Спазм

Она ждала его гнева, насмешки или словесного упрека за беспорядок. Логично ждала, потому что не собиралась убираться в заготовленных для неё хоромах. Ждала и ждала, но кроме приветствия больше ничего от него не услышала. Тео молча осмотрел помещение. Тень улыбки проскользнула на лице по причине незначительного бунта ангелочка. Он неслышно вздохнул и сел на пол возле двери диагонально Грейнджер. Пришел к ней без всякой конспирации — в школьной форме с сумкой, полной учебников, и с мелким хламом в карманах мантии. Кабы детка являлась радушной хозяйкой, можно было бы подумать, что мистер Нотт забежал на послеобеденный чай. Гермиона сидела под стальным напряжением, сделай он хотя бы лишний вдох — треснула бы по швам от набухших сосудов. Тео решил не усугублять её состояние настырными маневрами. Собственно, он просто захотел побыть рядом. Малышке даже разговаривать не надо было, он привык смотреть на неё издалека. Секунды превратились в минуты. Гермиона ловила каждый шорох с особым трепетом, пока не догадалась, чем занимался сумасшедший, а именно — зашуршал пергаментами, звякнул чернильницей по полу и заскрипел пером. Внутренности не справлялись с нагрузкой. Её сердце застучало в ускоренном ритме, потому что находиться в темноте и тишине с безликим монстром в моменты спокойствия стало намного страшнее из-за поглощающей рассудок неизвестности. Страх пожирал всё на своем пути, крича, что вот… сейчас… ещё секунда, и опасная мразь нападет. В реальности Гермиона понимала, что перед ней человек, но воображение страдало под гнётом психической нестабильности, превращая руки палача в клешни, челюсти в жвала, а голос в зов из преисподней. Она бы ещё вчера удивилась возникшему сейчас желанию услышать от него хоть какую-нибудь фразу, только бы не мучиться от ожидания скорого нападения… Боже, не молчи! Я слышу, как перо шуршит по пергаменту, но, на самом деле, это скальпель настойчиво скоблит по моей коже… Гермиона не выдержала и издала еле слышный вздох, вдавив голову в плечи. Звуки исчезли. Мгновенно. И больше не раздавались. Ровно до момента, пока Гермиона не восстановила дыхание, расслабив тело. Я не могу! Не могу! Не могу оставаться с ним в одной комнате без возможности видеть. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько беспомощно. Слепые люди воистину заслуженные герои своего времени… Ориентироваться на слух крайне страшно и жутко. Не молчи, подонок! Я сойду с ума! — Должен признаться, — она вздрогнула от разборчивого шепота, раздавшегося из противоположного угла, будто в ответ на её немой рёв, — что у меня сегодня скверное настроение, детка. Почему? Её скоро найдут авроры? Он совершил ошибку? Мерлин, спасибо! Она рефлексивно выгнула спину, села ровно, каждым позвонком оперевшись на стену. Тео отложил домашнее задание по защите от тёмных сил. Доклад о разновидностях химер Южной Европы наводил тоску, скорее всего, не только на него, но и на Грейнджер. Обмен любезностями с Драко и Блейзом подпортил настрой, но, как только он зашел в хижину, то все бытовые проблемы отошли на задний план, оставив слабое уныние из-за безнадежного аврорского сыска. И вот… теперь из головы Теодора вылетели вообще все невзгоды. Только Грейнджер умела так сильно и быстро влиять на его настроение. Тео наклонил голову к плечу, с упоением наблюдая, как менялось выражение её лица. Обычно появление надежды замечалось по глазам, но в данном случае хватало рта. Из-за участившегося дыхания она лизнула нижнюю губу, а затем слегка зажала её зубами и поводила скулами. Данный жест был ему знаком со времен школьных тестов, когда малышка нервно ожидала результатов, покусывая губешки и надеясь на «отлично». Тихонько, чтобы, не дай бог, не спугнуть ангелочка, Тео отодвинул школьные принадлежности, стянул мантию, оставшись в рубашке, и на четвереньках подполз ближе к Грейнджер. Да уж, если бы отец увидел, то точно бы покрутил пальцем у виска. А что сказал бы Блейз? Заржал бы, наверное, а потом побежал бы сдавать дружка в Мунго. Хотя… нет, он побежал бы к Драко с предложением отправить дружка в Мунго, но тот, злобно фыркнув, черкнул бы пару строк напрямую в Азкабан. В итоге Тео всё равно не доехал бы до пункта назначения, получив смачный Ступефай от Поттера. Ни больницы, ни тюрьмы, в общем. Всё-таки пол под ним заскрипел, и Гермиона сжалась в сидячий колобок, скрестив лодыжки и обняв предплечьями колени. От позитивных мыслей не осталось и следа, она поджала губы и глубоко задышала, позволив ноздрям