Спазм

Когда теплая ладонь коснулась обнаженного живота, он вздрогнул и крепко зажмурился, а Гермиона встала на мыски и углубила поцелуй, усилив давление на затылок. По щеке пробежала слеза, душа успешно обманула здравый смысл и поверила в фантазию, в которой она целовалась с Теодором Ноттом, слизеринцем, так часто возникающим в мыслях. Вот только… целовала она его, а не он её. Гермиона поставила заметочку — для Нотта подобный поцелуй с магглорожденной равносилен оскорблению, поэтому… как удачно, что всё происходило в соответствии с общепринятой в чистокровных рядах истиной, и Нотт никак на неё не реагировал, будто утонув под гигантской волной потрясения. Как часто ты целовался раньше? Гермиона испытала непомерное любопытство. Вопрос возник на периферии интереса вместе с другими — почему он не отвечал? Может, это его первый поцелуй? Он не знал, что делать? Почему он дрожал? Ему страшно? Гермиона заскользила рукой по торсу. Его тело заметно напряглось, сердце билось сумасшедшим ритмом, а дыхание участилось. Она дошла до ключиц, ощутив, какими жесткими стали плечи из-за сильного напряжения. Почему? Гермиона вложила в жест максимальную ласку и погладила шею, проведя большим пальцем по мочке уха. Он вздрогнул, а она нахмурилась, как вдруг… В её голове раздался вкрадчивый шёпот из недавнего прошлого: «Ты слишком напряжена, малышка, расслабься. Я хочу узнать, сколько раз ты целовалась?» О нет! Жуткая аналогия! Гермиона в изумлении раскрыла глаза и с шумным чмоком отстранилась, но не убрала руки. Не так! Всё не так! Это не Теодор Нотт, а жестокий палач, но… Она была так близко, что его дыхание опалило губы. Гермиона испугалась, что палач испортит её тайное расположение к слизеринцу, поэтому небрежным жестом приложила ладонь к его губам. — М-молчи! — постаравшись сохранить грань понимания, кто перед ней, она со страхом уткнулась носом в его шею. — Он бы молчал… Верно! Гермиона кивнула себе. С уверенностью в том, что Нотт на самом деле молчал бы, повторила с придыханием: — Он всегда молчал… С Тео происходило что-то странное. Не ожидая от себя подобного ступора, он не показал ничего, кроме растерянности от неожиданного поведения Грейнджер. На краю сознания промелькнула тревога за последствия сегодняшнего вечера, поскольку вольное лобзание, исполняемое малышкой, отключало мозг от подачи благоразумия. Однако её последние слова не только вернули его из плена дурмана, но и напомнили, что Грейнджер ластилась вовсе не к нему, а к Уизли. Рыжий бы молчал?! Ещё бы! Болван явно не умел использовать язык по назначению! Его брови сошлись в угрюмом выражении, а губы дрогнули, ткнувшись в её пальцы. Тео до скрипа сжал челюсти, но всё равно качнул головой в положительном ответе. Если она сказала молчать, он помолчит, прямо как Уизли… Ощутив краткий поцелуй в области яремной вены, он воспринял его как долю благодарности в исполнении Грейнджер или же как обычный ответ, что она поняла его согласие. На самом деле Гермиона успела вновь броситься в объятия предполагаемого слизеринца и почти усмехнулась его податливости… Он всегда был таким милым? Довольно-таки занимательная смесь из серьезности и очарования… Я помню его недовольное лицо и хмурое выражение в момент, когда в Большом зале мне предлагали должность старосты, а затем наши взгляды встретились, и он улыбнулся, будто подбадривал. Меньше чем за минуту он показал мне чрезмерную строгость в поведении и, вместе с тем, сдержанную вежливость, которой так не хватало ученикам Слизерина. Учтивая, кроткая улыбка… Гермиона провела рукой от рта до горла. К удивлению обоих, выгнулась, прижавшись к нему грудью, обвила его шею предплечьями и крепко поцеловала, чуть