Спазм

Проснулся в той же позе, кой и засыпал. Открыл глаза, вперив взгляд в потолок, и прислушался. Оказывается, проснулся последним. Позволил себе расслабиться и положить ладонь на лоб внешней стороной. Жар душил. Тео уснул лишь под утро, мучаясь от одной и той же вчерашней сцены. Вот он шел в сторону теплиц, вот завернул за угол, вот лапа этого недоумка на ней… В тот момент он зажмурился так сильно, что уколол ресницами глазные яблоки. Уизли целовал её. Не зацеловывал, как неопытный подросток, и не сосал, как озабоченный недотрахом болван, а именно целовал. Смакуя. Тео точно бы сказал — этично-гуманно ласкал её губы, если бы не почувствовал такое жуткое отвращение к этой сцене. Грейнджер дурила, причем дурила конкретно, потому что разрушала четко установленную уверенность Теодора в том, что она покроется плесенью лет этак к пятидесяти из-за сухих стеблей между ног, а к ста помрет в окружении уродливых котов и самой крупной библиотеки в Лондоне. Почему самой крупной? Потому что Тео успел её досконально изучить и напророчить не хуже слабоумной Трелони, что Грейнджер обязательно добьется карьерных высот. Может, даже станет министром, если раньше времени не отравится пылью от книг. Накопит богатств, которые будет тратить не на золото-бриллианты, а на старинные фолианты, содержащие в себе самые сложные заклинания-рукописи, и, попивая чаёк под боком с котом, решит, что жизнь прекрасна и пора бы на покой. Естественно, после пышных похорон библиотеку приберут к рукам министерские стервятники, а котов кастрируют и выкинут на свалку или же поступят мудрее и продадут на аукционе, как особый лот, чьи мохнатые яйца грелись на коленях министра Грейнджер, а Тео загнул бы цену до максимума, выкупив каждого из них, и сдох бы через месяц с сатанинской улыбкой, что догревал эти яйца после её смерти. Он так и не открыл глаза, когда развернулся на каблуках и свалил подальше от теплиц. Шел долго, наплевав на пропущенную гербологию. Искал отвлекающие манёвры и, хвала Мерлину, нашел старика на топчане. Дотронулся до рамы… — Она ничего не чувствовала. Надавил на край, поднимая картину… — Она не отвечала. Переборщил, свесив старика в другую сторону. — Она не ластилась, как сука к кобелю. Исправил, наклонил, измерил, поправил… — Она сухая, как выжатый лимон после года гниения. Высунул язык, почувствовав обилие слюны. В тот момент к нему пришла губительная, очевидная мысль, что на месте Уизли он вгрызался бы в этот лимон снова и снова, пока Грейнджер не захрустела бы, распадаясь на куски. А он бы смаковал эту гниль… гадство, как и Уизли в теплице смаковал её сочные, сладкие губы, даже отдаленно не напоминающие затхлый и тухлый фрукт. Хотя Тео как-то читал, что лимоны являлись ягодами, но Грейнджер определенно не ягодка в его жизни, потому что только лимоны пускали в кровь кислоту, от которой хотелось плеваться, но отхаркнуть вены довольно сложно, а вырывать себе сердце он бы не стал назло Гермионе. Она бы даже не узнала, но всё равно если и делать, то ей назло. Под занавес княгиня сболтнула лишнего, и Тео закипел. Миллион мыслей и разрывающиеся мозги от переизбытка эмоций. Как же она достала, как же он задыхался! Руки крепко сжимали голову, зарываясь в волосы, а по телу прошел болезненный спазм. В голове зудело, в груди болело, в штанах ныло. Раз, два, три, четыре. Грейнджер нет в этом мире… Тео шевелил губами. Когда-то он нашел в себе талант рифмоплёта, когда совсем невмоготу было. До этого сделался художником, решив визуализировать фантазии насчет её раздвинутых ног, а в перерывах покуривал маггловскую дрянь, задаваясь вопросом, почему волшебники ограничились трубками и сигарами. Его мир был в дыму, а кислорода не хватало, он вел себя как псих, трясясь и расставляя предметы, потому что кислородное голодание вызывало спазмы, сдавливая легкие. Самое смешное, по его мнению, было понимание, что он точно знал, когда его засосало в её вагину. Он мог бы назвать точную дату и даже примерный час, когда он в последний раз вдохнул свежести, а выдохнуть не смог. Так и жил дальше на одном вдохе, храня его как Мерлин магию, и не смел вдыхать нового. Сейчас, лёжа на кровати, он вспоминал вчерашний день и последующий коллапс. Вытянул руку вверх, будто здороваясь с воздухом, но… — Доброе утро, детка! Он всегда с ней здоровался. Улыбнулся так же злобно, как и в тот момент, когда она трепала ему нервы в Большом зале, красуясь у всех на обозрении. Как только Макгонагалл назвала её фамилию, он чертыхнулся и закрыл глаза, царапая кожу ладоней, поскольку изо всех сил старался игнорировать её кудлатую шевелюру, но старуха посмеялась над ним, подняв Грейнджер со скамьи. Спасибо, что не подложила девчонку в его кровать. Он повторял про себя таблицу нумерологии, выгнувшись по струнке и проклиная всех вокруг, а в особенности модельку за гриффиндорским столом. Любому идиоту понятно, что Грейнджер не особо хотела отвечать за финты Хогвартса, её вообще в школе не было в том году, как и самого Тео. Он не знал, почему Макгонагалл повела себя как эгоистичная мразь, но он хорошо знал Грейнджер, которая боялась публичного