Некровное родство

— Ну давай, ложечку за папу, за маму, за вторую маму, за Дженни, за Фригозу и наконец за меня! — настойчиво приговаривала Асока, скармливая брату очередную порцию страшно полезного и нужного для него, но ужасно отвратительного на вид и вкус свекольного супа с фасолью и печенкой. Тано невольно улыбнулась, вспомнив как вчера Энакин убил целый вечер на то, чтобы это сварить. То выходило слишком солено, то слишком много плёнок с мяса оставалось неснятыми и от этого суп становился горьким. — АСОКА! — гневно орал он в коммуникатор — Скажи мне на милость, КАКОГО СИТХА ЭТО ВООБЩЕ ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ Я? КТО У НАС ЖЕНЩИНА, В КОНЦЕ-КОНЦОВ, Я ИЛИ ТЫ? — Знаешь, вспоминая твой милый передник с синими васильками, так красиво идущий к твоим глазам и белую кружевную шапочку с выбившимся из-под неё завитками, я не могу ответить на этот вопрос конкретно, могу только представить тебя и улыбнуться — смеялась в динамик довольная тогрута. — Похоже, у вас действительно большая любовь? Надеюсь и у меня будет такая же, если я вообще умею делать людей счастливыми — неожиданно сказал Лакс, слышавший эту беседу. — Конечно, можешь, Дженни только и говорит, что о тебе, сегодня прилетают её родители, они уже в курсе ситуации и сильно желают с тобой поговорить — поделилась с ним Асока таинственной новостью. Она весь вчерашний день просидела возле брата, им столько нужно было сказать друг другу за десять лет и с большим трудом он уговорил её пойти домой отдохнуть, когда на часах пробило девять. Дома девушку встретила кухня, заляпанная розовыми и красными ошмётками и до крайности усталый, возмущённый, но довольный Эни в том самом фартуке, правда уже не белом, а скорее бордовом и сбившемся на затылок чепце. Итогом его мучений стала большая кастрюля супа, сваренная попытки с десятой, явно не меньше и сковорода со странным содержимым, именно её этот недоповар с небывалой гордостью и демонстрировал своей любимой тогруте: — Ну вот, смотри, я это всё сам сделал, целуй своего героя! Ты устала наверно и голодная, садись, сейчас буду тебя кормить! «Уверен, что именно кормить, а не травить?» — хотелось сказать Асоке, знавшей, что её ждёт, но она промолчала, ей не хотелось ссориться со своим Эни. Наградой за её благородное молчание стала тарелка полусырой картошки и пережаренный, жесткий, как подошва армейского ботинка, стейк, который не спасал даже соус. Но Тано решила идти до конца и потому ела весь этот ужас, не уставая нахваливать хрустящую картофельную корочку, а так же нежность и сочность мяса. После она успела подумать, не будет ли излишней бестактностью, если вместо десерта к вечернему чаю она попросит таблетку желудочного фермента, однако, судя по всему, бессонная ночь давала знать о себе и заканчивая свою трапезу Асока почувствовала, что глаза у неё начали слипаться, а вопросы Энакина всё с большим трудом долетают до её сознания. Когда же он в очередной раз обратился к девушке с вопросом о том, как прошло посещение, то не услышал ничего, кроме тихого мерного сопения и повернувшись увидел, что тогрута, положив голову на стол, лицом чуть не в тарелку, спокойно спала. Скайуокер осторожно поднял её на руки и перенеся к кровати, заботливо уложил, укрыв одеялом, она при этом даже не шелохнулась, лишь только когда её голова коснулась подушки, Асока чуть завозилась и забормотала, не просыпаясь: — Эни, у меня прекрасный брат, я так сильно его люблю! Ты просто не представляешь! Энакин улыбнулся и поправил на ней одеяло: — Спи, Хвостатик, ты сильно устала, завтра вместе к нему пойдём. После чего устроился рядом, но долго не мог уснуть, глядя на спящую возлюбленную. Она была сейчас такой трогательной и милой, что не удержавшись он придвинулся и поцеловал её, особенно долго и нежно, Асока, не просыпаясь ответила. Похоже ей снились хорошие сны, ведь впервые за долгие годы ничто не тяготило душу