Споткнулся

      Россия приехал.       Неожиданно для самого себя Людвиг начал немного паниковать. Немец закрыл входную дверь на все возможные замки, и в добавок поставил под ручку стул. Венециано лишь наблюдал за этим некоторое время, а после недоумевающе спросил:  — Что ты делаешь?       Германия, стоя перед входной дверью, посмотрел на итальянца и ответил: — А ты не слышал?       В дверь еще пару раз постучали, после чего снова послышался голос Ивана: — Товарищи-и~, я знаю, что вы дома! ~       Венециано снова с недоумением взглянул на Людвига: — А что не так с тем, что приехал Россия? — Что не так?! Он приехал к тебе, и неясно, по какой причине, мало ли, что этот русский удумал! — немец пару секунд помолчал, — Погоди, ты его уже не боишься? — Нет, а должен? Судя по тому, что я вижу, ты сам его боишься не меньше, чем боялся я, — Венециано ухмульнулся, а во взгляде Германии буквально читалось: «Снова ты за своё?».       В дверь постучали ещё пару раз. И пока Италия тщетно пытался открыть замки, которые уже неплохо так заржавели, и спрашивая самого себя, как Германия их вообще задвинул, немец задумался, по какой причине Брагинский заехал именно к ним. Первая мысль, которая пришла в голову сразу же — заключение союза. Но почему именно к ним? Почему бы ему не заключить союз с другими странами, а не с теми, с кем подружиться самая маленькая вероятность? Может, на это тоже есть какая-то своя причина? Но немец сразу осознал, что в любом случае не поймет, что происходит у Брагинского в голове, посему стал продумывать следующие причины, пока русский безнадежно колотил дверь, до сих пор ожидая ответа.       Но сделать у него это не получилось, так как его раздумья прервал громкий голос всё того же Брагинского: — Моё терпение не резиновое, товарищи, РАЗОЙДИ-И-ИСЬ! — на автомате немец отбежал от входной двери подальше, прихватив с собой Италию, и сделал это вовремя, так как сразу же в стену полетела вышебленная ногой Ивана дверь.       На лице у России была его всё та же невозмутимая улыбка, как будто ему хозяева дверь открыли, а не он сломал её силой русского народа. Выражение лица же жильцов дома было неописуемым. Италия лишь удивленно наблюдал за произошедшим и молчал, в то время как немца одолели смешанные эмоции: недоумение, злость и шок, упакованные в неисчисляемом потоке неясных не для немецкого уха ругательств, к тому же, не факт, что цензурных. В руке у русского была уже почти пустая бутылка водки, которую тот демонстративно допил и, бросив бутылку на пол, зашел внутрь дома, пытаясь нести в себе дружелюбность и добро. — Италия-а-а~, — все также улыбаясь, сказал русский. Венециано лишь стоял и смотрел на уже малость пьяного Ивана. — Что тебе от него надо, козёл русский?! — слегка остыв, прорычал немец, — Припёрся сюда пьяный, и от Италии что-то требовать собрался! — Ну-у-у, что же ты такой предвзятый, ик! Требовать, ха-ха-ха! — русскому было очень весело, бутылка водки явно сыграла не последнюю роль, — Я просто пришел за второй попыткой, ик~! — немец злобно недоумевал, а Италия просто улыбнулся, что Иван заметил, — Ага-а~, помнишь ведь! В-все заслуживают второй шанс, да-а? — русский хихикнул. — Вторая попытка? О чем он? — Когда-то он подходил ко мне с Романо и предлагал дружбу, — наконец-то заговорил Италия, — но мы оба его слишком боялись- — Боялись? Кого? Меня?! — прервал Италию Брагинский и расхохотался, — Чего меня бояться? Я просто добрый дядя Ваня, ик! Я никого не обижаю~! — Россия, тебя боится большинство стран, включая Прибалтов, насколько надо иметь о себе хорошее мнение, чтобы этого не заметить? — резко осмелел Венециано. Немец смотрел на Италию, словно на суицидника, вспоминая, как Прибалты дрожали и боялись сказать ему хотя бы одно не то слово, словно зная, чем всё кончится*. Россия же, похоже, немного отрезвел от этой информации, но всё равно продолжал в своем репертуаре: — Хорошее мнение? Меня разве никто не любит? — Никто…       «Ты идиот, Италия» — пронеслось миллион раз в голове у Людвига. Брагинский, всё ещё будучи пьяным, внезапно приуныл и замолчал. Затем присел на пол, опираясь спиной на стенку и начал плакать. А Венециано, всё же будучи в глубине души славным парнем, присел рядом с Россией на колени и утешающе положил ему руку на плечо. Иван прекратил плакать, но ещё долго всхлипывал. Всё это продолжалось до тех пор, пока Брагинский не успокоился. Он дрожащими ногами встал с пола и, вытирая слёзы, проговорил: — Простите меня, товарищи, дядя Ваня немного размяк. Простите, что побеспокоил! Давайте обнимемся напоследок! — Россия, улыбаясь, раскрыл руки для объятий, приглашая в них растерянного Италию. Тот ненадолго задумался, но всё же обнял Брагинского. Сам же Иван поглаживал Италию по голове до тех пор, пока Германия сигнально не кашлянул и они оба не вышли из этих малость смущающих объятий. — Ладно, все, пообнимались и хватит! А теперь, нытик русский, вали из моего дома, наполнил тут дом депрессией! — Какой ты грубый! ~ — Спасибо, а теперь иди, — немец символично указал руками на то место, где раньше была дверь, приглашая русского на выход. — Пока, товарищи! ~       Иван, словно маршируя, вышел из дома, напевая какую-то русскую песенку. Когда он окончательно скрылся из виду, Германия поднял брошенную русским пустую бутылку водки. — Алкоголик чёртов, — пробурчал немец, выкидывая бутылку в мусорку, — Теперь ещё дверь чинить!       Италия просто молча кивнул, и хотел было предложить Германии помощь, как тут в его кармане зазвонил телефон. — М? Кто это? Романо??? — удивился Венециано, увидев на экране знакомое имя. — Вовремя он, — хихикнул немец, пытаясь разобраться с дверью. — Алло? — ответил итальянец на звонок. — Венециано…дурак…прости… ...