Спазм

Тео всегда гордился отличной памятью к мелочам. Запомнить как, куда, сколько и по какой причине его малышка была расстроена — раз плюнуть. Проницательность и внимательность являлись главными особенностями общения со сверстниками, и Тео предпочитал тренировать эти навыки в первую очередь на себе. Временами самоанализ доводил его до срыва, вынуждая прикладываться к дряни, выворачивающей сознание наизнанку. Старый добрый Огден перестал быть обычным огневиски в тот момент, когда Тео начал смешивать с ним различные зелья. Поворчав на отца и Грейнджер за то, что прототипом этого варева стали маггловские стимуляторы, которые он изучил ещё на третьем курсе, Тео всё равно восхитился полученному эффекту. Самым критическим моментом он считал невероятную тоску и чудовищный страх за Грейнджер в год её скитаний по лесам Дин. День за днем, пока отец держал его на берегах Мозамбика в самых дорогих апартаментах континента, Тео медленно сходил с ума, подаваясь во все тяжкие. Он до сих пор задавался вопросом, каким таким кармическим чудом у него не отсох член, а также почему страдающая печень подавала признаки жизни. Ладно бы алкоголь помогал, но Нотт-старший однажды застал Теодора за исключительно убогим занятием по выравниванию песка на пляже. Вручную без магии. Как только глупенький, неопытный турист задевал его пляжную часть, которую по неведомой всем причине юный ненормальный считал своей, то от туриста, как и от его друзей, не оставалось ни тапок, ни лапок. С тех пор отцу приходилось выплачивать им непомерные суммы в качестве компенсации, а вечерами за бокалом вина слушать вопли сыночка про потерянную любовь, угодившую к Малфоям в плен бывшего кумира папаши, решившего во второй раз кокнуть Поттера. Тео долго проклинал Тёмного Лорда за то, что тому не пришло в голову выкинуть годовалого гаденыша из окна, вместо того чтобы бросаться в его, как оказалось, железный лоб Авадой. Однако больше, чем недавние времена, Тео любил анализировать позабытое всеми прошлое. Всеми, но не Теодором. Он помнил каждую встречу с ангелочком, которому самовольно разрешал сосать из себя кровь. Разум гордился четкостью, а ощущения приравнивались к животному инстинкту, выискивающему лидирующую самочку. Тео был честен с собой, отлично зная, что на его разгульной сексуальной жизни можно ставить жирный крест моногамии, потому что кончить получалось только представив перед собой кареглазую однокурсницу. Глубоко в душе он понимал, что всё дело в пиявках. Грейнджер была такой прилипчивой и надоедливой, что однажды на клубном вечере, кончив на грудь какой-то беззубой девице, Теодор обнаружил вместо спермы сгустки розоватой крови. Сначала чуть в обморок не упал, безумно смеясь и крича на глупую шлюху, что Грейнджер высосала не только всю кровь, но и будущих головастиков Теодоров Ноттов-дважды младших, оставив его самого с месячными вместо мужского достоинства. Затем разбил барную стойку, случайно ударив Ступефаем колдобармена, мысленно возлагая надежды, что Грейнджер в очередной раз сможет сыграть на его нервах и привычно сбежать из Малфой-мэнора живой или хотя бы… Тео искренне надеялся… что ей оставят верхние конечности, поскольку потерять её мозги он не планировал в ближайшие сто лет. — Как глупо, — прошептал разбитому зеркалу в ванной для старост, — не так ли, детка? Опираясь двумя руками на раму, Тео смотрел на своё кривое отражение. Душонка выла не хуже оборотней, а снаружи он добился больного и несчастного выражения лица. Детка, как всегда, не отвечала. Вероятно, радовалась признанию в любви, оставив все слова для Уизли… Его скрутило. Тошнота пришла с внезапной болью желудка, и Тео наклонился к раковине, сплевывая желчь. Прозрачная. Какой кошмар. Быть может, Грейнджер и её высосала, а Тео не заметил. Скривился. Когда в последний раз