подавшись вперед. Теодору пришлось сделать шаг назад, чтобы не упасть. Ситуация выходила из-под контроля из-за дурацкого противоречия — несмотря на то, что он сам попросил малышку отвлечься фантазиями, такая непредвиденная искренность с её стороны застала врасплох, мешая получать удовольствие от процесса из-за гнева на Уизли и мучения от своей непричастности к её желаниям. Он закрыл глаза, пытаясь перестать думать. Лишь чувствовать… Гермиона на мгновение замерла, когда он ответил. Зашевелил губами и наклонил голову для удобства. Поскольку минутами ранее Гермиона сделала вывод, что Нотт не умел нормально целоваться, то данная ласка снова вернула её к реальности. Это не он! Это… это… Тонкая грань между ненавистью к палачу и симпатией к Нотту сыграла на её поведении самым неожиданным образом. Слезы защекотали щеки, когда она ускорила движения губ, активно качая головой в стороны, и вцепилась в его плечи, со всей силы подавшись навстречу. Тео раскрыл глаза из-за необходимости отступить назад. Обескураженный стон заглушился в поцелуе, когда его затылок и лопатки врезались в стену, а Грейнджер обхватила ладонями лицо, не позволив отстраниться от губ. Она почувствовала дрожь его рук, мягко придерживающих её за талию… вот! Теперь всё правильно! В жестах Теодора Нотта всегда присутствовала бережность. В библиотеке он часто поглаживал пером учебники… или тетради… мягко, медленно… по корешку синего переплета. Приятный глазу цвет… интересно, какой ему больше всего нравится? «Синий — твой любимый цвет» Черт! Заткнись! Только не ты! Только не так! Гермиона сама не смогла бы ответить — почему она начала сравнивать свой простой интерес к Нотту с больным интересом палача к ней. Сейчас она использовала образ слизеринца не только как объект возбуждения, но и как источник духовных сил, собравший все жизненные добродетели, которые она ценила в людях. Ранее Гермиона не задумывалась, почему на помощь её воображению не пришли знакомые ребята с Гриффиндора, вроде Дина и Симуса, но теперь настоящая правда привнесла особый шарм в её фантазию — она совсем не знала Нотта, но хваталась за внешние данные и свою интуицию, в итоге сделав его настолько идеальным, что любая девушка захотела бы быть на её месте и целовать желанного человека. Такое простое понимание прельщающей неизвестности вызвало учащение пульса и алеющий румянец. Гермиона оторвалась от влажных губ. Крепко прижав ладони к щекам, обвела нежным круговым движением его нос своим. Перед глазами улучшились черты лица, она опустила взгляд на его рот с более выраженной чем у остальных ямочкой над верхней губой… Гермиона могла бы поблагодарить судьбу за то, что палач не был лысым уродом с кривым носом и отсутствующими бровями. А так… несмотря на слепоту, ей стало проще найти параллели во внешностях. Она не вспомнила цвет его глаз, поэтому представила темную обстановку с тусклым светом, где невозможно было увидеть конкретные черты. Очевидно, так даже лучше — Нотт не видел девушку, прижавшую его к стене, а если бы разглядел, то отвернулся бы от магглорожденной… Её чувства обострились до предела, когда напряженные соски прижались к его телу, а губы уловили судорожный вздох. Боже мой, он невообразимо горяч и… — Он несказанно красив! — прошептала низким голосом и с протяжным выдохом в конце. Руки опустились вниз по гладкой коже. Гермиона задела ноготками выступ ключицы и заскользила по торсу. Снова прижалась губами в требовательном поцелуе, но… Он схватил её за волосы и запрокинул голову, отодвинув от своего лица. Гермиона издала прерывистый стон, вовсе не похожий на возглас боли. Сильно прищурившись, Тео всмотрелся в её лицо. Слова и откровенные