Спазм

Закрыть глаза, сделать вдох, провести пальцем по верхней губе… Гермиона добросовестно пыталась заниматься. Даже наколдовала вокруг себя заглушающие чары, отделявшие её от других посетителей библиотеки, но через каждую минуту отвлекалась воспоминаниями, а конкретнее — его губами. Самовнушение призвало солоноватый привкус крови, но Гермиона, как начинающая ищейка, различила его собственный незаменимый вкус. Различила и стыдливо стукнулась лбом о стол, потому что не могла поверить в произошедшее, но ещё больше её удивили отсутствующие последствия. Гермиона целую неделю бегала от слизеринца и мысленно благодарила высшие силы за то, что у факультетов не было сдвоенных занятий, однако слух случайно уловил обсуждение случая в теплице, и она узнала про отработку Теодора, назначенную профессором Спраут после его выписки из больничного крыла. Гермиона отодвинула учебник по истории магии. Откинувшись на стул, она взмахнула палочкой, сняв магическое заглушение, и помассировала шею. Взгляд сам по себе направился в сторону пустующего ноттовского места. Вздохнуть, загрустить, соскучиться так сильно, что придумать повод для встречи… Но ты же бегаешь от него! Я скучаю! И как объяснишь вторжение своих губёшек в его личное пространство? О Мерлин, я хочу ещё… *** — Конфундус! — он спугнул сов, но попал в нужную. Теодор выглянул на улицу, убедившись, что рядом нет лишних глаз. Настроение ни к черту из-за неожиданного послания Руквуда… приказа явиться в назначенное время сегодня ночью. Он не хотел покидать Хогвартс, разлука с Грейнджер плохо влияла на нервы, превращая здравомыслие в затхлое барахло. Как он жил раньше? Тео понятия не имел, почему не накинул на шею удавку. Сейчас бы хотел удавиться… представил, что потеряет её из видимости на несколько месяцев, и захотел… Как только он направился к выходу из совятни, в окно залетела министерская сова. Теодор мельком взглянул на конверт и собирался отвернуться, но… «От руководящего центра сети летучего пороха…» Ещё он заметил важное имечко. Какого черта ангелочку понадобились услуги министерского отдела транспорта? Теодор ухватился двумя руками за дверной косяк и прикусил губу. Зашипел от боли, задев едва затянувшуюся ранку в уголке рта, и сделал шаг по направлению к выходу. Сова гулила, как искушающий душу фамильяр, зазывая Теодора протянуть загребущие ручки к несомненно интересной информации про малышкины делишки. Уходи же! Чувство, будто это очень важно… Проваливай! Ещё чего! В итоге Тео чуть не заплакал от ностальгии по рыжику, поскольку сейчас он так же крутился по совятне, пытаясь поймать изворотливую птицу, как когда-то гонялся за Живоглотом возле хижины Хагрида. — Конфундус! Конфундус! — чихнув от попавшего в рот пера, он всё же добился результата, правда с ног до головы измазался птичьим помётом и порвал рукав мантии. Оглушенная сова взмахнула крыльями, да так и свалилась ничком, врезавшись в пол клювом, а Тео сморщил нос от судьбы бедной совушки и, подняв её на манер младенца, пригладил пушистые перья. До того, как она пришла бы в себя, он должен был прочитать письмо. «Мисс Гермиона Д. Грейнджер, глава отдела магического транспорта одобрил ваш запрос на однократное использование международного пути между магической частью Лондона и маггловской столицей Канберра. Адрес и разрешение во вложении…» Тео непонимающе заморгал. Сова затрепыхалась в руках, а он приподнял письмо повыше к свету и продолжил чтение: «Согласно Статуту о секретности, волшебная палочка и магическая документация, включая колдографии и литературные источники, будут изъяты из пользования в связи с вашим намерением покинуть пределы магической Великобритании» Мыслишки забегали. Сова взметнула крыльями, а Тео случайно сдавил ей лапку от злости… *** Более трех часов он сидел напротив уже родного полуразбитого зеркала. Теодор долго всматривался в кривые линии, подобно шрамам, искривляющие его недовольное отражение. Мантия отброшена куда-то в угол, манжеты рубашки небрежно задраны до локтей. Сидя на полу, он согнул ноги в коленях и медленно листал бесценные страницы синей тетради. Верить