он чувствовал вкус еды? А вкус счастья? Теодор точно знал, какова на вкус Грейнджер. Ни разу не попробовал, но заранее был уверен, что это оазис в его высохшей пустыне. Глотни и подыхай, улетев в рай, как раб магглорожденной богини, а потом вдруг проснись в пылающем котле, наблюдая за Уизли и его ничтожным «я люблю тебя, Гермиона». Какой идиот признается в любви посередине толпы? Уизли признался, как идиот, а что получил… Получил то, что всегда хотел Тео. Он приполз в ванную старост по инерции, прошептав Блейзу про какие-то дела, и мучительно умирал. Однако недомолвочка… Тео начал считать куски разбитого зеркала. Отошел на три шага, встал ровно и плавно взмахнул палочкой с безэмоциональной миной на лице. — Репаро, — кусочек номер один. Номер один — их первая встреча, которую он помнил лучше всего… *** Теодор Нотт сел в купе Хогвартс-экспресса с особым волнением, присущим всем первогодкам. Серьезный детеныш с благородными манерами и аристократическими чертами заранее знал будущую свиту, с которой его познакомил отец лет в пять или шесть. Драко портил эффект надоедливыми капризами, а Винсент и Грег были слишком глупы, чтобы поддержать нормальную беседу о том, что на самом деле являлось важным, например — распределение или устройство Хогвартса. Тео вздохнул, поправив выглаженную с иголочки мантию, и плавно отлип от места, учтиво извинившись перед будущими однокурсниками. Честно сказать, малышу Тео было плевать, на какой факультет поступать, ибо чистокровных хватало на каждом, а учиться он хотел в спокойной обстановке без надоедливых загонов Малфоя, которого почему-то окрестили его лучшим другом. Тео конечно понимал критерии выбора и при отце вежливо улыбнулся, но, вернувшись в свою комнату, пренебрежительно скривил моську, тактично принимая во внимание, что Драко также сплевывал имя своего внезапного лучшего друга где-нибудь в углу Малфой-мэнора. Дорога скучная, делать было нечего. Тео ходил из вагона в вагон, пока не добрел до пустой тележки со сладостями. Оказалось, какой-то кретин выкупил всю кондитерку, оставив больше половины детей голодными. Тео сразу же возненавидел жадного ублюдка, грызущего десять леденцов за раз, но настроение слегка улучшилось, когда добрая разносчица начала восполнять запасы… наверное, из воздуха, тогда Тео ещё не умел определять невербальные заклинания по жестам. Он вообще не любил чары, отдавая приоритет нумерологии и истории магии. Первой, потому что любил считать, готовясь всю жизнь перекладывать горы галлеонов из одного фонда в другой, в перерывах наживаясь на экономических банковских сделках, а второй, потому что знал, что история раскрывала ошибки предков, помогая ныне живущим поступать мудро. Невзирая на несвойственную для Пожирателей родительскую теплоту, Нотт-старший воспитывал сыночка, как наследника целого состояния, который в первую очередь должен являться прагматичным и рациональным. Правда, спустя каких-то десять минут после встречи с разносчицей сладостей, его папаша мог бы открыто чертыхнуться, попрощавшись не только с сынишкиным рационализмом, но и с надеждой на утилитаризм. Тео купил лишь шоколадную лягушку, которой сразу же откусил голову. Пока он шел к своему купе и наблюдал за трепыханием лапок, на пути появилась мелкая фигурка, осторожно ступающая навстречу. Тео остановился с карточкой-вкладышем в руке, задаваясь вопросом — повезет ли ему не попасть на один факультет с этой чудилой. Провел взглядом, проанализировав. О чистокровности не могло быть и речи, а про поведение он вообще старался не думать. Сделал шаг, а чудила… Гермиона на самом деле странно себя вела, то и дело посматривая вверх-вниз, наклоняясь, поворачиваясь, кружась по оси, высматривая жабу и боясь ненароком наступить на бедняжку. Волосы мешали, поэтому на очередной поклон — боже, жаба, вернись, она