Волей Пророка

      Овраг, глубиной в рост взрослого альфы, шириной шага в полтора и довольно длинный, сужался по мере спуска со склона холма и постепено сходил на нет.       — Приличная траншея, — сказал Вася, останавливаясь на краю и глядя вниз. — Отсидимся вполнe, пока вода не закончится. Только придется мечами малость поработать, саксул порубить — иначе животных не заведем.       Вдовый погибшего вождя пришельцев придерживался иного мнения.       — Заросли саксула — наша природная защита, — возразил тоже смотрящий вниз пожилой омега. — Срубим и окажемся с этой стороны открыты. Лучше накинем на кусты веревки и раздвинем их в разные стороны — получится временный проход. Потом веревки уберем.       Вася прищурился на, скорее всего, уже утратившего способность брюхатеть даруна с интересом.       — Кхм, — альфа поскреб ногтями колющийся рыжеватой щетиной подбородок. — Дельное предложение. А ты, похоже, опытен в боях и умен, литая, жаль, я до сих пор не удостоился чести узнать, как тебя зовут.       Вдовец скривил уголок бледного, еще не увядшего рта и нервно поправил на предплечье повязку.       — Кличь Думом, итая, — вздохнул, — мое тайное имя известно только богам и ефеням. Муж так покойный величал.       Вася согласно покивал — тайное имя кому попало не разглашают, и жестом поманил мнущихся на некотором удалении близнецов.       — Отвязывайте от седел веревки, ребята, — велел им. — И побыстрее, время — звоны. Литая Дум вам сейчас объяснит, что предстоит сделать.       Воспитанные в уважении к старшим братья повиновались без пустых бурчаний, сами понимали — бандиты приближаются. Буквально через минуту оба принесли по мотку крепкой конопляной бечевки, встали перед даруном по стойке смирно и обратились в слух.       Дум в трех словах рассказал парням про свой план, и Нэр с Кохвой оживились.       — Сделаем в момент! — салютнул Кохва на правах перворожденного. — Но двух веревок маловато, заросли слишком протяженные. Надо четыре, лучше шесть, ну, и шестерых человек, соответственно. А нас с Васей четверо. Твои омеги помогут?       — Помогут, — вдовец тепло улыбнулся явно неглупому юноше. — Куда они денутся? Жить-то хотят.       Вася буркнул нечто неразборчивое типа «Иногда смерть предпочтительнее», взял у Нэра веревку и отправил парня за омегами.       Родичи Дума оказались отнюдь не дураками и не белоручками, хотя странно было бы ожидать подобного от караванщиков, ведущих полудикое, полное тягот существование, мгновенно сообразили, что от них требуется и включились в работу. Вместе Васей, Амидом и близнецами споро опутали мешающие проехать лошадям и верблюдам заросли, дети с подростками под уздцы свели в овраг животных, и проход закрыли.       Теперь нас отделяла от равнины весьма высокая, переплетенная стена колючих хрустких ветвей. Так просто, не исцарапавшись в кровь и не изорвав в клочья одежды, не проберешься.       — Замечательно, — оценил преграду Дум. — Естественный забор. Плюс, если кто сюда полезет, неизбежен шум, который мы обязательно услышим.       К нему подошел юноша с младенцем за спиной; даруны, пожилой и молоденький, обнялись и затихли, обмениваясь теплом сиротливо морозящихся сердец.       — Я родил мужу пятерых альфят, трех омежек и беточку, — негромко, с тоской проговорил Дум, — и сумел сохранить при себе лишь одного сына, четвертого. Остальных или убили, или захватили в плен бандиты. Они красивые мальчики, не убитых наверняка изнасиловали и продадут в рабство. Смерть двоих старших альфочек видел своими глазами, те пали, как герои, защищая младших. И никого из них не похоронил, остались валяться на равнине на корм воронью. И мужа не похоронил, не успел. Радуйся, Виви, — мужчина потрепал прильнувшего к его боку юного папу по скуле, — твой единственный сыночек при тебе и ты совсем молод. Спасемся сейчас — снова влюбишься, выйдешь замуж как порядочный и нарожаешь любимому кучу ребятишек. Это для меня уютный семейный очаг сгинул в прошлое.       