в безрассудное решение малышки жить среди магглов Теодор не хотел, но даже самые любимые колдографии, вклеенные после Святочного бала, не улучшили настроение. После прочтения письма Тео вернул его сове и угостил пострадавшую орешками, хотя сейчас даже не помнил, взяла ли она угощение, потому что он покинул совятню опустошенным и задумчивым. Что будешь делать? Нужно выбить дурь из её головы! Последний раз это обернулось катастрофой, ты её едва не убил! Грейнджер никогда не вернется в маггловский мир! Ну-ну, понятно же от кого она убегала… Теодор хрипло выругался и запрокинул голову, ударившись теменем о стенку. Прикрыл глаза и думал… *** Поттер и Паркинсон — идеальная пара клещей! Тео уже дважды незаметно увязывался за Гермионой, но Панси пристраивалась следом, невольно демонстрируя приобретенное за этот год упрямство, присущее гриффиндорским болванам. Как только Тео замечал слежку, то сразу же одаривал её самым презрительным взглядом из всех, она срывалась наутёк, но потом снова таскалась за Грейнджер, как верный рыцарь за принцессой. По всей видимости, Панси таким способом пыталась её защитить, хотя Теодору до очередной чесотки хотелось бы увидеть реакцию Паркинсон на происшествие в теплице. Как жаль, что в тот момент он не обратил на неё внимания… Зато после отдыха в больничке обратил взор на Поттера, а точнее — Поттер чаще обычного пялился на Тео, вынудив последнего недоуменно смотреть в ответ. Подозрение читалось по лицу, Гарри прост как пробка, особенно когда со съехавшими на нос очками исподлобья зыркал на потенциальных врагов. Ни черта не видел, но стрелял глазищами и кидался молниями по виду узора на своём знаменитом лбу. Если бы Тео ранее не благословил Поттера с младшей Уизли на пышную свадьбу и слепых рыжих детишек, то безусловно посоветовал бы Панси соблазнить избранного мальчика-детектива… чтобы вместе следить за Тео, следящим за Грейнджер, которая, в свою очередь, следила за палачом… Почему-то появилась мысль про оргию с сюрпризом, где Гермиона вылизывала ноттовский шрам на подбородке, а Панси вычерчивала языком поттеровскую молнию, а потом появился бы палач в маске Пожирателя и опрокинул бы на цыплят золотисто-зеленые конфетти. Каким образом Теодору удалось бы разделиться, он не знал, но был уверен в том, что Паркинсон совершенно точно нуждалась в хорошем трахе, который отвлек бы её от бестолкового фанатизма по Грейнджер. Данные мысли привели его к идее заплатить Поттеру, чтобы он оприходовал Панси, но, вот беда, такими темпами Теодора отправили бы в тюрьму за корыстное сводничество, а Поттер, будучи невинным простофилей, не нагнул бы Панси раком в достаточной мере из-за врожденного великодушия. От Малфоя теперь толку никакого, поскольку Панси бегала от него так же, как в начале года удирал от неё сам блондинчик, а Тео страдал от лишнего внимания, мешающего ходить за ангелочком. С одной стороны, Тео посочувствовал бы неудачнику, сумевшему привлечь внимание Панси, но с другой, подленько захихикал бы от того, что этот неудачник на всю жизнь избавит Теодора от созерцания паркинсонской занозы. Ухмыльнувшись идеям отправить Панси куда-нибудь на Аляску и не подумав про карму, Теодор вышел из учительской с волшебной связкой ключей от теплиц, которую вручила ему добродушная, но ленивая Спраут, променявшая присмотр за отрабатывающим учеником на чай и плюшки с Синистрой. Отработка больше походила на шанс исправить оценку, поскольку его ждала посадка плакучих ив. Тео не стал использовать согревающие чары. Во времена маггловских приключений он любил кутаться в теплые куртки, но всё равно замерзал и простужался. Однако когда заходил в английские пабы, встречая тепло, радушную компанию и горячительный малдвайн, то испытывал преимущества медленно нарастающего в каждой клеточке тепла и необычного покалывания. Такие моменты он всегда сравнивал с фантазией, где после мороза его обнимала Грейнджер, а он таял от прикосновений, и лёд превращался в огонь… Мелькнула мысль — если детка захочет жить среди магглов, то он последует за ней и каждый раз будет мерзнуть. По расписанию у гриффиндорцев