Спазм

Тео не открыл глаза, когда в больничное крыло зашел посетитель. Уже как минимум пятнадцать минут он ожидал его прихода. Слышал брань Макгонагалл и Помфри за дверью, и в мыслях хмыкнул от угрозы старшего Нотта, упрекнувшего директора в том, что его сыночек попадал в лазарет чаще, чем в слизеринскую гостиную. Теодор прикусил губу и посчитал… действительно, несколько раз он специально травмировал себя на зельеварении, напивался до беспамятства, просил целительные зелья и бальзамы от головной боли. Сколько раз он просыпался на больничной койке?! Неудивительно, что папа отреагировал агрессией и запугиванием бедной Минервочки. Однако Тео совсем не хотел делить койку со старушкой, которая, не дай бог, снова слегла бы в больничку из-за нового стресса, поэтому с нетерпением ждал окончания ругани. Как только дверь открылась, он замер на боку, подперев руками левую часть лица, и закрыл глаза. Почему-то вспомнилось счастливое детство, когда отец отпускал эльфов и самостоятельно будил его по утрам, чтобы отправить на уроки по полетам на метле. Годы прошли, а желание почувствовать теплую родительскую поддержку осталось. Вот и сейчас, Тео нисколько не сомневался в том, что отец распознал притворство, но, как и ожидалось, не прокомментировал поведение, а просто присел рядом. Тео глубоко вздохнул, почувствовав на лбу прохладные костяшки пальцев. Отец проверил температуру, прижал ладонь к виску и вновь ощупал лоб. Волосы были в крайнем беспорядке, Тео медленно поднял веки, когда отец пригладил упавшие пряди. — У тебя лихорадка, — голос совмещал в себе злость и беспокойство, но когда Тео посмотрел на отца, то не заметил на лице ни одной читаемой эмоции, лишь бережную внимательность. Нет, папа, лихорадка меня убивала вчера, когда из мыслей не исчезали сцены кровавого месива, постепенно изменяющиеся на выяснение отношений с Паркинсон. Он опустил взгляд и промолчал. — Ты выглядишь отвратительно, Тео! — с этими словами мистер Нотт пересел на ближайший стул, сложил руки на груди и в упор посмотрел на сына, всем своим видом вызывая на беседу. Тео скривил губы в подобии мрачной улыбки, поскольку чувствовал себя ещё отвратительнее, чем выглядел снаружи. Нет, его не терзало чувство вины, его мучила гибель собственных принципов. Утомленным жестом Теодор провел тыльной стороной ладони по лицу и вновь подложил её под голову, свернувшись калачиком и встретив отцовский взгляд. Ещё одна прихоть из детства — упрямая молчанка и капризно надутые щечки. Тео был в таком ужасном настроении, что искал спасения в мелких причудах с надеждой, что отец поймет, как сильно он нуждался в помощи. В лазарете никого больше не было, через окна поступали утренние лучи зимнего солнца, светлое помещение позволяло Ноттам общаться без слов, улавливая любые изменения в мимике и эмоциях. Тео считал секунды, превратившиеся в минуты, когда гляделки закончились мелькнувшей улыбкой на лице старшего. Он изменил положение, слегка повернувшись к Тео боком, и положил локоть на спинку стула. Достал из внутреннего кармана мантии сигару и покрутил её в руках, полностью потеряв интерес к больному. Так-так, Тео прищурил глаза. Он не любил игнорирование. Вообще-то, он тут страдал от душевных невзгод и ждал, когда же вокруг кровати закудахчут эльфы, сиделки, отцовские подстилки и многочисленные целители, желавшие содрать с богатеев побольше галлеонов, наболтав, что детские сопли это стопроцентная гарантия скорейшей смерти. Правда, после того, как папа в лучших традициях Пожирателей смерти пользовался харизмой и умением вести диалог с проходимцами, они сами готовы были заплатить за возможность вылечить чахлого цыпленка, который мерно хихикал под грудой одеял, искренне веря, что игра в больного позволит ему бездельничать на протяжении нескольких дней… Только сейчас он вдруг осознал, что отец всегда видел разницу между искренностью и игрой, но сознательно разрешал себя обманывать и просто… позволял малютке Тео бездельничать. Такая простая правда вмиг отвлекла его от более тяжелых мыслей. Пока отец гипнотизировал взглядом сигару, судя по цвету табака — багамской марки, Тео прикрыл веки и вспоминал самые яркие моменты из детства. Он был счастлив, он и теперь счастлив из-за Грейнджер, но вчерашний инцидент вывел Теодора на совершенно другой уровень жизненных позиций. Несмотря на смешинки, он уже давно возвел себя в ранг опытного взрослого человека, но теперь вдруг задумался о том, что за день повзрослел ещё больше. Без особого на то желания. Однако душонка не согласилась с мнением разума, напомнив про точную дату потери контроля. Тео крепче зажмурился — да, путь регресса начался с момента, когда он сомкнул