раздуваться шире. Тео так и замер в дурацкой позе посередине комнаты. Неторопливо сел по-турецки, положил локти на колени и скрестил ладони в замок, оставив дистанцию между собой и Гермионой в два или три метра. Она хмуро свела брови и скрипнула зубами, когда палач заговорил: — Ты можешь меня развеселить информацией о себе, — он вложил в интонацию ласковые, тянущие ноты, — расскажи свои тайны. Опять завел пластинку! Гермиона не сдержала удушливого стона негодования, вызвав тем самым улыбку Теодора. — У меня нет тайн. — У всех есть. — Я ничего не скрываю! — Я не верю тебе. Раздражал до бешенства. Гермиона сама не заметила, как перешла на крик, и со злой, ядовитой интонацией съязвила: — Жёлтый - мой любимый цвет! — Синий. — Ч-что? — Синий - твой любимый цвет. Пауза в целую минуту показалась ей вечностью. Разум в миг потерял способность спорить, окунувшись в знакомые воды сомнений и замешательств. Откуда он узнал? Почему он знал? Она судорожно сглотнула и через силу напрягла голосовые связки, чтобы процедить слабую ложь: — Жёлтый. С момента её ступора Тео сидел, согнувшись корпусом в правую сторону и подперев кулаком щеку. Пальцами другой руки непринужденно постукивал по коленке и с ленцой раскачивался туда-сюда. Нет, ему не было скучно, просто он так расслаблялся, добавляя в их уютное гнёздышко необходимую фамильярность. Грейнджер была обворожительна в своей растерянности и в слабой попытке убеждения. Жёлтый, ну да, конечно! Боже правый, кого она хотела обмануть… — Может, ещё скажешь, что любишь яблоки?! — он провел костяшкой мизинца по своим губам и удовлетворенно встретил удивление малышки, застывшей в нелепой позе загнанного зверька. — Или предпочтешь гербологию вместо любимых древних рун? — Гермиона мрачнела с каждым его словом, кожа бледнела, шея покрылась мурашками. — А может, променяешь зачитанные до дыр мемуары Артемизии Лафкин на скучный роман Греты Кечлав? Говорил, постепенно понижая голос, хотя сам этого не заметил… просто поглаживал мизинцем уголок губ и блуждал темнеющими глазами по вожделенному телу. Нежная материя цвета слоновой кости дополняла её образ соблазнительным эффектом. Грудь медленно и высоко натягивала ткань, демонстрируя выделяющиеся ареолы сосков. Со лба спадала густая, волнистая прядь волос, сбежавшая из-под небрежного хвоста. Губы припухли от частого дыхания через рот. Кстати, она не надела трусики, которые, по всей видимости, ещё не высохли после стирки. Аппетитный кусочек совершенства! Грейнджер — волшебная лакомка среди постылых сладостей. Кстати, о сладком… — Также ты можешь солгать, что выберешь рафинад вместо сахарного песка. — Хватит! — обреченный и ломкий голос раздался в ответ на все эти утверждения. Всё именно так, мой доверчивый каштанчик! Каково тебе быть на обозрении? Скажи «спасибо», что я не воровал твоё белье из раздевалок после занятий по полетам на метлах. Я просто не успел! К сожалению, на первом курсе я был малолетним слюнтяем, не понимающим, какие жидкости, кроме урины, можно распознать у тебя между ног. Он замолчал, как она и просила. Чуть прикусил мизинчик, сдержав себя от циничного замечания по поводу её наивности, и молча пялился, как траппер на пушнину, пока не напрягся от вопроса малышки: — Как… — видно, что она тщательно искала нужные слова, — как давно ты следил за мной? Вопрос по уровню её изумления и ужаса сравнился бы только с внезапной новостью про очередное пришествие Того-Кого-Нельзя-Называть. К счастью, отец уверил Теодора, что Тёмный Лорд, в быту дядя Риддл, больше никогда не станет пугать людей своей персоной, а значит своим шоком Грейнджер могла спокойно занять первую строчку с этим обыденным вопросом. Тео на несколько мгновений прикрыл глаза. Судя по данным, которые он собрал, старина Ники вернулся из Канады после битвы за Хогвартс. В течение лета Рой мог читать газеты про героиню войны, а затем вступить в должность преподавателя. Сентября ему хватило бы для наблюдений… Очень смешно, учитывая семилетний ноттовский надзор. Тео не хотел её обманывать, поэтому ответил уклончиво: — Ты никогда не меняешься, детка, — на этих словах он растянул губы в искренней улыбочке, — чтобы тебя узнать, достаточно недели, — слукавил, конечно, но суть сохранил. Гермиона могла поспорить с кем угодно — прежде мозг никогда не работал так быстро. Множество лиц, расплывчатые кандидатуры, сотни знакомых… кто же? Думать мешало возникнувшее отвращение к себе и своим мыслям, которые вмиг оказались на освещенном подиуме