Принц и негодница.

Как только наступил вечер, Плам покинула замок Чертополоха и пошла домой по замшелой лесной тропе. С одной стороны, она была рада, что этот день у нее прошел ярко и незабываемо, но все это омрачалось возвращением домой, куда она не возвращалась уже второй день. Наверняка родители будут недовольны, и к вечно разбитым коленкам и фингалу под глазом, прибавятся новые синяки. Стоило только представить гнев отца и как мать будет соглашаться с его недобрыми словами… Вот вдалеке, за буреломом в вечернем сумраке показались огни деревни лесных фей, которые жили в различных грибах: мухоморах, белых, подосиновиках, а самые скрытые предпочитали жить в моховиках. — Что же им сказать? Я так не хочу очередного скандала… — Думала юная фея, испуганно притаившись за завесой еловой лапы. Нервно кусая ногти, она с испугом смотрела на огни деревни, и те отражались в ее еще детских глазах. Хоть сама фея уже походила взрослую с непропорционально длинными руками, ногами и крыльями, глаза ее все равно по-детски искрене и наивно блестели при свете дня, какоц бы взрослой она не хотела казаться. Набравшись смелости, Плам сжала кулаки и, выпорхнув из своего укрытия, полетела на свет. Подлетев к своему дому-подосиновику, девочка заметила на пороге мать, чью фигуру зловеще освещал уличный фонарь, висящий над входной дверью, на стене. — Явилась, малолетняя прогульщица… — Ехидным голосом начала мать, сложив руки на груди — Где ты шлялась все это время, дрянная девчонка?! Миссис Фигг вызывала нас в школу волшебства, ты затопила все здание желе, превратила учительницу в лягушку и сбежала с уроков! Исключили тебя, тварь такую! — Я боялась, ты будешь ругаться… — Опустив голову, виновато проговорила Плам. — Молчи, нахалка! — Крикнула взрослая фея, отвесив дочери сильную пощечину — Ты позор нашей семьи, паршивка! Держась за щеку, Плам, сжавшись, как испуганный зверек, слушала слова матери, и ее рвало на части изнутри. Как будто на ее душе поставили каленым железом поставили клеймо. — Святые феи, за что мне такое наказание! — Продолжала причитать фея-мать и, скрывшись в доме, продолжала: — Падме, проснись! Иди полюбуйся на последнюю сволочь! После этих слов испуганная Плам, стоящая на пороге, начинала дрожать от одного только имени отца. За дверью послышался сонный мужской голос: — Айва, дорогая, ну чего ты от меня хочешь? Твоя дочь — ты и воспитывай. — Чего уж воспитывать — Вся в тебя! — Возражала мужу фея. — Ах так?! — Голос стал ближе и громче, и сонливости в нем уже не было. Не шелест, а рокот мощных крыльев послышался из дома. Он становился все громче и громче, пока в дверном проеме не показался широкоплечий мужской силуэт. В глазах юной феи засверкали слезы от света, струящегося из открытой двери дома, но его заслоняла собой эта огромная фигура. — Папа, прости! — Жалобно, дрожащими губами пролепетала Плам, но мускулистый громадина, выше ее втрое, схватил ее за крыло, с силой притянув к себе: — Слушай сюда, тупица, ты позор нашей семьи. Твоя сестра многого достигла в земледельческих работах, она подает большие надежды в школе магии, а что умеешь ты? — Хрипловатый низкий голос отца звучал спокойно, но это настораживало еще сильнее, ведь характер у него был неуравновешенный, взрывной, а значит после этого спокойствия, непременно последует ярость. Он продолжал, сильнее, до боли сжимая ее хрупкое неокрепшее крыло: — Ты пропадаешь непонятно где ночами, ты исключена из магической школы и просто не поддаешься обучению, а вся деревня каждый день жалуется на твои волшебные выходки! А мы… — Он замолк, сжав крыло дочери уже до хруста и, сдвинув густые черные брови, закричал — А мы с матерью не сможем прокормить два рта! Никто не думал, что у нас родится двойня, а потому проваливай! Иди на все четыре стороны! Ты больше не имеешь никакого отношения к нашей семье! Выкрикнув это, он откинул ее куда-то в сторону брусничных кустов, где ударившись о ствол сосны, несчастная юная фея упала в неглубокую песчаную канаву. Еле живая, уже с двумя синими заплаканными глазами, она чувствовала адскую боль от наполовину размолотого крыла, страх, ужас… Но тут ей на голову упало что-то тяжелое со словами матери вдали: — И забери свои шмотки! Чтоб ноги твоей здесь больше не было! Это было последнее, что слышала Плам прежде, чем она потеряла сознание…