действия, направленные на удовлетворение уизливских потребностей, раздражали и ранили. Движения он бы стерпел, но словесные дополнения причиняли боль. Тео редко оценивал красоту окружающих, предпочитая думать только о Грейнджер, но по поводу характеристики рыжего он точно поспорил бы. Малышка обладала плохим вкусом, потому что, по мнению Тео, Уизли никак нельзя было назвать несказанно красивым, да и молчуном он явно не был, а наоборот всегда болтал ахинею! Чем её так зацепил Уизли? Почему он так свободно и быстро получил отклик? Судя по её частому дыханию, трепетным прикосновениям и ниже… можно было абсолютно точно сказать, что фантазии достигли успеха. Теодор со свистом втянул воздух через нос, едва сдержавшись от язвительных слов в адрес её воображения. Пальцы сдавили густой клок каштановых волос на затылке. Тело Гермионы содрогнулось в коротком спазме из-за потерянной связи с Ноттом, ведь его хватка не была бы такой грубой и сильной. Нет, нет! Вернись! Не бросай меня! Спасительная идея — как заставить палача успокоиться и принять её правила, пришла случайно и неожиданно! Гермиона замотала головой, но он не отпустил, поэтому со стыдливым стоном она направила ладони вниз, одной дотронувшись до ремня, а второй… Выдохнули оба. Тео рефлексивно вжал голову в плечи и ошеломленно посмотрел на Грейнджер. Она прикусила левый уголок нижней губы и с заметным волнением погладила член через брюки, чуть надавив на него указательным и большим пальцами. Её интонация напомнила упоительный лепет: — Я… я хочу… Уизли — мысленно прошипел он! Нотта — мысленно прошептала она! Великие маги! Если бы Тео заранее знал, к чему приведет его просьба на обоюдный контакт, то он никогда бы не посоветовал ей использовать рыжего придурка! Такого эффекта он не ожидал. Отпустив волосы, он резко схватил её за плечи и грубо толкнул на пол, вынудив вскрикнуть от удара о твёрдую поверхность. Тревога обрушилась на Гермиону в двойном размере. Не отворачиваясь от палача, она начала отползать назад, но её лодыжку обвили ловкие пальцы, прокатив обратно. Спина заныла от скольжения, а поясница болела от столкновения с полом. Ты всё испортил и сломал! Всё! Всё! Гермиона всхлипнула и приподнялась на локтях, когда он раздвинул её ноги и расстегнул ремень. Вдруг она ухватилась за мысль, что готова умолять палача отдать ей по-настоящему нужного человека, которого она согласилась бы целовать и… делать прочее. Шальной домысел о том, что во власти душегуба находилась не только она, но и ни о чем не подозревающий скромный однокурсник, принес дополнительных сил и смелого намерения любым способом получить того, кого она впервые в жизни захотела так отчаянно и безрассудно. Тео молчал, по всей видимости, он собирался сдержать только это обещание. Он не подобрал подходящих слов для описания своих чувств и обреченно старался найти хотя бы один повод для возбуждения, поскольку стояк потерял твердость после чрезмерно полезной информации про внешность Уизли. За ничтожные минуты всё потеряло краски, мир превратился в сборище безмозглых гнид, а собственные эмоции крутились по кривой траектории, становясь скользкими червями, вгрызающимися в рассудок. Грейнджер на несколько секунд затихла, а он провел руками по бедрам и, приблизившись к ней на коленях, закинул их вокруг своего торса. Только потянулся рукой к её плечу, чтобы придержать от ожидаемого сопротивления, как внезапно… Гермиона в мыслях усмехнулась, приняв факт, что палач всегда предпочитал брать её сверху, но… — Не так! — вымолвив дрогнувшим голосом, она крепко обвила его ногами за талию и резко обхватила предплечье, а второй рукой со всей силы вцепилась в горло и сделала быстрый рывок в