Впадая в безумие

      Пол под ней холодный. Она поджимает ноги под себя и натягивает посеревшую сорочку на острые коленки, утыкаясь в них подбородком, и закрывает глаза. Ладонями закрывает лицо, специально давя на виски. Она видит себя со стороны. Истощенную, заплаканную, морально убитую.       За стенкой в метре от нее, в точно такой же позе на нарах застыл Эрен. Они не разговаривают. Молчат, когда одни. Перекидываются фразами только тогда, когда появляется третий. Обычно Армин. Он, сидя на стуле, читает скопированные из книг Гриши Йегера тексты, прямо напротив стены, разделяющей их камеры. И видит их обоих. Вид Микасы ему не нравится, но он ничего не говорит.       Они вдвоем с Эреном обсуждают послания отца последнего, предпочитая не замечать, что Аккерман практически не участвует в разговорах. Эрен дополняет имеющуюся информацию воспоминаниями прошлых носителей Атакующего титана. И Микаса впадает в оцепенение, когда брат рассказывает о проклятии Имир. Всего тринадцать лет. У Армина только начался отсчет, а вот Эрен. Девушка начинает судорожно высчитывать отведенное ему время, впадая в отчаяние. Она не видит, но может представить угрюмое лицо брата, точно такое же было у него, когда Карла замечала, что мальчишка пытается пробраться в подвал и давала ему хорошую затрещину.       Арлерт приносит свежие новости с поверхности. Говорит, что к ним перевелось несколько десятков Гарнизонцев и парочка из военной полиции. Слава на Разведкорпус обрушилось благодаря сотням смертей безвинных. А через пару недель состоятся похороны павших на поле битвы солдат. Дань памяти для семей, лишившихся любимых.       Их выпускают раньше срока. Новый командующий Разведкорпуса хмурится, капитан презрительно кривит лицо, когда они выходят из своих темниц. Микаса еле может сделать шаг — как будто в голове бьют в барабан. Она слышит шум своей крови в висках. Ее тошнит. Микаса открывает рот, делая жадные глотки воздуха. Помогает мало.       Девушка замечает, что вызвала интерес у всех, находящихся здесь. Неловко подносит руку к голове. Эрен говорит что-то про еду. Аккерман вспоминает о наполненных до краев горячих тарелках с кашами, и то, что ни к одной она не притронулась. И забирала их такими же — наполненными до краев, но холодными.       Делает пару шагов, перед глазами темнеет. В поисках опоры, начинает размахивать руками, и пытаясь самостоятельно осесть на пол, а не свалится с высоты своего роста. В померкшем сознании сохраняются только мужские руки, подхватывающие ее.       Приходит в себя уже в лазарете. С пронзительным криком. Она здесь одна. Лунный свет пробивается через не зашторенные окна, а из-за ширмы выглядывает лысая макушка доктора. Он со скрипом отодвигает стул, на котором сидел, от стола, заваленного документацией, и спешит к ней с сестричкой на хвосте. Та нагружена какими-то приборами, но справляется с ними на отлично. Ловко орудует разными лентами и трубочками, сообщает результаты врачу, тот кивает и записывает в тощую карту Микасы. В лазарете Разведки она была редким гостем.       Ей дают пахнущей пустырником настойку. Она выпивает ее в несколько больших глотков, но уснуть все равно тяжело.       Микаса чувствует теплую кровь на своих ладонях. Та не испаряется. Она словно открывает глаза, вглядываясь в знакомые черты Тринадцатого Командора Разведкорпуса. Одним резким движением лезвия, предназначенного для убийства титанов, перерезает глотку Эрвину. Его рот открывается в крике, которого нет, лишь булькающие звуки и тонкая струя крови в уголке его рта. Светлые волосы окрашиваются в алый. Взгляд остекленевших глаз западает прямо в душу невинной девушки, желавшей жизни для своих друзей, чья судьба все равно предрешена.       — Я не забирал ее у тебя!       Отчаянный крик Армина раздается в оглушающей тишине. Микаса отвлекается от созерцания мертвого тела, переводит взгляд на парня, чье лицо постепенно регенерирует от полученного ожога.       — Я не хотел!       Он срывается на плачь. Аккерман открывает рот, хочет утешить. Поднимается с колен и делает шаг к другу по скользкой от крови черепице. Неожиданный толчок в спину, по ощущениям, от ноги. Она летит вперед и не в силах удержаться на разодранных ладонях, делает несколько кувырков вниз по крыше, в последний момент ухватываясь за выступившую балку. Ее тело на половину висит в воздухе, на половину лежит на старой кровле. Сквозь заплывшие слезами глаза она рассматривает низкую фигуру капитана.       Яркая вспышка света — и под сомкнутыми веками она больше не видит лишь темноту. Блики солнечного света мешают дальше спать. Микаса открывает глаза.       — Вставай, отродье, и приведи себя в порядок. Церемония через час. Я жду на выходе.       Помутненным разумом Микаса пытается осознать, что происходит. Леви бросает парадный костюм на ее кровать, разворачивается и уходит. Девушка недоуменно моргает, пытаясь привести расплывшееся перед глазами пятно в четкую картинку. Голова не болит.       В лазарете есть отдельная ванная комната, которой она спешит воспользоваться, чтобы наконец-то вымыть из себя всю грязь подземелья, где находилась до этого. Церемония уже сегодня? Зарываясь руками во влажные волосы, размышляет она. Получается, что в больничном крыле она находится три дня? И почему ее не разбудил кто-то из ребят, а капитан?       Этот вопрос она задает ему, когда сталкивается с ним в коридоре. Она наспех застегивает пуговицы длинного плаща. За окном облачная погода, с изредка выглядывающим из-за туч солнцем. Лицо капитана под стать погоде. Недовольное и угрюмое. Он цыкает в привычной манере и вальяжно растягивает слова:       — Если ты опять грохнешься, я соображу, что делать. — И чуть поразмыслив, добавляет: — Ты хоть и исхудала, но все равно не пушинка.       Микаса обижается, но не подает виду. Это мышцы, и они тоже имеют вес.       — Я не грохнусь, сэр.       — Ты себя видела? Бледная как поганка.       Аккерман пытается понять — это такой новый способ терапии или же она в порядке?       На улице их ждет экипаж и Ханджи с Армином. Они уже заняли места и дожидались только Аккерманов. Настроения ни у кого не было. Почтить память погибших разведчиков решили за пределами города в знак того, что солдаты не хотели ограничивать свою жизнь в стенах и стремились уйти за пределы укрепленных городов. Микаса замечает развешанные на улицах города белые флаги, а на некоторых окнах выставлены одинокие свечи. В груди щемит.       На церемонии собралась вся военная верхушка, Королева Хистория и ее советники, и несколько десятков людей, чьи родственники в буквальном смысле выступили пушечным мясом. Несколько репортеров сновали по периметру, пытаясь записать все моменты происходящего.       Начал капать мелкий дождь. Микаса вздернула голову вверх, не замечая ни одной темной тучи. Слепой дождь.       Ее потянули за рукав плаща, и она обратила внимание на Сашу, протягивающую ей пару красных гвоздик. Героям только красный.       Микаса сглатывает, принимая цветы, и обращает внимание на последних Разведчиков. Ханджи аккуратно расправляет живые цветы, выложенные на круглом венке в виде эмблемы их корпуса, а все парни собрались у огромного гроба. Темное дерево снаружи и мягкий белый шелк изнутри. Все внимание смещается к нему. Первым к деревянному ящику подходит Найл Док, он кидает что-то похожее на женскую заколку, вводя собравшихся в недоумение, но все предпочитают не задавать лишних вопросов. Хмельной Пиксис аккуратно кладет несколько нашивок с изображением Розы. Дань солдатам, перешедшим из Гарнизона. Ханджи срывает с себя галстук-боло и кладет его к остальным вещицам. Леви же выпускает из рук единственную нашивку с крыльями свободы. Приглашенные родственники кладут в гроб мелкие вещицы, напоминающие им об отпущенном в свободный мир ребенке, сестре или брате, второй половинке…       Микаса кладет в гроб гвоздики, которые ей дала Саша, единственные живые цветы в этом ящике смерти, и идет к Ханджи, помогая ей поднять траурный венок.       