позора. Она опешила от собственного прозрения, что урод изнасиловал её жизнь точно так же, как и тело. Это не просто вторжение, это осквернение и поругание чести. Любые действия, пристрастия и увлечения покрылись грязью чужих рук. Под тёмной повязкой глаза смотрели на жизнь со стороны, где не осталось ничего личного. Палач не имел права вторгаться в неё. Если раньше Гермиону мутило от отвращения к телу из-за совершённого физического насилия, то теперь от расправы страдало внутреннее «Я». Автоматически сработал бумеранг и вернул ей ненависть. Вот только теперь она возненавидела больше себя, чем палача, поскольку глупо подпустила к себе вора, похитившего не только внешнее спокойствие, но и внутреннюю гармонию, отдала под его власть свою жизнь, открыто плясала под прицелом безумных глаз и простодушно верила, что самые дикие звери скрывались на поверхности, а не в глубине туманного леса. Внутри становилось пусто, гордость пряталась за тенью унижения, которое самостоятельно поставило ей штамп жертвы. Бороться и хранить веру? Чушь собачья! Жертва на то и жертва, что должна скулить и стонать, а за секунду до смерти проклинать белый свет за несправедливую кончину. Если держишь удар, ты противник, а не жертва. Гермиона не смогла стать противником. Ночью она билась по стенам подвала, а теперь кружилась по черепной коробке, отмахиваясь от кровавых извилин, которые беспощадно обвивали её руки и ноги, чтобы разорвать тело на части. Достойно умереть? Едва ли! Когда над душой издевались садисты, вроде палача, хотелось вопить о смерти, предлагая взамен самое дорогое и ценное… Она подвела итог — такова обратная сторона страданий. Сильные личности терпели и дерзили, сверкая живыми глазами в сторону тех, кто сдирал с них кожу, а слабые тускло взирали на убийц остекленелым взглядом, умоляя прекратить или ускорить процесс для быстрой смерти. Я думала, что не подпущу его к душе, но он клещами вырывает каждый нерв. Жестоко и безжалостно. Что ещё он способен забрать? Несколько мгновений на раздумья… горькие слёзы потекли по щекам, когда она догадалась про мотив его просьбы не лгать. Вот, чего он хотел. Забрать единственное, что у неё осталось. Тайны… он не имел в виду заметную всем мелкую ерунду, вроде предпочтений в еде и учебе. Ему нужны взгляды на жизнь — мнения, мысли, суждения, миросозерцания, исповеди и… Господи, её реакции на происходящее! Гермиона в страхе задержала дыхание. Он ни разу не отреагировал так, как она ожидала от него. Не упомянул про разбросанные фрукты, не упрекнул в голодовке. Вчера не разозлился, когда Гермиона обозвала его, а затем вовсе сказал, что ему всё равно, как она себя будет вести. Словно… он ничего от неё не ждал и не хотел навязывать свои правила. Просто наблюдал за поведением, не прося ничего взамен, кроме… это «кроме» вызвало тошноту. Развратный истязатель! Однако, что означала подобная манера поведения палача? Это тактическая манипуляция, чтобы усмирить её пыл, а затем в момент спокойствия напасть исподтишка или это нечто более глубокое — нестандартная забота и разрешение ей самой распоряжаться предоставленным пространством и ситуацией? Сложно поверить во второй вариант, ведь он доказывал, что похититель не особо-то и хотел сводить её с ума появлением клаустрофобии или зависимости от него. Зависимости от него… пожалуй, он и вправду добивался чего-то другого. В ином случае, заставил бы просить еду и вымаливать тепло в подвале. При этом баловать её кроватью или ширмочкой возле унитаза он тоже не собирался. Почему? Гермиона повторила все имеющиеся знания о палаче — умен, терпелив, внимателен, хладнокровен, незаметен, скрытен, наблюдателен, настойчив, ревнив. Как правило, ревность всегда соседствовала с завистью, но палач был достаточно уверен в себе, чтобы избегать проявления зависти, в отличие от понятия более узкого, подразумевающего сомнение в любви, а именно — ревности. Что ещё? Гермиона добавила к его портрету бесстрашие перед рисками и клинический интерес к объекту помешательства. Появился только один ответ на вопрос, почему он оставил её без удобств — из-за желания наблюдать за ней в любых ситуациях. Под душем или во сне на твердом полу — он хотел смотреть… зачем? Ради первобытного возбуждения и удовлетворения извращенных фантазий? Гермиона покачала головой. Вряд ли. Идефиксы не ограничивались узкой направленностью, одержимость тем и опасна, что обладала всеобъемлющими масштабами. Минута за минутой… по какой-то странной причине Гермиона