сторону. — Грейнджер! — шепот источал шокированные нотки. Приземлившись на спину, Тео стукнулся головой и почувствовал на себе вес женского тела. Гермиона приняла второй факт, заранее поверив в то, что в силу своего воспитания и… ангельского характера, Нотт был слишком неопытным в сексуальных вопросах, как и она когда-то, поэтому наилучшей позой для него она считала именно эту. Его руки безвольно упали по сторонам от головы, а глаза нервно взирали на сидящую на нём малышку. Потеряв дар речи, он несколько раз открывал и закрывал рот. К лицу подступила краска, а конечности испытали наплыв дрожи. Ангелочек вел себя чересчур необычно. Она слегка приподнялась на коленях и ровнее села верхом. Потерлась промежностью о пах, вздрогнув от соприкосновения с прохладной молнией брюк. Вспомнила, что Нотт всегда носил школьную мантию, даже в теплые дни сезона. Гермиона положила влажные ладони на его грудь, медленно повела их вверх и в стороны. Пальцы дошли до ткани рубашки, и она пожалела, что не сняла её раньше, а лишь сорвала пуговицы. Губы дрогнули в улыбке, когда она удовлетворенно вспомнила ещё один элемент образа — при редком контакте с ней Нотт практически всегда предельно утягивал галстук до горла, будто показывая излишнюю чопорность и зазнайство. Интересно, ощущал ли он неудобство, когда при глотании кадык упирался в ткань?! Так же как и её губы изогнулись в истоме, его брови сошлись на переносице. Захотелось стереть с её лица такое нежное выражение, поэтому Тео схватил её запястья и дернул на себя. Гермиона поморщилась, когда локти прижались к полу, но затем её отвлек пылкий плен, в который попали губы. Тео мимолетно задался вопросом, почему она так быстро и беспрекословно ответила на поцелуй, но мысль ушла в момент её настойчивого покачивания бедрами. Причмокнув, они одновременно отстранились друг от друга. Гермиона прижалась лбом к его лбу и повторила движения, а Тео часто заморгал и обнял её за талию, откликнувшись на ласку твердеющей эрекцией. Мозг работал быстро, словно подыгрывая члену, поэтому, боясь новых слов ангелочка, он быстрым движением направил ладонь по её животу и прижался пальцами к влагалищу. Бог ты мой! Невероятно! Он не смог сглотнуть и кашлянул, а пальцы погрузились во влажность густой смазки. Гермиона застонала и зажала его бровь губами, а руками небрежно зарылась в волосы. Кстати, волосы всегда были одной длины, цвет переливался как темный шелк… она вспомнила мелкую прядь, закрутившуюся ракушкой под ухом. Отреагировала на движения его пальцев и инстинктивно подалась вниз, приняв их в себя. Он терпеливо ждал, когда губы выпустят бровь, однако затем, словно не заметив за собой, малышка прикусила её зубами и издала протяжный, низкий стон. Пальцы вошли внутрь, по ладони потекли капли, а запястье прижалось к горячему лобку. Она расслабила корпус, опустившись животом к его животу. Тео поцеловал её в щечку и свободной рукой расстегнул ширинку, однако не успел дотронуться до члена из-за появившейся преграды в виде её пальцев на его предплечье. Гермиона отодвинула его руку и направила свою вниз, проникнув под ткань белья, и дотронулась до члена. Позвоночник напрягся и выгнулся дугой, приподняв обоих. Тео обвил её спину плотным кольцом руки и вновь подался навстречу до хруста позвонков. Гермиона отодвинула резинку белья и провела рукой по всей длине. Он… он… почему-то в голове снова зазвучали вопросы, которые шептал палач, только на этот раз она хотела бы спросить у Нотта — часто ли он трогал себя и… нет, вопрос — видел ли он раньше женские прелести, она бы засмущалась спрашивать, но другие… «Я хочу узнать твои тайны» Нет, это я хочу узнать его тайны! То есть… это