Звучит несколько торжественных речей. Выступили Хистория Рейсс и Дариус Закклай. Гроб закрывают тяжелой крышкой, а после его поднимают на плечи оставшиеся в живых после миссии мужчины Разведкорпуса. В заранее выкопанную яму опускают гроб с памятью о людях, погибших с честью, к сожалению, хоронить больше нечего. Солдаты остались на поле боя, скармливая свои тела червям.       Раздается плач. У многих слезятся глаза, по щекам безмолвно течет влага. Микаса, держа венок в руках, застыла вместе с Ханджи, ожидая, когда ящик скроется землей. Четырнадцатый Командор молчит, речь она произносить не будет.       Саша кладет охапку цветов на могилу, а под ними находит свое место венок с траурными лентами и надписью: «Во славу человечества». Все военные, включая нынешнюю королеву, как по команде, прикладывают свою правую руку к сердцу.       Дождь усиливается. Первые экипажи начинают уезжать.       Микаса оглядывается в поисках товарищей. Те собрались в кружок под ближайшим деревом, и по кругу передают флягу. Микаса не может идти туда. Не хочет.       Погибло много людей. Скольких она знала лично? Немногих. Все, кто ей был дорог, остались жить. Вон они, хлещут ужасное пойло Пиксиса. Она здесь только для того, чтобы почтить память товарищей, помогшим им победить, и Тринадцатого Командора, к смерти которого приложила руку.       Микаса замечает Ханджи, отвернувшуюся от всех. Женщина засунула руки в карманы плаща и медленно ходила из стороны в сторону с опущенной головой. Зое тяжело.       Леви уже сидит в экипаже и дожидается компаньонов, с которыми отправится в штаб.       Микаса спешит к нему.       Мужчина помогает ей забраться, Аккерман садится напротив него, замечая характерный для пьяных людей блеск в глазах. Микаса знает, что Эрвин для капитана был путеводной звездой, хоть и не в курсе всех подробностей его биографии.       — Как вы, сэр?       Безобидный вопрос вызывает бурную реакцию Леви. Он несколько раз меняется в лице. От раздраженного, злого к смирившемуся, печальному.       — Хуже, чем ты можешь себе представить, — кадык на его шее дергается, Микаса слышит запах алкоголя. — Для меня это кошмар наяву.       — Я должна извиниться перед вами… — ее голос сиплый, раскаявшийся.       Капитан лишь добро усмехается.       — Не нужно, окончательное решение принял я. И я привык не жалеть о своих поступках.       Мужчина достает из-под полы плаща маленькую флягу, откупоривает ее, делает жадный глоток, смыкая веки. Микаса отворачивается, ей кажется, что это не предназначено для ее глаз.       — Держи.       Капитан протягивает ей флягу, и она принимает ее без лишних вопросов. Прикладывается губами к холодному металлу. Чуть закидывает голову, и чувствует, как горячая жидкость льется в ее горло. Она тут же прекращает пить, но проглатывает все, что оказалось во рту, вызывая нестерпимый жар где-то за грудиной. Кашляет. Отдает сосуд обратно Леви, который закупоривает его и прячет.       — Ужасное пойло, не стоило давать его тебе.       — Капитан, — девушка вытирает губы тыльной стороной ладони, Леви внимательно смотрит на нее, — вы же сказали, что не привыкли жалеть о сделанных решениях?       — Верно.       Аккерман выдавливает из себя улыбку.