Некровное родство

Подойдя совсем близко, странная фигура в белом опустилась на край стоявшей у стены кровати и девочка смогла наконец разглядеть, кто это был такой. Вблизи он ещё сильнее напоминал небесное божество, лунный и звёздный свет, лившийся из окна, делал его одежду ослепительно-бедой, а волосы просто серебристыми, свет как будто запутался в них и подсвечивал изнутри. Видение продолжало молчать и потому Асока посчитала возможным заговорить первой: — Скажи мне, ты, случайно не ангел? Ты здесь потому, что тебя прислали за мной? От этих слов лицо странного гостя осветилось не менее странной улыбкой, отчего стало казаться ещё более светлым и добрым, после он наконец заговорил: — Спасибо тебе за лестное высказывание, но, увы, я хоть и люблю небо и всё, что с ним связано, к ангелам отношения не имею. Я всего лишь Энакин, для мамы и близких друзей Эни, а здесь я потому, что мне не спалось, я прогуливался по коридору и вдруг услышал твои всхлипы, и сразу подумал, что кому-то плохо, вот я и пришёл узнать, не нужна ли помощь. Асока смотрела на говорившего и вскоре поняла, что лет ему немногим больше, чем ей, что одет он в белую пижаму, такую же, какую выдали и ей, когда отправили в палату, а отросшие за время болезни волосы, спадая по обе стороны лица придавали ему какой-то романтический вид. И всё-таки, кто же он такой? Среди учеников она его точно не видела, иначе, запомнила бы, такую яркую внешность трудно забыть. — А ты откуда здесь? Я не припомню тебя на занятиях — решилась девочка наконец спросить. — Удивишься, может, но оттуда же, откуда и ты — голос его звучал весело, но не насмешливо, Асоке это понравилось — Из Храма. Я самый обычный Падаван, такой же, как, наверно и ты. — Правда? Вот уж не думала, а как ты попал сюда? — спросила она снова. Ночь уже давно господствовала над храмом, придавая этому ночному разговору какой-то мистический налёт. Два Падавана, младшего и старшего отделения, такие независимые и неспокойные днем, в других обстоятельствах вряд ли сумевшие бы найти взаимопонимание, сейчас беседовали запросто, словно знали друг друга уже давно, никак не давая друг другу понять, что Энакин уже почти взрослый, ему скоро должно было быть семнадцать, а Асока совсем маленькая, ей было всего одиннадцать. Ничто сейчас не имело значения, кроме того, что этим двоим не спалось этой ночью и безумно хотелось прижаться душой к кому-то родному и близкому. Что невольно сейчас и происходило. Асока приподнялась и приставив подушку к стене, села поперёк кровати, чтобы быть ближе к новому приятелю и внимательнее выслушать его ответ на свой вопрос: — Как я сюда попал? О! Ты, наверняка, ждёшь рассказа про великий подвиг или раскрытое преступление, про то, как главарь какой-то банды вероломно проткнул меня своей кривой саблей, не забыв повернуть её несколько раз, но, увы, всё куда более прозаично, — начал обстоятельно рассказывать Энакин, не забывая добавить в голос своих любимых ироничных интонаций — Мы с учителей выполняли задание на одной холодной планете, он настаивал, чтобы я оделся как нужно, однако, я не послушался и вот результат—двусторонняя пневмония, месяц уже здесь торчу! Скоро уже как правильно меч держать забуду! При звуках до боли знакомого диагноза Асока едва не вскрикнула, ей было жаль, что такой даже на взгляд хороший парень обречён умереть, ведь, как она считала, эту болезнь вылечить нельзя, ведь если она забрала её маму, то почему же должна пощадить других? И не удержавшись, девочка сказала это вслух: — Ты не боишься умирать? Это должно быть очень страшно, а случиться должно совсем скоро. Лицо Энакина вытянулось от её слов, будто Асока сказала что-то нелепое или вообще нереальное, от этого его голос стал сдавленным и хриплым: — С чего ты это решила? Я, наоборот, скоро выписываюсь, учитель сегодня сказал, откуда хоть у тебя такие мысли, Хвостатик? То, как он её назвал заставило Асоку улыбнуться, это звучало так мило и так по-домашнему, что она совсем успокоилась и перестала стесняться нового знакомого настолько, что сочла возможным сказать: — Но ведь пневмония не лечится, от неё все умирают, она забрала ту, кто была мне дороже всех, мою маму, хоть я совсем и не помню её. — Неправда, сейчас от неё никто не умирает, ну, почти никто, я вот точно, думаю, уже через пару дней мы встретимся уже в учебном классе — удивился Энакин ещё больше и только сейчас сказал — А я тоже тебя ещё не видел, но знаю, кто ты, ты—та самая новенькая. Учитель рассказывал о тебе, ты с Ондерона прилетела. — Да, всё верно, я тут уже месяц, здесь хорошо...