Виви молчал, покусывая губу, печалился, щурил припухшие веки. Я уже знал — парнишка никода не крутил с истинной парой брачного обряда. Избранник дарунчика сгорел в страшных муках за несколько суток от вызванного воспалением кишечного отростка гнойным заражением брюшины прежде, чем влюбленные поженились, всего-то и успели — провести вместе течку и обменяться метками.       У нас в караване для Виви муж вряд ли найдется. Торговцы моногамны, не в пример пастухам. Альфы подходящего возраста сплошь женатые. Холостые, навроде Амида — при женихах. Вторых супругов берут крайне редко, если первый бесплоден, не возражает и не желает разводиться.       Ну, есть же и другие караваны где-то, верно? И есть поселения торговцев на берегу Пресного Моря. Короче, пристроим Виви за надежное альфье плечо — дарун на диво очарователен, строен и замечательно пахнет дыней. И с ребенком пристроим. Даже я вон пристроился, обесчещенный, брюхатый уродина! И вполне удачно!       — Оди, — Вася легонько щелкнул меня, утонувшего в планах на будущее, по носу. — Прекрати — ты красивый.       Я показал альфе клычки, мол, не смей шариться в моих мыслях, запрещаю, вывернулся из-под его руки и поспешил к пытающимся расседлать верблюдов подросткам. Те не справлялись с туго застегнутыми подпругами, не хватало силенок.       — Обождите, — велел мальчишкам, — я вам сейчас альфу в подмогу пришлю.       А сам затрепетал раздувающимися ноздрями, ловя ветерок. Странно, почудился едва уловимый знакомый запах дома. Мерещится, конечно — равнина насквозь пропахла горькой полынью.       Перед внутренним взором замаячил расплывчатый образ — Омир, улыбаясь, совал мне отрезок льна на рубашку.       Я соскучился по тебе, старший братишка. Жив ли ты, здоров ли? Не раскрыли ли твое преступление перед родом? Надеюсь, нет, и ты благополучно женился и уже ждешь малыша…       В утробе шевельнулось, я приложил к низу живота ладони и замер, напрягся.       — Привет, кроха, — прошептал, уверенный — мой чудной ребеночек слышит и ответит.       И тоненький голосок прямо в мозгу откликнулся с запинкой:       — Па…почка… Лю…блю тебя…       О Пророк. Плоду неполных две луны, а он мне признался в любви и назвал меня папочкой. Чей ты ребенок, крошка, дядин ли? Судя по способностям к телепатии — Васёкин. Неужели я… ношу двойню?!       А ведь возможно. Вася повязал меня с узлом в самом конце течки. Ой-вэй. Так вот о чем толковал мужчина, заявив, что позаботился о том, чтобы я родил благополучно: двойни частенько появляются на свет раньше срока и маловесными! Не помешает узкий таз!       Вася. Я… тебя обожаю. Клянусь. Ты — лучший из лучших истинных. Сразу двое детишек — величайшее счастье!       — Папочка, не плачь, — опять голосок, прозвучавший куда увереннее. — Просто верь, — приободрил и исчез.       Я стоял, вытирая рукавом текущие по щекам без участия разума слезы, запрокинув к небу мокрое лицо, смеялся и страстно, от сердца молился Великому, Милосердному Пророку и сонму Олимпийских богов торговцев. За отца, продавшего меня в рабство-не рабство в объятия белобрысого Васи, за дядю-насильника, за обретенную свободу и скорое двойное паперинство, за слепящее солнце в зените, плещущую в бурдюках свежую воду и упорно маячащий перед глазами, не рассеивающийся образ Омира.       Абсолютно уверенный — брат жив, рядом и продолжает неуклонно приближаться ко мне. Не один — в компании других людей.       Увы — недобрых, вооруженных и лелеющих против нас плохие намерения. Думаю, лихие люди не причинят нам вреда, Омир остановит зло. Как он оказался настолько далеко от пастушичьей деревни, как прибился к шайке бандитов и как сумел их возглавить, совсем молодой опора? Впрочем, этот парень всегда отличался железным характером и несгибаемой волей.       Впору гордиться братом, ой-ва-вой.       Изнутри погладили теплом, я мысленно поблагодарил нашего общего с Васей ребеночка и отмер, загоняя слезы поглубже. Успею вдоволь наплакаться, целуя Омира. Ох, успею.       Обещал, между прочим, добыть мальчишне Амида, расседлать верблюдов. Обещания необходимо выполнять, или я — не просватанный жених вождя.