Спазм

Гермиона покрутила головой, разминая шею, и расслабленно потянулась после финальной точки длинного эссе по зельеварению. Пятничным вечером в библиотеке было мало учеников. За окном небо окрасилось в сумеречные розовые оттенки, подсказывающие, что завтра погода опустится на градус ниже, но Гермиона всё равно посмотрела вдаль с благоговейным чувством прекрасного завершения идеальной недели. Нежно улыбнулась, свернув пергамент, который нужно было сдать через две недели. Она всё делала наперёд. Всегда. Гермиона ощущала себя вдохновленной первогодкой, не ожидая заранее такой радости от возвращения к учебе. Гарри был спокоен и счастлив, а Рон заметно повзрослел и усердно старался учиться. Гермиона размышляла, предполагая — он делал это из-за неё или его изменила смерть брата… Знакомые ей люди редко менялись так быстро. Обычно это происходило из-за долгого переосмысливания жизненных принципов или вследствие постоянного давления внешних факторов. У Рона это случилось на второй день после приезда в Хогвартс. Гермиона удивилась, обнаружив его ранним утром в библиотеке, а он мило улыбнулся и сказал, что хочет быть её поддержкой не только как друг, но и как надежный парень с прочным плечом. Гермиона мгновенно растаяла от такой искренности и присела рядом, тихонько подсказывая ему нужные термины для подготовки к урокам, однако чуть позже, проанализировав его высказывание, она пришла к выводу, что могла бы и сказать про ненадобность прочного плеча в силу своей хронической самостоятельности. Но она промолчала, по-женски рассудив, что Рон хотел сделать ей приятное. К тому же учеба никогда не являлась лишней, поэтому она надеялась, что его запал сохранится до выпуска. Единственное, что терзало совесть, это поспешный ответ на его признание. Они только начали строить отношения, про любовь говорить слишком рано. Гермиона отвлеклась от светлого образа своего парня. Аккуратно собрала учебники в сумку и направилась к выходу, но, как только достигла поворота за стеллажом, то плавно затормозила и слегка нахмурилась. Посмотрела вокруг. Группа когтевранцев, несколько пуффендуйцев, две слизеринки. Она не знала, почему вдруг почувствовала — что-то не так. Вот иногда так бывает, когда долго не замечаешь привычной рутины, а потом вдруг осматриваешься… и её нет. Гермиона пожала плечами. Наверное, это остаточные рефлексы после года блужданий по лесам, где всегда нужно было держать ухо востро. Огляделась ещё раз и застряла взглядом на пустой парте, которая расположена прямо пропорционально её постоянному местечку у окна. Да, не она одна любила постоянство. Случайно получилось, что Гермиона приметила одного слизеринца, который всегда сосредоточенно учился именно на этом месте на протяжении всех курсов. Между их столами был прямой обзор, и Гермиона иногда посматривала на него, когда расправляла плечи от длительного письма, но слизеринец ни разу не встретил её взгляд. Гермиона вздернула подбородок и продолжила путь к выходу. Конечно, таким, как Теодор Нотт, было плевать на магглорожденных. Гермиона всегда относилась к подобным стереотипам с неприязнью и мысленно поаплодировала новому преподавателю по защите от темных искусств за отличную лекцию в среду… *** Профессор Рой оказался бывшим аврором, который многие годы прожил в Канаде, участвуя в операциях по поиску приспешников Волдеморта. Гермиона с открытым ртом слушала, как Рой при всех благодарил Гарри Поттера, а также тактично между строк выразил презрение по отношению к Малфою, Гойлу и Нотту. Первый стал бледнее мела, второй низко опустил голову и в противовес Малфою покраснел, а третий… Гермиона вообще потеряла челюсть, когда Нотт слегка прищурился, а потом, к удивлению всех, мягко улыбнулся и непринужденно пожал плечами, сведя губы в сожалеющем жесте, мол так получилось. Гермиона поднимала челюсть с неожиданной для себя мыслью, что Нотт — такой милый мальчик, но потом посмотрела на него более внимательно. Это случилось, когда все записывали лекцию, шурша перьями. Прикусив губу и чуть нахмурившись, Гермиона повернулась через плечо. Она сидела на первом ряду, а он на третьем. Подняла на него глаза. Нотт как Нотт, обычно так обычно. Он водил пером, подперев другой рукой подбородок. Гермиона сглотнула, не зная, как поступить с охватившим её подозрением. Он… напряжен. Как-то даже нестандартно, почти незаметно, но… вздутая вена на внутренней стороне запястья, подрагивающий мизинец, скользящий по подбородку туда-сюда, хмурый лоб и глубокое дыхание, заметное по раздувающимся крыльям носа, подсказывали, что про спокойствие не могло быть и речи, а значит наигранная вежливость перед преподавателем являлась либо психологической самозащитой, чтобы не страдать от чувства вины за отца-Пожирателя, либо удачной игрой на публику. Гермиона задумалась, застыв стеклянным взглядом на его подвижном