глубоко ушла в себя, размышляя о мотивах и характере палача. Впервые с момента пробуждения она забылась в формулах, где с немыслимой быстротой менялись переменные, обозначающие отличительные черты его характера. Гермиона удивилась последнему вопросу, который возник на периферии разума — почему он стал таким? И была шокирована, когда сопоставила факты и ответила — из-за неё. Жутко, страшно, но… дотошно интересно? Нет. Нет. Нет. Тебе любопытно… нет, боже. Да, это оно — неуместное и негативное любопытство… Внезапно по её лбу едва касаясь проскользнула чужая рука. Захватила выбившийся локон и заправила его за ухо, напоследок проведя пальцем по завитку и мочке. — Ты слишком сексуально думаешь, детка, если не хочешь со мной разговаривать, то давай перейдем к более легкому этапу нашей аудиенции. *** Думала она, на самом деле, очень сексуально. Грейнджер, хвала небесам, смышленая ведьмочка. Тео привык к её умению постоянно возводить ситуации в абсолют необходимого анализа. Даже легилименции и сыворотки правды не надо, и так понятно, что малышка подбирала кандидатов на его роль, но вот, что заставило Теодора с интересом вглядеться в её лицо — чем дольше она думала, тем спокойнее становилась. Почему? Либо она догадалась, что он не хотел причинять ей боль, либо придумала план по спасению. Был ещё фантастический третий вариант, где малышке впору премию давать за догадку, что под его личиной скрывался Теодор Нотт, но это всё чушь… кого бы она ни представляла на месте поклонника, а Тео оказался бы в списке последним или вовсе отсутствовал бы. Всё это время он наблюдал за ней. Спокойненько посиживал напротив и ждал любого финала её размышлений — новых слёз, апатии или предложений о сотрудничестве, но минуты текли, вечер переставал быть томным. Нужна разрядка, хотелось пошалить. Приблизившись к ней, он сел на колени, дотронулся до ушка и прошептал эти слова, да так, что Грейнджер не сразу вспомнила, где находилась и что вообще происходило. Интересно, о чем таком она думала? Задела пальцами ног его колени и слилась со стеной до хруста позвоночника. Защебетала как курочка, спасающая свою шейку от топора: — Нет, я… буду говорить, я… — проблема была в том, что на ум не приходили темы для разговоров с психопатом, поэтому с языка сорвался вопрос, — что ты хочешь узнать? Со стороны палача раздалось заинтересованное, фривольное мычание. Он бы ещё присвистнул, скотина! Гермиона, на всякий случай, прикусила нижнюю губу, чтобы не спровоцировать его возможной грубостью, но потом в голове щёлкнуло напоминание — ему плевать на оскорбления. Ей попался какой-то необидчивый безумец! Он не ответил на прямой вопрос, а медленно произнес: — Ты слишком напряжена, малышка, расслабься, — она почувствовала прикосновение к коленям, две ладони аккуратно заскользили вниз по ногам, встретив преграду в виде её крепко сцепленных рук. — Я хочу узнать… — замолчал, она услышала, как он сглотнул перед тем, как спросить, — сколько раз ты целовалась? Гермиона сильнее скрестила руки. Он снова сделал это… вторгся на территорию, где она чувствовала себя в безопасности. Неприятная дрожь окутала каждый нерв, но, хвала Мерлину, своевременная идея забрать палочку помогла мыслить рационально, поэтому она немного расслабилась. Тео следил за выражением её лица, чуть прищурившись и подмечая любые изменения. Малышка явно что-то задумала, но он не собирался мешать её начинаниям, оценил еле заметное ослабление подрагивающих рук и попытку восстановить ритмичное дыхание. Нежно, насколько вообще было возможно, он взял её за запястья, чуть надавив указательным пальцем на пульс, и опустил её руки на пол вдоль туловища. Придвинулся ближе и вновь погладил её ноги от колен до щиколоток. Гермиона тихонько всхлипнула и вымолвила ответ: — Шесть… с-семь, — сказав, сразу почувствовала себя глупо и низко опустила голову, будто прячась от толпы пытливых сплетников. Она вздрогнула, ощутив на макушке чужое дыхание, а затем невинный чмок с последующим трением чужого носа по её волосам. Палач придвинулся ещё ближе, расставив свои колени по двум сторонам от Гермионы, и придавил её корпусом. Она боялась пошевелить пальцами ног, чтобы ненароком не задеть его промежность. Ещё чуток, и он бы сел на них, прижав её стопы к полу. Малышка была такой хрупкой и зажатой, что появилось желание распять её на полу, чтобы свободно рассмотреть все женские прелести, но Тео пошел ей навстречу, разрешив прикрыть себя всеми возможными способами. Он справится с