зараза какая-то! Конвульсивный импульс от глубокого, грубого движения его пальцев во влагалище заставил её промямлить в висок: — Не спеши! Он… — Тео задержал дыхание, замедлившись, и свел губы в тонкую линию, ожидая худшего продолжения слов, — он бы трогал меня нежно и робко. И дождался, мать твою! Сука! Нежно и робко?! Да уж, конечно, он ведь убогий неудачник! Тео не сдержался и, подобрав логичное извинение для Уизли, вымолвил фразу, повысив шепот до тихого голоса и вложив в него сарказм: — Прости, Гермиона! Это мой первый раз! И сам не понял, какого черта произошло, потому что у Грейнджер сбилось дыхание, она исступленно задрожала, всосала участок кожи на его скуле, а затем… Его слух уловил сладострастный стон и краткий гортанный звук, будто она вспомнила что-то важное. Малышка активно провела несколько раз ладонью по члену и остановилась у основания, плотно обхватив его пальцами. Тео успел лишь широко открыть глаза, когда услышал её неистовую интонацию: — Господи, да! Это подарок судьбы! Пространство оглушили обоюдные возгласы от тугого проникновения. Тео прикусил язык, не веря в происходящее, и глухо застонал от плотности влажных стенок влагалища. Гермиона придерживала член у основания и с приглушенным мычанием медленно насаживалась, вздрагивая и прижимаясь к Нотту. Невзирая на потерю контроля и безумное самовнушение, она издала жалобный скулеж от понимания, что обрадовалась его признанию и неосознанно повторила слова палача, произнесенные в каморке Хогвартса. Что ты со мной сделал, ублюдок? Почему я не могу вспомнить ничего другого? И что наиболее важно — почему мои мысли и желания приобрели развращенность? Другого слова для обозначения своей неожиданной страсти к невинному пареньку она не нашла… прости, Т-те… Она никогда не произносила имя и обращалась к нему исключительно по фамилии. Теперь, когда живое «благородство» из Слизерина претерпевало конкретные домогательства со стороны испорченной гриффиндорки, она даже в мыслях боялась произносить его имя, посчитав это фривольностью и неуважением со своей стороны. Прости, прости, я виновата перед тобой! Я… Мысли потерялись во всепоглощающих ощущениях. Нотт обхватил её за волосы и вовлек в поцелуй, а она размеренно двигалась. Почувствовав дискомфорт в углублении от неприятного давления на шейку, Гермиона приподнялась и обхватила основание члена всеми пальцами. Опустилась на получившуюся длину и с упоением выдохнула, когда пальцы прижались к половым губам, а головка члена коснулась преграды, не причинив боли. Тео так и не понял, почему она повторила его слова. Если только Уизли прямым текстом говорил ей, что он никогда никого не трахал, то тогда… Хотя Тео слабо представлял себе такое открытое признание. До встречи с ним детка, как незрелый птенчик, смущалась любого упоминания о сексе, поэтому вряд ли бы согласилась слушать излияния рыжего про его девственный болт, да и слухи ходили про его интрижку с Браун. Тео приподнял бедра и сделал толчок, решив ускорить процесс в связи с нарастающим ощущением скорого оргазма, но Гермиона разорвала поцелуй и, оперевшись ладонью на его грудь, резко выпрямилась и запрокинула голову. Эмоции лились через край. Первый раз в своей жизни она ощутила настолько правильное и немыслимое вожделение. Глаза слезились, во рту скопилась слюна, пот катился по спине, руки дрожали, каждый мускул отзывался на чувство удивительной тяжести внутри. Тело, будто бы держали на плотном тросе и медленно растягивали в стороны, с гениталий распространялся жар, грудь была объята похожим теплом, соски саднили, требуя прикосновений. Он коснулся. Гермиона застонала, почувствовав, как он коснулся груди и погладил сосок. Плечи