сейчас зельеварение. Тео вышел на улицу и поежился от порыва холодного ветра. Завязал шарф, представил перед собой Грейнджер, крепкие объятия и… — Нотт! Ослышался. Точно ослышался, но… — Теодор! — голос за спиной звучал громче. Тео неспешно повернулся и натянул на нос шарф, надеясь поймать падающую от удивления челюсть. Грейнджер спешила к нему, раскрасневшись и запыхавшись, на ходу застегивая серое пальто. Тео вытаращился на неё, как на пришествие Мерлина, и с трудом подавил желание оглянуться назад — может, там ещё какой-нибудь Тео… ну есть отец, а вообще Теодор довольно-таки распространенное имя… Сложно понять, что преобладало в её взгляде. Тео спрятал руки в карманы и ждал, когда она подойдет ближе. Задыхаясь от поспешности, Гермиона застегнула пуговицу не в ту прорезную петлю. На этот раз Теодор поёжился не от холода, а от растрепанной милашки, которая наконец поравнялась с ним и переводила дух, пригладив волосы и сморщив нос от ветра. — Профессор Спраут сказала, что ты должен посадить оставшиеся плакучие ивы, — он кратко кивнул, нагрев дыханием ткань шарфа, — ты из-за меня не выполнил задание… — детка сделала паузу, но он никак не отреагировал, просто смотрел, будто в первый раз увидел, — она разрешила помочь тебе! Теодор вообще не услышал слов. Такое часто бывало, когда ангел навещал его душу. Чуть сузив глаза и улыбнувшись, он пробормотал в шарф, едва не проглотив шерстяной волосок: — Кто разрешила? Гермиона аккуратно обхватила голову, придерживая кудри от ветра, и растерянно заморгала, не поняв вопроса. — Профессор Спраут. Ну да, точно, есть такая! Тео отвел взгляд, приложив ладонь к глазам, и повернулся к ней боком. Спокойно! Катастрофа! Дыши! Как дышать, если хочется сорвать эти пуговицы ко всем драклам?! Тео застонал, но шарф приглушил звук, сделав из вздоха негодования вздох недовольства. Посмотрел на Гермиону, а она… — П-прости, я думала, что так будет лучше… — в голосе испуг, смущение и грусть от его реакции, которую она приняла за личную неприязнь. — Ты слишком часто извиняешься, — Тео опустил шарф и широко улыбнулся, пришлось изогнуть губы в более кривую улыбку из-за набухшей царапины. На несколько секунд Гермиона опешила от такого выражения лица, но затем просияла, хотя всеми силами пыталась спокойно себя вести и забыть ранний инцидент. У неё был план. Наконец-то пришло время для попытки исправить свою жизнь. Раз Тео не помог, не исправил, а наоборот получил ивой по личику, то настала пора Гермионе изменить ситуацию. Прежде чем расспросить Спраут про отработку слизеринца, она долго вертела в руках его платок и перстень. Болезнь прогрессировала. Из-за её действий он поранился… кстати говоря, поранился, по-джентльменски отпихнув девушку от хлыста. Она чувствовала вину и хотела помочь с рассадой, но на самом деле просто скучала. Тосковала и решила подумать… Подумала, что влюбилась в образ, о котором ничего не известно, и решила придерживаться плана — найти в нём недостатки и спокойненько разлюбить по причине полного несоответствия интересов. Временами Гермиона молилась, чтобы Тео оказался придурком в красивой обертке, и сегодня захотела получить подтверждение. Словно ощутив изменение в её настрое, Теодор качнул головой и сменил мину на более спокойную, неулыбчивую. Что-то в Грейнджер было такое… он не знал. Будто она ждала чего-то, но Тео не понял что именно, поэтому решил демонстрировать привычную ноттовскую вежливость. Про поцелуй каждый старался умолчать, хотя судя по щечкам ангелочка, в душе это воспоминание горело ярче солнца. — Пойдем, — без выраженной интонации развернулся и двинулся к теплицам. Гермиона медленно выдохнула. По-прежнему придерживая густую гриву, она направилась следом, невольно напомнив себе недавний поход из теплиц и последующий коллапс с поцелуем. Почему он сейчас промолчал, а не спросил, зачем она это сделала? Не хотел тебя смущать! Как мило с его стороны! Между ними такое большое расстояние. Может, ей всегда суждено слоняться за его спиной? Сама того не желая, она увидела в этом особый шарм, чарующий в своём трагичном начале. Гермиона вздрогнула, когда