мизинце, отдаленно подметив, что в отличие от других чистокровных, он не носил фамильного перстня. Она пропустила момент, когда его перо задержалось в одной точке на пергаменте. Буравила взглядом мизинчик, только через несколько секунд осознав, что и пальчик замер, остановившись у края губ, которые слегка растянулись в улыбке. О нет! Гермиона резко развернулась к своему пергаменту, даже не посмотрев в его глаза, поскольку поняла, что её поймали. Покачала головой. Всё-таки настороженность — это последствие войны. Она не должна быть подозрительной. Определенно, первый вариант с «милым мальчиком» и «чувством вины за отца» очень подходил к репутации Теодора Нотта. Гермиона улыбнулась. Конечно же, всё так и было… *** — Я заказал отличный столик в «Трех метлах», хватит на весь Гриффиндор! Гарри и Рон поймали подругу возле библиотеки, предложив пойти во внутренний двор Хогвартса. Все скамьи были заняты, поэтому ребята присели на траву, отложив учебники. — Думаешь, Розмерта закроет глаза на количество? — Рон толкнул Гарри локтем и засмеялся. — Количество гостей? — Количество алкоголя! На этот раз Гермиона толкнула Рона, но не сдержала такой же счастливой улыбки. — Несмотря на то, что мы совершеннолетние, я не хочу получить выговор за свой день рождения! О, Гермиона уже не знала, что делать с толпой, которая хотела её поздравить. Сначала Рон предложил отпраздновать в гостиной Гриффиндора, но Гермиона скромно покачала головой, не пожелав портить первый в этом году поход в Хогсмид своим праздником. Лучше совместить! Поэтому друзья пригласили всех желающих в паб мадам Розмерты. В итоге к желающим присоединились когтевранцы, и понеслось… — Воскресенье будет жарким, — улыбнулся Гарри, — не представляю, как мы будем потом учиться! Гермиона насмешливо закатила глаза и, мягко потрепав его по голове, сказала: — Как обычно, Гарри, ведь это последний год в Хогвартсе, — её улыбка стала более сдержанной, почти грустной. Троица замолчала, каждый думая о своем. Родные стены хранили много секретов, как хороших, так и плохих. Школа дарила радость, но вместе с тем, впитала в себя потери и смерти. Гермиона верила в магию, которая обязательно восстановится и вернёт былое величие Хогвартсу. *** Скоро урок. Гарри учтиво смылся раньше двух влюбленных пташек, оставив Гермиону и Рона наедине. Вокруг проходили ученики, посматривая на них смущенными взглядами. — Что Макгонагалл сделает с хижиной Хагрида? Они сидели, опираясь на спины друг друга. Гермиона грела личико на солнышке, а Рон смотрел на фонтан, также пострадавший от нехватки магии. Вода иногда окрашивалась в темно-зеленый цвет, теряя свежесть. Гермиона вздохнула. Хагрид отправился в гости к Олимпии Максим во Францию. Давно отправился. Да так, что не собирался возвращаться, поэтому Минерве пришлось искать нового учителя по уходу за магическими существами. Карлик не захотел жить в хижине лесничего, попросил отдельную комнату в школе и новый загон для животных, поэтому домик пустовал. Гарри всё рвался посетить его, да и потерялся в учебе или где-то в Джинни. — Пока не найдет лесничего, будет держать её закрытой. Рон повел плечом и тихо произнес: — Никто не согласится жить рядом с Запретным лесом. Гермиона закрыла ладонью солнышко и часто поморгала, чтобы убрать с глаз яркие точки. Слушала Рона, говорившего, что собаку Хагрида теперь кормила Помона Спраут, Клык часто срывался к хижине, но её внимание случайно отвлек один персонаж, сидевший напротив неё на ближайшей лавочке. Гермиона бросила мимолетный взгляд на его руки… и дрогнула уголком губ. Сцена была довольно милой. Но это было лишь мгновение. Гермиона повернулась к Рону, прислонившись к его спине щекой. — Сходишь со мной к директору? Ей нужно было отдать отчет старосты. Рон кивнул и помог ей встать. Когда они проходили мимо персонажа, Гермиона не захотела снова пялиться, поэтому закусила губу и прижалась к Рону, а в голове была сцена — Теодор Нотт отрывал лепестки от цветка по примеру маггловского гадания на ромашке. Гермиона усмехнулась, представив его лицо, если бы он узнал, как забавно это выглядело со стороны. У волшебников не было гадания «любит, не любит». Вместо ромашки в руках Нотта была душистая локолопия, больше похожая на обычную разноцветную герберу, только лепестки красовались узорами, но форма определенно роднила цветок с ромашкой. Рон поцеловал её в макушку как раз в тот момент, когда она покраснела, подумав о том, что Нотт, шепчущий «любит, не любит», являлся единственным слизеринцем, кто вместо недовольства вызывал у неё улыбку. С такой мыслью она спрятала пылающее лицо за гривой волос и болтала с Роном про ближайший поход в Хогсмид. *** Целка. Не целка. Целка. Не целка… Твою мать! Тео отбросил ромашку. Он долго не мог вспомнить волшебное название уродливого плюща, поэтому обозвал маггловским на манер ругательства. Однажды он