Спазм

Замкнутое пространство. Нельзя свободно двигаться. Темнота, тишина… давят и сжимают настолько крепко, что невозможно пошевелиться без судорожных усилий. Тесное помещение. Нельзя дышать. Истеричная беготня от одной стены к другой, бесполезная спешка, сорванное до немоты горло, разбитые коленки, ушиб на голени, ожог на бедре, запах раздавленных фруктов и сырость от пролитой воды… что ещё вокруг? Гермиона свалилась без сил в позу эмбриона и закрыла рот двумя руками. Приглушенный вой, будто бы успокаивая психику, громоподобным взрывом раздавался только в голове, потому что Гермиона намеренно кричала глубоко в себя. Оглушала каждый нерв новой порцией слез и криков, а затем… спустя несколько часов наступил тот момент, который шизофреники глубокомысленно нарекли освобождением. Гермиона повернулась на спину и вытянула руки, отказавшись от свободы воли и собственной жизни. На минуту, а может на час она застыла в одной позе, не думая ни о чем. В этот момент в подвале не было ни души, поскольку единственная из них отказалась от своей судьбы, нагло помахав хвостом и оставив безвольное тело гнить под землей среди вони и мусора. Как ни иронично, но от духовного саморазрушения её отвлекла физическая потребность… В отличие от бессмысленной, но необходимой суеты часом ранее, она осторожно побрела по комнате, держась рукой за стену. Нащупала потолок, прошлась поперек… Наступив на что-то мокрое, пискнула и сделала два шага назад. Сколько можно пищать? Я… я не могу… Это не первая проблема на твоём пути! Вспомни, сколько затруднительных передряг ты пережила! Со мной всегда были друзья! Они по-прежнему с тобой, поэтому ты должна выжить и дождаться помощи. Не возьмешь себя в руки — свихнешься, а Гарри и Рон будут корить себя за то, что не успели… Зато обрадуется душегуб! Вот и наступил момент икс. Гермиона призналась себе, что своей истерикой и разрушением комнаты она оттягивала именно этот момент. Момент, когда интуиция окончательно утвердила её статус в глазах палача. За те короткие минуты их диалогов она поняла, что чего-чего, а убивать её он точно не собирался. Следовательно, душегуб не обрадуется, когда найдет в этой берлоге хладный, обнаженный труп. Мерлин! Гермиона только сейчас поняла, что в пылу горячки где-то обронила скупенький сувенир от палача. Гори в аду! Когда ты отправишься на казнь к дементору, я буду присутствовать в первых рядах! Раньше Гермиона никому не желала смерти напрямую, даже Пожирателям и Волдеморту. Хотела победить, помочь Гарри, храбро сражаться, но никогда не стремилась забрать у человека жизнь. Она понимала, что придирчивое благородство активно сотрудничало с трусливой слабостью перед последствиями, поэтому не позволяла себе лишний раз думать про убийство, но после трагичного знакомства с палачом непримиримый конфликт между злобой и совестью разгорался чрезвычайно сильным пламенем, в котором дотла сгорали все светлые чувства, оставляя в душе лишь ненависть. Однако была огромная разница между активной ненавистью, подзывающей к мести и желанию взять реванш, и пассивной ненавистью, уничтожающей гордость, забирающей все физические и духовные силы, подзывающей к идее самоубийства… К сожалению, Гермиона испытывала именно второй вариант. Вместо надежды в разум приходил жестокий сарказм, где она представляла лицо изувера возле её обугленного тела, сотрясающегося в предсмертных муках вследствие самосожжения. Казалось бы просто — подставь пальчики в печку, а для наилучшего эффекта засунь макушку, чтобы подпалить волосы, часок покричишь, покорчишься… даже если выживешь, то на тебя у него точно больше не встанет, собственно, как и у всех остальных. Может, лучше пустить кровь? Молодец! Тоже вариант, потрись по углам и найдешь выступ какой-нибудь досочки. Разок надавишь вдоль, расслабишь сухожилия, чтоб не мешали, и, пожалуйста, одно запястье готово! Опять-таки если выживешь — получишь заражение крови и в любом случае сдохнешь, сардонически засмеявшись в лицо палачу на смертном одре. Гермиона считала