пальцы на горле малышки и чуть не убил её в припадке ревности. Затем… всё и началось — ошибка с увечьями при зрителях, унижение, потеря рыжика, расплата и месть… В итоге: кровь на руках и боль в сердце, но помимо этого — уверенность в правильном решении и доля азарта. Ему на самом деле мешали двоякие чувства. Даже зная, что поступки являлись неправильными и ужасными, Тео сознался себе в том, что получил удовольствие от мести, и этот факт напугал его больше, чем другие последствия. Глаза заслезились, он продолжал жмуриться до боли в висках и сделал вывод, что хотел бы услышать от отца, что его сын по-прежнему оставался неплохим человеком. Он не считал игры с малышкой чем-то ужасным, поэтому не ждал подбадривания и поощрения по этой стороне своих деяний. С Грейнджер он разберется сам — жестоко или ласково, зависело от обстоятельств, Теодор готов был к любому взаимодействию. Но разобраться в собственном «Я» оказалось сложнее, чем в ангелочке. Тео не обманывал себя и гордился честностью, но теперь всеми силами старался выжечь из памяти воспоминания минувших дней. Собственно, именно этой помощи он ждал от отца — доказательств того, что Тео остался прежним Тео с испорченным характером, но с пониманием определения «человечность». От размышлений его отвлек тихий треск. Тео открыл глаза и посмотрел на маленький огонек на конце волшебной палочки. Отец раскурил сигару и убрал древко, как прежде игнорируя сына. — Здесь нельзя курить, — с полуулыбкой произнес Тео, удобнее устроившись лицом на ладони. Сам же нарушил молчанку и заметил ответную улыбку на лице отца. Придержав сигару перед собой, он вновь положил локоть на спинку стула и расслабленно отклонился назад. — Попробуй помешать мне, — после слов отец выдохнул густое облачко дыма прямо на Теодора. Тео кашлянул и свел губы в тонкую линию. Общение отвлекало от воспоминаний. — Я не посмею, — произнес с усмешкой. — Единственное разумное решение на твоём счету, — отец свесил ладонь, зажав сигару между пальцами. Улыбка Теодора померкла. Он уставился на тлеющий кончик сигары и поджал губы. Мистер Нотт приподнял бровь и, шевельнув рукой в сторону Тео, тихо спросил: — Хочешь? Перед глазами возникла сцена из прошлого. Слезы Грейнджер и его страх за возможность ожога… — Я поклялся бросить курить. Отец расплылся в снисходительной улыбке, которую сразу же заменил ироничным взглядом. — Поклялся кому? — Грейнджер. — И прожег себе руку в доказательство клятвы? Адские черти! Тео совершенно забыл про необходимость прятать шрам под чарами. Каждое утро, обязательный ритуал по маскировке… Вздохнув, перевернулся на спину, подложив ладони под голову. Направил взгляд в потолок, ногами распрямил складки одеяла. Отец поднес к губам сигару и перевел глаза на обстановку больничного крыла. — Я дважды чуть не убил её, — сказал и поморщился, — сначала по случайности, а потом намеренно. Теодор не знал, чего ожидать в ответ на своё заявление, но неожиданный вопрос отца заставил его впериться задумчивыми глазами в потолок: — Почему не убил? — отец не изменился в лице, не удивился повороту разговора, осматривал зелья на тумбе возле Тео и вложил в интонацию ленивое пренебрежение. Медленно повернув голову, Теодор прямо уставился на старшего. — Потому что я люблю её. Новое облачко от сигары потянулось вверх к потолку. Нотт проследил взглядом за рассеивающимся дымом и посмотрел на Тео из-под полуопущенных ресниц. — Она уродует тебя. Теодор не понял, кого имел в виду отец, она: любовь, как чувства, или сама Гермиона, а может — в совокупности. По лицу мистера Нотта пробежала тень недовольства, когда Тео плавно растянул губы в улыбку и ответил: — Нет, отец, это я уродую её. Минутная пауза. Тео задумался над тем, что слова помогли ему принять реальность. Он на самом деле виртуозно калечил жизнь Грейнджер… быть может, принятие своих темных сторон помогло бы пережить худшие поступки?! Какая разница, сколько человек пострадает в конце, если он добьется своего… Благодаря Гермионе он умел читать эмоции людей по их поведению и привычкам. Начал с неё, а потом увлекся наблюдениями. Спрашивал себя, как бы отреагировала малышка на тот или иной поступок и ставил себя на место других, тем самым познав главные ценности чужих жизней. Первым заговорил старший. Теперь в голосе смешались холодная заинтересованность и любопытство: — Почему ты не можешь остановиться? — вопрос содержал более глобальные масштабы, включающие интерес к внутреннему мировоззрению Теодора. Вот здесь он и завис, будто впервые услышав подобные слова. Действительно, почему?! Потому что он не хотел! Но главная причина была настолько простой, что Тео не сдержал фамильярности