было — на последнем слове голос Асоки дрогнул и она снова стала близка к слезам, припомнив в подробностях сегодняшний день и испорченный праздник. — Почему же, было? Не думала, что Магистры могут кого-то достать меньше, чем за полгода, как видно, могут, или ты с учителем не поладила? Хотя это вдвойне странно, Мастер Пло истинный ангел, не сработаться с ним, я думаю, просто нереально! — было заметно, что Энакин любил пообщаться и явно долгое время был лишён этой возможности и теперь отрывался за дни вынужденного молчания, ведь до этого неприятная боль в груди и высокая температура не позволяли ему проводить долгие диалоги, да и кашель, душивший его каждые десять минут не слишком способствовал коммуникабельности. Сейчас же ничего не мешало и двое продолжили увлекательную беседу. — Да, он очень хороший, я не знаю никого лучше, вот только зачем он так со мной поступил? Зачем он общался с теми, кого я ненавижу? — голос Асоки совсем задрожал и кажется готов был сорваться. Энакин, внезапно, что-то понял и хлопнув себя по лбу, эмоционально воскликнул: — Ой, вот я балда! Совсем забыл! У тебя ведь День Рождения сегодня был, а ты, похоже, и не отметила совсем! Ну сейчас мы это исправим! — Каким же образом? Повернёшь время назад и сделаешь так, чтобы никто ко мне не прилетел? — скептически пожала плечами Асока — едва ли возможно это. — Ты сильно преувеличила мои способности, Хвостатик, даже Магистр Йода не смог бы такое, за то сделать так, чтобы ты улыбнулась мне вполне по силам. Кстати, ты сегодня хоть что-нибудь ела? — спросил он в последний момент, уже встав с кровати. — Да почти ничего, я же так и не дошла до праздничного стола — внезапно вспомнила Тано и словно соглашаясь с ней, её живот громко заурчал. — И ты молчала! А мне вот полно всего нанесли, я даже съесть не успеваю, ну потерпи ещё пару минут, сейчас всё будет! Главное, чтобы дежурный не узнал, иначе, задаст нам на пряники! — и с этими словами Энакин тихо вышел за дверь, чтобы через несколько минут вернуться снова, держа в руках свёрток из простыни. Что же там оказалось? Бутерброды, конфеты, пряники, пирожки и даже бутылка с лимонадом. Это всё было немедленно разложено на кровати и так же быстро съедено обоими детьми, успевшими сильно проголодаться. — Представляю, что скажет дежурный, увидев такое, он же нас просто прибьёт — хихикнула Асока, проглотив очередной пряник — хотя, мне же сказали хорошо питаться, вот я это и делаю! — Мне тоже это прописано, так, что мы просто праведники, делаем то, что нам говорят — ответил ей Энакин и задал закономерный вопрос — А ты всё-таки почему сюда попала и вообще, что там за история была такая с твоим появлением, учитель намекал, что у тебя всё непросто. — Да уж, мягко сказано, непросто — Асока сыто потянулась и подобрав ноги под себя, взглянула на собеседника, словно прикидывая, достоин ли он узнать о ней правду, но видимо необычная обстановка сыграла свою роль, ведь ночь всегда раскрывает привычные вещи с самых необычных сторон. И вздохнув, решаясь, Асока придвинулась ближе и начала говорить. Долго, обстоятельно, не упуская ничего, начиная с момента своего появления в доме Бонтери и заканчивая сегодняшним днём. Это выглядело весьма непривычно, ведь до этого ещё ни с кем из Ордена Асока не говорила на тему своей домашней жизни. Даже Баррис, лучшая подруга, считала, что она сирота, а вот этому странному юноше рассказала легко, почти не думая над последствиями. Слова сами слетали с её губ, словно так и было нужно. Может, действительно? Энакин внимательно её слушал и в особенно тяжёлый момент внезапно не выдержал и положив одну руку ей на плечо, слегка притянул к себе: — Иди сюда, мне так тяжело видеть как ты переживаешь. Асока не воспротивилась и крепко прижавшись к новому другу, опустила голову ему на плечо, а он в свою очередь обхватил её обеими руками, словно хотел защитить от боли, переживаемой снова и снова в мыслях. В этом было что-то до боли знакомое и скоро Асоке стало понятно, что — это заботливое проявление неравнодушия сильно напомнило ей Лакса, хотя внешне Энакин ничуть не походил на него и от этого ей неожиданно стало спокойнее и говорить стало ещё легче. — Так вот оно значит как, вот какая у тебя история, Хвостатик, ты долго не сможешь о ней забыть, такая боль всегда оставляет много пустоты