девушки, напротив, она наконец смогла успокоится и теперь была чистой и ровной. Словно прежде там было чёрное грязное пятно и вот сейчас оно отмылось. Примерно с такими же мыслями Асока встала на следующее утро и снова поспешила в больницу, совершить на этот раз свой подвиг с названием: «Накорми брата полезной и ужасной едой». Врач объяснил ей, что питание, подобное этому, необходимо для восстановления крови. — Вы тоже можете немного съесть, поскольку сдавали кровь — посоветовал он и Асоке, которая после, с трудом впихнув в себя пару ложек, позорно сдалась, решив, что её организм и сам чудесно справится с этой небольшой утратой. Но вот позволить такое Лаксу она не могла никак и потому вот уже долгое время, иногда с уговорами, а иной раз и прямой угрозой скармливала непослушному брату творение своего возлюбленного, который был совершенно прав, когда избрал своей стезей не поварское искусство. Он, кстати, хотел навестить Лакса вместе с Асокой, но та велела ему прийти попозже, не хотела, чтобы он наблюдал за мучениями брата. Хотела сама насладиться этим зрелищем. — Асока, ну хватит, я уже сыт по горло — взмолился Бонтери, когда в тарелке осталось чуть меньше половины грязно-бордового супа. — И не мечтай, пока всех родных и знакомых не вспомним, будешь кушать как миленький — осталась непреклонной сестра, наполняя очередную ложку — Так, кто у нас там остался? Тётя Сирена и наши кузены, Санни и Фанни, да, Лакс, я знаю, что ты сейчас скажешь, но нет, то, что они близнецы не значит, что их можно считать за одну ложку! Лакс тяжело вздохнул и зажмурился. Надо сказать, сравнимо с вчерашним днём он выглядел значительно лучше. Его лицо, хотя и было по-прежнему бледным, уже утратило желтоватый оттенок, он уже мог сидеть и говорить почти без труда. Вот только необходимость оставаться ещё какое-то время на постельном режиме тревожила и угнетала, но Асока успокоила его, сказав, что завтра принесёт ему датапад и принесла, пообещав отдать когда он доест. Скорее бы уже, иначе замысел будет под угрозой срыва и вот наконец пытка закончилась и Тано протянула ему обещанное. — Смотри не сломай, иначе, сам же и починишь — предупредила его тогрута, помня, что тот увлекался программами. — Не волнуйся, боли он не ощутит — усмехнулся Лакс неизвестно чему. Он неспроста попросил именно её датапад, ведь именно туда скопировали все данные из носителя, заключённого в отцовском кольце. — Скажи мне, а ты волнуешься перед встречей с родителями Дженни? — спросила Асока, знавшая, что те скоро должны были появиться. — Ничуть — с улыбкой произнёс брат — Мне ведь нельзя, ты же знаешь. И тут её второй датапад, недавно подаренный Энакином, издал странный сигнал, говорящий о приходе сообщения. Асока удивленно вытащила его и нажав на Прочесть, изумилась ещё сильнее, так как весть пришла с того номера, носитель которого был сейчас в руках у брата. «На ваш счёт зачислено 100 000 кредитов» — гласили зеленые буквы на чёрном фоне экрана. Странно, вроде, она не делала никаких переводов...может быть, это Энакин начудил...или... — И как мне это понимать, братишка? — тут же нахмурилась девушка и строгим выглядом окинула брата, продолжавшего что-то печатать на экране. Он даже не сразу услышал, что его позвали. — Асока, я после всё тебе объясню, и не только тебе — загадочно ответил Лакс и снова принялся за своё занятие. Интрига нарастала и ещё сильнее разрослась когда спустя максимум полчаса палата стала наполняться людьми, причём людьми весьма определенными и с выражениями лиц не менее озадаченными, чем у Асоки. — Что это значит, Асока, зачем ты перевела мне 100 000 кредитов? Это, что какой-то подкол? — поинтересовался Энакин, вошедший первым, для него это всё стало такой неожиданностью, что он даже пришёл сюда даже не переодевшись и сейчас был в переднике, одетом поверх домашнего костюма. Хорошо хоть додумался заменить тапки на ботинки. Но не успела Асока ему ответить, как