Волей Пророка

/Примерно неделю спустя/

      Амид оказался отличным ходоком, впрочем, неудивительно, ведь парень был из пастухов. Уцепившись за мое стремя, альфа неутомимо переставлял длинные ноги и не только не сбивался с дыхания, но еще и умудрялся всех окружающих развлекать то песнями, то побайками, то вообще декламацией… стихов. Клянусь, стихов, которые частью почерпнул из книг предков, частью сочинил сам. Старался раб, увы, не для меня, хозяина — для управляющего упряжкой фургонных быков Оли, по крайней мере мне так показалось. Он и Оли пятый день держались в пределах видимости друг друга и загадочно переглядывались. Взаимное принюхивание Амида и юного дарунчика пока заметил только я и заранее пригорюнился в предвкушении грядущего скандала — вряд ли Нэр с Кохвой одобрят выбор младшего братишки. Ну рано еще Оли обзаводиться мужем, рано, мальчишка едва потек…       — Хозяин Одуван! — Амид пощекотал мою щиколотку, привлекая внимание. — Ты слушаешь, не? Хочешь, расскажу сказку о русалке?       Я резко натянул поводья и свесился с седла, пытаясь сообразить, почему сейчас звук столкновения копыт моей кобылки с землей прозвучал иначе, звонче. Ой-вэй, здесь, под слоем травы, что-то твердое. Старая, заросшая дорога? Кобылку, пепельную с черной гривой, молодую и складную, подарил Вася. Животное ранее принадлежало кому-то из бандитов, прибилось к нашим гнедым, ведомым на продажу в Шах-Град лошадкам и уже успело сцепиться с гнедым Нэра.       — Рассказать про русалку?       Я рыкнул на не вовремя приставшего с ерундой раба, призывая того заткнуться. Спешиваться было чудовищно лень, но придется, иначе не проверю возникших подозрений. Хотя… Рабовладелец я или кто, у меня в подчинении невольник имеется.       — Еще раз назовешь Одуваном — выпорю вожжами, — пообещал альфе. — Закрой рот, наклонись и разгреби траву, по-моему, внизу камень.       Ни капли не впечатленный перспективой телесного наказания Амид потыкал между босых ступней крепкой палкой, на которую якобы опирался при ходьбе, и вскинул брови.       — Пророк Великий, Милосердный! — парень вытянул губы трубочкой. — Хозяин Одуван, а ты, кажись, прав!       Миг, он присел на корточки и принялся разгребать руками переплетение сухих стеблей и листьев. Oбнажился небольшой ровный участок серого цвета, испещренный тонкими, забитыми растительным сором трещинками.       Точно дорога, а материал дорожного покрытия называется асфальт. Куда ведет эта дорога? Наверняка на север, к маячащей на горизонте цепочке невысоких холмов. Вот бы там, в холмах, обнаружить неопустошенные копателями развалины…       Позабыв про лень, я скатился к Амиду, теряя сандалии, и мы закопошились уже вдвоем, энергично сдирая новые и новые пласты сухотравья. Привлеченный нашей непонятной возней, подъехал разморенный полуденной жарой Нэр, с любопытством прищурился сверху.       — Ух ты! — парень довольно быстро сообразил, что происходит, оживился. — Неужто дорога предтеч? На картах ее нет! — и умчался догонять успевшие укатить вперед на пару перелетов стрелы фургоны, истошно, срывая голосовые связки, вопил на скаку «Привал! Привал! Мцаа*»       Остановить состоящий из двух десятков повозок и трехсотголового стада караван — дело непростое, требует навыков. Быки подчинились с обычной для быков невозмутимостью. Безмозглые овцы недоуменно блеяли под ударами кнутов, их вполне устраивало куда-то трусить скопом. Согнав дур в кучу, мы оцепили отару натянутой на наскоро вбитые в землю колья прочной веревкой и, оставив под присмотром песь и детворы, вернулись туда, где я нашел дорогу.       Простучав землю шестами, быстро выяснили: дорога — узкая и сильно разрушенная одноколейка, тянется к холмам на севере, и тут же на общем, коротком совете Старших решили послать в холмы исследовательский отряд из четырех человек. Шах-Град не к спеху, подождет.       Предводителем в отряд вызвался Нэр, а куда тот без брата Кохвы? Именно — никуда. Близнецы везде и всегда по возможности держались вместе и разлучались лишь на ночь — каждый уползал к собственному супругу, на свою половину общего на две семьи фургона.       