Налево
18 августа 2018 г. в 20:02
Первое, что я сделал, подорвавшись утром — осмотрел козу при солнечном свете. Животина, которую я, опытный пастух, перед осмотром угостил четвертинкой лепешки, не сопротивлялась, смотрела умными карими глазами, трясла спутанной, в репьях, бородой и тихонько помекивала, норовила лизнуть в лицо. Ее состояние огорчало — грязная, тощая, не чесанная, наверно, с луну и, похоже, котная — судя по раздутому упругому пузу и набухшему вымени. От кого несчастная сбежала и сколько ее носило по равнинам, знал лишь Пророк. И как шакалы не задрали?
Все. Теперь опять при хозяине.
Окрестив рогатую Капой, от слова «капкан», я, вместо годной лишь в мусор веревки, надел ей на шею снятый с Амида ошейник. Привязав к кольцу на ошейнике новую, крепкую веревку, вручил другой конец веревки случайно обретшему свободу рабу и велел:
— Отныне и до нашего возвращения в караван — твоя забота. Упустишь — расстроюсь. Коза-то, сам видишь, в тягостях. Приплод поделим пополам.
Не верящий в привалившее счастье с возможной будущей выгодой, Амид с омежьими слащавыми причитаниями «О-o-o, спасибо, хозяин, ты так невероятно щедр!!!» грохнулся мне в ноги. Я не хотел ни благодарностей, ни чествований, смутился, оттолкнул альфу и удрал поить лошадей, на ходу озабоченно размышляя, где в незнакомой местности побыстрее раздобыть воду. Запасов из бурдюков, при аккуратном расходовании, хватит на двое суток, далее — муки жажды и, соответственно, смерть.
— Коза жива-здорова, — рассуждал, наливая в ведро положенную мерку для коня Васи. — Значит, поблизости есть источник. Пила же она откуда-то, верно? Иначе бы давно околела…
Ярко представился этот источник: груда темных камней, и из-под них сочится прозрачный ручеек, по сыпучим бережкам — зеленая травка. Аж зубы свело, возмечталось опустить в него сжатые ковшиком ладони. Зачерпнуть воды — та обязательно окажется холодной, плеснуть в лицо, смывая с кожи пот и пыль… Почему-то вдруг изнутри обласкало теплом и потянуло куда-то налево, вниз по склону холма, с ощущением — придется пройти довольно далеко, там, по пути к источнику, то ли яма глубокая, заросшая саксулом, то ли овраг — нужно будет огибать по дуге. Странное дело, я ранее никогда не чуял воду. Может, это ребенок в моем чреве указывает?
Изнутри опять затрепетало, будто шевельнулся в кишках пузырь газов. Слишком рано для ребенка, движения плода начинают чувствовать после трех, трех с половиной лун. Ну, так утверждают уже рожавшие омеги.
«Пропукаюсь скоро», — решил я, отмахиваясь от непонятных ощущений. Снял с морды Васиного коня опустевшее ведро, наполнил из бурдюка, стараясь не уронить мимо ни капли, и полное надел на морду мерина Амида.
Прочие лошади нетерпеливо пофыркивали, ждали своей очереди. Кроме Нэрова Шыта. Того словно не терзала жажда, стоял, равнодушно подергивая ушами, в сторонке, завлекательно лыбился моей кобылке. Эх, опоздал с ухаживаниями, кобылка крыта продажным гнедым и наверно, успела понести жеребеночка. Лично я о выборе Мышастой не жалел, продажный-то жеребец статями был хоть и немного, но познатней, значит, и жеребенок от него получится краше.
Хозяйственный интерес, прости, Шыт, ты не виноватый, я о породе мечтаю. Настоящей породе, чтобы вскочить в седло собственного скакуна гордым орлом, и вокруг народ от зависти подавился слюнями…
Мои эгоистичные размышления прервал Нэр — подошел, неся на плече еще бурдюк воды.
— Что это у Шыта зеленое в зубах? — спросил альфа, опуская бурдюк на землю. — Травинки?
Oн поймал приветственно заржавшего, шагнувшего к хозяину ластиться жеребца за гриву, приподнял животному пальцами верхнюю губу и присвистнул:
— Глянь, Оди, точно травинки застряли! Свежая трава, о сандалии Гермеса! Рядом — источник!