позора, поэтому был готов к её услужливому заискиванию перед директором и ровному положительному ответу вопреки личному желанию. В этом вся её гордая натура. Завали работой, она не зарычит, а посмотрит в рот, прося добавки. Смышленая, необыкновенная умница, скромная в быту, упрямая в учебе. Милая, ты блеск и идеал волшебного совершенства. Чистый кристалл, ослепляющий мою жизнь. По-прежнему держа глаза закрытыми, он хмурился до боли во лбу и решил, что больше терпеть невозможно. Вокруг была тишина — либо Грейнджер рухнула в обморок от счастья из-за доверия старухи, либо стыдливо краснела, не зная, как отказаться, чтобы не упасть в грязь лицом. Теодор точно знал, где она, поэтому как только открыл глаза… их взгляды встретились, и он замер. Пальцы остановились, руки расслабились. Этого он не любил. Не любил, когда терялся образ, в котором он находил спасение от безумия, поэтому прикрылся улыбочкой, которую минутами позже сплевывал в раковину, покинув Большой зал. Она никогда о нем не узнает, Тео лишь наблюдатель. Он так решил. И ему это нравилось. Мучился, страдал, но затем… сбежав куда-нибудь в укромный закуток или спальню, где, о счастье, никого не было, он в полной мере наслаждался её обликом. Быть творцом — значит быть оригинальным в своём творчестве. Тео творил с Грейнджер так пылко и горячо, что даже не чувствовал усталости между актами мастурбации. После этого, расслабленно откинувшись, он мог успокоить любой тремор, дрожь уменьшалась. Грейнджер в тот момент была с ним, и Тео больше не ощущал мучительных судорог, которые возникали каждый раз, когда он хотел прикоснуться к ней — к запретной, но такой бесценной и исконно ноттовской. Наконец, он поднялся с постели. Всё не так плохо. Грейнджер могла оттолкнуть Уизли после того, как Тео ушел. Он поверил в это, словно защищая малышку от беды, но вот незадача: беда и Тео — единая команда. По крайней мере, точно для одного лимона. *** Собирался не торопясь, завязывал галстук без магии. Как много он знал маггловских фишечек, аж тошно. Тео смотрел на себя в зеркало и не узнавал. Всё бы ничего, но вот глаза беглые и блестящие с нестандартной белизной яблок. Когда-то он читал, что в средневековье вылавливали каннибалов именно по глазам. Вроде бы человеческое мясо влияет на сетчатку каким-то бомбическим ферментом, делая их сверкающими. Тео улыбнулся — может, он просто ревел по ночам, во сне мучаясь от спермотоксикоза? Нет, человечинки ему, конечно, хотелось, вот только для других целей — живую, страстную, со сладкой слюной и его языком в её рту. — Живой, — прошептал, уверенный в том, что это произнесло отражение. Он же молчал, он всегда молчал. Серьезный, тихий любитель книг и чисел, исподтишка пребывающий в состоянии маниакального расстройства. Улыбнулся шире, оставив кончик языка между передними зубами. Знание того, что у него был секрет, заводило не хуже породистой шлюхи, пинтами глотающей оборотное зелье. Тео однажды психанул, когда обнаружил, что потратил последний волосок Грейнджер на какую-то толстую корову, которой не хватило объема жидкости. Тогда он пришел к отцу со словами, что чуть не задушил проститутку подушкой, но Нотт-старший, хвала Мерлину, был не только любящим отцом, но и человеком с юмором, поэтому вместо ужаса спросил — ты хоть кончить-то успел или совсем всё плохо? Воспоминание того разговора с отцом заставило Теодора глубоко вздохнуть. Он успешно обманывал всех вокруг, но себя не мог. Грейнджер умела дарить ему и тёмные, и светлые раздумья, но в данный момент он понимал, что наваждение достигло критической точки. И виной тому — Уизли. Тео достал сундук из-под кровати, раскидав одежду и ненужную бутафорию по его углам, пока не нашел плотную синюю тетрадь. Бережно провел указательным пальцем по корешку, почти нежно очертил окружность на середине, задел маленькую замочную скважину в нижнем углу. Несколько раз обвел её по контуру, произнеся заклинание. Замочек испарился, а Тео открыл тетрадь наобум примерно посередине… и засмеялся как-то с горечью, прикусив в конце нижнюю губу и сморщив нос. — Ну? — прошептал, опустив голову, прищурился и сглотнул, зачесывая волосы назад. — Он уже трогал тебя там? — кивнул на нижнюю часть страницы. Глаза вспыхнули опасным блеском, потому что ему никто не ответил. Он разозлился, захлопнув тетрадь. Воздуха катастрофически не хватало, поэтому он небрежно схватил школьную сумку вместе с тетрадью и полетел к выходу. Поскольку перед глазами по-прежнему стояла колдография Грейнджер из его тетради, он не сразу понял, с кем столкнулся возле выхода из гостиной. — Теодор, — её мелодичный голосок за последнее время часто срывался, что заставило Тео мысленно усмехнуться. В гостиной шумели первогодки, собираясь на завтрак. Тео оглядел помещение на предмет бывшего парня Панси и, не найдя его, скупо улыбнулся. — Ты что-то хотела? От Тео не укрылось неумело скрытое облегчение на её лице. В этот момент Панси и вправду нашла в себе силы поблагодарить Мерлина, что её не проигнорировали, а также Нотта за то, что он всегда придерживался вежливого и учтивого отношения к окружающим. Если