забрел в тёмный квартал Лондона, перепутав непостижимо дьявольские линии маггловского метро. К нему пристала цыганская бабка, обмотанная бусами с ног до головы, которая обещала погадать за три фунта. Пока Тео переводил в уме валюту на волшебные кнаты, дабы понять сколько с него просят, бабка затащила его в прокуренный шатер. Сначала он хотел стукнуть по ней Конфундусом, поскольку главной картой его жизни предстала тройка мечей, означающая боль и сердечные муки, а старшим арканом стал дурак. Бабуля, правда, смягчила дурачка до шута, но данный термин ещё больше взбесил Теодора. Он уже встрепенулся для побега, дабы спасти цыганку от гнева и себя заодно от нарушения Статута, но его остановили одной фразой — ты получишь то, что желаешь больше всего на свете. Гадалка преобразилась в его глазах ярче второго пришествия Мерлина. Нужно ли говорить, что в итоге находчивая бабка обдурила его на двести фунтов, заранее зная, что поймала дурачка… Тео испепелял выброшенные лепестки ромашки немигающим взглядом. Грейнджер изрядно трепала нервы, сюсюкаясь с Уизли, но сорваться он не мог. Никто не замечал за ним странностей, поскольку Теодор редко терял рассудок на людях. Как ни странно, но отдушиной являлся только маггловский мир. Он не хотел признавать, но полюбил его за то, что мог скрыться от назойливых глаз и отдаться во власть приключений. Это её мир. Детка родилась и выросла среди магглов, и это, чёрт возьми, было важно! Тео скривился и зачесал волосы, помассировав страдающее мигренью темечко. Итак, он понял — ради Грейнджер он простил Поттера и восхитился магглами, что дальше? Приложиться к соседнему плечику Уизли? Что-то подсказывало ему — в подобной треугольной семье именно Теодору отдадут роль сучки. Грейнджер будет трудиться, зарабатывая деньги в Министерстве посредством насильственного освобождения эльфов, невзирая на их последующую смерть от суицида и голода, а Уизли станет драить полы и готовить бурду по специальному рецепту мамаши, но из-за врожденной неуклюжести каждая разбитая тарелка обольётся треклятой руганью. Вернувшись домой за полночь, Грейнджер закатит скандал, добив оставшиеся тарелки, а Уизли нахохлится, как самка индюка, и вот тогда-то придется Теодору успокаивать обоих, подставляя собственную задницу. Почему? Ради Грейнджер! Границы достоинства стирались под натиском мокрых тряпок, бьющих Тео по лицу. Гордость смывалась ко всем драклам, поскольку не существовало того, что бы ни сделал Тео ради Грейнджер. Но… Перед глазами всплыло зеркало в ванной старост, где он окончательно поставил точку душевному унижению. Права была цыганка. Ты получишь то, что желаешь больше всего на свете. Тео не лгал себе — что бы ни случилось, он никогда не пожалеет о содеянном. Он подхватил со скамьи мантию и вернулся в Хогвартс… Осматривался, ходил по этажам, нашел каморку Филча, высчитал расстояние между поворотами, выявил количество учеников, проходящих по определенным коридорам, перевесил громкие портреты, проверил эльфийские обязанности по уборке, выбрал место со скудным освещением… Отец всегда говорил, что удача операции на девяносто процентов зависит от подготовки, а пять от стойкости нервной системы, поэтому Тео ходил со скучающим видом, в котором не было ни грамма волнения и тревоги. Здоровался с учителями, улыбался, держал руки за спиной и даже напевал, раскачиваясь на мысках возле особо болтливого портрета. Молодой конюх подпевал в ответ, бегая из одного угла картины в другой, пока Теодор не направил на него палочку. В чём заключаются последние пять процентов, Тео? Эти пять процентов — вся моя жизнь. Так в чём же? В выборе жертвы. *** В субботу утром он отправился к Слагхорну, вежливо попросив зелье сна без сновидений, якобы от кошмаров. В субботу вечером он принял из рук мадам Помфри микстуру от кашля, якобы от простуды. В воскресенье он проснулся и привычно пожелал доброго утра ангелочку. Сделал тяжелый, глубокий вздох и решил… что проснулся не таким, как обычно — разбитым, сломленным, а таким, каким был на самом деле — испорченным, аморальным, избалованным, безнравственным, развращенным любителем фетишизма и фроттеризма со склонностью к перверсиям и парафилиям. Подложил руки под голову, опустив веки. Секс лишь одна сторона медали, а малышку он хотел не только членом. Тео осознал, что её душа никогда не окажется в его руках, а вот психика и разум… Что может быть хуже физического насилия? Психологическое. Как просто. Любой мог бы зажать её в углу, неумело толкаясь по вульве в поисках вожделенной дырочки. Грейнджер вытерпит, как вытерпела Круциатус, судя по рассказу Драко. Может, откусит себе язык или зажмется как пробка в анусе, но вытерпит. Это не то, чего хотел Тео. Точнее, это всего-навсего малая часть! Настоящий экстаз — внутренние, душевные тиски. Давление, слова, интонация… это не насилие, это прессинг. Теодор