откинула их назад, но пальцы запутались в копне, вынудив Гермиону использовать вторую ладонь. Так она и сократила расстояние. Теодор только собирался её обойти, как вдруг девочка резко упала на колени, издав нечленораздельный звук, похожий на удушливое кваканье. Тео так обалдел от подобного поклонения, что выронил карточку, а затем с ужасом осмотрел остаточную лапку своей шоколадной лягушки на предмет посторонних звуков. — Вот ты где! — мягкий голосок у его ног звучал облегченно и радостно, однако как только девчонка достала из-за порога квакающего монстра, то её внимание привлекла картинка. Гермиона придерживала жабу одной рукой, а второй подняла карточку. Поравнявшись с Тео, она улыбнулась краешком губ, осматривая колдографию на вкладыше. — Миранда Гуссокл, — вздернув подбородок, она подняла взгляд на Теодора, который смотрел на неё с нескрываемой прохладой, — автор книг по заклинаниям и одна из самых знаменитых исследовательниц магических чар, — сказала быстро и с расстановкой, не читая описания с карточки. На Слизерин она точно не попадет. Теодор перевел взгляд с карточки на её глаза. Ноттовское воспитание сыграло безупречно, когда он нехотя мягко улыбнулся, промолчав о том, что он с двух лет слышал от обитателей родного поместья про всех знаменитостей магического мира. Гермиона выше запрокинула голову, как если бы обрадовалась похвальным овациям, и представилась, чуть повысив голос: — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Сто процентов — магглорожденная. Тео никогда не относился к ним с неприязнью, а однажды даже узнал, что отец долгое время имел в любовницах магглу, причем, судя по отрывкам из детских воспоминаний, женщина часто играла с малюткой Тео в какие-то пластмассовые фигурки, которые нужно было собирать по частям. Однако Тео обладал четким пониманием своего высокого положения, поэтому к девочке относился, как и все его друзья к магглам — пренебрежительно. По правилам этикета ему бы представиться в ответ, но он лишь высокомерно оглядел её с ног до головы, заметив, как она слегка нахмурилась, и обошел её со стороны, тихо сказав: — Гриффиндор. Определенно, ей туда самая дорога. Тео направился к своему купе, когда услышал за спиной поспешные шаги и тяжелое дыхание. К девчонке кто-то подбежал, сипло промямлив: — Гермиона, спасибо, что помогла найти Тревора! Не повернувшись, Тео изогнул брови, считая это самым дурацким именем для жабы. Глубоко вздохнул, мысленно аплодируя себе за правильную догадку — великодушная простушка с маггловскими замашками смогла бы прижиться только на Гриффиндоре. Толку от этого никакого, поскольку магглы всегда оставались магглами. Выучивали малые доли волшебства, которыми даже пользоваться забывали, ссылаясь на врожденные привычки. В истории Хогвартса вообще очень мало достойных магглорожденных, а судя по виду этой девчонки, она точно… — Подожди! — за метр до нужного купе Тео услышал окрик. Повернулся, встретив её преисполненный важностью взгляд, и наклонил голову к плечу. Гермиона вытянула руку с карточкой перед собой. — Ты забыл её. В этот момент Тео уловил легкое смущение на её лице, по-видимому, от глупого вида с протянутой рукой, когда между ними уже было довольно приличное расстояние. Тео улыбнулся, явно не намереваясь возвращаться, а вот за её путешествием по вагону было бы забавно наблюдать. Магглы такие все из себя магглы. Простые как пробки от вина. Дешевого вина, разумеется… Пацан смылся вместе с жабой, а Гермиона по-детски мило хмурилась. Это заставило Теодора улыбнуться шире. — Я ничего не забываю, Гермиона Грейнджер, — он выделил её фамилию с особой иронией, — оставь себе, — перевел глаза на карточку и отвернулся. Но девчушка оказалась более принципиальной. — Я не беру чужое. Тео резко повернулся, почувствовав легкий холодок