бы Панси не совершила ошибку, влюбившись в Драко ещё на третьем курсе, то несомненно грезила бы сутками напролет именно по этим выразительным бровям и цепкому, будто сканирующему, взгляду. Теодор имел странную привычку осматриваться вокруг, не поворачивая головы. Этакий марафон зрачков из одного угла в другой без единого движения тела непонятным образом интриговал, заставляя засматриваться на него и терять дар речи. Панси прочистила горло и отвела глаза, но голос не дрогнул, когда она произнесла: — Я пропустила вчера историю магии, — подняла на него взгляд, — ты не мог бы поделиться конспектами? Тео знал причину пропуска, а также слышал насмешки слизеринок после того, как они заперли её в совятне, пока проныра Филч не отворил дверь часом спустя. Честно сказать, Тео не мог понять, что держало Паркинсон на плаву. Из родственников у неё осталась только бабка, которая скоро откинет копыта. Денег у семьи больше нет, а предки умрут в тюрьме. Будучи избалованной, глупой овцой, Панси не сможет вкалывать в дешевых ресторанах, а на другие должности ее не возьмут из-за пыльной репутации. Придется торговать личиком, но, судя по всему, больше галлеона за раз ей не дадут из-за мелкого рта. Уголки потрескаются, откроются ранки, и через месяц Панси сляжет с гнойной заразой, проклиная член какого-нибудь смердящего бездомного, который спустил ей на лицо, хлопнув концом по щекам. Прикусив язык, чтобы не улыбнуться этим мыслям, Теодор потянулся к сумке, а Панси распрямила плечи, радуясь пергаментам, как наивная дуреха. Вот только проблема в том, что в Хогвартсе было три особых человека, которых Тео ненавидел всей душой. Пока он доставал лекции, то перевел взгляд на Паркинсон. Пожевал щеку, с трудом сдерживаясь, чтобы не плюнуть ей в лицо, дабы стереть эту облегченную улыбку. — Держи, — поднял на уровне её глаз, которые едва доходили Тео до плеча. Панси часто заморгала, аккуратно взяв свитки, а Тео погладил корешок своей бесценной тетрадки. — Я верну их вечером. Не оборачиваясь, Тео услышал, как гостиную покинули ученики. На мгновение закатил глаза, будто в экстазе. Сначала покатал слова на языке, а затем… сделал шаг, встав вплотную, но не касаясь её тела. Панси задержала дыхание то ли от шока, то ли непонятно от чего, Теодор наклонился к её уху, всеми силами старясь не задеть волосы, лишь почувствовать её унижение, когда произносил: — Оставь себе. Ты как была мусором, так им и останешься, а я слишком брезглив, чтобы принять листы из твоих рук. Панси напряглась, выронив лекции, и затряслась как эпилептик, не в силах поверить в то, что услышала, а Тео триумфально повторил про себя эти слова ещё раз и развернулся, быстрым шагом покидая гостиную. Великолепно! Помоги, Моргана, пусть она перережет себе вены, приняв роль ничтожного насекомого. Тео прижал к груди тетрадь. На лице оставил глубокое выражение пустоты, но внутри ликовал. Он так и не узнал, что после минутного страха и изумления Панси изогнула брови в недоумении, и шокировано посмотрела на выход, за которым скрылся Теодор. Она вспомнила… и нахмурилась. *** Это было на четвертом курсе. Грейнджер неслась по коридору с учебниками в одной руке и со стопкой пергаментов в другой. Сумка раскачивалась, ударяя по бедру, а ремешок вот-вот готовился сорваться с плеча. Гермиона плотнее сомкнула руки, чтобы побыстрее обойти группу слизеринцев, спешащих на трансфигурацию. Сама она опаздывала к Флитвику, поэтому не сбавляла шаг. — Представь, как гармонично мы будем смотреться на балу! Гермиона закатила глаза, столкнувшись с картиной, как Паркинсон цеплялась за локоть Малфоя, гордо ступая ей навстречу. — Как всегда, Панси, — тот ухмыльнулся, кратко кивнув ей. Сзади этой парочки раздавался чей-то разговор по поводу Турнира, но Гермиона не смогла разглядеть, потому что внезапно ремешок соскользнул, спадая до запястья, и оттянул ладонь вниз. На пол посыпались учебники и пергаменты, а открытая сумка с грохотом приземлилась рядом, выпуская из недр чернильницу и перья. Всё произошло так быстро, что никто не успел предотвратить полет чернильницы в сторону слизеринки, и Панси с испуганным визгом наступила на неё, полетев вперед. К счастью для Панси, Малфой вовремя успел подхватить её за талию и открыл было рот, чтобы поставить грязнокровку на место, но Панси опередила его, истерично ткнув в неё пальцем: — Грейнджер, падай сверху своих книг! Ты как была мусором, так им и останешься! — издала смешок и кивнула на пол, радуясь собственному выпаду. Гермиона не шевельнулась, только слегка дернула плечом: — Как неожиданно, — тихо, но ровно, — оказывается, ты знаешь, как выглядят книги. Она повторила кивок на пол, а Панси покраснела, однако от дальнейшего диалога их отвлекла хлопнувшая за поворотом в соседний коридор дверь, доказывающая, что урок трансфигурации уже начался. Малфой мысленно заворчал, не привыкнув опаздывать, и, бросив короткое — не смей обращаться к нам, грязнокровка, потащил Паркинсон на урок. Гермиона опустила веки, поглаживая через карман волшебную палочку. Нервы сдавали, потому что она никак не могла помирить Гарри с Роном, которые поссорились