любыми… — Считая меня? — шепот опустился на тон ниже из-за нарастающего тепла возбуждения. — Н-нет, — Гермиона боялась ошибиться с выбором ответа, поэтому говорила правду. Подняла плечи, напрягшись всем телом, когда он двумя руками погладил её по голове, спустившись к затылку. Волоски на темени задрожали от короткого смешка и исступленного шепота: — Какая развратная девочка, — обреченная слеза скатилась по её щеке, когда он потянул кончик банта, позволив материи соскользнуть с шеи, — ты использовала язык? Пальцы ног свело слабым спазмом от сильного напряжения, поскольку палач чуть качнулся, прижавшись пахом к тыльным сторонам стоп. Гермиона вынужденно почувствовала его твёрдую эрекцию даже через ткань брюк. Во рту пересохло, вследствие чего она не смогла подобрать слова для ответа. Он неторопливо помассировал затылок, поигравшись с корнями волосков, а второй рукой невесомо гладил плечо, вырисовывая большим пальцем незамысловатые узоры. — Детка, — наклонил голову, выдохнув ей на ушко, — ты ласкала мальчиков язычком? — Хватит, — жалобно произнесла, его слова не просто раздражали, а вызывали омерзение, будто палач намеренно издевался над самым сокровенным, превращая простые и безгрешные поцелуи в апогей циничной пошлости. Тео дрогнул уголком губ, с трудом подавив улыбку. Малышка определенно стыдилась не только секса, но и разговоров о нём. Перед ним открылись двери азарта и соблазнительных интриг, в которые можно было бы запустить Грейнджер, однако возник большой минус — она не понимала его мотивов, глупо воспринимая слова за оскорбления, а действия за унижения. На самом деле, он просто любил такой вид прелюдии. Боже мой, Мерлин и Моргана! Да от одних только бесед — кто в кого, когда и зачем вставил, можно дивно кончить. Раньше он лишь фантазировал об этом, не желая болтать с глупыми шлюхами, а теперь, когда появилась любимая Грейнджер, он не мог остановиться… и не хотел останавливаться. Услышал, как её ногти слабо карябали пол, и задался вопросом — как долго она будет терпеть?! Часто заморгал, смахнул мутную пелену с глаз и, спустившись ладонями по плечам до её локтей, прижался губами к ушной раковине. — Доверься мне, детка, я никому не расскажу твой секрет, — лизнул кончиком языка по завитку и настойчиво проник глубже, пощекотав переднюю ушную бороздку, — ты делала так? — зазвучал короткий писк, который она не смогла сдержать из-за скольжения его языка по хрящику. — Нет, пожалуйста, не надо! — она наклонила голову и поморщилась, когда порвалась тонкая полоска слюны, разделявшая его рот и ухо. Тео причмокнул и облизнулся, сбив себе нормальное дыхание. Он не мог позволить ей сбежать, поддавшись истерике, поэтому успокаивающе зашептал: — Тише, тише, тссс, — он приподнял её лицо за подбородок, и прижал к губам палец другой руки, — не бойся, я верю тебе, — но в противоположность желанию успокоить малышку, он не хотел останавливать игру, поэтому потерся носом о её нос и, проведя подушечкой пальца по верхней губе, глухо спросил, — ты хотела большего? Гермиона сжала руки в кулаки и попыталась вывернуться из его хватки, но он усилил давление на подбородок и прижался к её лбу своим. Напряженными кулачками она уперлась в его бедра с намерением отодвинуть от себя, но потом вдруг вспомнила — волшебная палочка! Гарри носил её в заднем кармане, может и этот душегуб тоже… Она по-прежнему сидела, прижав колени к груди, и осталась в таком положении, упираясь руками в его ноги. Сидеть в этой позе стало слишком сложно из-за жесткого пола и боли в спине. Она пожалела, что оставила сушиться нижнее белье возле душа. К ужасу Гермионы, он оставил в покое губы, чтобы приложить ладонь к её колену, а затем медленно провел пальцами по внешней стороне бедра и задел края сорочки. — Хотела? — Тео повторил вопрос, а ладонь продолжила движение, переместившись к талии и погладив бок. — Нет, — поспешный ответ был услышан после того, как палач ещё раз качнулся, потеревшись промежностью. Он запрокинул голову, дав ей свободное пространство, чтобы дышать, и опустил глаза на обнаженную грудь, освободившуюся от ненужной тряпки. Колени, прижатые к соскам, портили обзор, но он не хотел торопиться и неспешно смаковал смятение Грейнджер. Однако из них двоих большего хотел именно он, поэтому не отказал себе в удовольствии насладиться её пылающим румянцем после произнесенных слов: — Готов поспорить, что сосать ты тоже не хочешь, правда? Он с явным трепетом почувствовал на ногах давление её рук, пытавшихся оттолкнуть