Тео резко остановился. Она не видела его лица, но уловила прерывистый вздох, а потом… Скрестив руки за спиной, он повернулся к ней с безэмоциональным лицом, сделал несколько шагов и встал рядом. Гермиона с широкими глазами смотрела за его медленным жестом, указывающим на теплицы. Она прикусила губу и едва заметно кивнула. Пошли вместе. Впервые за всё время. Один-ноль в пользу любви. Гермиона низко опустила голову. Дабы не думать о том, что Тео не против идти бок о бок с магглорожденной, она достала палочку, и по легкому мановению заснеженная тропинка очистилась от сугробов. Мельком повернула голову, глянув на Теодора, но он казалось бы не заметил её волшебных фокусов и закрылся в себе, смотря исключительно под ноги. Молчание кричало громче воплей, Гермиона отчаянно старалась почувствовать неудобство, но тишина приобрела статус уюта, а хруст снега добавлял атмосфере спокойствия до определенного момента… — Ты пропустила урок, — сказал так тихо и ровно, что Гермиона не успела даже удивиться его осведомленности в расписании гриффиндорцев. — Профессор Слагхорн узнал, что я раньше готовила оборотное зелье, — Тео улыбнулся краешком губ от её привычки даже в неформальной обстановке всегда обращаться к учителям, озвучивая ученую степень, — и отпустил меня с урока. Какая скромная ложь. Теодор готов был погладить её по голове за неплохую попытку. — Не каждый ученик способен приготовить такое сложное зелье, — не посмотрев на малышку, он кожей чувствовал её острый взгляд, — у тебя талант к зельеварению, — сказал прямым утверждением. Гермиона сглотнула и повернула голову прямо. Лицо запылало, она очень надеялась, что это от мороза, а не от его слов. Они дошли до теплиц. Прежде чем Гермиона дотронулась до двери, Тео взмахнул палочкой. Ключи подлетели к скважине замка, открывшей им проход в теплое помещение. Он впустил её первой. Гермиона улыбнулась и завозилась с волосами, смахнув с макушки мелкие снежинки. Тео глубоко вздохнул и не поверил в судьбу, ведь раньше желал остаться с ней наедине посредине спраутских фикусов, а теперь, когда руки так и норовили поправить ей волосы и пуговки на пальто, он испугался потери рассудка. Грейнджер странно на него посматривала — оценивающим, зорким взглядом, будто специально искала погрешности во внешнем виде… или во внутреннем?! Протянув заинтересованный звук, он прошел в соседнюю оранжерею. Ему стало страшно, но в страхе он нашёл прелюдию к тренировке по общению с Гермионой тет-а-тет. Без подвалов, темноты и повязок. Что ж… — Я справлюсь самостоятельно, Гермиона, — он надел защитные очки и присел возле рыхлой почвы и ростков ив, — но ты можешь посмотреть… И улыбнулся, добавив во взгляд игривость, однако Гермиона поборола стеснение и улыбнулась в ответ, наклонившись к рассаде с противоположной стороны. — Мы справимся быстрее, если будем работать вместе, — надела перчатки и осторожно обхватила стебли молодой ивы. Тео щелкнул языком и кивнул, а затем… Гермиона никак не могла понять, почему некто с такими бережными и одновременно ловкими руками умудрился завалить задание в группе. Идеальная вертикаль и аккуратная вазочка удостоилась чуть ли не нежности… Чёрт… Два-ноль в пользу любви. Гермиона нахмурила брови. Вставив столбик, она поправила совочком края и в открытую уставилась на его руки, мимолетно пожалев про перчатки. — Я не люблю гербологию, — медленно подняла глаза, когда он заговорил, и встретилась с его взглядом, — поэтому редко проявляю… — он провел языком по верхнему нёбу, подбирая слово, — усердие. Каким таким способом он узнал, о чем она думала, Гермиона не поняла, но оценила его признание, как попытку объяснить прошлую неудачу. Это оправдание или просто повод для начала беседы? В любом случае, Гермиона любила учебную тематику, поэтому не промолчала: — Гербология является значимым предметом для школьной программы. Без знаний о свойствах растений волшебники не смогут варить зелья и использовать травы для целительства, — Гермиона прикусила язык и покраснела, по привычке читая нотации, но, к её удивлению, Тео не поменялся в лице и не съязвил по поводу