из-за Турнира, а тут ещё выходки слизеринцев… Вслед за ужасной парочкой прошмыгнул Забини, но Гермиона была уверена, что их было четверо. С тяжелым, уставшим вздохом она открыла глаза. Ну и чего тебе? Бесстрастным взглядом смотря на кучу разбросанных пергаментов, перед ней стоял Нотт. Холёный такой и неприступный, как скала. Гермиона никогда не слышала от него оскорблений, они вообще никак не контактировали, лишь пару раз было что-то похожее на несколько вежливых фраз, но к малфоевской компании она всегда относилась с подозрением. Предвзято. Поэтому нахмурилась и крепче сжала палочку в кармане, как вдруг… Тео не рискнул посмотреть ей в глаза. К поступку вела высшая сила, которую он познал ещё на втором курсе. Мимо не прошел, а, поразмыслив, опустился на колено и начал собирать с пола учебники. Отчасти его позабавил ступор Грейнджер, когда он поднял голову и протянул одной рукой два учебника. Снизу вверх Грейнджер смотрелась даже лучше… Тео с трудом поборол дрожь в руке, когда их взгляды сошлись, но… Грейнджер, как обычно, повела себя настороженно и заумно. Коротко кивнула, якобы «спасибо, но мог не стараться», и достала палочку, плавно, почти нежно мазнув по воздуху заклинанием. — Локомотор. Сумка взлетела, а в неё аккуратно вернулись выпавшие предметы. Книги и пергаменты сложились в стопку на уровне её груди, а учебники из руки Нотта взметнулись с другого края. Тео с особым трепетом наблюдал за её полнейшим игнорированием. Его интересовал вопрос, как бы она отреагировала, если бы он опустился на второе колено и пригласил бы её на Святочный бал, а ещё про себя он ласково промурлыкал, что ей безумно подходила к лицу такая до скуки банальная девчачья гордость. Почему-то в тот момент из-за недовольной физиономии Грейнджер Тео впервые назвал её про себя ангелочком, заметив скрытые черты лица, которые непонятным чудом умудрился пропустить раньше. Он так и остался стоять на коленке, когда Гермиона нырнула мимо, придерживая левитацией книги, и только через несколько секунд промямлила тихое «спасибо». Теодор медленно дотронулся пальцем до лба, пригладив волосок наверх к остальным. Надавил коленом на твердый, каменный пол, чтобы почувствовать мимолетную боль, и считал… Но досчитал лишь до пяти и больше не смог. Обнял себя за локти и опустил взгляд, качая головой в отрицании и задевая подбородком галстук. Какая ирония, Тео, не правда ли? Он специально не воспользовался чарами, предположив, что маггловские привычки Гермионы заставят её собирать книги руками, поэтому он не хотел ставить её в неудобное положение и решил помочь жалким собиранием с пола, но… Она великолепна во всем! И вот, пожалуйста, разочек похлопала ресницами и завалила чистокровного к своим ногам, а Тео, между прочим, правнук человека, написавшего «Справочник чистокровных волшебников». Да он самый чистокровный из чистокровнейших, правда Тео гаденько смеялся себе под нос, саркастически ухмыляясь тому, что Кантанкерус Нотт был хитрым стратегом, который зарабатывал деньги на слухах и манипулировал властями, официально ссылаясь на этот документ. Каким таким любопытным способом он проверял, не трахались ли лорды Малфои и Лестрейнджи с грязнокровками в веках пятнадцатых-тринадцатых, Тео не мог даже предположить, но был благодарен старику за наследство в форме почтения и уважения к Ноттам со стороны высшего общества. Засмеялся, поднимаясь с колен. Что бы Грейнджер ни учудила, а в его глазах она яркий светоч, поэтому Тео отправился на урок с широкой улыбкой, которая угасла в тот момент, когда он коснулся взглядом Паркинсон. Она всегда критиковала Грейнджер, причем самыми грязными эпитетами, связанными не только с маггловской кровью, но и дружбой с парнями. Тео, замечающий всё вокруг, корчился от гнева, прекрасно зная, что Грейнджер предана Поттеру не задницей, а душой, поэтому с трудом сдерживался, чтобы не заткнуть рот Панси каминной кочергой. *** Он добрёл до озера, издалека заметив белобрысую макушку. Помимо Паркинсон, двое других ненавистных Теодору людей являлись полной противоположностью друг другу. Один — спаситель мира, другой — чистокровный сноб. Поттер заслужил ненависть, когда в интервью «Придире» назвал отца Пожирателем, опозорив благородное имя, а Малфоя он ненавидел, как соперника в верхах. Однако ни один из них не был удостоен мести, поскольку Грейнджер боготворила Поттера, невольно защищая от беды, а Малфоя Теодор ненавидел по-доброму, поскольку понимал, что соперничество возникло вследствие общения семей. По большому счету, им было плевать, о чём трещали родители на приемах очередного министра, но постоянное сравнение раздражало, и Тео долго не мог понять, к какому типу людей отнести Драко. Обе семьи пострадали за годы войны. Конечно, отец подпортил репутацию, спутавшись с Тёмным Лордом, но успел вовремя спасти их от позора — подхватил Теодора после смерти Дамблдора в конце шестого курса, да и свалил за границу подальше от Того-Кого-Нельзя-Называть. Что послужило причиной, Тео так и не спросил, но отцу доверял. Как оказалось, не зря. Итог — Нотты оправданы, Малфои опозорены. Были люди, которых