и выпустил на волю непристойную истину: — Потому что… — поменял ладони под затылком, устремил глаза в потолок и с едкой ухмылкой вымолвил, — скользкая сучка не до конца впустила меня в себя, — двойной смысл позабавил Теодора, но основной причиной слов он назвал незнание малышки о его реальной сущности. Грейнджер впустит его в своё сердце до конца только тогда, когда узнает настоящее имя палача и единство двух личностей. Теодор с трепетом ждал этого момента и одновременно боялся дня икс, поэтому оттягивал время до тех пор, пока не избавится от страха. Обязательной остановочкой стал план по созерцанию её реакции на профессора Роя, но Тео оставил это на десерт, а пока предпринимал попытки по подкупу и сделкам с аврорами, слизеринцами и министром. Вернув взгляд на родителя, Тео прикусил щеку, потому что не смог уловить его эмоции. Перехватив сигару другой рукой, старший Нотт налёг щекой на костяшки пальцев и выгнул одну бровь. Спустя несколько секунд вдруг хмыкнул и ухмыльнулся, потерев пальцами переносицу. — Тео! — протянул слог, подчеркивая обращение. — Ты специально усложняешь себе задачу, — отец свел брови в фальшивой нежности и простоте. — Ты мог бы просто поставить её перед фактом! На этот раз брови Тео полетели вверх. Отец небрежно смахнул пепел и наклонил голову, повернув ладонь и уперевшись в руку виском. В ответ на озадаченный взгляд сыночка он пояснил: — Благородство у гриффиндорцев в крови, Теодор! Они бессильны перед шантажом и угрозами в адрес своих близких, — плавным движением он сел ровно и облокотился на спинку стула, сделал затяжку и скрестил руки на груди, — твоя скользкая сучка давно бы впустила тебя глубже, если бы ты не оставил ей свободы выбора. Тео почувствовал сбой сердечного ритма, когда в голове возникла совершенно новая картинка возможного будущего. — Свободы выбора… — повторил шепотом, задумавшись. Ранее он уже не оставлял ей свободы выбора, но в данный момент Теодор увидел иную интерпретацию этих слов. Отец был настолько уверен и даже смешлив в своей речи, что у Тео невольно возникли мурашки от жалости к покойной матери. Он никогда не спрашивал напрямую про их отношения, руководствуясь желанием не причинять отцу боли из-за воспоминаний о прошлой любви. — Маму ты тоже поставил перед фактом? На мгновение в глазах старшего промелькнул блеск, напоминающий вспыхнувшую печаль или тоску, но затем мистер Нотт кратко поджал губы и, проведя указательным пальцем по подбородку, с едва заметной ухмылкой уклончиво ответил: — Не совсем. Опустив взгляд, он скрестил ноги и выпрямил их, вдохнув в последний раз. Теодор молча наблюдал за колдовством, когда отец одним мановением палочки избавился от запаха дыма, потушил сигару и убрал её во внутренний карман. Тео потянулся. Позвонки хрустнули, пустив в шею слабый намек на мышечный спазм. Он сел, уперевшись спиной в изголовье кровати, и по примеру папеньки сложил руки на груди. Невиданным образом обычный разговор вернул душе тепло. Или не тепло, но хотя бы спокойствие. Отец прав — Тео сам усложнял путь к сердцу Грейнджер и наслаждался проблемами, восприняв их как обязательные испытания за получение её внимания. Конечной точки он так и не достиг, а значит, любые происшествия, в том числе возмездие за кота, должны быть пройдены с терпением и силой воли. До тех пор, пока малышка не узнает правду и не скажет «остановись» настоящему Теодору Нотту, он будет мириться с гибелью принципов и переживет отвращение к своим поступкам. В конце концов, он всегда всё делал ради Грейнджер, если понадобится, то превратится в монстра ради неё… Минутку Тео лелеял в душе конечную цель: когда-нибудь Грейнджер узнает, что отправила в тюрьму невиновного. Попытается достучаться до истины, но Поттер и Уизли не смогут ей помочь из-за мешающего фактора в роли трудолюбивого Министра магии. Помимо эмоционального кризиса она испытает несправедливость всего мира, когда Визенгамот оценит старания Теодора в шпионаже как заслугу, достойную ордена Мерлина. На суде никто не поддержит её слёзы. У Макгонагалл не будет доказательств. Забини, Малфой и Паркинсон подтвердят невиновность Тео, и тогда… Неосознанно он прикрыл веки и облизнул губы. И тогда у неё не останется никакого выбора, кроме как… Тео медленно выдохнул через сложенные в трубочку губы. Картинка в воображении — кульминация его жизни, ради которой он готов умереть. Увидеть её глаза в тот момент и задохнуться от переизбытка чувств… Гермионе никто не сможет помочь, все отвернутся, и только он всегда будет на её стороне. Вот, ради чего он играл. Вот, что пришло ему в голову в подвале, когда Грейнджер призналась в чувствах к Теодору Нотту. Она должна согласиться, что