скрутил бы её сердечко в тонкие спирали, вторгаясь в мысли снова и снова. Вот! Самое желанное. Нечто среднее между легкой добычей — телом, и сложной — душой. Тело получить проще, чем укусить себя за лопатку, а душу взять невозможно и для Тео запретно по факту, а вот мысли — лакомый кусочек. Обладая расчетливым умом, хорошей памятью и физическим преимуществом, Теодор в последний раз решил поискать повод для отступления и, честно говоря, нашел более десятка, но… Он улыбнулся. Он просто хотел Грейнджер, и он не отступил. *** Гермиону разбудили радостные крики соседок. Джинни воспользовалась запасами волшебных хлопушек из магазина Джорджа, а остальные суетились вокруг прожекторной лампы, пускающей в потолок разноцветные картинки магических существ. В гостиной дела обстояли не хуже, когда Гермиону окружили со всех сторон поздравлениями. Гарри и Рон тискали её в объятиях, а Невилл вручил цветы собственного выращивания. — Хорошо, — замялась она и прочистила горло, — спасибо за лучший день рождения в моей жизни, — мило улыбнулась и покраснела. Рон придерживал её за талию и обратился к толпе: — Встречаемся в «Трех метлах» в пять часов. *** Большой зал был более спокоен на овации, но совы разошлись не на шутку. — Тебя поздравил министр! — Джинни задорно выхватила у неё конверт с печатью Министерства. — Это от мамы! — Рон передал широкий сверток. В этот момент Гермиона поджала губы, вежливо приняв посылку. Ей очень не хватало родной матери. Родители всегда поздравляли её первыми, постоянно угадывая с подарками. Гермиона ушла в себя, раздумывая, куда ещё обратиться за помощью, пока не почувствовала легкое прикосновение к плечу. — Мисс Грейнджер, — рядом с ней стояла Минерва, устало, но искренне улыбаясь, — примите мои поздравления! — Спасибо, профессор! — Гермиона засмущалась, но глаз не отвела и кивнула. Когда директор вернулась к столу, Гермиона всеми силами постаралась скрыть жалость и грусть по отношению к любимому учителю. Макгонагалл не справлялась с Хогвартсом. То свет тускнел, то вода исчезала, то портреты замирали, а однажды с потолка Большого зала свалились свечи, испортив макушки детей мелкими ожогами. У Минервы хватало проблем. Она похудела и горбилась. Гермиона несколько раз пыталась хоть чем-нибудь ей помочь, но ничего не получалось. Хогвартс никого не слушал. *** Собираясь в Хогсмид, Гермиона с удивлением обнаружила возле окна школьную сову. «Мисс Грейнджер, я жду вас в ближайшее время с отчетом. М.М.» Гермиона задержалась на послании директора немигающим взглядом. Они договаривались на понедельник. Гермиона пожала плечами, предположив, что у Минервы слишком большая нагрузка и бремя ответственности. Скорее всего, она просто забыла договоренность. Гермиона отложила в сторону маггловскую одежду и вновь завязала школьный галстук. Поправив рубашку и свитер, пригладила юбку и собрала волосы в хвост. Смотрела на отражение и нахмурила лоб. Странно. Стала бы Макгонагалл заставлять любимую ученицу в её день рождения, да к тому же в выходной, сдавать отчет?! Мелкая тень подозрения испарилась так же быстро, как и появилась, поскольку Гермиона не боялась Хогвартса, а всех монстров, обитавших в его стенах, уничтожил её лучший друг. Она заправила выбившиеся волосы за уши и улыбнулась. *** — Не ждите меня, — Гермиона помахала пергаментами перед друзьями, — я догоню вас, как только поговорю с профессором Макгонагалл. Рон недовольно взглянул на отчет, а Гарри вздохнул. — Отправь совиной почтой. — Это неуважительно! — Гермиона заговорила менторским тоном. — Ей и так тяжело управлять школой. Ребята нехотя кивнули. Рон предложил пойти вместе с ней, но Гермиона была уверена, что многие гриффиндорцы уже гуляли по Хогсмиду. Кто-то должен был их встретить в «Трех метлах», поэтому она покачала головой и отправила их в Хогсмид, пообещав присоединиться в ближайшее время. *** Лестница не вовремя повернула её в противоположную от директорского кабинета сторону. Гермиона едва не топнула ногой, снова попавшись на эти ступеньки. На той неделе она чуть не полетела вниз вместе с испуганными первокурсниками. — Ну давай же! — постояла минуту, но лестница не возвращалась, а значит, ей нужно было идти в обход через узкий коридор с кричащими портретами. Когда-то на этом этаже поселили Филча, но он сразу же попросил более свободное помещение, а из этих комнат сделал кладовые хранилища для уборки и школьного инвентаря. Гермиона не стала доставать из-под пояса палочку, чтобы наколдовать Люмос. Коридор был слабо освещен настенными канделябрами. Она ускорила шаг, с недоумением осматривая стены. Ни одного портрета… Что ж, Гермиона опустила глаза под ноги. Вероятно, Филч убрал их. В воскресенье наибольшая половина старшекурсников гуляла по Хогсмиду, а остальные отдыхали в гостиных или делали домашние задания в библиотеке. Ни души… Только звук её каблуков