Тео любил, например — отца. Он и в матери бы души не чаял, если бы она не умерла, оставив его на воспитание Нотту-старшему. Была ещё Грейнджер, которую Тео тоже любил тайно издалека. Поттер посягнул на честь семьи, но по-дружески защищал малышку, поэтому потерял статус ненавистного выродка в глазах Тео, а вот что делать с Драко, Нотт не знал. К тому же Малфою надоело выбивать дурь из Паркинсон. Это открытие позабавило Тео настолько, что он даже простил ему «грязнокровку», от которой постоянно морщился его ангелочек. Подсознательно Теодор знал, что Малфою было плевать на Грейнджер, а делал он так назло Поттеру. А вот Панси бесила. То ли от того, что парни поглядывали на малышку одобрительными, оценивающими взглядами, то ли от того, что ей эффектно отвечали, но Панси часто ворчала по поводу и без, что Грейнджер самая отвратительная маггла. — Какие планы после выпуска? — как только Теодор сел возле дерева рядом со своей компанией, Дафна задала вопрос. Гойл листал учебник, бесполезно повторяя тему сегодняшнего урока, Малфой вертел травинку, скрестив ноги, а Астория повернулась к Тео, по примеру сестры улыбнувшись. Он согнул ноги в коленях, положив сверху тетрадь. Затянул галстук и ответно спросил: — Есть предложения? Малфой хмыкнул, откидывая солому из рук, а Дафна задорно закивала. — Можно отпраздновать окончание совместной поездкой в горы или… Тео слушал. Он слушал и слышал каждое слово. Одной рукой придерживал тетрадь. Плавным движением поставил локоть второй руки на колено, завел ладонь в волосы, придерживая голову, расслабил челюсть и слегка прищурил глаза, отводя взгляд чуть выше лба Дафны. Он слышал всё… ещё когда направлялся к своим, то кратко обвел взглядом близлежащую сторону берега и слышал, как трое гриффиндорцев крутили перед собой бладжер. Шаг. Тетрадочка грела ладонь. — Я просто не могу в это поверить, Гермиона! — Поттер крутил мяч, пока подружка колдовала над снитчем. Шаг. Отвел взгляд по привычке, чтобы не поймали. — Не волнуйся, Гарри, я обязательно узнаю, почему на них не действует левитация. Шаг. Кивок своим за десять метров до дерева. О, она узнает! Спать не будет и на еду забьет, но узнает, почему квиддич, которым она даже не интересовалась, перестал быть главным событием скучных, школьных будней. Ни Поттер, ни Уизли, болеющие за игру, а именно магглорожденная Грейнджер. Она такая… — Умница! Сука. Рыжий! Тео дошел до своей компании, свернув язык к нёбу. Натянул уздечку, да так, что она онемела. А теперь Дафна болтала про курорт… — Колорадо, — сказал, не двигаясь, и буравил взглядом одну точку над башкой Гринграсс, может, даже не моргал. — Что? Тео вздохнул. Опустил ладонь. Посмотрел на Дафну, нежненько улыбнулся и чуть насмешливо сказал: — Ты только что говорила, что не знаешь, где продают самые лучшие мётлы для горных полетов, — он поднял одну бровь, и Дафна положительно покачала головой. Тео слышал смех гриффиндорцев и проклял собственное решение прийти к озеру, но улыбнулся шире и наклонился к Дафне, понижая голос до шепота: — В Колорадо. Гринграсс поправила белоснежный воротничок и повторила его жест, шепотом ответив: — Я думала, ты меня не слышал. Пару мгновений Теодор смотрел ей в глаза не моргая, а потом откинулся затылком к дереву и положил ладонь на тетрадь. Натянуто усмехнулся, приподняв уголок рта, и холодно произнес, испепеляя глазами свои ногти: — Я всегда всё слышу. Драко был единственным, кто слегка нахмурился из-за проскользнувшего льда в его голосе. Как-никак, а друзьями они всё-таки были, даже невзирая на то, что Нотты трусливо сбежали из Англии, оставив последствия неудач Пожирателей на Люциусе. Но Драко промолчал. Дальнейшие посиделки закончились началом первого урока. — Ты идешь? — собирая вещи, поинтересовался Малфой. — С кем занятие? — С Когтевраном. Теодор покачал головой и спустя минуту остался один. Он знал, с кем занятие, но ему нужна была причина остаться, а нежелание пялиться на умников с орла стало отговоркой. На самом деле, во всем виновата малютка Грейнджер. Тео по привычке запомнил её расписание, как делал это в начале каждого курса, и знал, что первый урок у гриффиндорцев — окно, поэтому остался посмотреть на неё… Грейнджер подбросила в воздух квоффл, который громко свалился вниз, не задержавшись и пяти секунд. — Надо попробовать заклинание замедленного падения, — бормотала скорее для себя, нежели для остолопов. Тео больше не смог услышать их голоса, поскольку после неудачных попыток они взгрустнули и разговаривали тихо, то и дело крутя в руках мячи. Постылая идиллия! Он закрыл глаза, постукивая мыском ботинка по земле. Разгладил пальцами брови и кашлянул, отвлекаясь от желания утопить Поттера и Уизли в озере. Перед глазами появились образ Грейнджер и снитч в его руке. Скажи мне, детка, он войдет в твои ворота? Тео покачал головой. Слишком рано — сначала в ход пошли бы крылышки, а уж потом, размазав ими твой сок, можно подтолкнуть мячик глубже. Открыл глаза. Гриффиндорцы его не замечали в тени дерева, да и не стали бы обращать внимание из-за важности новой школьной загадки. Грейнджер облизала губы, посмотрев