во всём мире нет никого другого, кто бы смог одним лишь словом спасти её от отчаяния, кто готов был с улыбкой отправиться к дементору за смертью ради одной лишь просьбы, упавшей с её сладких губ. Ему мало любви, он всегда это понимал, ему важны колоссальность чувств и уверенность, что Грейнджер способна забыть всех людей на земле в обмен на одного! Она должна полностью отдаваться под его власть, так же как и он под её, без участия иных лиц и посторонних мыслей о них. Поэтому он забирал её жизнь, путал сознание, оставляя только себя и навязывая идеи одержимости. — Ты пришел в себя, — констатация факта с долей насмешки со стороны посетителя. Тео едва сдержался, чтобы не обнять папашу от нахлынувших чувств благодарности. Он покрутил головой, размяв шею, и кивнул. Нотт-старший скрыл вздох облегчения и перевел взгляд на школьную сумку рядом с кроватью. — Акцио! — Тео проводил глазами небольшой кусок металла, вылетевший из недр сумки. Лицо старшего изменилось на более серьезное выражение, когда он коснулся палочкой бесформенного предмета. Защитные чары, наколдованные ранее Теодором, рассеялись, металл быстро приобретал четкую форму, пока не сформировался в синюю маску Пожирателя. — Ты из-за этого всю ночь рыдал в подушку? — отец махнул маской, вложив в голос недовольство и гнев. — Я не рыдал в подушку. — Целительница утверждает обратное. Тео не ответил. Сглотнул и запрокинул голову, положив затылок на край изголовья. — Что ты натворил? — отец прищурился и чаще задышал, явно поняв причины срыва Теодора. Да уж, быстро мы перешли от приятного к плохому. Теодор больше не смел проявлять неуважение и насмехаться над судьбой. Чуть нахмурился и с серьезной физиономией произнес: — Ничего такого, что заставило бы тебя волноваться, отец! — Неужели?! — маска с шумом приземлилась на пол возле сумки, а мистер Нотт положил ногу на ногу и сцепил ладони в замок. — Я отправил тебя к Пожирателям, надеясь на твоё благоразумие, но, по всей видимости, ты не способен правильно обдумывать свои действия. Тео скривился от лишних причитаний, но выслушал тираду и только после наступившего молчания сказал: — Я не хочу говорить об этом, но уверяю, что мои действия не станут проблемой. Нотт сделал глубокий вдох и наклонил голову к плечу, осматривая сына со всех сторон. Итак, настало время. Теодор сел на краешек кровати и коснулся ногами пола. Разговор будет долгим. — Есть более важная информация, которую я хочу рассказать тебе, — Тео понизил голос, несмотря на заглушающие чары, наколдованные старшим. Теодор излагал факты: про поддержку Забини, напрасные усилия авроров и идею, как получить содействие Малфоя для достойного алиби. Через долгие минуты отец покачал головой и сказал: — Это слишком опасно! — Если Люциус покинет Азкабан, Драко останется передо мной в долгу. — Бруствер уже пообещал уменьшить срок заключения. Твоё вмешательство не требуется! Теодор улыбнулся уголком губ. Разумеется, министр горазд вешать лапшу на уши наивному блондинчику. Из пятнадцати лет под стражей скинет пять и что? Никакого толку! — Я потребую от Кингсли не уменьшить срок, а освободить Малфоя из тюрьмы до конца года. Наступившая тишина показалась Теодору правильной. Отец смотрел на него оценивающим, задумчивым взглядом. Прикинул варианты в уме и непринужденно спросил: — С чего бы министру играть по твоим правилам? — усмехнулся, а в голосе мелькнули провокационные нотки. Тео вдруг понял, что, как бы часто он ни попадал в неприятности, любые его стратегии отец принимал с интересом, а в некоторых случаях — с гордостью. В этот раз Нотт-старший действительно верил в тактику Теодора. — Я найду доказательства связи Руквуда с ценными представителями Министерства. Если Бруствер избавится от конкурентов, тайно поддерживающих бывших последователей Тёмного Лорда, то его положение и власть станут более устойчивыми. Теодор буравил взглядом смену отцовского настроения. Старший смотрел в ответ и с насмешкой процедил: — Мне известны имена всех крыс Министерства. У тебя нет возможности привлечь их к ответственности. Тео сжал руки в кулаки и на несколько секунд зажмурился, а отец щелкнул языком и отрицательно покачал головой. — Я смогу! — Ты не всесилен! Теодор посмотрел на отца исподлобья и, поводив желваками, утвердил: — Всесилен! — Глупый ребенок! — внезапно Тео получил подзатыльник, да такой, что в глазах засверкали яркие точки. — Ты не добьешься желаемого на пустых амбициях! Участвовать в рейдах неумелых Пожирателей в разы безопаснее, чем вмешиваться в борьбу сильнейших магов, в чьих руках находятся не только золото и власть, но и опыт сотрудничества с вражеской стороной. Иными словами, везде