часы. Примерно предполагала, сколько времени у неё уходило на затягивающие омуты разномастных настроений. После глупых и безрассудных мыслей про суицид вновь наступила апатия. Гермиона плавала среди печали и отчаяния, пока окончательно не выбилась из сил. Более спокойно облазила весь подвал и вынесла печальный вердикт — квадратная комната примерно пять на пять метров, в одном углу было подобие низкой тумбочки с наглухо закрытым ящиком, в другом углу, прямо пропорциональном, были установлены обычный унитаз с ручкой на смыв и рядом душевая лейка с потолка. Ни отдельных стен, ни ширмы, ничего, только большое, пушистое полотенце на соседнем крючке. Из душа текла теплая вода с добавкой очистительного зелья, отбивающего необходимость в мыле и шампунях. Несмотря на то, что она билась по стенам относительно недавно, память смутно могла подсказать, откуда на полу взялись фрукты. Наступил новый этап адаптации, в котором психологические неприятности подавлялись более насущными проблемами — физиологическими. Гермиона воспользовалась сантехникой по нужде и смыла с себя все воспоминания чужих рук. Терла себя так же долго, как и ткань нежного хлопка, впитавшую запах его семени. Обсохнув, не сразу поняла, как надевать предоставленную сорочку. Если с нижней частью всё было более-менее нормально — материя свободно спадала до колен, то с верхней возникли трудности, поскольку от области тазобедренных костей струились лишь две длинные полоски. Гермионе ничего не оставалось, кроме как завязать их на затылке, закрыв грудь и оставив оголенными спину и плечи. На мгновение она горько улыбнулась спорному бонусу в качестве слепоты, потому что не хотела смотреть на подобный разврат. Это не платье, а тонкий клочок барахла, по всей видимости, не прикрывающий сокровенное, а делающий образ более непотребным. Черт, черт, черт… лучше быть голой, чем в этом тряпье. Нет, соображай! Лучше быть в тряпье! Это хоть какая-то защита от… него. Мне даже школьная форма не помогла! Куда уж сорочке. Тем не менее Гермиона поправила одежду и оторвала зубами узенькую полоску ткани, чтобы завязать волосы. Незатейливые действия странным образом отвлекали и успокаивали нервы. Она распрямила плечи и пригладила волосы у висков. Если на самоубийство не хватало смелости, то оставалось лишь ждать помощи. План по выманиванию у палача информации потерпел фиаско из-за перемены его настроения. Едва ли с зажатым горлом ей можно спрашивать про будущее. Перемены настроения… Гермиона задумалась. Случайно задела ногой что-то круглое и наклонилась к полу. Персик… Потерла глаза через повязку и поднесла персик к носу. Её любимый фрукт. Совпадение? Трудно сказать. Хорошо, что не яблоки, которые она терпеть не могла. Теперь воспоминания минувших часов возвращались из туманного забытья — после его ухода она кричала и кружилась по комнате в поиске выхода, налетела на печку, получив небольшой ожог на бедре, и столкнулась с тумбочкой, поранив голень. «Не забудь поесть» Да уж, как мило со стороны злодея оставить незрячего человека в неизвестной комнате. Оказалось, что персики свалились с тумбы, попавшись на пути бешеного метеора. Вроде как, бутылка с водой тоже полетела вниз, но Гермиона была не уверена. К драклам еду! С сильной неприязнью она отбросила персик и отпихнула ногой другие фрукты. Мало ли что он мог ей подсунуть. Печальный опыт с тряпкой и неизвестным зельем отбил охоту на дегустацию. Судя по данным, которыми она овладела, палач представлялся мерзким зельеваром с маггловскими корнями старше её как минимум на пять лет. Наверняка и внешностью не удался, раз в насильники потянуло, а про настоящий голос вовсе можно промолчать. Скорее всего, он сиплый с выраженной картавостью и заиканием. По всем критерием палач страшен, опасен и отвратителен, точно беден, раз крышу снесло, стопроцентно обижен жизнью из-за жестокого детства, побоев родителей-алкоголиков и отсутствия друзей. Возможно, в школе его дразнили чистокровные волшебники, а преподаватели постоянно выводили жирные тролли, ни черта