напряглись, а лицо изобразило томное выражение, которое Нотт, по-видимому, принял за неодобрение и убрал руку. О, он такой… — Он застенчив и… Тео закрыл глаза и хотел бы закрыть уши. Опустил руки на её бедра, концентрируясь только на ощущениях. Малышка избавилась от смущения и достигла предельно удобной стимуляции. Киска по-прежнему плотно обхватывала член при каждом проникновении, её пальцы соскальзывали с основания из-за смазки, а звуки напоминали звонкие щелчки. В секунду внезапного наклона Грейнджер он по рефлексии сжал её бедра, надавив ногтями на кожу. Она положила ладонь на его горло и приблизилась губами к уху: — И восхитителен! Тео уставился в потолок с двояким выражением душевного страдания и физического наслаждения. Молчи! Молчи! Грейнджер, какая же ты стерва! Её язычок нырнул под ушной хрящик, а губы щекотали края раковины. Он обнял её за спину и часто задышал. Тяжелое дыхание делилось на двоих, между телами скользил пот, создав лишние влажные звуки. Гермиона задвигалась не только бедрами, но и корпусом, чтобы добавить трения соскам. Тео потерял чувствительность в ногах и крепче прижал её к себе, но не ощутил приближения финала из-за болтливого рта малышки. — Он… ты… — в отличие от Тео, она застонала в чистом экстазе и, прижавшись ртом к щеке, невнятно пробормотала, — назови меня по имени! Гермиона очень этого хотела. Она не могла обратиться к Нотту, но он должен был понять, с кем занимался сексом, поэтому она повторила: — Назови, — задрожала и убрала ладонь с члена, чтобы обнять его за плечи. Тео завел руки в волосы и приподнял её лицо перед собой. Ангелочка трясло, она скоро кончит, и Тео всё бы отдал, чтобы понять необходимость произнесенной просьбы. — Зачем? — он толкнулся навстречу для наступления её оргазма и смотрел на лицо. Гермиона быстро приближалась к крайней точке. Рот открылся в немом стоне, и она глухо прошептала: — Он никогда не называл меня по имени! Тео недоуменно прищурился и сделал новый толчок, окончательно поняв, что такой бесчувственный секс не приведет его к эякуляции, а вот Грейнджер вполне готова… Но почему она так сказала? — Он не называл… — зашептала, как помешанная, — он… он… — Уизли? — он наблюдал за ней, пожалев, что повязка скрывала глаза. Она до крови сдавила его плечи и, прежде чем с головой окунуться в состояние блаженства и неизмеримого подъема, замотала головой и со стоном выдохнула: — Нет! Тео окаменел и вытаращился на неё с немыслимым ужасом и шоком. А она кончила. Заскулила и кончила, опустившись на член до предельного давления на дальнюю стенку. Он вздрогнул, когда плоть попала под тиски сокращающихся мышц, но… Проклятие! Нет! Я… она… он, кто он? Тео издал хриплый вопль и грубо оттолкнул её от себя, перекатившись на четвереньки. Эрегированный член принес дополнительную боль от неудовлетворенности, но неудобство не сравнилось с тем, что происходило в душе… Он натянул брюки и с безысходностью ударил кулаками по полу. Низко склонился лбом и обхватил дрожащими пальцами затылок. Грейнджер… ну почему? Почему всё именно так? Какая же ты дрянь! Тео издал пронзительный всхлип и ещё раз стукнулся кулаками о деревянную поверхность. Не справившись с дыханием, Гермиона с трудом отходила от безмятежного состояния. Все мысли и пережитые эмоции исчезли в горькой реальности — она переспала с палачом, представляя другого по его же совету, и теперь не могла понять, чем занимался изувер. Судя по звукам, он… плакал?! Серьезно? Какого черта? Гермиона с опаской двинулась назад, пока не нащупала полотенце. Прикрыла грудь и свела непослушные ноги, оставшись на полу. Тревожно сглотнула, услышав его бормотание, и изумленно оцепенела: — Один, два, в