и размеренное дыхание. Гермиона не боялась темноты и боггартов. За свои девятнадцать лет она повидала всех возможных чудовищ — василиска, русалок, дементоров, оборотней, гигантских пауков, драконов. Что может быть страшнее Пожирателей и Волдеморта? Гермиона выпрямила плечи и завернула за угол. Кромешная темнота. Где-то здесь находилась дверь в чулан. Она не сбавляла шаг, когда переложила отчет в левую руку, а правой потянулась к поясу за палочкой, но неожиданно пергамент выпал из руки, словно под действием заклинания, и она остановилась. Нащупала палочку под свитером и… Её ухо обожгло горячим дыханием. — Здравствуй, детка! Она вздрогнула, окаменев на мгновение, а потом дернулась с намерением повернуться, но некто сзади внезапным, грубым движением заткнул ей рот какой-то мокрой тряпкой, со всей силы прижав к себе спиной. Гермиона рефлексивно забилась локтями, мазнув кончиками пальцев по древку, но незнакомец оттолкнул её ладонь, вырвал палочку и отбросил во мрак коридора. — Н-не… — она замычала в тряпку, почувствовав внезапную слабость, но из последних сил толкалась, наступив каблуком на чужой ботинок. Услышала за спиной еле слышный выдох. Её зажали в тиски под грудью, а второй рукой сильнее вдавили тряпку. Гермиона не смогла распознать терпкого запаха. Всё тело покрылось гусиной кожей, а голова закружилась в водовороте, где не было ни одной яркой точки. Всё погрузилось во тьму, но… Неожиданно резко он откинул тряпку, оставив Гермиону на краю сознания. Она обмякла в его руках, не чувствуя собственных ног, но отчетливо понимала происходящее и слышала бешеные удары своего сердца. Тело не могло справиться со слабостью, будто находясь в окружении дурмана. Кончик языка онемел, в носу щипало, а темнота давила на сознание, бросая в транс. Гермиона снова попыталась что-то сказать, но голова безвольно опустилась на грудь, пока её не подхватили чужие пальцы, спрятанные под кожей перчаток. Тео держал её практически на весу, вдавливая в своё тело, и дышал. Впервые в жизни он дышал так свободно. Превозмогая бессилие, малышка напрягала спину, чтобы оттолкнуться от его груди, но с каждым разом слабела, не сумев справиться с изрядно исправленным зельем сна без сновидения, в которое Тео добавил несколько других элементов из собственных запасов. Раньше он частенько дышал подобной дрянью, зная, что организм не впадет в беспамятство, а будет прекрасно осознавать и помнить каждую секунду. Замечательно! Так бы и стоял вечно, прижимая её к себе. Тео прочистил горло, сглатывая привкус такой же исправленной микстуры от кашля, не позволяющей говорить громче шёпота. — Сладкое яблочко нашёл папочка, — он провел ладонью по её горлу, покручивая безвольную головку в разные стороны. Гермиона задрожала. Она понятия не имела, кто это и что ему нужно. Да такого вообще не могло быть в Хогвартсе! Его слова прозвучали надругательски и дерзко. Она попыталась снова наступить ему на ногу, но внезапно он ловко обхватил её двумя руками за туловище и потащил за собой. — На помощь! — она смогла закричать, когда услышала скрип чуланной двери, но не была уверена в громкости, поскольку в горле образовался комок слюны. Её затрясло от страха и неверия. Живот сдавливали чужие руки, вызывая болезненные спазмы. Она повернула голову, надеясь хоть что-то разглядеть, но непроницаемая, чернильная тьма окутывала пространство, подбросив догадку, что всё это было подстроено. — Пожалуйста, отпусти! Я… — залепетала, с ужасом услышав щелчок дверной задвижки. Она дышала так часто и шумно, что почувствовала боль в грудной клетке. Тео замер, не услышав ни слова. Он был в себе. Глубоко в себе кричал на весь свет, что дотронулся до желанного и сходил с ума. Вот малышка — такая хрупкая, худенькая, горячая, трепыхающаяся, как котенок в пасти тигра. Он подтянул её повыше, поставив на мыски. Теперь они были одного роста. Господи, только сейчас до него дошло, что он никогда не касался её настолько интимно. Обнимал. Наклонился носом к волосам, удушливо задышал, почувствовал выступившую за её ухом капельку пота. Обмочил нос и мысленно усмехнулся вопросу — кто из них котенок? Потому что лакать малышку, как вкусное молочко, хотел именно он. Идиллию прервали женские ногти на его запястьях. Гермиона напряглась и безнадежно продолжила вырываться. Боднула головой. Несильно, но для расслабленной челюсти Теодора весьма ощутимо. На очередной выпад он с размаху толкнул её вперед. Она задела ведро, стоящее возле входа, и врезалась в бездверный стеллаж, с которого посыпались жидкости для чистки и уборочное барахло. Ведро с грохотом покатилось, опрокинув на пол застоялую, холодную воду. — Чего ты… — Гермиона стукнулась лбом о полку, — хочешь? Тео не позволил ей развернуться к себе лицом. Он подготовился и прекрасно ориентировался в темноте. Специально не надел мантию, чтобы ненароком не запутаться