не понимая, что он настрочил на пергаменте. Прошу, Господи, пусть всё будет именно так! Пусть он помрет от одиночества или попадется под руку аврорам. Гори в адском пламени! Не чета благородству, красоте и утонченности. Жалок, слаб! Психопат с извращенной патологией! Монстр, не умеющий любить и понимать… Понимать? Опять двадцать пять! Гермиона вернулась в свой угол. Тот самый рядом с печкой. Неизвестно почему, но на инстинктивном уровне она поделила комнату на четкие территории: два нейтральных угла, где душ и тумба, её собственный уголок с печкой и… ничейный, откуда вышел палач. Равные пропорции помогали ориентироваться в темноте, а тепло от камелька расслабляло настрадавшийся организм. Она села на пол. Палач явно не хотел её баловать каким-то подобием спального мешка. К счастью, спасибо войне и лесам Дин, Гермиона часто спала на сырой земле, когда не было сил на установку палатки. Гарри всегда успокаивал её несмешными шутками про жесткий пол неудобного чулана у Дурслей, а Рон галантно подсовывал ей под спину собственную куртку. Так она и засыпала — слабая, но счастливая, ведь ребята были рядом. Теперь рядом подруга-печка, оставившая в подарок покраснение на бедре. Гермиона вытянула ноги и сложила руки на груди. Боль, истерика, паника, отрицание, апатия… всё прошло, оставив пустоту и лень. Думать не хотелось, но Гермиона не была бы Гермионой, если бы не заставила себя размышлять. Она закрыла глаза — что я имею на сегодняшний момент? Заранее подготовленный подвал, тряпье и паёк. Палач, кем бы он ни был, обладал талантом к планированию и незаметному преследованию. Устрашающие навыки. Для планирования и правильного распределения времени нужно терпение и стратегическое мышление. Очень плохо! Как правило, обмануть нервного и нетерпеливого человека проще, чем бодаться с рассудительным врагом. Кстати, нервы у него всё-таки нестабильные, и причина тому Рон, а точнее клинически опасная ревность. Гермиона сделала паузу на этой мысли. Его легко можно вывести из себя какой-нибудь фразой про отношения с Роном. В гневе он может совершить ошибку и сделать промах, а у неё появится шанс, чтобы сбежать или неожиданно напасть. Напасть? Ну-ну… как? Задушишь своими трусами? Вообще-то резинка очень прочная. Идиотка! Физической силой победить невозможно. Ты волшебница или маггла? Единственное, что может тебя спасти, это волшебная палочка, которую ты попробуешь отнять в пылу его агрессии… или наоборот… в момент слабости. Гермиона вздрогнула и обняла себя за плечи, потому что воображение подкинуло конкретную демонстрацию его слабости… Тяжесть навалившегося тела. Заткнись! Задрожавшие руки и конвульсии. Не вспоминай! Влажность между ног и различимый стон. За-мол-чи! Молчи не молчи, но факт фактом — палач снова дотронется до тебя. Как же противно! Она прислонилась виском к стене и поджала колени к груди, задавшись изъезженными вопросами: почему именно она и что будет дальше. Если бы мучителю нужна была пленница для сексуальных практик, то зачем ему знать её тайны. «Расскажи мне про себя то, что я не знаю» Великий Мерлин! Гермиона прикрыла веки, пустив обреченную слезинку. Эти слова, произнесенные в определенном контексте с уверенной интонацией, доказывали его осведомленность во многих моментах её жизни. Что ещё он ждал от неё? Каких секретов? На ум ничего не приходило, кроме спрятанной душевной тоски по родителям, которых она не видела с момента Обливиэйта, но такая тварь, как палач, никогда не заинтересовался бы её личными переживаниями… или же… Гермиона засыпала с грустной иронией, что взамен на свою жизнь она не могла предложить даже крупицу ценной информации. Подобные мелочи из жизни были бы интересны Рону, ведь он любил её всем сердцем, а душегубу просто захотелось поразвлечься, поэтому о простых девичьих переживаниях не было смысла говорить… Сон никоим образом не спас бедственного положения, потому что в сознании звучали различные крики друзей, родителей и неизвестных людей, но только один из них шептал громче всех… *** — Когда