на мячи раздумывающим взглядом, дотронулась костяшкой пальца до середины нижней губы и поникла. Как мило. Он потерся темечком по дереву, голова начинала болеть. Грейнджер часто задумывалась о ерунде, воздвигая поставленные задачи в абсолют необходимости. Так было с эльфами, так стало с третьим курсом, когда она не рассчитала свои силы, посещая все занятия. Так произошло, когда она поперлась в Министерство, вернувшись без сознания из-за проклятия Долохова… Теодор сымитировал языком цокающий звук, скептически вытянув бровь. Господи, милая, да эти шары ударят тебя по башке быстрее, чем Поттер догадается подставить свою взамен. Тео открыл первую страницу бесценной тетради. Пролистал до пятой и остановился. Он часто спасал себя сублимацией, направляя напряжение на сбор этих сокровищ. Сокровищ? Для кого как, а для Тео — это духовная амброзия. Ладони взмокли, тело прело под слоями одежды, но он смотрел… На одном листе была колдография из газеты, где Грейнджер смущенно пожимала руку министру. А может, ещё кому-нибудь. Тео вырезал лишних, оставив на колдографии только малышку в обтянутом темном платье на праздновании победы в войне. Внизу страницы была приклеена сложенная черная заколка, название которой Тео узнал, посетив ради интереса маггловские магазины. Заколочку-невидимку он получил случайно, когда привычно вышагивал за Грейнджер в сторону библиотеки, держась на удобном расстоянии. Доводил её до двери, она заходила, а он прятал руки, почесывая их в карманах брюк, и шел обратно в слизеринскую гостиную. Однажды она поправляла волосы, размахивая хвостом в разные стороны. У Тео даже возникла идея отлевитировать поближе к ней рыцарские доспехи, украшающие холл, чтобы узнать, запутаются ли её кудри в латах, или рыцарь недостойно потерпит поражение, отлетев на добрый десяток метров от этой пышной гривы. Тем не менее как только он достал волшебное древко, его внимание привлекла блеснувшая маленькая палочка, свалившаяся с её головы. Грейнджер не заметила и скрылась за поворотом, продолжая наматывать волосы, а Тео со скрытым недоумением рассматривал «нечто для волос». К сожалению, заколка не впитала в себя малышкин запах, но Тео повертел её в руках, как если бы трогал шелковистый локон, а затем зажал между зубами по примеру зубочистки. Лизнул кончик и, сложив руки за спиной, отправился восвояси… Перевернул страницу — небольшая зарисовочка, вызывающая смех. Ты художник от Бога! Провел пальцами по волнистым линиям, которые выводил после Святочного бала. Коснулся овальных кружков с точками посередине… Вздрогнул. Надавил ногтем большого пальца на подушечку среднего. Гадство. Как назло, на следующей странице попалось то, что хранило её запах. Дыши глубже! Не вдохнуть! Напрягись! Коллапс! Тео любил колоссальность, вот чтобы задыхаться до точки невозврата. Иногда он спрашивал себя, что мешало подойти к ней и признаться, а ответ находил до жути банальным. Грейнджер — девчушка, которую сколько не лелей, а она не подпустит. Правильно сказала Трелони — холодная, как глыба льда. Тео не хотел лелеять и объясняться, да и вообще делать хоть какие-то шаги, поскольку знал, что её холод не станет ровней его пылающей агонии. По характеру, воспитанному с детства, Теодор считал себя доминирующим в отношениях с девушками, однако в момент, когда встал перед Грейнджер на колено, понял неожиданную истину — она способна его сломить. Дай только волю, выпусти её из клетки, и Грейнджер наступит каблуком на горло. Да, она не создана для отношений, лишь для карьеры, поэтому никаких Ноттов и тем более Уизли, слышишь? Тео свел колени, слегка потерев локтем паховую область, но это не помогло. Перед глазами была страница, и он дотронулся, почувствовав неровный шов шерстяной ткани. Слишком дешевая пряжа, слишком уродливый узор. Тео скрутило желанием вылизать каждую петельку, проглотив пух от пряжи. Потом он засунул бы пальцы в рот, вызвав рвоту, а сейчас хотел почувствовать… — Рон, смотри! Проклятый, любимый голосок раздался с той же стороны, где и раньше сидела Грейнджер. Тео тяжело дышал и поднялся с земли, развернувшись в сторону Хогвартса. На висках выскользнул пот, а дыхание сбилось. Сдавил тетрадь так сильно, что услышал треск. Уходи же! Он уходил, уходил и уходил. — Почти получилось, ты молодец! И вдруг. Остановился, потому что сзади все стихло. Дернул плечом, судорожно выдохнув, и повернулся лицом. Пока Поттер стоял у озера, подбрасывая снитч, парочка завязывала узел на шее Тео. Он прищурился. Уизли снова присосался к её рту, но… Теодор наклонил голову вбок, оценивая реакцию малышки. Давай же, ты никогда меня не разочаровывала! Часто заморгал, стиснув зубы. Они сидели на коленях рядом с сундуком на расстеленной мантии. Уизли положил одну ладонь ей на плечо, а второй рукой… Тео ловил этот момент, будто в замедленном действии. Задержал дыхание. Этого не может быть! Второй рукой Уизли коснулся её поясницы и… Бинго! Бинго! — Подожди, я… подожди, — Грейнджер отстранилась так неуклюже и стыдливо, что Тео невольно умилился этой сцене, позабыв, что ещё несколько секунд назад чуть не умер. Заметил, что его