шлюху влюбись, но за неё молись, три, четыре, в себя вглядись, на суку разозлись! Тео крутился по полу, надавливая на виски, и скулил, как подстреленная псина. Шлюхой он её не считал, но шептал оскорбления похуже прежних. Из глаз текло, в ушах звенели её слова, но больше всего он страдал от уверенности в том, что некая застенчивая, но восхитительная тварь могла попасться ей на глаза только в год скитаний, ведь в другое время Тео всегда следил за ней. Если бы на горизонте появилось нежное и робкое ничтожество в качестве ухажера он бы первым узнал об этом! Он бился головой о пол и сквозь слезы задыхался в сардоническом смехе, пока не подавился слюной. Кто? Кто? Кто? Тео кожей чувствовал яд этого выродка. Кости трещали, клыки высасывали кровь. Всё полетело в пекло. Вся его надежда на её боязнь перед мужчинами сгорела в пламени. Теперь он понимал, что Уизли не был объектом её бурного желания… Тео закашлялся и сплюнул мокроту, отдаленно услышав испуганное сопение своей возлюбленной стервы. Гори в аду, кто бы ты ни был! Теодор и представить себе не мог, кто способен подойти под такое нелепое описание, но… вспомнив, какой необузданной была Грейнджер со своей фантазией… Он схватился за горло от приступа горечи. Его тошнило. Согнувшись в позу поклонения, он процедил замогильным полушепотом: — Кто он? Гермиона доползла до стены и покачала головой, не сообразив, как ответить на этот вопрос. Если судить по услышанному приступу палача, то можно ожидать угрозу в адрес Нотта, поэтому Гермиона промолчала. Если бы палач угрожал Рону, то в ней была бы объемная доля уверенности, что Рон способен за себя постоять, так же как и Гарри, но про Нотта она бы так не сказала, потому что не знала силу его способностей. Палач мог убить его… Мерлин, помоги! Она никогда не скажет! Не скажет! Гермиона опустила голову, уловив шуршание на полу. Палач приближался к ней на четвереньках. Возникла тень удовольствия за успешное возмездие. Она скрыла довольную улыбку, желавшую появиться на лице из-за его мучения. Подавись! — Я задал тебе вопрос, детка! Однако его голос стер с лица любые намеки на довольство. Гермиона напряглась от стальных ноток в его интонации, но было что-то ещё… какая-то клинически нездоровая печать отчаяния. Тео клацнул челюстью, почти сломав себе зуб. Она молчала. — Кто он? — зловеще повторил и сократил расстояние, схватив её за плечи. Гермиона пискнула, но отрицательно мотнула головой, а он… Он сорвался. Шумно вздохнул и сорвался! — Нет! — Гермиона с болью схватилась за плечо, когда он оттолкнул её от стены, кинув на пол. — Скажи мне, кто он? — Тео обвил её горло двумя руками и встряхнул над полом, ударив головой о твердую поверхность. Затем ещё раз. Боль пришла не сразу. Сначала Гермиона ощутила металлический привкус во рту, а затем ощущения на темени напомнили укол острого лезвия. Она вцепилась в его запястья и пронзительно завизжала, но пальцы сдавили горло, заглушив крик и лишив кислорода. — Ты должна сказать мне! — процедил со злостью и снова ударил её о жёсткий пол. — Тебе понравилось трахаться с ним? — одной рукой он усилил хватку на горле, а второй сдавил нижнюю челюсть и, наклонившись, прошипел в губы. — Ты думала о нём раньше? Гермиона не могла дышать, головная боль не поддавалась описанию. Она вообще поверила в трещину черепа. Его слова доходили до мозга через мутную баррикаду. Он свихнулся! Гермиона поняла это вместе с фактом, что он задушит или превратит её голову в месиво. Сколько раз она страдала из-за него? Сколько дней провела в аду? Почему попалась в сети похоти и жестокости? Такие простые вопросы затмили страх перед смертью, и она громко закричала, восприняв свои суровые