на ладони. Исподлобья посмотрел на Гермиону, которая осторожно опустила палочку, закончив заклинание, а карточка с Мирандой прилетела прямо ему в руку. Больше она не смотрела в его глаза — довольно хмыкнула скорее себе за правильное волшебство, чем Теодору, и развернулась на каблуках к выходу из вагона. Тео постоял минутку с подрагивающими уголками губ. Ситуация казалась комичной, а маггла гордой. Было бы логично именно ему воспользоваться знаниями из детства, а тут… девчушка была милой. Он впервые так подумал в их первую встречу и продолжал на протяжении… Тео не мог поверить, что следил за ней с первого курса. Не так, как сейчас — постоянно и одержимо, а с любопытством и детским интересом к забавам. После распределения он случайно наткнулся на её фамилию в списке первогодок. Там были указаны даты рождения. Нотт и Грейнджер не были самыми старшими на курсе, поскольку несколько пуффендуйцев родились в первых числах сентября, а вот во второй половине были лишь они. Тео тогда тихонько засмеялся, считая её недостойной родиться в один день с чистокровным, а потом саркастически усмехнулся подобной совместимости и посмотрел на Грейнджер, как опытный боец на потенциального новобранца — снисходительно и оценивающе. Достойна. Было его слово после первого совместного урока с Гриффиндором. Грейнджер, конечно, и в подметки не годилась аристократам. Постоянно тянула руку к потолку, ёрзала на стуле, тараторила бесконечные правильные ответы… Малфой вечно называл её занозой в одном месте, а Тео назло ему пытался найти в этом особый шарм. И, на свою беду, нашел не только шарм, но и спокойствие. В отличие от тех, кому Грейнджер мешала постоянными выступлениями, Тео принимал это как необходимую рутину своего повседневного дня. Во-первых, малышка выбивалась из стереотипов, сразу став лучшей по успеваемости, во-вторых, Теодор обожал подленько её одергивать, а делал это так… Тео никогда не стремился быть лучшим. Он занимался только тем, что ему было интересно, поэтому за одну неделю мог нахватать и положительных, и отрицательных оценок по одному и тому же предмету, вот только темы были разные. Но в свои двенадцать лет самомнение было завышено до предела, и Тео втайне считал себя гением, поскольку замечал то, что другие пропускали. Так было и на уроках с малышкиными ответами. Тео не поднимал руку, разрешая ей высказаться, а потом, когда его спрашивал непосредственно преподаватель, выдавал такую долгую и точную тираду, что даже её факты и уточнения казались излишне натянутыми. Пару раз он едва не прокололся на гаденьких ухмылочках, когда Грейнджер искоса переводила на него вопросительный взгляд — мол, почему ты сразу не вызвался ответить… а Тео мальчик смышленый и скромный, чтобы подпрыгивать к потолку для ответа. Он такой… в глазах Гермионы простой. Так он и прожил первый курс. Общался со своими, наблюдал за происходящим в Хогвартсе и сам не знал, почему выделял Грейнджер, как нечто особенное. Просто всё дело в том, что он умел понимать человеческие мотивы и черты характера. Грейнджер не была наглой, заносчивой и вредной занозой, коей её назвал Драко. Тео видел, как она носилась с Поттером и Уизли, открыто волнуясь за них, замечал, что она всегда позволяла им списывать домашние задания, улавливал диалоги, в которых не было ни грамма надменности и подлости. Грейнджер по-своему понимала волшебный мир, успешно став одной из самых лучших учениц. Добренькая, миленькая, такой она ему нравилась. Вот только была огромная разница между «нравилась» на первом курсе и «нравилась» на втором, поскольку Тео понял, что переломный момент произошел как раз в тринадцать лет. *** Он дрожал, стучась зубами друг о друга. Осколочек ровно встал на прежнее место. Первый осколочек разбитого зеркала. Сейчас после стольких лет он вдруг отчетливо