Точка зрения

POV Джастина — Что? — задыхаюсь я и чувствую, как вокруг меня кружится комната. Встряхиваю телефон надеясь, что только что ослышался. — Мама? — выпискиваю я сквозь силу. — Мама! — Я здесь, — шепчет она через полстраны. — Ты уверена? — Я бы не стала шутить о чём-то подобном. — Я не говорил, что ты шутишь, — шепотом говорит Джастин, — просто, в такое очень трудно поверить. Этого не может быть. Это просто так неправильно! — Но всё именно так и есть, — устало отвечает Дженнифер, — Джастин… я думаю… думаю, что ты должен вернуться домой. По крайней мере, на День Благодарения. — Не могу, мам. Я и так беру двухнедельные каникулы в декабре, — напоминаю я ей, — у нас сейчас идут месячные показы. Прямо на следующий день после дня Благодарения. — Брайан — твой лучший друг, ты ему как брат, — задыхается она, — как ты можешь не прийти и не быть рядом, когда ты ему так нужен? Клянусь, у тебя гораздо лучше отношения с Гриффином, а он как раз тот, на кого ты должен сердиться. — Сейчас не время влезать в это, мама, — хнычу я, и чувство вины впивается в меня когтями, — у меня действительно лучше отношения с Гриффином. Во-первых, он отец моего ребенка. С другой стороны, Брайан не мой брат, и мы не были лучшими друзьями в течение многих лет. Дафни — моя лучшая подруга. Ты это знаешь. — Как бы там ни было, что мешает вам простить себя за то, что произошло между вами тремя, ты должен отбросить это в сторону и прийти. Прямо сейчас! — она требует. Сейчас мне больше всего хочется заорать на неё и объяснить, как много, блядь, дерьма они сделали мне. Больше всего я хочу сказать ей, как именно её «сыночек» поступил со мной. И что это намного хуже предательства Гриффина, которое он совершил в наших отношениях. Может и не хуже моего, но… это главная причина того, что я не могу просто простить его за это. За что он так никогда не извинился. И, вероятно, никогда не будет. Его не волнует, как больно мне… нет… это не то слово для того, что он сделал. Брайан Кинни не знал, да и не заботился о том, что полностью уничтожил меня. Что может быть хуже? То, что он совершил свой план нападения, когда я был в самом чёрном моменте своей жизни, когда я чувствовал себя действительно ничтожным и подавленным. Я рассказал своему врачу, прежде чем это случилось, что я чувствовал. Что я никчемный, и что всем будет лучше без меня. Я искренне верил в это в тот момент. Предательство Брайана только ещё больше подтвердило, что я был прав. Но во время всего того ада в котором я жил, у меня был Лейтон. Это было так, как будто их предательство стёрло всё наносное из моих чувств, оставив в сердце только самое важное. Моего ребенка. Я жил ради него. Я до сих пор так живу. Вот почему мне придется прикусить язык, не протестуя против горьких слов моей мамы. Гриффин — папа моего мальчика, и я не знаю, что я могу сделать, чтобы помочь ему или Брайану пройти через то, что, безусловно, будет их адом. Единственное, что я могу сделать для них, это чтобы они могли быть вместе. Если я поеду домой на это Рождество, то там не будет никого, кроме Лейтона и его отца. — Если ты хочешь приехать и забрать Лейтона в понедельник, до дня Благодарения, то ты можешь сделать это, мама, — я искренне предлагаю, — но он должен будет вернуться в следующий понедельник. Во вторник у него в школе намечено тестирование, и я не хочу, чтобы он пропустил его. — Хорошо, я позвоню тебе завтра, когда спланирую поездку, но ты должен позвонить Брайану, — настаивает она. — И что сказать? Что мне жаль, что у Гриффина диагностировали неоперабельную опухоль мозга? Это смешно! — Тебе должно быть стыдно за такие слова, — я слышу как она задыхается от возмущения, — ты должен позвонить и поговорить с ними обоими. Скажи им, что ты будешь там с ними, если они будут нуждаться в тебе. — Я не могу, — шиплю я, — кроме того, они не хотят слышать ни слова от меня прямо сейчас. Я последний человек, от которого Брайан захочет услышать слова поддержки. — Я не должна убеждать тебя делать что-то правильно, Джастин, — говорит она дерзким тоном, — ты был воспитан гораздо лучше, чем ты ведешь себя сейчас. Я издал глубокий вздох и смягчился. — Хорошо. Я попрошу Лейтона позвонить, и кто бы ни ответил на телефон, я скажу им это. Договорились? Она издает громкий вздох, а затем говорит тихим, мерзким тоном. — Однажды ты пожалеешь о том, что так себя ведешь. — Я тоже тебя люблю, — произношу я и вешаю трубку. Будет ли когда-нибудь день, когда они пожалеют, о том как вели себя? Да… конечно, только я не буду задерживать дыхание, дожидаясь этого.