лекции, а занялся посадкой следующего плода и сохранил на лице улыбку. — Не только варить зелья и исцелять, — произнес, наклонив голову, приподнял брови и посмотрел на неё снизу вверх, — но и сохранять популяции магических существ, предсказывать будущее и… — Травы не предсказывают будущее, — перебила его Гермиона, вспомнив про Трелони, и смутилась от своей же бестактности, но Теодор улыбнулся шире и покачал головой. — Я не имею в виду гадания на чаинках, — Гермиона вопросительно выгнула бровь, а он пояснил, — погода влияет на состояние растений, позволяя отследить ближайшие события, такие как шторм, грозы и полнолуние. Неосознанным действием Гермиона спрятала губы во рту, подавив глупую лыбу. Да уж, как она могла забыть, Тео — не Гарри и не Рон, которые предпочитали буквальное изъяснение мыслей. Внутри затрепетало сердечко, поскольку вместо любовного интереса сейчас возник интерес к его мнению на окружающий мир. — Если… — прочистила горло и продолжила сажать ивы, направив взгляд на землю, — если ты понимаешь важность гербологии, то почему пренебрегаешь заданиями профессора Спраут? Сосредоточившись на растении, Гермиона высунула кончик языка в уголок губ и положила саженец в ямку. Засыпала его землей, а со стороны Тео наступила тишина. С открытым, доверчивым взглядом посмотрела прямо и задержала дыхание, потому что он мерно крутил в руках совок и, наклонив голову к плечу, с легким прищуром взирал на её лицо. Гермиона уже открыла рот, чтобы поправить слова, убрав из них упрёк за халатность, но внезапно Теодор поджал губы в сожалении и произнес: — Я пренебрегаю всем, что мне не нравится, Грейнджер, но раз ты считаешь это поведение неправильным, — он понизил голос, — нет ничего проще, чем стать самым лучшим травником. Дыхание так и не вернулось в норму. Гермиона первой отвела взгляд, не зная, как правильно воспринять эти слова. Что конкретно он имел в виду — абстрактное суждение о простоте гербологии или же… намек на влияние, боже правый, на влияние магглорожденной на его жизнь?! Какого черта? Помнится, ни один мальчик, а именно Рон и Виктор, не упоминал о готовности пожертвовать своими интересами ради её совета. Три-ноль! Заткнись! — Твоему стилю больше подходит нумерология, — вымолвила более громко. Не так истерично, идиотка! Гермиона поправила последние столбики и полила рассаду с помощью Агуаменти. — Моему стилю?! — Тео искренне пытался не рассмеяться подобной трактовке, тихо причмокнул и быстренько добавил, чтобы не заставлять малышку пояснять свои слова. — Нумерология всегда была моим любимым предметом после истории магии. — Ты единственный человек, кто с восторгом совмещает эти дисциплины в одном предложении, — Гермиона тоже издала парочку сдержанных смешков. Сначала наступила приятная пауза. Гермиона сняла защитные очки и перчатки, а Тео закончил посадку. Следующие его слова содержали загадочную интонацию: — Это не так, Гермиона. Ты такая же, как и я, — взгляды скрестились, её губы дрогнули от непрямой похвалы, но затем он вдруг сказал, — только лучше. Четыре-ноль! Тео с умилением наблюдал, как её зрачки закрыли радужку, лицо показало высшую степень изумления, а дыхание участилось. Пока ангелочек не упал в обморок, Теодор поторопился продолжить: — Ты общаешься с ограниченным кругом лиц, поэтому не в курсе успехов других однокурсников. — Как староста, я ежемесячно составляю списки лучших учеников. — Лучших в совокупности «превосходно» по всем предметам, но многие стремятся преуспеть лишь по одной дисциплине, — Теодор выпрямился в полный рост, оглядев рассаду со всех сторон, — и даже ты не смогла бы посоревноваться с их знаниями. Гермиона вздернула подбородок, восприняв слова, как отрицательную характеристику в её адрес, но… сдержала всплеск несогласия из-за ласковой интонации в его голосе и прямого взгляда, в котором не было желания оскорбить, лишь озвучить факт. — Но… — замолчала задумавшись. На самом деле, Тео был прав. Гермиона старалась преуспеть по каждому предмету без деления на любимые и нелюбимые. Ей особо нравились трансфигурация и чары, но в гербологии в последнем году первое