понял, как сильно ему было наплевать на учебу. Он знал свое будущее и готовился занять место отца. Школьные будни были скучны до жути, а квиддич он воспринимал как заурядный спорт. Получалось, что он нашел Грейнджер задолго до ростков своего наваждения. Тогда в поезде. Как нашел, так больше и не бросил, развлекаясь наблюдениями. Она была живым воплощением вечного огня, который никогда не погаснет. Энергичным волчком, который крутился вокруг его жизни, наполняя яркостью и счастьем. Теодор присел на корточки, схватившись за голову. — Репаро, — второй кусок отколотого зеркала встал на место. Он вспоминал второй курс и конечную трясину, засосавшую его в грязнокровку. *** Он был неподалеку, когда Драко обозвал её. Тогда в мыслях Теодора не появлялись жалость, ревность или стремление защищать тайную подружку от бед и нападок, поскольку он оставил это право её настоящим друзьям. Грейнджер умница во всём. Он принял это на веру, поэтому справляться с гонениями грязнокровок она должна самостоятельно. Позже вечером Малфой в красках описывал, как Уизли выплевывал слизняков, а Тео лениво листал учебник, частенько кивая и остроумно украшая этот бред личными высказываниями. Год пролетел незаметно, вот только после Рождества Тео впервые поссорился с Драко, не сумев сдержать гнева… или печали, грусти, безысходности, отчаяния — он тогда не мог правильно выбрать… а всё из-за Грейнджер. Она попалась слизеринскому монстру, и Тео стал мрачнее тучи. Забившись в угол кровати, он считал до тысячи, но так и не смог нормально спать. Начал считать лестницы, мысленно нарисовал карту всех возможных передвижений, бормотал чушь и горбился, как какой-то дворовый полукровка. Не знал, чем себя занять, и припёрся в больничное крыло. К сожалению, мадам Помфри выставила его вон, логично предположив, что слизеринец пришел посмеяться над окаменелой магглорожденной. Тео зачеркивал дни календаря, надеясь на быстрый всход мандрагоры, но чем ближе была дата, тем чаще он начал замечать нервные подергивания мышц. Чуток. Где-то в стопе. Именно тогда он открыл синюю тетрадку, которая осталась лишней на первом курсе. Посередине была неаккуратно всунута карточка с Мирандой Гуссокл. Тео случайно нашел её во внутреннем кармане пиджака, когда переодевался в обычный костюм, чтобы уехать домой на Рождество на первом курсе. Он не знал, почему сохранил её. Может быть, это произошло случайно, а возможно, он на подсознательном уровне узнал в Грейнджер будущую возлюбленную. Тем не менее карточка теперь была приклеена на первую страницу альбома. Он страдал, поставив себе ярлык обиженного тринадцатилетнего мальчика, у которого забрали игрушку. Поттер раздражал бездействием, а Уизли неуклюже носился с цветами, причем Тео открыто закатывал глаза, зная, что среди этой травы, сорванной где-то у черного озера, нет любимых цветов Грейнджер. К тому моменту ему были известны её любимые писатели, предметы, ученые-волшебники, стремления и еда. Тео волновался за Грейнджер, как наседка за яйцо, чтобы, не дай бог, его цыпленочек не был брошен на произвол судьбы после возвращения подвижности, поэтому он и Поттера изучал, стараясь узнать, останется ли он её другом. Вроде бы Поттер тоже ходил как тень, шарахаясь от злых взглядов. Тео выдохнул с облегчением, когда дежурил у больничного крыла и выявил постоянство посещений. Поттер не забывал подружку, правда иногда с недоумением косился на Тео, который сидел на подоконнике с книгой возле дверей у больничного крыла. Но Теодор — мальчонка тихий, а временами незаметный. Будь Гарри девочкой, то может и заметил бы Нотта, оценив утонченную красоту и внешний лоск, но Поттер, к счастью, не барышня и похожей ерунды не заметил, сразу же обо всем забыв. Когда-нибудь он вспомнит, только будет уже слишком поздно. *** Теодор свалился на