—Вы нужны мне.

— Гуки, — слышится позади девчачий голос. — Стой, подожди меня!  — Что такое, Таён? — Чонгук оборачивается к девушке, что позвала его. — Ты что-то хотела?  — Да. Оппа, пошли на свидание? Это уже седьмой раз, когда я предлагаю тебе, ты сказал, что согласишься после конкурса, — девушка растягивает губы в смущённой улыбке, а руками теребит подол своей футболки.  — Таён, я же просил не называть меня так. Но раз обещал, то пошли, конечно, — Чон натягивает более-менее приветливую улыбку, ведь действительно обещал.  — Да, прости, Гуки. Тогда, завтра на набережной в шесть я буду ждать тебя, — девушка встаёт на носочки, чтобы дотянуться до щеки парня и оставить на ней смазанный поцелуй.  — Хорошо, до завтра, — Чонгук после полученного поцелуя разворачивается, чтобы продолжить путь.  — Пока, Гуки.       Чхве Таён — одноклассница Чонгука, девушка, за которой пытались ухаживать все альфа-самцы параллели, но ей всегда нравился Чон — холодный принц с пронзительным взглядом чёрных глаз, шикарным телом и прекрасной улыбкой. Чхве и Чон дружили со средней школы, но когда парень возмужал и окреп, девушка влюбилась в своего друга. Первый раз, когда она решилась позвать его на свидание, Гук посмеялся, решив, что это шутка. Второй и третий раз не отличались от первого, но когда приглашение было сделано в четвёртый раз, Чон сказал, что эта шутка больше не смешная и попросил прекратить это делать. На что девушка сказала, что и предыдущие разы она не шутила. Их дружба начала рушиться, ведь Чон не хотел заводить какие-либо отношения во время учёбы. Пятый раз потерпел очередное фиаско, но зато шестой принёс обещание, что после конкурса они всё же попробуют. И вот, наконец, девушка получит желаемое.

***

 — Хён, мне так стыдно перед ним, что же делать, мы проиграли из-за меня, теперь он не поступит и не будет общаться со мной, а ведь он мне так нравился.       Юнги и Хосок сидят в кафе уже полчаса и всё это время Чон-страдальщик-Хосок ноет Мину о проигрыше на соревнованиях.  — Хоби, не капай мне на мозги, достал со своим Чонгуком, ведёшь себя, как влюблённая школьница, — не выдерживает Юнги.       После вчерашней попойки, все признаки похмелья свалились на бедную миновскую голову, так ещё и друг ноет, ухудшая и без того плачевную ситуацию. Когда Юнги проснулся, Чона-младшего в квартире уже не было, зато был Хосок, который сначала ныл из-за головы, что просто раскалывается, потом пытался вспомнить, что же он творил, но потерпел неудачу и забил, а теперь вот ЭТО. И если Мин мог справиться с похмельем, страдальщиком-другом и плохим настроением, то вот воспоминания о вчерашнем поцелуе не могли стереться из памяти. Он корил себя за то, что подпустил «врага» так близко. Он ненавидел Гука, за этот поцелуй, но ещё больше ненавидел себя, за то, что ответил на него. Что теперь будет делать младший — неизвестно, поэтому Мин решает, что самое время начать верить в Бога и учить молитвы, что приносят удачу.  — Я не влюблённая школьница, я всего лишь не хочу потерять друга, — с надутыми губами говорит Хосок. — Это ты — чёрствый сухарь, у которого кроме меня и Тэхёна с Чимином друзей-то и нет.  — Завались, — получается грубее, чем хотелось. — Мне хватает и вас — дебилов. Подарила же судьба друзей.  — Гук написал, что скоро подойдёт. Что ты там говорил?  — Что? Какого он тут забыл? Его ещё мне тут не хватало, если собираешься продолжать вчерашнюю песню извинений, то увольте, я пойду лучше, да и эту наглую морду видеть не хочется, — собирая сумку, говорит Мин.  — Да я и не злюсь на него, хён, — подошедшая «наглая морда», как выразился минутой ранее старший, стоит перед ним и улыбается во все тридцать два.  — Блять, не успел, — ворчит старший и садится на место.  — Привет, Хоби-хён, не извиняйся, в этом нет твоей вины, я видел запись, ты был на высоте, — замечая, что Хосок собирается вновь начать извиняться, Чонгук спешит успокоить, ведь действительно не злится, они были на высоте своих возможностей. — Да же, Юнги-хён?  — Руку убери, — шипит котом Юнги на севшего рядом с ним младшего, что положил свою руку на его бедро.  — Что? Я не расслышал, — говорит Гук, но руку всё же убирает.  — Говорю: ты прав, хоть я и не понимаю в этом ничего, — на эти слова Чон-старший начинает улыбаться. Ведь на него правда не злятся.  — Ребят, я в сортир, подождите меня, — от убежавшего друга остался только кофе на столе.  — Ты что творишь? — как только друг пропал с поля зрения, начинает возмущаться Мин.  — Но тебе же понравилось вчера, ты так жался ко мне, когда я тебя целовал, — с каждым произнесённым словом, голос понижался до интимного шёпота, а конец предложения был произнесён на ухо.       Ошарашенный Мин был красный, словно рак, он вспоминает то, как сам притягивал младшего ближе, скулил в поцелуй и не мог насытиться его губами, что дарили наслаждение. Он вспоминает, как впустил язык младшего в свой рот, дал возможность исследовать его. Вспоминает, как покусывал губы, зализывая невидимые ранки после. Если бы кто-нибудь предупредил его об этом, он бы нашёл тысячу и одну и причину, чтобы не пить с ним. Как же ему сейчас стыдно, но больше чем стыда, у него сейчас ужаса. Он ужасается своей реакции на Чона, будь это воспоминания о вчерашнем, чего уж скрывать, крышесносном поцелуе или слова и действия младшего в данный момент. Чонгук говорил что-то ещё, посылая табун мурашек по телу старшего, но Мин не слушал его, анализируя реакцию своего тела, но когда вернулся Хосок, он всё же вернулся на Землю.  — Хён, Гуки, мне надо бежать, звонила мама, сказала, что сестрёнка в больнице, — напуганный Хосок — страшный Хосок. — Пока.  — Стой, я с тобой! Пропусти меня, — Юнги увидел шанс смыться от Гука, но и волновался за друга, тот в таком состоянии мог и сам в больницу загреметь.       Чонгук выпустил Юнги, понимая всю серьёзность ситуации. Оплатив счет, он пошёл домой. Воспоминания вчерашнего дня вкупе с сегодняшней встречей возносили до небес. Он решил для себя, что обязательно добьётся взаимности от старшего, главное — не давить слишком сильно.