его. Гермиона так рьяно замотала головой, что Тео всерьез испугался, не сломает ли она себе шею. Господи, святая простота! — Я не хочу… Конечно, не хочешь, в этом вся ты! «Нет» — твоё жизненное кредо по отношению ко мне. Тео прижался губами к её колену, ни на миг не отрывая своих глаз от покрасневшего лица. По её телу прошел озноб, призвавший мурашки снаружи и страх ожидания внутри. — А что ты хочешь, милая? — странная, серьезная интонация вызвала у Гермионы растерянность. — Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Он поцеловал другую коленку и пригладил её волосы с двух сторон. Усмехнувшись, шутливо сказал: — Нет, Грейнджер, я интересуюсь, каким способом ты хочешь потрахаться, — прежде чем услышать очередное отрицание, он схватил её за шею, запрокинув голову, и с нажимом качнулся в третий раз, чтобы слегка припугнуть, — есть много альтернатив, но если ты ни на одну из них не ответишь положительно, я поставлю тебя раком, заставив самостоятельно насаживаться на член. — Не надо! — она выкрикнула, расслабив кулаки и уперевшись ладонями в его ноги. — Тогда выбирай, детка, либо я трахаю тебя внутрь до потери пульса, либо ты отсасываешь мне, либо… — он облизнул нижнюю губу и с придыханием завершил пламенную речь, — я тебе! Очень, очень жаль, что глазищи были спрятаны за повязкой. Тео с удовлетворением впитал её реакцию. Такую потерянную и очаровательную. Грейнджер нервно открыла и закрыла рот, и снова открыла… забавно, ей-богу. Тео никогда так долго не возился с девушками. Такими темпами можно стать импотентом по причине тугодумия партнерши. Финальным аккордом стал её неверящий и скромный вопрос: — Что? Малышку явно интересовал конкретный пункт, и Тео догадывался какой именно. Хорошо! Он впустил в легкие свежий глоток воздуха и более нежно погладил её колени, надавив большими пальцами на выемку, где они были плотно сжаты. Наклонился к её лицу и, набрав в рот побольше слюны, развязно лизнул её щеку. Гермиона резко отстранилась, ударившись затылком о стену, и поморщилась от стекающей по скуле влажности, а Тео облизнул палец и обвел окружность вокруг её соска, обильно смочив его слюной. Гермиона не успела среагировать, когда он просунул ладонь сквозь крепко сжатые ноги и провел средним пальцем по выемке влагалища. — Здесь, — он надавил подушечкой пальца на спайку между клитором и половыми губами, — станет очень влажно. Честно сказать, от всего происходящего у неё закружилась голова, всё, что он с ней делал, казалось безумием. Тео решил подтолкнуть Гермиону к выбору и зажал другой ладонью щиколотку, намереваясь раздвинуть её ноги. — Ты согласна, малышка? Он усилил давление, грубо обвив пальцами щиколотку, но она не ответила, а зажалась в себя и до крови прикусила губы. — Н-н… нет, нет, — больше она не сдерживала слез, поэтому приглушенно шептала, засопев носом. У Теодора было два пути — исполнить угрозу, нагнув её в три погибели, или дальше тянуть резину, чтобы в итоге Грейнджер понесла ответственность за интимную близость. Он выбрал второй вариант, хотя обстановка сильно выматывала нервы и заставляла держать себя в штанах под натиском сильного возбуждения. Тео слегка потеребил клитор, а соседним пальцем погладил губки. Гермиона рефлекторно напрягла ноги, невольно подталкивая его ещё глубже. — Сделай так ещё раз, — он смотрел на неё из-под полуопущенных век и приблизился к лицу, — ты очень горячая, детка, я часто вспоминаю наш первый раз, а ты? Она открыла рот, чтобы сказать, как сильно она ненавидела эти воспоминания, но Тео резко наклонился, присосавшись ко рту. Этот жест отвлек Гермиону от происходящего внизу, и Теодор отодвинул её ногу в сторону, позволив пальцам свободно поглаживать влагалище. Она замычала ему в губы, пытаясь отстраниться, но он сам спешно разорвал контакт и сплюнул вниз, попав обильным сгустком слюны на лобок. — Помнишь, как плотно ты сжимала меня? — Тео не позволил ей снова свести колени и втиснулся между ними, придерживая её ногу. Пальцы размазали слюну по клитору, не притрагиваясь к другим областям. Теодор снова поцеловал её, глубоко засунув язык. Она попыталась спрятать свой за щекой, но Тео углубил поцелуй, петляя языком по всей полости. Из-за давления его губ у неё заныл затылок, который терся по деревянным доскам. Воздуха не хватало, выхода не было. Его палец закружил по клитору, ускорив трение. Гермиона широко открыла рот, чтобы сделать удушливый вздох, и в этот момент, следуя инстинкту самозащиты, она со всей силы вцепилась