шпионы и опасность! Но Тео не считал себя работником Министерства и уж точно не делал это ради благих целей. Ему нужна была только плата — освобождение узника и соответственно долг его сынка. — С наступлением весны Руквуд посетит Германию и Францию, — голос Теодора понизился до шепота, а отец не скрыл удивления от информации, — чтобы лично обсудить возможность сотрудничества и пополнить ряды Пожирателей бывшими последователями Тёмного Лорда, которые выполняли его приказы за рубежом. Отец медленно кивнул, приняв услышанное. Тео продолжил: — Я отправлюсь вместе с ним и передам Брустверу свои воспоминания, которые докажут вину наиболее значимых фигур в структурах власти, — Теодор сменил выражение лица на самодовольную мину и подметил важную деталь, — это обдуманный поступок, отец! Какое-то время каждый размышлял о своём. Теодор готовился перейти к ещё одному вопросу, а папа Нотт попал в сеть большой тревоги за подобные планы Тео, но ничего не сказал, кроме: — Лучше бы ты снова запер её в подвале, а не играл с судьбой, гоняясь за оправданием. Тео пожал плечами и ответил в саркастической форме: — Запомню на будущее. За дверью послышались шаги. Занятия закончились. Их разговору могли помешать, поэтому Тео собрал волю в кулак и выдал самую нелепую фразу: — Я потратил все деньги из своего банковского хранилища. Тео прикусил нижнюю губу и отвел взгляд, не в силах смотреть, как отец с удивленным недоверием косился в его сторону. Нет, дело не в упреке за растрату. Нотты могли позволить себе огромное количество хранилищ, однако… — Невозможно, — выдохнул отец с усмешкой, — в Гринготтсе достаточно средств, чтобы ты ни в чем не нуждался на протяжении нескольких лет. Ну да. Так и было… до недавней поры. Щеки покрылись краской. Теодор одновременно хотел смеяться и плакать, что дожил до момента, когда галлеоны сыграли в его жизни важную роль. Увидев данную реакцию, мистер Нотт озадаченно протянул гласный звук в закрытом рту и сказал: — На такую сумму можно безбедно существовать, не отказывая себе в изысках, — очевидными фактами он подгонял Теодора к признанию, но тот молчал, поэтому отец сделал предположения, — открыть магический фонд, приобрести исторические артефакты, — голос понижался, слоги становились длиннее, Тео молчал, а Тео-старший постучал пальцем по нижней губе и продолжил, — посетить самые отдаленные участки земли, улучшить производство нескольких организаций и… — Я выкупил родовой особняк семьи Паркинсон. Тишина. Теодор протер лоб изгибом локтя и замычал в область предплечья: — Обеспечил старухе, у которой живет Панси, пожизненное содержание и заплатил целителям за надлежащее лечение. Тишина. — Отправил письмо смотрителю тюрьмы с предложением перевести родителей Панси в другой сектор Азкабана, куда запрещено входить дементорам. Отправил письмо — преуменьшение. Золотые слитки едва ли походили на письмо. Теодор никогда не думал, что так легко воспользуется подкупом, но галлеоны творили чудеса, а Панси не вовремя полезла к ангелочку. Но самое неудобное было следующее: — От твоего имени… Великий Мерлин! Тео не хотел впутывать отца в разборки с Панси, но на тот момент у него не было другого выхода. Паркинсон, спасибо вдохновившей на подвиги Гермионе, неожиданно вытерпела угрозу и готова была вновь побежать к ангелочку, но Тео поставил ультиматум: поцелуй дементора для родителей или её молчание. Панси понятия не имела, как бы Тео повлиял на решение Визенгамота, но страх сработал на отлично. Если бы Тео не был близок к срыву, то умилился бы защитнице его малышки, но тогда всё было в черном цвете. Панси по-прежнему сомневалась, поэтому Теодору пришлось, по примеру министра, залить ей в уши кучу ненужного барахла, включая её ошибочное мнение о его безответных чувствах и трогательную историю про тайные свидания с Грейнджер, воспылавшей чувствами к необыкновенному слизеринцу. После того, как и это не помогло, Тео затараторил про особняк и бабку, а уж затем вовсе пообещал отмазать от тюрьмы не только малфоевского папашу, но и паркинсонкую семейку. Когда же и это не сработало, его нервы затрещали по швам. Гнев на Трокса вырвался наружу, а Панси попала под заклинание… Он сам не верил в тембр своего голоса, когда пообещал мучительную смерть для её родителей, если Панси сделает хотя бы шаг в сторону Гермионы или авроров. Она вжималась в угол, надрывно рыдая от вида крови, и смогла лишь выдавить жалкое подобие согласия, а Тео взял с неё клятву… После этого он с горем пополам провел несколько часов в переписках и разговорах по каминной сети, пока не подтвердил изменения в счетах и покупку особняка, который был выставлен на продажу после конфискации имущества