колени. Его лихорадило. Зеркало показывало косое изображение его бледного лица. Пот струился по шее, стекая за края рубашки. Глаза слезились. Грейнджер чудом избежала смерти от василиска, но главным достоянием того года Тео по-прежнему считал момент её возвращения. *** Он задержал дыхание. В Большом зале было полно народу. Тео вяло ковырялся в тарелке, мучаясь из-за ожидания. Поднялся со скамьи, взяв сумку. Сделал шажок… и задержал дыхание. Сердце забилось быстрее, Тео не моргал. Заметил её возле входа и через силу опустил взгляд в пол, чтобы не вызвать подозрение. Её туфли застучали. Торопливо. Тео знал, к кому она побежала. Смотрел в пол, а видел перед собой волнистую гриву, летящую по воздуху в такт бегу. Сказать по правде, его душа нахмурилась сильнее, чем лоб, поскольку он сам не понял, что произошло в этот момент: вот она сократила расстояние, вот пролетела сбоку, время замедлилось, а Тео закрыл глаза и глубоко… слишком глубоко вдохнул, наполняя лёгкие свежим, сладковатым ароматом малышки. Кончики её волос задели его плечо, когда она ускорилась и через пару секунд столкнулась с кем-то за его спиной. — Гарри! — голос, будто бы в счастливой нирване, Тео услышал сквозь заложенные уши. Сжал ремешок сумки. Открыл глаза. По телу пробежала неожиданно сильная дрожь, испугавшая его резким возникновением жара. Где-то внизу. Он покраснел, запоздало осознав, что к нему обращалась Паркинсон с каким-то ненужным предложением сходить вместе с Драко к озеру. Он медленно потопал к выходу, рискнув в конце посмотреть на гриффиндорцев. Развернулся, мазнул взглядом и быстренько ретировался. В том возрасте он мог позволить себе широко улыбнуться, поскольку малышка была счастлива, она выжила, и её не забыли друзья. Поттер сиял, сжимая её в объятиях, а Уизли краснел не меньше Тео, радуясь возвращению. Уже позже через годик он с отчаянием понял, что произошло в тот момент, когда он больше не смог вдохнуть. Когда она проплывала мимо, то детская мальчишечья наивность ушла, сменившись первым настоящим влечением. Грейнджер приняла в его глазах другой статус — он скучал и ждал её, зажимая кулачки в немой молитве, а когда увидел, то помимо духовного возбуждения испытал сексуальное. Вот тогда-то и произошла катастрофа, изменившая его жизнь. *** Раз кусочек. Два кусочек. Три кусочек. Тео шептал, поднимая в воздух зеркало. Он так долго копался в себе, что потерял счет времени. — Слишком долго, — замычал в кулак, стерев кровь от прокушенной губы. Верно, слишком долго его не отпускало. Приступ или припадок? И то и другое, а сверху внутренняя паника. Тео помнил, как на следующее утро после её возвращения приподнял простынь, хмуро посмотрев на последствия первой поллюции. Другой бы заржал в подушку, именуя себя новым приобретенным званием мужчины, а Тео закрыл лицо руками, глухо застонав от осознания, что Грейнджер теперь преследовала его во сне. *** Масла в огонь добавил отец. Перед третьим курсом он дал Теодору задание изучить маггловские приспособления и привычки. На вопрос, зачем чистокровным наблюдать за недостойными, отец высокомерно поднял брови, сказав, что если Тёмный Лорд когда-нибудь вернется, то Нотты должны уберечь себя от гнева полезной информацией, которую Тот-Кого-Не-Называют пропустил за время отсутствия. В отличие от Малфоев или Эйвери, Нотт-старший предпочитал пользоваться привилегией, как последователя Лорда со времен их совместного обучения в Хогвартсе. Естественно, весь третий курс Тео практиковал наблюдения на Грейнджер, ухудшая одержимость до паранойи. На рождественских каникулах не раз бывал в маггловском Лондоне, расхаживая по супермаркетам, больницам и паркам. Катался на такси и глупо пялился на экран кинотеатра, а затем выкуривал сигарету и разбавлял саммервайн сидром, пока не был пойман местным констеблем, как