в ней, а также заранее повесил нужные ремни на крючки кладовки. Гермиона едва держалась на ногах, цепляясь руками за полку по двум сторонам от своей головы, но когда услышала за спиной шуршание, то попыталась оттолкнуться. Задушенно вскрикнула, ощутив рывок. От локтя до ладони прошла мучительная судорога, а вокруг запястья сомкнулся плотный, широкий ремешок. Она закричала, надорвав горло, пока её не вдавили в стеллаж, заткнув ладонью рот. Средняя полка больно вонзилась в живот, а нижняя в колени. Тео сделал паузу, прижав её своим телом. Терпел, когда она кусала его пальцы с намерением освободиться, и восстанавливал своё дыхание, затягивая ремешок на хрупком запястье. Другой конец закрепил на крючок, торчащий из верхней полки. — Я… — мысленно чертыхнулся проклятому шёпоту, делающим его ровный голос таким глухим, — хочу тебя. Он ответил на вопрос. Она затихла. Этой паузы хватило, чтобы ухватить её второе запястье. Вдруг, не ожидая такого проворства от накаченной зельями девушки, Тео слегка пошатнулся, получив пяткой по голени. — Помогите! — заныла так громко, что у него закололо в ушах. Действия малышки вернули ему здравый рассудок, напомнив, что перед ним не простая малолетняя дура, воспитанная на медвежатах и воздушных подушках, а потрепанная войной сильная личность, которая никогда не смирится с ролью жертвы. До скрежета зубов сдавил челюсти. Грейнджер вела себя предсказуемо, как он и ожидал, поэтому… Второе запястье он затянул туже, чем первое. Гермиона замотала головой, выворачивая руки, но Тео больно ударил её сзади по колену. Ноги подкосились, и она повисла на ремнях. Внутри творилось что-то ужасное, поскольку Гермиона даже в самых страшных снах не могла представить подобного. Оказавшись в плену у Пожирателей, её никто и пальцем не тронул… в этом плане. Она задышала, как астматик, пока её руки натягивали выше, а затем сквозь плаксивое завывание решила добиться свободы иным путем: — Я… мы… можем поговорить обо всем, я выслушаю тебя и… Тео прикусил губу. Это она! Прирожденный оппонент. Грейнджер, может поговорим о правах эльфов? Я расскажу тебе про свою любимую шапку! И началось… Перед глазами поплыли все воспоминания, где он изводился необузданными фантазиями, трогал себя и представлял её в различных, изощренных позах. Один. Он дышал ею. Два. Он трогал её. Три. Он отпустил. Сделал шаг назад. В темноте невозможно увидеть Грейнджер, но ему и не надо было смотреть. Он помнил каждый сантиметр её тела. Опустил руки и слушал. Она пыталась справиться с истерикой, вертела руками, напрасно стараясь сбежать, подавляла отчаянные всхлипы, зажимая зубами губы, хлюпала носом, втягивая в себя последствия слез. В данный момент она ранимая, загнанная и испуганная. Он начал медленно. Издалека. Протянул вперед палец. Невесомо дотронулся до поясницы и поддел подушечкой край одежды. Приподнял свитер. Рубашка была заправлена в юбку, как у старой карги. Тео улыбнулся, он бы не удивился, если бы застал её в шерстяных рейтузах. Она задрожала, вжимаясь в стеллаж подальше от его пальчика. Милая! Зажав щеки между боковыми зубами, Тео ухмыльнулся. — Выслушаешь? — насколько позволял шепот, он спросил мягко, почти нежно. Она такая наивная… Гермиона закивала, запоздало вспомнив, что ни черта не видно, поэтому хрипло затараторила: — Да, конечно, да! Мы обсудим всё, что хочешь. Я обещаю, никто не узнает об этом. Тео медленно опустился на корточки, стараясь, чтобы не скрипели половицы. Подался вперед, задев носом низ её юбки, и втянул в себя воздух. На мгновение повернул голову, чтобы она не почувствовала дыхание на ножке, и спросил: — Правда? — провел носом по ткани, крепко закрыв глаза. — Ты поможешь мне? Теодор ощутил легкую вибрацию на складках юбки. Гермиона тряслась всем телом то ли от холода, то ли от страха. Лично сам Тео дрожал от тисков своих штанов, которые устрашали член не хуже дренажного кольца, запрещающего быстро кончить. Однажды он попробовал одно колечко со вкусом клубнички, а потом не смог снять, так и корил себя десять минут, что придется ампутировать. Слава богу, ему опять помогло воображение, в котором Грейнджер стягивала это кольцо губами. Честно, Теодору сейчас очень не хватало сигаретки. Он бы выдохнул ей под юбку, а Гермиона наверняка бы дернулась, закричав, что её пытают Инсендио. Хочешь покурить, Грейнджер? Легкую! Я бы даже не стал разбавлять табак. По-видимому, Грейнджер заметила что-то странное внизу, потому что встала на мыски и выгнулась животом к полкам. Всё дальше и дальше от него. Тео дальше не хотел, поэтому потянулся к её лодыжке и провел пальцем вверх-вниз по пяточному сухожилию, которое сразу же дернулось вперед. Малышка стукнулась мыском туфли о какой-то пузырек, а Тео отдернул руку. Он бы хотел снять перчатки, но… Он выпрямился в полный рост. — Почему ты замолчала? — его голос прозвучал грубо и