у Паркинсонов. — Тео, — позвал его отец странным голосом, он поднял взгляд, лицо старшего было нечитаемым, — теперь я абсолютно уверен в том, что грязнокровку проще держать взаперти… *** Нотт-старший покинул Теодора ближе к вечеру, но не торопился выходить за пределы территории. Он без спешки спускался со склона, раздумывая о болтовне сына, и пришел к мнению, что младшенькому нужна защита от возможного нападения в других странах. Безопасность семьи являлась приоритетом, поэтому он готов был обратиться к старым знакомым с просьбой о присмотре за Тео во время его поездки… Ученики трапезничали на ужине, вечер казался тихим и мрачным. Мельком бросив взгляд на непокрытое льдом черное озеро, он остановился и наклонил голову. В душе закатил глаза от очередного проблемного ребенка и тяжело вздохнул. Хотелось бы пройти мимо, но… — Мисс Паркинсон, это не самый лучший способ самоубийства. Панси вскрикнула. Наполовину погрузившаяся в холодную воду, она дрожала и хныкала под нос. Оставленные на берегу палочка и мантия подтверждали догадку Нотта в том, что Паркинсон решила проститься с жизнью. Он сделал шаг вперед, скрестив руки за спиной. — Н-не подходите! — по его ушам зазвенел звонкий визг. Панси в последний раз оттолкнулась ногами от поверхности и бросилась с головой в воду. Мистер Нотт с кислой миной неторопливо прошел вдоль берега и с ленцой откинул особо крупный камешек в воду. На его счету изувеченные жертвы Пожирателей часто молили о смерти, а иногда и вовсе кидались под Аваду, лишь бы не попасть под очередной Круциатус. Жалость давно исчерпала себя, как и другие положительные чувства. После смерти миссис Нотт сын стал единственным человеком, перед которым появлялись счастливые эмоции. Пара шагов. Булькающие звуки с середины озера. Он скрестил руки на груди и перенес вес на одну ногу. Терпения едва хватило… Панси с грохотом выскочила из воды, пролетев большое расстояние, и приземлилась на берег, ударившись головой. — П-почему? Что я… — она в изумлении уставилась на озеро, которое по каким-то причинам выкинуло её из желанной глубины забвения. Блузка прилипла к телу, оголив одно плечо, юбка сползла выше на туловище, а туфли потерялись в озере. С волос текла вода, обрамляя лицо прямыми черными прядями. Панси часто дышала, пуская на мороз теплый пар изо рта, и снова сорвалась к озеру, но потерявшие чувствительность конечности не выдержали бурного желания утопиться и поставили её в весьма неприличную позу на четвереньки. С непониманием от всей этой ситуации она совершенно забыла про зрителя её позора. Резко повернула голову, полоснув себя по лицу волосами, и вытаращилась на отца главного злодея Хогвартса, который довел Панси до суицида… вероятно, не только её, но и грязнокровку! Теодор Нотт-старший. В детстве она вместе с Драко и Грегом гостила в поместье, но редко попадалась на глаза хозяину, а теперь не могла не удивиться его внешнему виду. Он не очень-то был похож на её однокурсника, хотя… есть отдельные черты… Не шевельнувшись, он оглядел её с ног до макушки одними зрачками и чуть наклонил голову набок. — Я предупреждал вас, — с пренебрежительной, утомленной интонацией он махнул ладонью в сторону озера, — в зимнее время водные обитатели заняты более приятными вещами, нежели перевариванием ваших тонких сухожилий, — приподняв уголки губ, он наблюдал из-под полуопущенных век за напрасными попытками Панси дотянуться до мантии. Подвернув запястье, она упала на живот и издала болезненный стон. Внутри накопилось столько негодования, а снаружи было так холодно, что Панси упустила боязнь из эмоций и с ненавистью огрызнулась: — Приятными вещами… Самую малость он позволил себе улыбнуться шире. Панси неуклюже крутилась на снегу и с трудом могла говорить. Нет, её не жаль, как и её родителей, с которыми он работал прежде. В этот момент Нотт-старший готов был сказать сыну, что разочарован в его умении запугивать подобных пташек, как Панси. Это же так легко… даже сейчас… Он подошел к краю озера, не отнимая взгляда от Панси. Медленно сев на колени, она обняла себя за плечи. — Приятными, Панси, — повторил он, заметив, как она вздрогнула от его слов и перехода на неформальное общение, — если подобные забавы в исполнении тритонов можно так назвать, то своим бессовестным вторжением ты помешала им заниматься сексом. Если бы Панси не обморозила лицо, то почувствовала бы прилив румянца и совершенно фантастически невозможное невезение — наткнуться на двух Ноттов в течение суток могла лишь жалкая неудачница. — Я… — она попыталась встать, когда-то её родителей уважали, а значит, и дочь должны уважать, в конце концов, она являлась законной наследницей чистокровного