Я тоже глянул — и обомлел. Ой-ва-вой, битый час при лошадях кручусь, и ничего не заметил в упор. Ну, слепой, ну… Шыт, в общем. Срочно хочу налево-налево вниз по склону, овраг с зарослями саксула и груда базальтовых обломков.
Источник определенно там. Тянет, как магнит к железяке, как альфу к течному омеге. Невыносимо тянет. Все мое существо страстно требует налево.
Мозги застлала тошнотворная пелена.
— Я налево, — я пьяно помахал в воздухе руками наподобие пытающейся взлететь курицы, пошатнулся и осел на четвереньки.
Вэй, плохо — непременно вырву. Хорошо, позавтракать не успел — из желудка в рот рванулась пенистая горечь. Сплюнув гадость, я смежил веки, бессильный позвать на помощь, и замотал головой, стряхивая небрежно завязанный погрив.
Плохо, плохо, папочка. Умираю. Так вот ты какой, знаменитый ранний токсикоз тягостных, ой-вэй… Я тебе не рад. Не приятно познакомиться. Сгинь.
Прекрасно понявший, чем меня накрыло, Нэр опустился рядом на корточки, поймал мой подбородок в ковшик ладони и придерживал, пока я не проблевался и малость не прочухался. Васю парень кликать не стал, чай, с супругом брюхатым, Эппэлом, возился в прошлом, не новичок.
— Получше? — я, отдыхивающийся, подавленно молчал.
Подобрав с земли погрив, альфа распустил его, намочил тканный уголок в отобранном у Мышастой недопитом ведре и бережно обтер мне лицо.
— На какое лево ты собрался, болезный? — осведомился с застывшей мордой, в зрачках — холод. — Объяснись. Здесь безлюдье, только мы да дикое зверье шарится. Любовника-шакала завел?
Успевший оклематься я подвинтил Нэру у виска пальцем и сел на икры, выпрямляя спину.
— Ты сдурел? — заморгал в потрясении. — Любовник-шакал! Ну у тебя и фантазии… Конопли сушеной обкурился, что ли? Там, налево, по-моему, источник. Проверишь?
Не поверивший Нэр прищурился с сомнением, потом вспомнил о зеленых стебельках, застрявших между зубами Шыта, и прекратил хмуриться.
— Проверю, — кивнул, вскакивая и враз растеряв альфячье достоинство. — И если нечаянно найду, — парень сверкнул улыбкой, — непременно куплю тебе в Шах-Граде замшевый плетеный пояс с бирюзовыми бусинками. Чующие воду — драгоценность, вас рождается один на тысячи. Сам встать сможешь? До Васи отвести?
Не желающий болтать понапрасну, я уверенно поднялся на ноги. Голова больше не кружилась, тошнота испарилась, мощно тянуло налево, в ушах журчал ручеек.
«Это не я слышу зов воды, слышит мой ребенок, — подумалось. — Спасибо, малыш».
Родив, передарю обещанный Нэром пояс с бирюзой, символ чующих воду, ребенку. Истинный чующий — он. Мне не заслуженное — не носить.
Взлетевший на неседланного Шыта альфа вскрикнул «Ха-а» и умчался. Налево, конечно же, налево. И вниз по склону. Я проводил лихого всадника осуждающим вздохом и вернулся поить не допоенных лошадей. Ох уж эти альфы, носятся как полоумные, а земля изрыта сусличими норами. Поосторожней бы гонял, коня покалечит.
Обратно Нэр вернулся весьма скоро, сияющим, с мокрыми, развевающимися по ветру волосами. Я уже закончил с лошадьми, на пару с Амидом раскладывал на одеяле снедь для завтрака.
— Будет тебе пояс с бирюзой, Оди! — закричал парень издалека, размахивая мокрым платом. — Пляши и пой! Я нашел! Источник, люди! Источник! Качаем нового чующего воду! У нас в караване — собственный чующий! Праздник, ура-а-а!!!
Словить себя я не позволил. Подскочил вспугнутым кроликом, увернулся от потянувшегося схватить за одежду Амида и спасся в сухотравье. Растрясут внутренности — скину, упаси Пророк, плод. Желающим качать после родов вручу младенца. Пусть усыпляют орущего. Р-р-р.