место занял Невилл, а в нумерологии Дафна. Лучшее эссе по истории магии было подписано именем Теодора Нотта… Итак… Пять-ноль в пользу любви! За что? За внимание к талантам однокурсников. Невзирая на самонадеянность слизеринцев, Тео спокойно дал положительную оценку другим, и в этом Гермиона увидела важную человеческую черту — замечать детали в толпе. Он упомянул про её талант к зельеварению… тоже верно. Гермиона любила изучать рецепты и монографии зельеваров, а процесс воспринимала, как творчество и улучшение личной техники. Она так и осталась сидеть, летая в своих мыслях, пока сбоку не раздалось тихое покашливание. Вздрогнув, Гермиона повернула голову. Дежавю. Теперь он со скрещенными на груди руками и приподнятой бровью… Улыбнулась — сейчас их не ударят корни плакучих ив. — Исправила? Улыбка сползла с лица. Гермиона глянула на него снизу вверх. Теодор на несколько секунд прикрыл глаза, потом вздохнул и протянул ей руку. — Исправила ростки? — повторил с усмешкой. Будто под гипнозом, она медленно вложила ладонь в его руку и поверила в случайность, потому что в этот момент по рукам проскользнул легкий спазм, а его глаза снова всматривались в её душу. Когда она встала напротив, Тео аккуратно выпустил её ладошку и услышал неожиданный ответ: — Нет. Он изогнул бровь, а Гермиона вжала голову в плечи от осознания, что любовные ростки проросли настолько, что не было смысла искать в Тео недостатки. План потерпел фиаско. Она поникла, а Тео запаниковал от резкой смены её настроения. — Грейнджер, — нахмурившись, он обошел её и указал на цветочную оранжерею, — прогуляешься со мной? Шесть-ноль. Она была бы дурой, если бы не поняла, что Нотт заметил изменение и решил отвлечь… этим! О Господи! Она прошла за ним в соседнюю теплицу и обомлела… Десятки разновидностей самых редких магических цветов украшали помещение по всему периметру, включая стеклянные стены и потолок. С одной стороны цвели уменьшенные копии бузины, лавра и розового дерева, с другой росли пахучая ольха и орешник. Тео впервые посетил владения спраутской самодеятельности. Ученики всегда работали в других оранжереях, а эту профессор использовала, как личный сад. Изысканный сад. Теперь он понял, почему в главном дворе школы росли душистые локолопии. Детка пребывала в шокированном состоянии и… по какой-то причине застыла взглядом на самой крупной рассаде разноцветных локолопий. Лично для себя Теодор находил в этом намного меньше красоты, предпочитая любоваться не ромашкой, а малышкой. Что-то изменилось, словно атмосфера и аура превратились из обычных в интимные. Теодор зажал щеку между боковыми зубами и обошел цветочные клумбы по кругу. Гермиона с нечитаемым опасением двинулась следом, а потом присела возле ромашковых цветений. Тео опустился рядом, с любопытным взглядом осматривая локолопии. Красные, желтые, фиолетовые, оранжевые, голубые… всё не то. Крупные лепестки блестели от недавнего полива, а сердцевины мерцали от яркого освещения. Гермиона не могла унять бешеного сердца, напомнившего про подвальное заточение и момент зарождения её чувств к Тео. Судьба? Насмешка? В уголках глаз застыли слезы. Сколько можно страдать? Гермиона с мучительным выражением повернулась к Теодору, а он округлил глаза от такой реакции и спросил: — Почему ты плачешь? Потому что семь-ноль в пользу любви, восемь-ноль, девять, десять, одиннадцать, девяносто два, сто тридцать… В этот момент она была так близка к истерике, но Тео находился рядом. Если бы она сдвинулась на сантиметр в сторону, то задела бы его колено своим. И смотрел… Мерлин, помоги, как он смотрел… Гермиона глянула на цветы, не в силах терпеть жар его взгляда и ответила: — Этот цветок спас меня от палача. Выдохнула, неторопливо вернула взор Теодору и… судорожно дернула плечом. Он так резко побледнел и окаменел, что Гермиона не сдержала натянутого, невеселого смешка. Действительно, такая непонятная фраза способна довести до ступора. Однако Гермиона уловила явно скрытую перемену. Морщинка на его лбу становилась более заметной, с каждой секундой он хмурился всё больше. Она задавалась вопросом, как бы