четырнадцатилетний подросток из неблагополучной семьи, не умеющий пользоваться транспортным турникетом. Проблема была в Грейнджер. Теодор просто однажды проснулся и понял, что это любовь. Несправедливая, горькая любовь. Первая, юношеская и роковая, губительная для его души и психической стабильности. Понял из-за внезапно появившегося болгарина на четвертом курсе. Понял, когда улетел в мир мёртвых звёзд после странного косячка, купленного у какого-то подзаборного маггла. Вопил и кидался на людей со словами, что от всей души желает ей счастья и картавых детишек на целую квиддичную команду, а как только чета Крамов погибнет от неудачного полета на метле, то он усыновит каждого карапуза по примеру котов и будет рыдать на могиле отца, вымаливая прощение, что наглые болгары-спиногрызы прибрали к рукам ноттовские сокровища. Он деградировал. Собрал тысячу листов для отчета отцу и деградировал, когда понял, что вернувшийся Тёмный Лорд не пощадит грязнокровок. Теодору было плевать на всех, кроме одной, поэтому он решил напрямую сознаться Нотту-старшему, что покончит с собой, если тот не придумает, как спасти подружку Поттера. Папка принял к сведению, но помочь не смог, а ещё прочитал долгую лекцию про чистокровный долг. Вот тогда Тео и сломался. Заранее её оплакивал, а в перерывах между судорогами дрочил на фотографии, будто в последний раз. Ещё на первом курсе принял решение не вмешиваться в её жизнь и молчал. Шестой курс закрепил за собой диагноз психопата. Он следовал за ней, как тень за светом, собирая случайные вещички, а потом… Потом всё закончилось. Отец воспользовался мерой предосторожности и, осознав, что нормально жить при Тёмном Лорде не получится, забрал сына подальше из Англии. Это был худший год в его жизни. Он тратил гигантские суммы на алкоголь и девиц, празднуя так, чтобы забыться. Грейнджер спасала мир, а он подвергался моральному разложению, потому что не знал, где она и с кем. Тео так часто привык наступать ей на пятки, что сходил с ума от нехватки подобной наркоты. А ещё он привык держать себя под контролем. Сделал малышку запретной для себя… *** — Репаро! — последний кусок, идеальное зеркало. Тео прокручивал в голове сцену с признанием Уизли. Сегодня наступил апокалипсис, и он сорвался. Нет, не так. Он позволил себе сорваться. Дотронулся пятерней до зеркала на уровне своего горла. Смотрел долго, а затем расслабил лицо и невинно захлопал ресницами. Хорош. Из всех трупов он бы стал самым лучшим, как куколка с большим членом. Тео был уверен, что даже будь он мертвецом, то на Грейнджер у него всё равно встанет. Хулиган одним словом. Улыбнулся. Сжал ладонь, скользнув ногтями по холодной зеркальной поверхности, только себя больше не видел. Видел её, говорящую отвратительные слова. «Я тоже» Неужели, детка? Серьезно? Ты рассохлась или пчела залетела под юбку? Девочка дозрела до мальчика? Или гриффиндорки обсмеяли твои девственные половые губки? Вздрогнул. Уизли мог уже облапать её. А Крам? Поттер? Они друзья! Ладно, так что с Уизли? Ха, наверняка намыливает член в качестве подарка к её дню рождения. Плечо свело спазмом. Теодор не выдержал и располосовал зеркало ногтями, царапая нежную и тонкую шейку Грейнджер. Фригидная сука! Другой рукой зачесал волосы и зажмурился. Каждый раз, просыпаясь девятнадцатого сентября, он шептал ей поздравительные стихи собственного сочинения. Специально не баловал себя, по-джентльменски разрешая Грейнджер веселиться, а сам молча принимал поздравления от близких и никогда не праздновал. Хочу. Теперь я хочу отпраздновать. Да так, детка, что ты на всю жизнь запомнишь этот праздник! Раньше он делал малышку запретной для себя, а сейчас оттолкнулся от зеркала, поправил галстук, смахнул пылинки с волос и, наклонив голову к плечу, широко оскалился: — Повеселимся, милая?