рода, но в данном случае после пережитого состояния аффекта при разговоре с Тео в ней будто бы надломились пределы терпения, она повысила голос, сама не ожидая такой фривольности, — я обязательно принесу им свои извинения после того, как они потрахаются! — его глаза раскрылись шире, а Панси перешла на крик. — А вы, в свою очередь, должны извиниться передо мной за унижение и оскорбление моего чистого имени! Панси хотела продолжить, но он приоткрыл рот в наигранном удивлении и поднял вверх палец, словно с желанием что-то уточнить. Панси застыла с открытым ртом, а Нотт наклонил голову к плечу и уточнил то самое: — Я должен извиниться перед тобой после того, как потрахаются тритоны или после того, как потрахаемся мы? Панси даже дрожать перестала, хотя от холода не могла почувствовать ни одного пальца. Глаза застыли на его лице с таким огромным количеством шока, что Нотт решил сжалиться над слизеринкой и за несколько секунд полностью изменил выражение. Вздохнул и достал палочку. Одним взмахом на плечах Панси оказалась её мантия. — Дам вам совет, мисс Паркинсон, — он подошел ближе и присел перед ней на корточки, — не пытайтесь дерзить в присутствии мужчин. У вас нет ни шарма, ни хитрости для подобных игр, — еще одним движением палочки вокруг неё появились согревающие чары, обнявшие тело теплым, осязательным волшебством. Из глаза выпала слезинка. Она возненавидела весь ноттовский род. Один хуже другого! Одним словом — Пожиратели! Она смотрела ему в глаза, в которых не было и доли той игривости, замеченной ею ранее. Лишь холод и пустота. Панси нашла главное отличие между сыном и отцом. Когда Тео смотрел на Грейнджер, он глазами мог выжечь гигантские льдины своим мощным пламенем, а его отец… в нём даже безразличие было покрыто ледяной коркой, что уж думать про огонь… Огня в нём не было, и это удивило Панси даже больше, чем его открытое оскорбление. Он не демонстрировал ненависти, но тон его голоса звучал с видимой долей неприязни. В сознании звучали слова Тео, которые он плюнул ей в лицо в начале года, а также её тогдашнее отрицание, которое сейчас случайно сорвалось с губ: — Ты не прав! Нотт уже собрался выпрямиться в полный рост, когда она ухватилась за низ его мантии, потянув обратно. Уже позже Панси раздумывала, почему он не вырвал ткань из её руки. Вместо этого изогнул бровь и снова присел на корточки, убрав волшебную палочку в складки мантии. Поджал губы, изобразив косую ухмылку. И, слегка сощурив глаза, прошептал: — В чём я не прав, мисс Паркинсон? Панси так и не отпустила его мантию, придерживая материю у земли. Хотелось защитить свою честь и доказать ему… им, что они не смеют так вести себя с… Тео не смел причинять боль Грейнджер, а этот… не должен был издеваться над слабой сокурсницей его сына. Вторая слезинка сошла по скуле до подбородка. Панси низким голосом вымолвила: — Во мне есть шарм, который привлекает мальчи… мужчин, — покраснела до ушей, но не отвела глаз от его прямого взгляда. Нотт не прервал зрительный контакт, когда обхватил её запястье и заставил выпустить из пальцев мантию. С подрагивающими уголками губ он осмотрел её лицо, мимолетно подумав о том, что обычная встреча превратилась в подобие тесного контакта. Поводив челюстью, он спросил: — Как ты привлекаешь мальчиков, Панси? Опыта совершенно точно не хватало, поскольку её зрачки нервно забегали от одного его плеча до другого, она с усилием подбирала ответ. — Я… — остановилась и неразборчиво сказала, — я красивая. — Спорное утверждение, но юному Малфою виднее. Панси вдруг вспыхнула ещё больше и, будто бы оправдываясь, пробормотала: — Я нравилась не только Драко. — В самом деле? — он поставил локти на колени и сложил перед собой ладони домиком, на губах сохранилась ироничная улыбка. Панси выпрямила осанку. Мантия соскользнула с плеча вместе с блузкой, оставив оголенный участок кожи, однако Нотт не удостоил это своим вниманием. Она ответила: — Мне не раз признавались в любви. Мистер Нотт участливо кивнул, наградив Панси чуть ли не покровительственным одобрением. — Да, Панси, мальчики часто признаются красивым девочкам в любви, а теперь давай перейдем к более интересному опыту общения. Как ты привлекаешь мужчин, моя дорогая? — Я… — Панси дошла до горького финала, не сумев выдержать его внимательный взгляд, — я… Появилось желание покурить, но старший Тео качнул головой и вновь сделал попытку подняться. Панси не знала, какого дракла она вдруг так сильно нуждалась во внимании. Просто… она так давно не ощущала теплоты, даже от Малфоя, который по-прежнему сторонился её на людях и только при личной встрече проявлял нежность. Это не то! Чувства к Драко погибли вместе с его