слова, как сладкую месть: — Да! Я бы трахалась с ним каждый день, потому что он мне нравится! — голос дрожал от недостатка воздуха, превратив окончания слов в кряхтение. — А тебя я ненавижу и презираю! Мне противно дотрагиваться до такой мерзкой твари, как ты! — его руки сильнее надавили на горло, и последнее, что она могла вымолвить, было криком души. — Я хочу только его и никого больше! Тео терял воздух вместе с ней. Её руки слабели, а он смотрел на… смерть. В этот момент он поверил, что убьет её. Для убийства из-за ревности хватило нескольких провокационных фраз. Его зрачки расширились, губы открылись в неслышном мучительном стоне, поскольку Грейнджер отпустила его запястья, а на полу рядом с головой он увидел капли крови. Он зажмурился, из глаз вырвались слезы… — Детка… — выдохнул и отпустил шею, склонившись лбом к её груди. Гермиона сделала удушливый, хриплый вздох и дернулась вперед, запрокинув голову. На её груди содрогалось тело палача, оставляя в ложбинке соленую влагу. Она услышала его ломкий шепот: — Я должен знать, Гермиона! Я должен знать… — он приподнялся и посмотрел на её лицо, — скажи мне его имя! Она свернулась под ним в позу зародыша и обхватила голову. Пальцы нащупали гематомы на макушке и затылке. Из носа текла кровь. Гермиона повторила ранний горький смех палача и выплюнула слова со злой ненавистью: — Ты не узнаешь! Он сломал себе ногти от царапанья деревянных досок, губы скривились, ноздри широко раздувались от последствий аффекта. Он поднялся на ноги и медленно начал застегиваться. В голове крутились планы… Первым был Веритасерум, но он точно знал, что после падения Тёмного Лорда это зелье невозможно нигде купить. В Министерстве дефицит, а ноттовские склады лишились сыворотки правды ещё в прошлом году. Вторым стало заклинание, но он не решился бы пытать Грейнджер. Не было смысла. Если уж она вытерпела Круцио от Беллы, то и другие переживет, не сказав ни слова. Третьим — физическое насилие, но что-то подсказывало Теодору, теперь она и это выдержит, ведь привыкла к интимной близости, а угроза смерти от асфиксии не заставила её сознаться, другими словами, она пойдет на принцип и будет держать рот на замке даже перед гибелью… Тео нашел разные причины для бесстрашия Грейнджер, но самой важной выделил… — Ты перестала меня бояться, — он натянуто усмехнулся и закашлялся от першения в горле, — ты привыкла ко мне, но в толпе есть более беспощадные монстры, желающие разорвать тебя на куски. Гермиона с трудом села, держась за голову и стирая с носа кровь. О чем трепался душегуб? Страшнее его никого нет! Тео как прежде тяжело дышал, в грудной клетке болело, пальцы дергались в приступе тремора. Он похватал свои вещи и бросился к двери, напоследок пробормотав: — Будь готова снова использовать свою застенчивую пешку, потому что я познакомлю тебя с моими друзьями! Гермиона отвернулась, а палач громко хлопнул дверью. На мгновение она дернула головой, услышав наверху короткий кошачий писк, но затем её повело в сторону от резкого головокружения, поэтому Гермиона восприняла звук, как слуховой обман. Доползла на четвереньках до тумбы и нащупала склянки с зельями. Под душем она долго высмаркивалась кровяными сгустками, но всё же на сознание накинулся странный подъем душевных сил. Теперь у неё был человек, которого она хотела защитить, и слова, произнесенные палачу в пылу предсмертной истерики, не казались абсурдными, ведь сейчас она на самом деле хотела только одного человека. Почему? Потому что испытала его каждой клеточкой тела. Она его позвала, и он пришел таким, каким она его представила… Пусть Теодор Нотт никогда об этом не узнает, но я всегда буду помнить его первый раз…