это прозвучало со стороны и пожалела Тео, потому что сама бы не смогла понять смысл данного заявления. Через открытую дверь в оранжерею подул ветер. Гермиона на мгновение закрыла глаза от попавших на лицо волос и начала приглаживать непослушную копну. Теодор в мыслях повторял её последнюю фразу, перевел взгляд на цветы и сорвал самый крупный из всех. Гермиона, как в замедленной съемке, наблюдала за действиями: вот он покрутил в руках синюю локолопию, вот поводил челюстью в раздумывающем жесте, вот достал палочку и… Следующее вовсе лишило её понятия времени и пространства, потому что Тео прикоснулся палочкой к сердцевине цветка, и синий медленно превратился в белый. Святые небеса! Может, это снова сон, может, она сошла с ума и по-прежнему заперта в подвале, а воображение нагло играло с душой?! Теодор сам не смог бы ответить, почему окрасил цветок в белый цвет. Просто в данный момент ангелочек сиял настолько ярко, что ничего кроме белого на ум не пришло. Если для Гермионы этот цветок олицетворял спасение, то белый безусловно был правильным выбором. Ветер усилился. Гермиона чуть склонила голову и двумя руками пыталась собрать волосы. Достала заколку-невидимку и… Удар сердца, нет, снова бились числа… двести-ноль, двести один-ноль… Когда их взгляды встретились, она как в трансе опустила руки. Теодор вытянул из пальцев Гермионы заколку и зажал её между своими губами. Данный жест вызвал у неё шок, затем он укоротил стебелёк ромашки и аккуратным движением, не прерывая зрительный контакт, завел цветок в её кудри за ухом и закрепил невидимкой. — Коллопортус, — дверь закрылась, сквозняк исчез, а Гермиона прикрыла веки, когда он поправил цветок и, невесомо скользнув пальцем по её щеке, убрал руку. Тео, подари мне ромашку — однажды она загадала желание. Он подарил. Не только ромашку, но и чувство обреченной любви, которую сам же закрепил в её волосах. — Зачем ты это сделал? — вымолвила, указала на ромашку, задохнувшись от чувств и опустив взгляд. — Разве это не твоё спасение? — Тео сложил ладони в замок, чтобы не искушать себя от нового прикосновения к Гермионе. Это моя погибель! — Теодор, — обратилась почти шепотом и посмотрела прямо в его глаза, которые в данную минуту изучали её так же внимательно и чутко, — у тебя есть недостатки? В лоб! Опять! Потому что больше не было сил на разведку. Гермиона вложила в вопрос мольбу и надежду на то, что он ответит положительно. Он и ответил: — Я жаден и опасен. Только ни черта не помогло. Гермиона не заметила подтекста и чистосердечного признания, лишь издала ироничное хмыканье и посмотрела на Тео новым взглядом, от которого у него участилось дыхание. Требовательная нежность — он так охарактеризовал её вид, а ещё удивительно, но присутствовала злость. Глубоко внутри Гермиона злилась на отголосок собственного голода, который давал о себе знать и раньше, когда она поцеловала Тео возле школьного двора. Посмотри только — такой совершенный, утонченный и прекрасный… А ещё он сказал про жадность и опасность! Не существовало никого опаснее палача, значит, с Тео всё в порядке. Гермиона позволила себе медленно пройтись взглядом по его телу… Теодор усмехнулся. Ситуация теряла контроль. У него была уверенность в том, что если малышку завалить прямо на клумбу, то она едва ли начнет сопротивляться, скорее сама возьмет инициативу. Однако идиллию разрушил плавно подплывающий с потолка серебристый Патронус. В глазах малышки исчезла мутная пелена, и она обратила взор на крупного оленя, заговорившего голосом Гарри: — Жду тебя возле выхода из теплицы! Поттер, скотина! Теодор скрипнул челюстью и поморщился от жжения на губе. Гермиона поднялась на ноги и робко произнесла: — Я должна идти. Конечно! Малышка всегда готова услужить надоедливому очкарику. Тео встал, отряхнув коленки от земли. Когда она отошла к двери, он спросил: — Что насчет твоих недостатков, Гермиона? Она вздрогнула от доли недовольства в его голосе. Открыв дверь, оглянулась и ответила: — Я сломана и разбита. Дверь закрылась. Тео крепко зажмурился, сложил руки за спиной. Сделал вдох, открыл глаза и… отправился следом.