торопливо. — Умница потеряла дар речи или… — он подошел ближе, оперевшись ладонями на полку чуть выше её лба, — ты хочешь продолжения? Гермиона резко дернула ремешки, тем самым врезавшись спиной в его тело. Отпрянула, снова ударившись лбом, а Тео размял шею и выдохнул: — Я отпущу тебя, — Гермиона повернула голову, слушая каждое слово, — если признаешь, что не трахалась с Уизли. Слюна попала не в то горло, и Гермиона закашлялась, а Тео сдавил до треска полку. Он не касался Гермионы, просто наклонил голову и вдыхал её аромат. Свежесть терялась в терпкости потовых желез, но Теодору было плевать. Он узнал её запах ещё на втором курсе, когда краснел, как помидор перед арбузом. Грейнджер всегда была сладким арбузиком с докучающими косточками, которые постоянно забивали ему гортань. Он знал, что примет любой ответ. Если бы Грейнджер вдруг решила быть публичной шлюхой, то Тео не изменил бы её значение для себя. Жалок. Он признавал. Да и спросил не в поиске ответа, который он всё равно узнает через несколько минут. Спросил по другой причине… Гермиону парализовало жутко нехорошим предчувствием — с ним что-то… она не знала, что ей делать. Кто это? По голосу невозможно понять. Тео ждал, не шевелясь и догадываясь, что Грейнджер скоро придет в себя. Ей несвойственно молчание. Однако времени было мало. Он не волновался по поводу внезапных посетителей заброшенного коридора, он беспокоился за собственный контроль. Конечно, милашка не поняла вопроса, а точнее смысла вопроса, поэтому простодушно ответила: — У нас ничего не было с Роном. Ох, детка, это изысканный кларнет для моих ушей, но… Тео кивнул сам себе, довольно оскалившись и облизнув губы. Больше всего он любил именно такую прелюдию. Вот чтобы со смыслом! Что ж, их ласкала тьма. Они были вдвоем в тесной каморке, напичканной искусственными запахами зелий и разлитой затхлой водой. Он знал о Грейнджер всё, она же о нём ничего. Здесь и сейчас Тео вывел внутренних монстров на прогулку, поскольку малышка целиком и полностью принадлежала ему. — Ничего? — чуть повысил шепот, заглушив звук расстегивающейся пуговицы над ширинкой. Он не надел ремень. Теодор вообще не хотел отвлекать ангелочка лишними звуками, великодушно предоставив больше пространства для чувства безопасности. Тео желал сделать первый раз обычным, чтобы потом пустить Грейнджер по нарастающей, постепенно вовлекая её в извращенные практики, но… он бросил всё на самотёк. Мы будем плыть по течению. Вместе. Ты и я. Гермиона пыталась размять онемевшие пальцы, но не почувствовала их. Выпрямила спину и, вернув себе храбрость, повысила голос: — Ничего! Развяжи меня! Идеально! Перед тем как дотронуться, Тео слабо ударил полку прямо перед носом Грейнджер, заставив ту вздрогнуть. Сделал шаг к ней, едва подавив стон от соприкосновения промежности с её ягодицами, и положил ладони на талию. — Не подходи, — Гермиона ослабла, по-прежнему мучаясь от действия зелья. — Тогда скажи это, — выдохнул ей на ухо, скользнув ладонями по животу. Она всхлипнула, не понимая, чего он хотел услышать. Сказала ведь уже! Тео трогал её не спеша. Ощупывал. Она не ответила, и он остановился на мгновение, но потом резко вытянул края рубашки и свитера из-под юбки. — Нет! — она дернулась вправо, а он приложил ладони к животу, проскользнув указательными пальцами до пупка. — Я сказала, что у нас ничего не было. Она отвела плечо, когда ощутила прикосновение губ к шее над пульсирующей веной. Тео высунул язык, дотронувшись лишь кончиком и подразнив себя перед продолжением. Лизнул по венке, надавив на особо заметный бугорок. В этот момент его посетила ассоциация с клитором, но Тео сразу же прогнал эту мысль. Он обязательно полижет ей как-нибудь позже. Всю и везде, но не сейчас. Словно в противоположность верхней ласке, он погладил область ребер и неожиданно грубо ущипнул складку кожи. Улыбнулся, когда Грейнджер рефлекторно втянула в себя живот, и прошептал: — Я хочу услышать, как ты это произнесешь, детка, — он расстегнул нижнюю пуговицу блузки, чтобы не тянула, и провел ладонями до груди, заглушив свой выдох в её волосах, — скажи, что Уизли не трахал тебя. В этот момент до Гермионы дошел смысл его просьбы. Нет! Просьбой она это не могла назвать. С первой секунды Гермиона возненавидела этого человека всей душой. Просьбы она слышала от друзей, а это какая-то больная игра безумца. К её ужасу, он погладил внутреннюю сторону колена своим, а затем отодвинул её ногу в сторону. Она потеряла равновесие, но он крепко держал её, прижимая к стеллажу. Внезапно тесное пространство оглушил сдавленный, болезненный стон. Тео скрутил её хвост вокруг кулака и запрокинул голову. Она почувствовала жар чужого языка, облизывающего ушной завиток. Голова заныла тупой болью, а тело тряслось от скольжения руки под тканью бюстгальтера. Он зажал между пальцами низ груди, словно измеряя