услышала другой, не менее возмущённый возглас: — Вот уж не думала, что вы обо мне такого мнения, раз считаете возможным откупиться деньгами? Вот родители обрадуются! — голос принадлежал Дженни, вошедшей, а вернее вбежавшей вслед за Скайуокером. Её лицо стало румяным, а глаза пылали праведным гневом. Она была искренним существом и не приемлела взымать плату за душевное участие. Для неё это было так же отвратительно, как смеяться на похоронах. Зашедшая следом за ней семейная пара зелёных твилеков, одетых не слишком богато, но опоятно, судя по строгим взглядам, была вполне согласна со словами девушки. же виновник всего этого сборища наконец отложил датапад и обведя присутствующих многозначительным взглядом и убедившись, что всеобщее внимание и так приковано к нему, начал свою степенную, как у всех политиков, речь: — Уважаемые родные и близкие, я очень рад, что вы правильно истолковали мой призыв и явились сюда, ведь целью этого я имею сообщить, что сейчас я распорядился небольшим, но всё равно достаточным наследством моего отца так, как считал самым наилучшим. Ведь я старший в своём роду и должен отвечать за это. И вот, что я решил—вся сумма в 400 000 кредитов, доставшаяся мне оказалась поделена в одинаковых частях между мною и теми, кто оказался рядом со мной в тяжёлый момент, это я считаю самым верным. Вы согласны с моим утверждением? — обратился юноша уже одновременно ко всем. Ответ был вопреки всему, совсем даже не радостным. Асока нахмурилась ещё сильнее, Энакин продолжал смотреть с недоумением, а Дженни отчего-то отвернулась к окну, а её родители тут же о чем-то её спросили. Наконец Энакин решился заговорить: — Если я правильно тебя понял, то ты решил устроить семейное дело или что-то другое, похожее на то? — Скорее я бы назвал это сплочением нашей семьи, пусть деньги, когда-то поссорившие нас, теперь помогут объединиться, вы все заслужили их одинаково — пояснил Лакс, когда на него все недоуменно уставились. — Ты это сейчас серьёзно? — прозвучал вдруг над его головой сорвавшийся голос — Сам понимаешь, что ты говоришь? Предлагаешь мне деньги за то, что я тебя спасала, а ведь я сделала это не думая о награде! Я сделала это потому, что люблю тебя! С самого первого класса! А ты ничего не видел, смотрел только в свои датапады! Казалось, ещё немного и Дженни сорвёт голос, в нем всё более явно звенели слезы и поняв, что она только, что сказала, твилечка без сил упала на стул и закрыла лицо руками, родители оказались рядом и встали по обе стороны стула, Дженни даже не обернулась к ним, за то едва почувствовав на своих отростках тёплую руку, нерешительно приподняла лицо и посмотрела на своего возлюбленного, такого больного и слабого и от этого не менее трогательного. Она хотела сказать что-то ещё, но Лакс не позволил ей это, быстро заговорив вперёд неё: — Дженни, я очень рад, что твоя реакция оказалась именно такой, ведь на самом деле тебя ждёт иной подарок, который ты явно примешь. Девушка посмотрела заинтересованно, ожидая, что же он скажет дальше, а Лакс продолжал: — Мистер и Миссис Эббот, в присутствии моей сестры, хочу со всей ответственностью сделать вашей дочери предложение и попросить у вас её руки. Дженни, выходи за меня замуж. Твилечка замерла с раскрытым ртом, но только на мгновение, обида ещё жила в её душе, но боролась с чем-то другим и это другое в конце-концов победило. — Ты ещё спрашиваешь, дурень? Считай, что я уже твоя жена! — выдохнула она в порыве и потянулась поцеловать вновь обретенного жениха. — Эй, ребята, мы вам не мешаем? — вклинилась в их уединение Асока — А нам, что прикажешь делать с твоим подарком? — Вообще я думал, что ты решишь восстановить бизнес отца, он ведь хотел, чтобы это сделала именно ты, а поскольку вас теперь двое, то и заниматься этим вам нужно вместе — сказал Лакс свою точку зрения, Асока и Энакин приняли его слова, однако, распорядиться им решили совсем иначе...