нас оставят в покое? — усталый голос Драко плохо сочетался с пререканиями соседей напротив. Блейз уже целых десять минут спорил с Эдрианом, зачем-то подсевшим к малфоевской компании, что писать жалобы в аврорат совершенно бессмысленно ввиду полной неразберихи среди руководителей. — Тогда, когда святая Грейнджер выпрыгнет из тыквы, тряся своими патлами, — Блейз так быстро это сказал, что Драко даже не успел поймать его взгляд, который сразу же вернулся к Эдриану с вопросом, — значит, авроры украли у тебя золотые перья? Малфой отодвинул тарелку и, помассировав висок, повернулся к соседу слева. — Ты веришь в этот бред? — он тихо спросил, кивнув в сторону Пьюси. Теодор с прямой спиной и милой улыбочкой отрезал кусочек вишневого пирога и тоже тихо, чтобы не обидеть Эдриана, ответил: — Авроры обыскали каждую комнату с особым усердием, я бы сказал трудолюбиво и на совесть, — последние слова он протянул громче и усмехнулся, когда проходивший мимо аврор зыркнул на него тяжелым взглядом, — как знать, может, и стянули парочку перьев, чтобы оплатить дешевый огневиски в бессонную ночь. — Почему тебя это забавляет? Теперь мне противно дотрагиваться до собственных вещей, — Малфой пренебрежительно поправил манжету и посмотрел на группу авроров, столпившуюся у дверей, чтобы проверить волшебную палочку любого входящего в Большой зал на предмет использования запрещенных чар. — Не забавляет, а удивляет своей бесполезностью. Им надо было сделать это ещё после первого нападения. Тео мысленно добавил — хотя тогда бы малышку всё равно не спасли бы. *** Уроки никто не отменил, зато волокита в Хогвартсе превысила уровень значимости прежнего хаоса при нападении Пожирателей. Тео сидел на лекции по истории магии, пытаясь вникнуть в слова профессора, но так и не смог оставить мысли о Грейнджер. Во-первых, он волновался — не сделала ли она чего-то безрассудного, во-вторых, он тратил изрядное количество нервов, чтобы скрыть следы посещения лесной хижины. Сначала засел в Запретном лесу, а потом прошмыгнул в школу через тайный проход, который стал известен многим ученикам после пришествия великой троицы для свержения Снейпа с поста директора. Чуть не попался Филчу и двум аврорам, выискивающим возможных похитителей Грейнджер. Для отговорки Тео придумал дурацкую, но логичную причину — якобы он всерьез заинтересовался астрономией и изучал звезды. У него даже разрешение получено. Профессор Синистра была сильно удивлена, когда за неделю до нападения на Грейнджер серьезный юноша заявил о своём намерении стать звездочетом, а Тео нашел себе ещё одно бестолковое амплуа. Кем только он не был ради Грейнджер, и вот теперь пришла пора податься в астрономы. В итоге ему не понадобилась бумажка с разрешением, поскольку, как только он завернул на освещенный коридор, на него налетела толпа когтевранцев, которых вывели из башни бравые защитники правопорядка. Он слился с группой, а потом, увидев своих, направился к Малфою и Гойлу. Озадаченные ученики в пижамах с небывалым недоумением провели полночи в Большом зале, попивая чаёк, и только Тео догадывался, что, пока осуществлялся обыск комнат, их опять травили аврорской настойкой. Под утро всем сообщили про исчезновение каштанчика. Слава Мерлину, Тео принимал отцовские зелья, правда мучался от приступов острой боли в желудке, но успокаивал себя тем, что ради Грейнджер можно быть не только звездочетом, но и обладателем язвочки. — Мистер Нотт, — заунывный голос профессора Бинса долетел до Тео со второго раза, — сколько чтений претерпела европейская Хартия волшебников? Похлопал ресницами. Услышал Бинса, а думал про малышку. Несмотря на то, что большинство учеников недолюбливали учителя-призрака, Теодор считал его чуть ли не самым лучшим из всех. Хартия, хартия — хорошая партия, раз, два, три, хартию прочти! — Три чтения, профессор, — выдавил из себя и, как даровитый школьничек, сложил ладошки перед собой, — с интервалом в пятнадцать дней. — Верно, десять баллов Слизерину. *** Поттер и Уизли определенно сошли с