Волей Пророка

      Краем глаза исподтишка наблюдая за расчесывающим мне подсохшую гриву Васей, я окончательно убедился в решении оставить косы. Мужчина разбирал спутавшиеся прядки с таким блаженным выражением лица — закачаешься. Он мурчал на грани слышимости и периодически облизывался, а я… я прятал довольную улыбку и в душе возносил благодарственные молитвы Пророку за то, что тот надоумил отца продать меня торговцам.       Как мало нужно для счастья, о Пророк — искреннее восхищение альфы, в которого ты по уши влюблен, и чистые волосы. Изнутри буквально затапливало теплом, хотелось одновременно кричать, смеяться и плакать.       — Тут колтун. — Вася осторожно потянул за что-то в моей гриве. — Не пойму, как распутать…       Я поднял руку, нащупал пальцами указанное им место и вздохнул. Действительно колтун, маленький, но плотный. Придется выдирать с корнями. Ерунда, привычно.       А-ать…       — Что… Что ты делаешь?! — охнул за моей спиной Вася.       Я небрежно кинул вырванную прядку в траву и корпусом обернулся к жениху, продолжая улыбаться. Наткнулся на плещущий страданием, непонимающий взгляд мужчины, по позвоночнику пробрало холодком.       — Оди. — Альфа морщил обгоревший нос. — Не мучай себя понапрасну. Зачем, если есть нож и есть я?       О… Пророк. Вася за меня переживал, что я причинил себе боль, пусть даже короткую. Глупый, рожать гораздо больнее!       Альфа бережно взял меня за запястья.       — Роды это совсем другое, — вздохнул он. — Родовая боль неизбежна. Колтун же можно просто вырезать, быстро и совершенно безболезненно. Что у вас, омег, в головах творится, собственные волосы наживую вырываете?       Быдыдык, три колодца. Честно? Я от Васи не ждал подобной трепетной заботы о моей отнюдь не нежной персоне. Ну, избавился от колтуна обычным для омег-пастухов способом, тоже, хих, проблема. Не стоит и выеденного яйца.       Приятно, конечно, но… Чересчур. Мягко высвободив запястья, я отодвинулся от мужчины и забрал у него гребешок.       — Шел бы ты мыться, вон, Амид ведра приволок, — пробурчал, гася в зрачках смех. — Раскудахтался тут, как курица над цыпленком. Я сам дорасчешусь, — и сник — Вася обиженно нахмурился.       Только обиженно ли? Скорее встревоженно. Он прищурился выше моей макушки на равнину, сжав губы в нитку.       — Кохва, Нэр! — громко окликнул дремлющих под тентом близнецов. — У нас гости, кажется! Вставайте!       Я испуганно посмотрел назад — неужели опять какие-нибудь бандиты скачут, и в крайнем изумлении округлил рот.       Неторопливо бредущие гуськом явно к нам, находящиеся от нас пока довольно далеко рослые животные, то ли шесть, то ли восемь, точнее не разберешь, напоминали лошадей, как овцы — собак, то бишь — весьма приблизительно: наличием голов с глазами и ушами, удлиненных сильных туловищ и тем же количеством ног. Ой, папочка, уродища… Но где-то я таких уже определенно видел! Вспомнить бы, где. А, шыт — в книжке моллы на картинке! Точно-точно!       — Верблюды, — Вася вскочил, словно подброшенный пружиной, — клан Горбов, — и уже спокойно — подбежавшим, сонно помаргивающим близнецам: — Ваш дядьё Мята с сотоварищи едет, ребята, радуйтесь!       Кохва с Нэром дружно вскинули ладони к глазам защитными козырьками от солнца, принялись вглядываться в чужой караван. Первым отмер Кохва, хищно оскалился.       — Ты сдурел, Вася?! — вякнул парень хрипло. — У Мяты верблюды рыжие, а у этих — темные! К оружию!       Я, наверно, позеленел от страха, сразу позабыл про до сир пор толком не расчесанную, распущенную по спине гриву. Судя по количеству животных в караване неизвестных, потенциальных врагов раза в два больше, чем нас! Порубают на шышлык и сожрут без перца и соли сырыми!       Ой, папочка! Спасаться, хватая добро, Капу и лошадей! Бежать в поисках хоть какого-то убежища! Пророк, сохрани!       — Мой погрив! — взвыл, заполошенно взлетая на ноги. — Мой кнут! Мой лук! Моя коза!       Ага, именно в таком порядке. Враги врагами, а приличия — приличиями. Негоже встречать чужаков простоволосым, бежать все равно некуда — кругом склон холма.       Стоп паника. По дороге к роднику мы миновали…       — Овраг! — озарение нагрянуло толчком под дых. — По седлам и в овраг! Оттуда отобьемся!       Вася цапнул меня под локоть, не позволил бесцельно заметаться по лагерю безмозглой овцой и прижал к себе.       — Что ты заскакал! — альфа кривил губы. — Нам поводыри верблюдов белой тряпкой с копья машут, совсем слепой, да?       Я недоверчиво уставился туда, куда мужчина остервенело тыкал пальцем, всмотрелся — м-м-м… Сидящий между подрагивающими в такт движению горбами возглавляющего караван чудовища человек и правда размахивал чем-то белым, вздетым на навершие копья. Но верить ли подаваемому незнакомцами мирному знаку? Может, лгут и не стесняются, заманивают?       — Угомонись, литая, — Вася притиснул меня крепче. — Я же не на тряпку ориентируюсь — на чуйку. Чуйка говорит — у них нет злых намерений.       Ну, если чуйка говорит… Я притих, обнял жениха в ответ, колотясь, будто замерз, ознобом.       По обеим сторонам от нас, обнимающихся, встали близнецы. Кохва держал подмышкой короткий меч в ножнах, Нэр упер в землю копье. Рядом с Нэром Амид натянул тетиву легкого охотничьего лука, наложил на нее стрелу. Кованый стальной наконечник стрелы, я знал, был смазан неким сильным ядом, добываемым торговцами из тел обитающих по мелководью Пресного Моря двустворчатых моллюсков.       Вообще-то, и этот лук, и эти стрелы принадлежали Васе, бывший раб взял их без разрешения…       А, ерунда: целился-то парень не в кого-то из нашей компании — в приближающихся чужаков. Пусть его играется. Беда минует — Вася заберет обратно, ежели всех не поубивают.       Обогнавший ведущего верблюда неоседланный рыженький верблюжонок затрусил к нам, помахивая хвостиком и высоко задирая тонкие голенастые ноги. Горбатый детеныш передвигался неуклюже, вперевалочку. Подбежал и остановился шагах в десяти, шумно втягивая горячий воздух бархатными ноздрями. Изучал, не спеша сократить расстояние окончательно — боялся.       Я выпялился на него с опасливым любопытством. Странное животное, сплошь покрытое густой, всклокоченной грязной шерстью. Шевелит ушами, те крупнее лошадиных. Перебирает толстыми губами цвета молотой корицы, будто что-то пережевывает. Копыта раздвоенные, широкие. Глаза умные, в пушистых омежьих ресницах, темные, задорные. Определенно травоядное, во рту — плоские желтые зубы. Ва-а-а, жуть натуральнейшая!       — Фы-ы-р-р, — по-лошадиному фыркнул верблюжонок, прядая ушами. Мол, кто вы, путники?       — Фы-ы-ыр-р, фы-ы-р-р, — нестройно откликнулись наши лошади — не боялись двугорбого уродца. Мол, приветствуем тебя, малыш.       — Ме-е! — мекнула Капа, натягивая веревку, которая соединяла ее с Шытом, удерживая на месте и не позволяя удрать в холмы. Коза трясла бородой, подмигивала пришельцу, не спеша грозно пригибать к земле рога.       У-у-у, Пророк. Вблизи, пожалуй, верблюжонок даже милый и обладает некоей своеобразной грацией. Переставляет копыта, топчась, красиво изгибает довольно длинную шею, а его подходящие сородичи выглядят выносливыми.       Покачивающиеся в седлах между верблюжьих горбов люди добродушно улыбались, показывали пустые ладони.       — Водное перемирие! — кричали. — Водное перемирие! В вашем отряде есть лекарь? Нужен позарез!       Их широкие одежды были неотличимы от наших — светлые, пропыленные лен и хлопок, волосы укрывали, на наш манер, перехваченные ремешками и веревками в круг голов белые застиранные погривы.       Ну торговцы и торговцы. Эх, внешность часто бывает обманчива…