двумя руками в его затылок, захватив волосы в кулаки. Раздался треск натянутых волосков или это её ногти сломались от сдавливания его шевелюры. Внезапно он выпустил её губы из плена, и Гермиона резко запрокинула его голову, до максимума оттянув волосы вниз, и… её глаза раскрылись от шока, не веря в тональность услышанного стона: — Грейнджер… Неистовый голос, преисполненный потерей самообладания, ударил барабанные перепонки. Её тело отреагировало неожиданным конвульсивным скачком, заставив ослабить руки. Его пальцы заскользили по клитору с характерными влажными звуками, а состояние обоих приблизилось к изумлению. У неё от непонятной горячей дрожи, вызвавшей онемение в ногах, а у него от ощущения скользкой, густой секреции, возникшей вокруг головки клитора. Не поняв, что произошло, Гермиона освободила его волосы и, не теряя больше времени, опустила ладони. Спасибо Мерлину, у неё ушла секунда, чтобы опознать тонкое древко, торчащее из заднего кармана брюк. Она выдернула палочку и… — Нет, детка, только не сейчас! — он закрыл ей рот ладонью, испачканной в белесых выделениях, чтобы предотвратить выкрик заклинания. Она не успела правильно ухватиться за рукоять палочки, поскольку он сжал её пальцы сверху, придавив ладонь к стене. Получилось, что они вместе держали древко где-то посередине. Её мысли бегали от одной части разума к другой, пытаясь найти подходящее заклинание, но даже для обычного Люмоса нужно было совершить необходимый взмах или правильно надавить пальцами на рукоять. Крышу снесло, не оставив здравомыслия для понимания, что вполне опасная волшебница могла спокойно запустить в него Редукто. Тео был так близок к её лицу и вдыхал запах со своей руки… господи боже… запах возбуждения. Малышка зашевелила губами, надеясь промычать какое-то заклинание через его ладонь, и вздрогнула, когда рецепторы уловили солоноватый привкус собственного сока. Затем она почувствовала, как чужой язык слизал капли с её подбородка и провел дорожку по пальцам. — Грейнджер, признайся… — Тео с трудом подобрал слова, вылизывая свою же ладонь, — тебе понравилось таскать меня за волосы? Заводив нижней челюстью, Гермиона заскулила подобие отрицательного ответа. Стиснула волшебную рукоять и попыталась освободиться, но Теодор усилил давление и, сжав её пальцы, приблизил палочку к Гермионе, надавив кончиком на щеку. Она ослабила руку, чтобы выпустить рукоять, но он не позволил. Тео медленно убрал ладонь с её лица и, засунув пальцы в рот, слизал остатки смазки. — Отпусти меня, — прошептала по слогам, боясь получить заклинание. Её губы трепетали от страха, нижняя тянулась вниз, обнажая зубки. Тео завис на них, по-прежнему испытывая изумленный восторг от непонятного чуда минутами ранее. Малышка полна сюрпризов! Перевел взгляд на щечку под прицелом палочки и прищурился в заговорщической манере. Каштанчик у каштанчика, как удобно и правильно! Гермиона задышала в ускоренном ритме, когда кончик палочки прошелся по коже, надавив на скулу. Она забилась кулачком, который вскоре оказался в капкане его руки. Тео бегло осмотрел открывшийся вид. Соблазнительный ангелочек сидел перед ним с раздвинутыми ногами, влажной киской и напряженными сосками, поблескивающими от слюны, по ложбинке стекала капелька пота, а живот подрагивал так же часто, как и грудь из-за тяжелого дыхания. — Оближи, — его шепот был еле слышен, поскольку терялся контроль. Тео надавил палочкой на уголок плотно сведенных губ и сказал: — Сделай это, малышка, возьми её в рот. Он покрутил кончиком, втискиваясь между губами, невзирая на сопротивление. — Открой ротик, ты же любишь быть послушной. Глухо втянув в нос побольше воздуха, Гермиона скривила рот в отвращении. Тео надавил на образовавшуюся щелочку. Палочка проскользнула в рот. Он сделал несколько аккуратных поступающих движений и выдернул её с хлюпающим звуком. Гермиона поджала губы, в ужасе ощутив, как кончик палочки заскользил по ключице, обвел полушарие груди и спустился ниже. — У-умоляю, не делай этого! — все страхи вернулись к стартовой полосе приближающейся паники, поскольку палач придвинул палочку к лобку и с давлением провел ею вдоль половых губ, остановившись у преддверия влагалища. — Ты больной ублюдок! — Да, — высунув язык к середине верхней губы, Тео пробормотал, — так и есть, ангелочек. Черт! Проклятие! Только не это! Только не так. Гермиона взывала ко всем высшим силам, не сумев стерпеть боль от грубого скобления деревяшки по наружному отверстию. Это зверство! Это дико, больно