ума, вламываясь во все кабинеты Хогвартса. Тео несколько раз чуть не споткнулся и не разбил себе нос из-за вылетающего из аудитории очкарика. Господи, какой же Поттер молодец! Если бы детку стащил не я, а какой-нибудь пройдоха из Лютного, то можно было бы поцеловать его в шрамированный лоб, похвалив за старания. Постепенно Теодор обрел прежнее состояние нервного тика, потому что уроки протекали чересчур медленно, а малышка всё это время была одна. Гриффиндорцы пропустили занятия, помогая Поттеру в поисках, а остальные хмуро болтали о случившемся и задавались вопросом, зачем кому-то понадобилась Грейнджер. Аврор Чэлпс упрямо твердил про скорую весточку от похитителей, которую обязательно получит золотой мальчик, а Макгонагалл слегла в больничное крыло с обострившимся ревматизмом по причине сильного переутомления и беспокойства за Гермиону. Канадский щегол важничал на каждом шагу по поводу и без, а Тео прятал ухмылку за надменным взглядом, посылая в профессора Роя мысленные Авады. Очень важная деталь для Теодора — авроры не угощали преподавателей своей настойкой, наивно полагая, что ублюдков среди них нет. Удачненько! Вот все удивятся, когда бедняга канадец отреагирует на пойло нужным для авроров способом. С завершением последнего урока Тео задышал свободнее. — Сегодня первая тренировка по квиддичу, — Блейз и Драко пристроились за ним, выходя из теплицы, — придется делить поле с пуффендуйцами. — Грейнджер всем сделала одолжение, догадавшись про мячи, будто знала, что в последний раз пользуется мозгами, — Блейз скривил губы в усмешке, а Тео затормозил у выхода, пропуская вперед Дафну. — Главное, ты не растеряй свои, а то я жить не смогу без твоего остроумия, — Тео тоже изобразил усмешку и приподнял бровь, посмотрев на Блейза красноречивым взглядом. Тот открыл рот, по-видимому, чтобы ответить такой же привычной колкостью, но неожиданно для обоих первым заговорил Малфой, да так, что заставил Теодора нахмуриться. — Для всех было бы лучше, если бы грязнокровка вернулась в Хогвартс. Блейз хмыкнул, а Тео посмотрел на Драко, не сумев прочитать по лицу причину этих слов. — Тебе-то какая разница, вернется она или нет? — спросил и мысленно чертыхнулся из-за чрезмерно серьезной интонации в вопросе. Драко прибавил шаг, поравнявшись с Тео, и сухо ответил: — Довольно с неё страданий. Ты не слышал, как громко она может кричать от боли. Ах да! Тео понял, о чем речь — мэнор, Круцио, Белла. Вот только Малфой явно ошибся с адресатом своего мнения, поскольку Тео прекрасно слышал и крики, и слезы, и вопли… — Забавно, — прошептал очень тихо лично для себя, но Драко вопросительно на него посмотрел, ожидая пояснения, и Тео дополнил, — ты защищаешь Грейнджер, а Панси ей помогает. Мир изменился или магглорожденные обрели ценность в наших глазах? — высказался с учтивым высокомерием. Тео действительно с трудом верил в происходящее. Будто каждый норовил спасти малышку от бед. Комизм заключался в том, что её безопасность всегда волновала и терзала только Теодора, а чистокровки, вроде Драко и Панс, плевали на Гермиону с высокой колокольни, а теперь… теперь малышка потеряла всех врагов, обзаведясь новым — в его лице. Даже смешно, что тот, кто рвал на себе волосы от переживаний, ныне зажимал её в жестоких оковах подвального заточения… — Не в наших, а в глазах общественности. Тео заметил, как напрягся шагавший рядом Забини. Эта тема редко поднималась между ними, поскольку из всей компании только у Малфоя были проблемы с репутацией из-за ареста отца. Тео знал, что не следовало этого говорить, но всё равно жестоко ударил в суть: — Если кому и нужно заботиться о мнениях общественности, то только тебе. Драко побледнел, а Блейз по-актерски звонко закашлялся и громко произнес: — Нужно успеть на поле раньше пуффендуйцев. Квиддич вернется в стены Хогвартса, как и сама Грейнджер, — он заулыбался и встрял между Тео и Драко, — пойдем прямо сейчас! Но они пошли по отдельности, поскольку Малфой смахнул с себя ладонь Блейза и, ускорив шаг, бросил слова через плечо: — Проще не заботиться, а трусливо сбежать, оставив других отвечать за чужие поступки, не так ли?! Так ли. Тео чуть запрокинул голову и, проигнорировав упрекающий взгляд Блейза, повысил голос, чтобы Малфой его услышал: — Трусливо можно сбежать лишь из Хогвартса после смерти Тёмного Лорда, а мы покинули страну с точным расчетом и цельной гордостью! Драко ничего не ответил, но Тео увидел, как, увеличив расстояние, он ослабил галстук и наклонил голову, нервно зачесав назад светлые волосы. — Ну и зачем это всё? — Блейз сложил руки на груди и угрюмо буравил взглядом Теодора. Да потому что до скрежета зубов раздражали все эти бесполезные защитнички. Уизли, как болван, ходил по коридорам вместо того, чтобы лопатой перекопать всю территорию школы. Паркинсон, как глупая коза, пряталась по углам, когда уже сотню раз могла бы сопоставить факты случившегося и хоть чем-нибудь помочь аврорам. Чэлпс, как малолетка-недоучка, боялся напоить школьников Веритасерумом и получить прямой ответ на вопрос — не ты ли, хлопчик, феерично кончил в закрома гриффиндорской девочки. Сука-Макгонагалл захирела в болезни, не потрудившись созвать консилиум из самых сильных магов, чтобы побороть тёмную магию в Хогвартсе. Придурошный Рой кичился знаниями в этой области, так какого черта бездействовал и втихаря лил слёзы по Грейнджер, вечерами гоняя лысого на её колдографию… Хотя лысого по малышке гонял вовсе не Рой, а Тео, всё равно было странно смотреть на пассивность профессора. Теперь ещё блондинчик добавил масла в огонь… двуличная сволочь! Да если бы малфоевский юнец захотел вернуть себе расположение прессы и высшего общества, то давно бы потратил бесчисленное количество галлеонов на благо школы и тем самым помог бы малышке избежать сломанных лестниц и молчаливых портретов. — Затем, чтобы не глазел на грязнокровок, — сморозил чушь, считавшуюся весомым аргументом в рядах чистокровных. — Ревнуешь? — Блейз поиграл бровями и расплылся в усмешке. Тео скептически закатил глаза и, повторив его жесты, понизил голос и притворно ласково ответил: — Конечно, я буду умирать от тоски по Драко и его белобрысости. Слегка прищурив глаза, Забини поднял ладонь и нарочито внимательно засмотрелся на свои ногти, а спустя несколько секунд тихо сказал: — По белобрысости вряд ли, а вот насчет кудрявости я не уверен. Моргнул. Раз. Моргнул. Два. Не моргнул. Три. — Что ты имеешь в виду? Тео всмотрелся в лицо Блейза, скрывшись за физиономией глубокого непонимания, но на поверхности между ними плавала тень недосказанности, заметная обоим. Противоречивое желание — Тео искренне хотел, чтобы хоть кто-нибудь додумался про его безумную манию и спас Грейнджер, но вместе с тем он никогда не стал бы упрощать им задачу и самовольно подставлять себя под ответственность за похищение. Давай же, Забини, всё очень просто! Сообрази и расскажи Чэлпсу! Она покинет подвал, а я помру в Азкабане. Так правильно! Блейз побегал зрачками по его лицу и, пожав плечами, отстраненно ответил: — Ты никогда не высказывался на её счет, поэтому я подумал, что со всего Слизерина только ты будешь сожалеть о смерти магглы. И он туда же. Почему все думали, что человек, похитив красивую девчонку, стал бы сразу рубить ей голову?! — Грейнджер убежит от смерти, — Тео закончил этот ненужный разговор мелким дополнением, — так же резво, как Малфои убегали из Хогвартса. Блейз скупо улыбнулся, и они разошлись. Первый на поле для квиддича, а второй на опушку Запретного леса. Тео подмечал группки гуляющих и ждал подходящего момента, чтобы незаметно зайти в гости к кудрявости. *** Шея затекла от сна в сидячем положении. Гермиона доползла до душа и умылась, а когда вернулась к печке, услышала щелчок задвижки. Он вернулся. План действий? Забрать палочку. Конкретнее? Больше ничего. Прискорбно, но выбора нет. Гермиона пригладила волосы и облокотилась спиной к стене, сев в прежнюю позу и поджав колени к груди. Щелчок, скрип, его присутствие, чужое дыхание и постылый шепот: — Здравствуй, детка! Он всегда с ней так здоровался…