заметили. Ну да, Гарри! Я Теодор! Тео отвернулся от взгляда Поттера и позволил себе посмотреть на ангелочка. Нежно румяная, скромная милашка. Тео её обожал, а ещё он обожал следующее: зашел в холл и торопливо направился к лестницам. «Подожди» Разумеется, детка, я всегда жду. Даже если ты когда-нибудь раздвинешь перед Уизли свои тощие ноги, то я всё равно буду знать, что ты не создана для настоящей любви. Ты же помнишь, что фригидна, верно? Я редко ошибаюсь в людях. «Подожди» Верно, Грейнджер, это слово защищает тебя от моих сладострастных желаний, которые ты и вообразить себе не сможешь. Твоя светлая, невинная головка никогда не поймет, что такое паранойя. Второй этаж, третий или энный. Тео не сказал бы даже, были ли в туалете люди, потому что он ворвался в кабинку, громко хлопнув дверью, не утруждаясь запереться. Повернулся к унитазу боком, запрокинув голову для спасительного глотка воздуха. Сволочь, какая же ты похотливая сволочь! Не Тео, а Грейнджер! Похотливая в его глазах. Для всех нормальная, а для него последняя порочная сука. Да, такой её хотелось видеть именно сейчас. Тео прижался влажным лбом к стенке кабины напротив себя, легонько ударился головой пару раз. От этого жеста капелька пота сползла от брови к уголку века. В глазах защипало. Он представлял её разной, а сейчас она просто текла, широко расставив ноги в центре Большого зала, а Тео держал лодыжки, шепча и советуя показать всем, какую вожделенную дырку она носила между ног. Наклонился бы и вдохнул. Ноги подкосились. Не отрывая лица от стенки, он сполз на колени, расцарапав себе лоб. Давай же, детка, пусть все увидят! Грейнджер попыталась бы прикрыться, а он поглаживал бы щёчки, нежно успокаивая. Тео шире расставил колени. Магия Хогвартса не справлялась с чарами. Чистоты здесь не было — лишь грязь под ногами и запах мочи. А Тео до хруста черепа сжал пальцами затылок, открыв рот в немом крике. Небрежно кинул тетрадь перед собой. Выгнул спину. Если не расстегнет ширинку, свалится без сознания лицом в грязь к остаткам бумаги, замеченным на полу. Он знал. Такое уже было. Всё повторялось. Сволочной ангелочек сломал всю психику в хлам. Тео вообще не был уверен, что от него осталась личность. Грейнджер везла его за собой на паровозике, через раз нагибаясь, показывая прелести пахнувшей течки, а он как псих хлопал в ладоши, крича «ещё». «Нотт» — Лучше по имени, малышка, — прошептал, представив, как она тянет слоги. Тео, а может, Теодор. Грейнджер возбужденно прорычала бы окончание. Листал страницы, порвав одну из них. Наплевать, он исправит. Он чересчур умен и все исправит. Нашел нужную страничку. Пряжа, шерсть. Красная с синими ромбиками по бокам. Какое же сладкое уродство. Пальцы не слушались, спустил штаны со второй попытки. — Детка, — выдохнул, сразу же сжал член, почувствовав вздутие вен. С головки тянулась склизкая капля, которую Тео накрыл ладонью. Задел ногтем серединку влажного конца и прижался щекой к холодной стене, чтобы подавить стон. Другую руку поднял к лицу, затыкая себе нос теплой тканью. Мелкая, почти игрушечная шапка. Эльфийская, мать её, шапка пахла чем-то сладким. Крем? Духи? Её кожа. Ещё шире — коленом смяв угол тетрадки. Её колдография, сделанная придурком Криви на пятом курсе. Шикарная и такая родная… он забрал эту колдографию с помощью заклинания, а шапку вытянул из её сумки, когда пристроился сзади в очередь у Большого зала. Покрутил плотным кольцом пальцев вокруг основания члена и рефлексивно двинулся бедрами. Пальцы заскользили так быстро, что Тео не смог сдержать мычания в стиснутую в зубах шапку. Мазнул по ней языком, помня, что на ткани остались кожные, солевые частицы её рук. Он хотел бы почувствовать соленый привкус, но смочил ткань слишком большим количеством слюны, в которой терялся любой вкус. Хлюпающие звуки ласкали слух, поскольку он точно знал, что смазка капала на страницу прямо ей на лицо. Тело отреагировало спазмом, ноги свело болезненным, нервным тиком где-то в икроножных мышцах. Он снова двинул бедрами, оттянув крайнюю плоть. Зажал её так сильно, что заныла уздечка. Член налился кровью, побагровев, а вены запульсировали по пальцам. Как жалок путь от достоинства в бездну. Его повело, в глазах темнело. Пришлось оторвать лицо от стены, ударив её кулаком, разбивая костяшки в кровь. Опустил кулак к полу, держа зубами свисающую шапку. Макушка толкалась в стену, как и жаждущий детку большой и горячий орган. Тео водил рукой, увеличив скорость до максимальной. — Д-давай, малышка, — промычал в шапку, пока резко не выхватил её, надев на голову. Сплюнул вбок, но сил не хватило, и слюна повисла на подбородке, потянувшись плотной струйкой к груди. Судорожно забился, не сумев засмеяться, а взвыл подобно безумцу: — Хочешь, я буду твоим эльфом?! — стукнул ладонью по стене, почувствовав, как шапка сползла набок. — Скажи, что хочешь! Крепко сжал веки до белых точек. Его затрясло. Любимое ожидание скорого финала и сперма по рукам, представляемая в её рту. Толкнулся промежностью вверх, кружа пальцем по головке, а затем снова сорвался по всей длине без ритмичного темпа. В ней. Сейчас. Там