и неправильно! Теодор до хруста сдавил её пальцы, которые уже срослись с рукоятью волшебной палочки. Перевел глаза на вторую руку и, помедлив пару мгновений, отпустил дрожавший кулачок. Гермиона в бессилии опустила ладонь вниз, но своими движениями лишь причинила себе боль, задев палочку, чей кончик проник в узкий проход. Запрокинула голову, не веря в подобное истязание, и завыла сквозь зубы, пока не услышала ненавистный шепот палача: — Теперь… — он придвинулся лицом к её шее, вдохнул запах и, оставив на коже мимолетный поцелуй, сказал, — попроси меня остановиться. Что? Тео прокрутил палочку, вставив глубже, а она вскрикнула и в панике затараторила: — Я уже просила! Господи, пожалуйста! Я прошу, остановись! Пожалуйс… — Не так, детка, проси меня иначе! Как? Что я должна сказать, подонок?! Как мне заставить тебя прекратить? Она снова закричала, но уже от безысходности и горечи положения. Ещё глубже… — Хватит! Надавил концом вверх, прокрутив в левую сторону… — Мне очень больно! Вверх-вниз, заскользив через плотную мышечную ткань… — Умоляю, остановись! Грубее… Она завопила, со всей силы ударив его по лицу. Бесполезно. Палач не остановился, но вдруг… на краю её сознания, где-то далеко раздался его шепот и недавняя угроза «есть много альтернатив». Она не поняла, откуда извлекла нужные слова, но с силой смяла в кулак ткань его рубашки в области ключиц и хрипло вымолвила: — Третье… Палочка замерла, а спустя мгновение осторожно покинула влагалище. Тео вновь поднял её к лицу, коснувшись щеки влажным кончиком. Гермиона крепко зажмурилась, хотя под повязкой не было смысла прятать глаза. Палач обвел фигуру крестика на её щеке и прошептал: — Что «третье»? — он не спрятал триумф и довольство в интонации, что лишний раз доказывало, в какую страшную беду попала Гермиона. — Я выбираю третий… вариант. Тео ловким движением схватил палочку за свободный край древесины и отбросил её в другой угол комнаты. — Выражайся яснее, милая, какой третий вариант? — широкий оскал изуродовал его лицо, и Тео был рад, что Грейнджер этого не видела. Она, беззащитная и беспомощная, как никогда была открыта для него. Её пальцы, сжимающие его рубашку, её голос, срывающийся на невнятную речь, её обольстительное тело, израненный разум и влекущая душа — совершенство, доводящее до блаженного экстаза. Гермиона хотела лишь одного — чтобы кошмар наконец-то закончился. Она готова была убить себя, только бы сбежать от клыков безжалостного зверя. Ей стало абсолютно всё равно, как он это сделает. — Ты… мне… — она не подобрала подходящих слов и запнулась. — Что? — спросил, опалив горячим дыханием её губы. Боже, что он там говорил? Либо то, либо… что? Отсасываешь? Трогаешь? Ну… — Полижи мне. Она сказала, а он вдруг ощутил резкий прилив тепла по всему телу. Щеки покраснели, ладони стали влажными… о нет… он мог бы поспорить, что не нащупал бы привычной тяжести яиц, поскольку член наполнился кровью от чрезмерного возбуждения. Малышка, нет, эта сука могла одной фразой выбить из него весь дух. Словно поддавшись моральному мазохизму, он попросил добавки: — Уточни. Терпение исчезло, остались безнадежность и отчаяние. Гермиона со злостью вонзила ногти в его кожу через рубашку и остервенело сорвала голос на крик: — Я хочу, чтобы ты полизал мне, потрогал, отсосал! Что угодно выбирай, но пусть твой мерзкий язык вылижет меня досуха! Твою же магглу-мать! По его ушам долбил священный колокол, а выдержка дала трещину. Тео сам не ожидал такого эффекта. Она перестаралась! Сука… нет… нет! Проклятие! Как так-то? Она умолкла, когда сумасшедший за каким-то драклом подхватил её за талию и резким, грубым толчком вдавил худое тельце в стену, соприкоснувшись пахом с влагалищем. Жесткая ткань брюк неприятно потерлась по коже, впитав в себя капли смазки. — Ублюд… — её прервал привычный поцелуй с зажимом губы, а затем… Гермиона так и не поняла, что произошло, а он оставил синяки на её бедрах и, напоследок сделав слабое поступательное движение, обмяк прямо на ней, обессиленно расслабив руки и оперевшись подбородком на её плечо. — Что… — она начала с двойственной интонацией, одновременно содержащей гнев, настороженность и испуг. Уж чего она точно не ожидала, так это краткого покашливания и выдавленных через прерывистое дыхание слов: — Да-да, сейчас, ангелочек, — он повернул голову, нагло оперевшись виском на её плечо и сипло продолжил, — я всё сделаю через минуточку. Какого черта? Гермиона глубоко, обреченно вздохнула и вновь пустила слезу…