Еще в отряд взяли Васю и, четвертым единственного в караване раба — Амида, чтобы производил пробные раскопки. А меня — не взяли, у торговцев, оказывается, не позволяли омегам, тем более брюхатым, участвствовать в подобных экспедициях. Риск жизни.       Ох, шыт, я и разозлился, получив хоровой, не терпящий возражений отказ! Так разозлился, что забыл про всосанную с молоком пе-па омежье-пастушечью робость. Вспыхнул мгновенным неудержимым гневом.       — Не дам вам в отряд Амида! — мстительно плюнул в расширившиеся от изумления небесно-голубые глаза Васи, взлетая на спину моей кобылки. — Амид — моя собственность, пусть мне здесь, в лагере служит! Сами горбатьтесь с лопатами! — Продолжил ругаться уже с седла, шипя гремучей змеей. — Ишь, умники! Да я… Да я… Да я его загоню лучше моих овец стричь!       И Вася, и прочие выпялились на меня, как на умалишенного, подавленно молчали, опираясь на шесты. Моих овец в отаре пока блеяло пять штук — двух подарил на помолвку Вася, двух — Оли и одну — Нэр, и весь пяток я, радивый хозяин, собственноручно остриг неделю назад.       Покусав губы, торговцы вспомнили — я в тягостях, и отмерли, захихикали, закивали.       — У Оди омежий задвиг по фазе! — Радостно во всеуслышание гоготнул Кохва. — Народ, спасайте ваши души! Сейчас будут трупы!       Удар сердца, и Нэр с сотоварищи дружно порскнули в разные стороны вспугнутыми сусликами, подчеркнуто тщательно прикрывая макушки ладонями. Издевались, определенно. Вот уроды, кривляниями призывали меня одуматься.       Я проводил потухшим взглядом удаляющуюся мощную спину жениха и едва не расплакался от обиды. Выставили истериком, стыдно — слезы навернулись. Я яростно смахнул их, непрошенных, рукавом. Ссутулился.       Изредка употребляемое караванщиками выражение «задвиг по фазе» мне неизвестно, когда надо мной смеются, ненавижу.       Подумалось: «Назло Васе нарушу запрет покидать лагерь без сопровождения и увяжусь в экспедицию».       Ну не привяжут же меня к фургонному колесу, о Пророк! Или таки привяжут?       Проверю, ха-ха. Я — свободный омега, и никто мне не указ. Куда хочу, туда и еду. Вообще соберу вещи и скот и отправлюсь в единоличное странствование по равнинам. И пусть Вася ищет себе другую пару.       Дулся я, впрочем, недолго — богатое воображение тут же нарисовало мне в красках подобное одинокое, унылое путешествие. Я, кобылка, Кэтэм и пяток овец, вокруг без конца и края сухое разнотравье. Ни тебе поговорить с кем-то, ни песню чью-то послушать, ни пожаловаться — мол, жарко, нет винограда, — свежего, сочного инжира, вареного яичка, протухла вода, ноет поясница, нужное выбирай. Горячую лепешку утром никто в постель не принесет, ступни перед сном не разотрет, не поцелует и не обнимет, не шепнет, обдавая запахом сена, на ухо «люблю». А ночевать-то как страшно одному…       Все, протрезвел, не хочу свободных скитаний. Без Васи с сотоварищи и суток не выдержу, взвою, примчусь обратно.       К жениху я вернулся тихонький, усмиренный. Тот, мрачнее тучи, распрягал быка в компании с сынишками. Я приблизился, остановился шагах в трех и, стараясь не смотреть мужчине в лицо, буркнул:       — Ладно, уговорил. Забирайте Амида.       Стреноживающий быку передние ноги ременной петлей Вася, не прерывая своего занятия, отмахнулся.       — Поздно, — ответил он с недовольными нотками в голосе. — Ты едешь со мной. Чуйкой чую — так нужно, объяснить, почему — не могу. Но чуйка никогда не врет. Раньше, по крайней мере, ни разу еще не подводила.       О-о-о… Пророк. За кого я рвусь выйти замуж и с кем делю ложе? Кто ты есть, Вася, и что мне предстоит узнать о тебе в будущем, если не умру в родах?       — Не умрешь. — Вася загадочно улыбнулся боку быка. — Клянусь, не умрешь. Не бойся, я уже позаботился о том, чтобы не умер. Как, поймешь, когда родишь.       Честно? Я бы сейчас огрел этого оракула по светловолосой башке чем-нибудь тяжелым. Почему нельзя сказать сейчас, а? Зачем ждать родов?       — Не сердись. Пора в дорогу собираться, — Вася вскочил, протянул обе руки. — Идем.       Я проглотил возражения и покорно шагнул к любимому, подставил для поцелуя губы. Нельзя, значит — нельзя. Поверю Васе на слово, наберусь терпения и буду ждать родов.