где будет плесень. У неё всегда так! Тугая и узкая вагина… Он представлял. Толкнулся к ней навстречу. Вставил до конца, на окончании резко двинувшись бедрами. — Быстрее, детка, — зашипел сквозь стиснутые челюсти, не обратив внимания на хруст бокового зуба, — ты же так любишь быть послушной! Она любила, он знал. Такая вся из себя правильная. Запястье начинало болеть, но он знал, что скоро кончит. Наступало, приближалось. С онемения переходя на дрожь, будто кто-то нежно щекотал половые органы и внешне, и внутри. Лицо горело от подступающей из сосудов крови, на шее появились мурашки, мошонка сжалась в размерах, а член стал тверже камня. Вверх, вниз. С усиленным движением указательного пальца. Шапка сползла влево, а он мотал головой и хрипло простонал: — К-колпак поехал, Грейнджер! Поправь его! Она поправила. Ртом скорее всего, потому что её пальцы были заняты мастурбацией. Да, малышка занята в этот момент. Тео улыбнулся этой очевидности. Вот она! Такая задыхающаяся, потная и мокрая. С вздымающейся грудью и торчащими сосками. Перед ним. Выгибающаяся как кошка и держащая себя под коленями, раскрываясь для него так сильно, что натянувшиеся половые губы начинали подрагивать, а клитор налился такой же кровью, как и его член. Не выдержав себя на весу, навалился всем телом к стене, дрожащей рукой чувствуя прилив густого, липкого семени, пачкающего брюки и стекающего на мордашку ангелочка. Судорожно толкался плечами к стенке, вжимая голову, и сполз вниз. Прям щекой до кафеля, калачиком, задев головой пахнущее сырым мясом ведро. Свел колени, поглаживал член, успокаивая последние остатки феерического оргазма. Облизнулся, держа глаза закрытыми, и был в раю. Ослаб и лишился сил, валяясь в собственной сперме. Он любил это чувство. Где-то глубоко внутри жалел, что в этот момент к нему в кабинку не зашла какая-нибудь любопытная младшекурсница, которая точно взвизгнула бы от пошлости в стенах родной школы. Тео сломал бы ей жизнь, мерзко хихикая под унитазом, а затем заревел бы от осознания, что его жизнь и так уже сломана, поэтому нет смысла жалеть остальных. Лежу я и думаю, что хуже просто не может быть. Ангелочек разрушил мою жизнь, подкидывая крохи для самоудовлетворения, как хозяйка собаке, коей я и стал. Сколько прошло? Семь лет? Грейнджер, хочешь на мои качели ненависти и любви? Ему не ответили. Тео открыл глаза, лениво посмотрев на тетрадку. Вставать не хотелось. Дотронулся до шапки, поднес её к носу. Обслюнявленный, мятый клочок. Горько выдохнул: — Свяжи мне варежки, детка! Он бы носил их так долго, что протер бы в них дырки посредством частого онанизма, а потом ругал бы себя, что испортил столь ценные пожитки с запахом её рук, возможно, кожным салом с пальчиков или со случайно потерянной капелькой крови от острой спицы. Ругал бы долго, сделав вывод, что лучше бы он протер член, желательно насквозь, задев яйца. Появившаяся впоследствии импотенция наверняка бы спасла от безумия, которое накрыло его патологическим сатириазисом. Явная проблемка — с объектом страсти он облажался. Плохо, больно, мучительно… и, господи боже, он любил. Он так сильно любил её, что получал удовольствие от страданий. *** Этим же днем идеальный, чистый Теодор Нотт сидел в пустом классе, читая учебник и ожидая начала урока по защите от темных сил. Дочитал параграф и улыбнулся уголком губ. Он узнал её издалека по торопливым шажкам. У неё была своеобразная походка, которую он обожал так же сильно, как и всё остальное. Дверь отворилась. Зашла Гермиона, бегло осмотрела аудиторию. Их взгляды встретились. Физиономия Тео не показывала ничего, кроме пустоты, но разум громко кричал, передавая глазами правду. Привет, милая, ты в курсе, что у меня встает на твои варежки и шапки? Я бы пылко опробовал на тебе свои спицы… Она опустила сумку на парту. Вежливо и сухо кивнула: — Нотт. Паранойя! О, то есть: — Грейнджер. Взаимно сухо. Отвернулся, продолжив чтение, а затем через минутку поднял на неё глаза и принял решение свыкнуться с мыслью, что Грейнджер позволит Уизли присунуть себе. Всё-таки Тео не собирался ничего с ней делать, прожигая жизнь отдельно от неё где-нибудь в верхах с богатыми, породистыми подружками на одну ночь. Он держал крышу под контролем, посадив безумие на замок. Запер и щелкнул ключом. В любом случае, Грейнджер холодна для любви. Этот факт грел его душу и успокаивал зверя. Он улыбнулся, прикрывшись учебником, и продолжил чтение. Замочек слишком крепкий. *** Это случилось в четверг. За три дня до дня рождения. Грейнджер родилась с ним в один день. Тео считал это насмешкой судьбы. Это случилось в четверг. — Ты пойдешь на выходных в Хогсмид? — спросил Забини, ступая рядом с ним по главному вестибюлю. Тео кивнул, поправив сумку на плече. Они проходили мимо главных дверей, рядом с которыми стояли Рон с Гермионой. Тео ускорил шаг, оставив Забини позади. Печально выдохнул, как вдруг… Это случилось в четверг. — Я люблю тебя, Гермиона, — сказал Уизли. Он закатил глаза, кидая в рыжего мысленную Аваду. Вышагивал дальше… — Я тоже. Щёлк. И замер. Щёлк. Щёлк. Замочек отлетел к чертям, выпуская его на волю…