в душе, как если бы у тебя отрезали её часть — Энакина потрясло рассказанное и он с небывалой остротой ощутил чувства этой девочка, так, как если бы они были его. Ощущение чужой боли так близко, что слышно биение беспокойного сердца касались самой души хулиганистого и отнюдь не примерного подростка неожиданно разбудило в нем древние инстинкты, заложенные в каждом мужчине—стремление помогать и защищать слабого, забрать себе хотя бы часть мучений другого, заменить хотя бы отчасти всё то, что было так бессовестно отнято у этого ребёнка, чтобы он хотя и не сразу смог поверить, что не все на его жизненном пути встречаются для того, чтобы предать. Предать и без жалости бросить. — Асока — смог он наконец продолжить, выждав, пока девочка немного успокоится — Я знаю, что никто не заменит родных, но зато я могу постараться быть рядом, когда тебе это будет необходимо, конечно, у тебя есть твой учитель и Баррис, но, всё-таки имей ввиду, я тоже есть у тебя и ты можешь смело подходить и спрашивать обо всем, ведь ты доверила мне свою тайну и теперь мы в какой-то степени породнились. — Спасибо, мне так хорошо сейчас, спокойно — смогла ответить Тано, растрогавшись от его слов и невольно прижимаясь крепче, подняла одну руку и погладила его по растрепавшимся светлым волосам, как часто делала с братом. — Можешь рассказывать мне всё, что угодно, даже глупые сплетни, я ужасно громко смеюсь — улыбнулся Энакин и решился на ответное откровение — Ведь на моей родине было не принято учиться хорошим манерам, там нас учили только пахать, с самого детства, и я тоже служил наемным работником пока меня не забрали в храм, мне тогда было десять и Совет был решительно против, боясь моей привязанности к родным, однако, сама видишь, чем всё закончилось. Асока не могла не удивиться такому совпадению, ей тут же захотелось узнать и больше: — А твоя семья? Они тебя отпустили? — Им было нелегко это сделать, но они пошли на эту жертву ради моего будущего. Хотя, после вмешательства Ордена их жизнь стала намного лучше, он выкупил из рабства меня и мою маму, она после устроилась работать к одному фермеру, тот полюбил её и вскоре они поженились, а через год у них родилась дочь, я ни разу не видел своей сестры, знаю только, что зовут её Падме и она очень похожа на отца, такая же тёмная и черноглазая, ей сейчас шесть лет, но я всё равно люблю её, и очень надеюсь, что ещё повидаюсь с ними со всеми — Рассказывал Энакин о своей семье и при этом его лицо сильно смягчилось, а глаза осветил какой-то тёплый внутренний огонёк, добрый и светлый. Было видно, что он любил семью и скучал по ней. — Думаю, ты можешь с ними увидеться — пришла Асоке в голову одна мысль — Я слышала, что с этого года всем, кто проявил отличие в учебе и поведении Совет может позволить навестить родных или же им самим прилететь к тебе. — Едва ли это получиться, знала бы ты, что я творю! — сделал он неожиданное признание — Ни одно происшествие в Храме не происходит без меня и Ферруса, это мой заклятый товарищ, вечно завидует, было бы чему. А я что сделаю, если я такой, что не могу усидеть на месте! — Ты ещё про меня не знаешь — воодушевилась Асока и уже со смехом поведала ему о том, как провернула пакость с противным одноклассником, а после как уже здесь они с Баррис ловили вора в библиотеке. Энакин расхохотался: — Ну ты даёшь, Хвостатик, тебя бы к нам, на Татуин, ты быстро стала бы лидером среди моих товарищей! — Хвостатик? Ну ну, тогда ты...Ночной шутник...или нет...Пушистик...хотя...знаю! Скайфолл! Ты же ведь любишь небо? — с энтузиазмом взялась она за прозвище для нового друга. — Почти угадала, а небо...оооо это моя страсть, как-нибудь, если позволят, покажу тебе свой высший пилотаж — Асока явно попала в точку и дальше разговор пошёл про небо и звезды, которые уже начали бледнеть в преддверии скорого рассвета, и лишь когда время подобралось к четырём утра, девочка почувствовала, что глаза у неё стали слипаться и вскоре, уже будучи не в силах бороться с собой, она уронила голову на плечо Энакина и через секунду тихо засопела. Он хотел было переложить её на кровать, но та, даже во сне продолжила обнимать друга и потому тот просто укрыл её одеялом и положил её поудобнее, после чего сам осторожно, чтобы не разбудить Асоку, опустился на подушку и медленно погрузился в сон, удивляясь самому себе, и даже не предполагая, что всё это только начало. Вопрос был лишь в том, что именно началось в эти минуты.