предательством, а хотелось вновь… ощутить. — Я умею… я могу… — на этот раз она вцепилась в его мантию двумя руками, словно за спасительный якорь. Нотт бросил взгляд на замок. Ситуация начинала утомлять. Девчачьи комплексы выводили из себя. Он с первых минут понял, в чем нуждалась Панси, но не имел особого желания потакать прихотям глупой девчонки. — Мисс Паркинсон, вы доказали всё, что от вас требуется, — отступил, выдернув мантию, но Панси поднялась следом и тут же пожалела об этом, поскольку без каблуков казалась слишком низкой по сравнению с Ноттом, — продолжайте в том же духе. Прощайте! Развернувшись к ней спиной, он улыбнулся из-за такого необычного зрелища потерянной, полуголой, когда-то гордой аристократки. Секунда. Шаг. Секунда. Шаг. Он отдалялся, а Панси неожиданно осознала — не уходи! Ты так внезапно появился… проходил мимо и спонтанно вызвал противоречивые эмоции… — После того, мистер Нотт! — в тишине округи её громкий, уверенный крик прозвучал чересчур чувственно. Остановившись, он удивленно выгнул брови, но, повернувшись, оставил на лице лишь долю интереса. Качнул головой, немым знаком показывая вопрос. Панси подавила боязливый табун мурашек. Распрямив плечи, облизнула нижнюю губу и попыталась вложить в интонацию низкое, смелое звучание: — После того, как мы потрахаемся, ты извинишься передо мной! — воображение вовсю крутило этот эпизод. Панси всё отдала бы за простое сочувствие, которое приняла бы из его уст, как извинение. Она бы придала его словам общий смысл, приняв фразу как извинение не только от ноттовских мерзавцев, но и от других школьных обидчиков. Нотт скептически провел взглядом по её телу. — Я не трахаюсь с малолетками, мисс Паркинсон. Обратитесь с этой просьбой к моему сыну. Он снова уходил, а Панси стерла с лица ещё одну слезинку, задавшись вопросом, почему в свои девятнадцать её назвали малолеткой. Скорее всего, из-за поведения… Намеренно ли он попросил её разделить внимание мальчиков и мужчин? Для общения со старшим Ноттом нужна была смелость. Панси даже не думала о последствиях своей просьбы, да и секса боялась, поскольку привыкла к Драко, а других сторонилась. Просто хотелось хоть в чём-то доказать себе первенство. Раз уж отец Тео был холоднее льда, то и страха сгореть в огне у неё не возникло. Настолько быстро, насколько можно, она схватила палочку с земли. — Депримо, — заклинание ударилось о землю в нескольких метрах от Нотта. Он снова остановился, но не повернулся, а чуть запрокинул голову и сложил руки за спиной. Панси подрагивающей рукой держала палочку, а внутри кричала, что предприняла попытку атаковать Пожирателя смерти… о боже мой! — Мисс Паркинсон! — впервые с их встречи она услышала сталь в его голосе и с трудом сглотнула от накатившего страха. — Я дам вам ещё один совет, — он как прежде стоял к ней спиной и даже не думал доставать палочку или хотя бы почувствовать напряжение от её возможной второй атаки, — не проявляйте настойчивость к мужчинам. Эта ошибка может лишить вас остатков гордости. — Вы не извинились передо мной, мистер Нотт! Только этот факт ущемляет мою гордость! — в начале фразы у Панси возникла мысль, что она боялась младшего Теодора намного больше, чем старшего, потому что видела последствия его страсти на теле Грейнджер. Старшего вряд ли интересовали подобные интимные игры… В конце фразы она не была уверена в своем бесстрашии, поскольку услышала тихий смешок, а затем… — Вот как. Что ж… И он растворился в черной дымке, а Панси охватил ужас, ведь на территории школы нельзя аппарировать… Но больше чем ошеломление, она испытала заметную долю грусти и разочарования от его ухода. Опустила палочку вдоль тела и поникла, как вдруг за спиной… Над ухом возникло теплое дыхание, а вдоль позвоночника едва ощутимо заскользил вниз палец. Панси вмиг задержала дыхание от охватившего каждый позвонок импульса… Напрягла плечи и крепко зажмурилась, когда палец достиг основания позвоночника, а по завитку ушной раковины невесомо прошлись чужие губы. Панси не могла поверить собственному состоянию и спрашивала себя о причине такого резкого, почти голодного возбуждения. Он не сделал ничего особенного, а она до боли прикусила нижнюю губу и плотнее свела бедра. Когда же его ладонь сместилась ниже, погладив ягодицу, она издала приглушенный стон и тогда… Рука исчезла, а ухо опалило дыханием и совершенно спокойным голосом: — Прошу прощения, мисс Паркинсон! Примите мои извинения и раскаяние за неподобающее поведение по отношению к наследнице чистокровной династии. Она распахнула глаза и… Её окружила темная дымка. Он исчез, оставив Панси на берегу черного озера с необъяснимыми эмоциями и пылающим сердцем…