалась и её лицо расплылось в ответной улыбке. — Что? Угроза нападения? Ну держитесь, позорные захватчики! — грозно сдвинула брови Мина и схватив ближайшую к ней подушку, побежала прямо на Лакса, атаковавшего слева, в то время как Асока поспешила за ними и желая отвлечь внимание противника от брата, принялась лупить женщину по спине своей подушкой, ввиде большой бомбы. — Хахаха! Против лома нет приёма! Разве, что другого лома, — усмехнулся Лакс и прихватив продолжавший валяться на полу опрыскиватель, нажав на распылитель, запустил струю воды прямо в халат матери. Мина остановилась и постояв минуту в оцепенении, но придя в себя, подняла с дивана гору подушек и начала закидывать ими обоих детей, те кидались в ответ и скоро вся комната оказалась завалена упругими мешочками, набитыми пером. Однако, взрослый человек всегда взрослый и ни на секунду не перестаёт помнить об этом, и побегав с детьми ровно пять минут, как и обещала, Мина вернулась к первоначальному: — Так, товарищи сепаратисты, битва закончилась вничью, предлагаю объявить перемирие и отправиться на послевоенный отдых. В этот раз дети не возражали, порядком устав от этой игры и послушно улеглись в соседней комнате на свои одинаковые кровати, стоявшие возле противоположных стен. Дом был достаточно большим и позволял детям занять разные комнаты, но те были настолько дружны, что не хотели расставаться даже на ночь. — Спокойной ночи, дети, — сказала женщина и выключив свет, ушла к себе. — Лакс, — шепнула Асока, убедившись, что мать отошла достаточно далеко — А помнишь тот обрыв над рекой, куда мы ходили вчера? — Да, о нем ходит дурная слава, — ответил Лакс, в отличии от сестры не любивший ничего опасного рискованного. — Верно, а знаешь почему? Вот я знаю, мне рассказала Кристина Уорд, моя соседка по парте, — с чувством явного превосходства ответила девочка, зная, что за этим последует. — Расскажи, только пожалуйста не так страшно, как ты любишь, иначе я не усну, — попросил Лакс, готовясь в случае чего тут же нырнуть головой под подушку, как делал уже не раз, зная способность сестры рассказывать ужастики. — Хорошо, только чур не трусить, иначе, ты меня знаешь, — предупредила Асока, прежде, чем начать и через секунду, выдержав эффектную паузу, в ночной тишине комнаты, нарушаемой лишь тихим мурчанием Тома, пристроившегося в ногах девочки, зазвучал изобилующий зловещими нотками голос. — Много лет назад, когда наших родителей ещё не было на свете, в тех краях жила прекрасная, но очень бедная девушка, звали её Элеонора. Она была тихой и скромной, очень любила животных и свой маленький сад, в котором каждое утро слышались её тихие песни. И один раз эти песни услышал богатый юноша из известного семейства, он был очарован чудесным голосом и хотел познакомиться с хозяйкой сада. — Интересно, как красиво и романтично, — не чувствуя подвоха сказал Лакс, повертевшись на подушке. Тем временем Асока продолжала: — Юноша увидел её, девушка показалась ему божественно прекрасной. Элеоноре он тоже понравился и они стали встречаться. Но история закончилась плохо, — тут девочка снова выдержала паузу и заговорила уже другим голосом — Родители заставили юношу жениться на другой, более подходящую ему по статусу, а бедная, оскорбленная Элеонора не смогла пережить предательство и в тот же вечер сбросилась вниз с обрыва. На последних словах Асока придала голосу особую трагичность. — Асока, ну я же просил, скажи, что потом всё было хорошо, — взмолился Лакс, начав уже заметно переживать. Но сестра была неумолима: — Однако, этот поступок не прошёл для юноши бесследно. Его семейная жизнь оказалось сплошной каторгой и каждый вечер приходил он к маленькому заброшенному домику, ходил по заросшему запущенному саду, и особенно долго стоял над обрывом, крича в синюю бездну реки: «Элеонора! Элеонора!» И каждый вечер можно было найти его там, но через год юноша серьёзно заболел и вскоре умер, его похоронили рядом с любимой, говорят, что через некоторое время на его могиле вырос дикий кустарник и перегнувшись через ограду, он врос в могилу Элеоноры, таким образом объединив души влюблённых, не сумевших быть счастливыми при жизни. Но до сих пор над тем обрывом по вечерам и ночам слышатся безумные, полные боли крики: «Элеонора! Элеонора!» — Асока! Ну хватит меня пугать! — возмутился Лакс, пряча голову под подушку и накрываясь сверху одеялом и всё равно слышал: Элеонора! Элеонора! — Ну вылезай, трусишка, он уже лет сто как покойник, — сжалилась над ним сестра и перестала изображать несчастного влюблённого. — А твоя шутка с водой мне понравилась, — сказал Лакс, вылезая из укрытия — Круто ты придумала. — Предлагаю как-нибудь повторить это, — тут же загорелась идеей Асока, уже зная кого выберет на роль жертвы. — Ждать осталось недолго, готов подсказать кого разыгрываем, — одобрил её затею Лакс, не зная ещё чем закончится эта проделка.