тяжесть. Гермиону затошнило от омерзения. Жесткие перчатки терлись о влажную от пота кожу, а волосы натянулись с висков, добавив боли и неудобств. Ей показалось, что выбраться невозможно. Грязная, пыльная каморка стала могилой, а душегуб истязателем. Кожа покрылась красными пятнами, а губы задрожали. Гермиона отчаянно вскрикнула, почувствовав, как по щекам заскользили унизительные, соленые слезы: — Уизли не трахал меня! Как только она произнесла, то закричала настолько сильно, что едва услышала шорох позади. Тео заткнул ей рот ладонью и одержимо потерся лицом по щеке. Торопливо щупал туловище, будто демонстрируя жадность, пока не задел пояс юбки. Складки терялись в ладони, но он добрался до того, что так долго хотел. — А я буду! — шепот за спиной из темноты стал самым страшным ужасом её жизни. Тео так торопился, что порвал резинку собственных трусов. Даже слепым он видел малышку. Слышал голос, сводящий крышу под откос, тискал её кости, натягивающие кожу. Она слишком худая. Грудь даже отдаленно нельзя назвать сочной. Слишком мелкая. А вот задницу Тео любил. Он рассмотрел её во всех ракурсах у оборотных подделок, которые становились жалкими копиями Грейнджер. Бедра тоже были созданы для его рук, как и ступни. Грейнджер идеальна с любой фигурой, даже если у неё вообще отвалились бы соски. Гермиона впала в истерику, почувствовав грубое копошение между ног. По её мнению, насильнику было плевать на всё, кроме личного удовлетворения. Она низко пала, когда начала умолять: — Не надо, пожалуйста, не трогай меня! — долго тянула последние слоги в его перчатку. — Это… — слишком глухо и жалобно с отчаянной надеждой, — п-первый раз. — Господи, да! Это подарок судьбы! От его слов к горлу подступила тошнота, Гермиона старалась сглотнуть. Она могла захлебнуться и… быть может, лучше умереть? Теодор смял в кулак нижнее белье в области влагалища и сорвал его вниз, оставив болтаться на коленях. Гермиона натянула ремни до предела и кусала его пальцы. По перчатке ползли её слезы. Запах доводил до приступа. Она сказала что-то ещё, но Тео не слушал. Поспешно спустил брюки вместе с трусами. От мгновенного холодка, скользнувшего по влажной головке члена, тело содрогнулось в дрожи. Тео скрипнул зубами, сдержав стон. — Д-детка, — говорить было трудно, Теодор вовсе не был уверен, что он в Хогвартсе, а не где-то в маггловском клубе, — ты… — слова звучали из дрожащих связок, — когда-нибудь трогала себя? Тео смутно догадывался, что ангелочек избегал пошлости в любых проявлениях, но мало ли… Она не реагировала, содрогаясь, как осиновый лист. Шею свело спазмом из-за неудобного захвата, по подбородку текла слюна. Тео загнул низ юбки за пояс, не сдерживаясь, чтобы погладить напрягшиеся ягодицы. Он оценил состояние по интуиции и понял, что Гермиона тонула в личном котле психологической истерики. Она не ответит. У него было столько вопросов, но она не ответит. Что ж, он всё равно спросит. Грейнджер услышит так или иначе. Мазнул. Она вздрогнула, а он мазнул ещё раз. Легонько. Влажным кончиком со смазкой по ягодице. Потрогал крайней плотью. Невесомо и нежно в его понимании. — Ты видела раньше член? Ну, ей было девятнадцать. Тео был уверен в положительном ответе, но Грейнджер никак не отреагировала. Сначала он хотел ослабить её пальцами, но потом подумал, что это лишняя трата времени. В Грейнджер что не суй, а толку никакого. Всё равно будет больно обоим. Гермиона мысленно пыталась представить себя на острове или в необъятных лесах Дин. В мэноре под Круциатусом или в ледяной воде под угрозой нападения тритона. Псих что-то спрашивал, а она молилась о спасении. Теодор прикусил язык, чтобы закончить опрос. Боролся с собой. Отпустил её рот и обнял вокруг талии, а второй рукой провел по члену, подставив его к сухому входу. Подогнул колени и уперся подбородком в плечо Гермионы, навалившись всем телом. В её ногах раздался слабый хруст, когда он придавил дрожащее тело к полкам. Она повисла без сил, стиснув зубы. Голос сорвала, поэтому закричать не получилось. Тео сполз лицом по плечу, потерев об него лоб, да так и остался. Лоб сразу же заныл, но он чувствовал лишь жар внизу. Провел членом по влагалищу, размазав смазку по половым губам. Стиснул её в объятии и чуть надавил головкой. Грейнджер вздрогнула, член соскользнул. Господи, пусть он отступит! Пожалуйста, пусть он уйдет! Гермиона молилась и ощутила, как горячий орган толкался в проход. Почему он медлил, она не знала, только просила Мерлина, чтобы он не смог… — Грейнджер, — оцепенела, услышав более осмысленную интонацию, а Тео ещё раз потерся лбом о её плечо, — что бы ты там себе ни думала, я вставлю на сухую, — сжал основание члена, подставил головку к отверстию и приглушенно выдохнул, — к несчастью для тебя, он длинный и толстый. Гермиона моргнула. Кто «он»?! — С днём рождения, детка! Тео толкнулся. Она закричала…