Он ее не любит

Так, О’Кей, это последний раз. Это точно последний раз, когда Мишель устраивает такие скандалы. В конце концов она сама себе пообещала завязать с этим, ведь, на это можно подсесть так же, как и на героин. Развязала всего одну котовасию — дальше захочется ещё и ещё, а самое обидное, что ты сама этого не замечаешь. Просто так, ну, знаете, было скучно, что ещё поделать тут? Нет, конечно, никто не спорит, Мишель точно нужна была изоляция от всего, что происходит, но, твою мать, можно же были сделать это как-то по-другому, что-ли. Нет? Никак? Жаль. Хотя, Быть королевой драмы для О’Берлин — это уже в привычку вошло. Ну, понимаете, это как почистить зубы с утра. Как бы ты привык, и как бы делаешь уже неосознанно это, будто твоё тело уже само тебя несёт выполнять то или иное действие, а твой мозг ещё не до конца понимает, что ты сейчас делаешь, но, сука, все равно же делаешь. Нужно прекратить. Нужно просто завязать с этим. В конце концов таких выходок за последнее время у Мишель случалось больше, чем девять. Может, это не привычка, а уже какое-То там заболевание? Как оно называется? Какое-то там тупое нервное расстройство, Типа биполярочки и прочей херни, что так любят приукрашивать в подростковых сериалах и делать из этого культ, а-ля Люди с нервными расстройствами выглядят такими грустными! Постановочная Грусть + такие же постановочные отношения = идеальный слезливый сериал для четырнадцатилетних девочек — «насколько же далеко могут зайти мои мысли, пока я буду ждать Дрейк?» — подумала Мишель, наконец-то осознав то, о какой же херне она сейчас подумала. Дом семьи Дрейк находится в пятнадцати минутах пешком от квартала, где живет Мишель, которая уже сидела на скамеечке и, словно верная собачонка, ждала ее, никуда не уходя. Да, Дрейк могла подождать автобус, но на дворе ночь. Ждать автобус сейчас — равно потратить лишние двадцать минут впустую. Вызвать такси? Можно, но вот зачем переплачивать? Уж лучше так, пешком — Дешевле обойдётся! Мишель же успела подумать, казалось бы, обо всем. И вот-вот в голову уже подступали мысли о недавнем расставании с ее бывшим молодым человеком, и тогда бы О’Берлин уже не ручалась за себя, она бы точно разревелась! Так долго держаться она не могла и просто-напросто не хотела. Это было сложно не только для неё, для любого человека это бы стало самым настоящим испытанием, пыткой. Ей просто нужно время, она вот-вот придёт в себя. Девушка поднимает голову вверх, что бы наполнить свои лёгкие кислородом, дабы внутри не осталось не единого свободного местечка, в которое могло попасть какое-нибудь тупое Очень милое воспоминание об Энтони и об их, таких же тупых Офигенных, Отношениях. И у Мишель это получается, правда немного не так, как ожидалось. О’Берлин видит небо, заполненное звёздами. Нет, она видела его очень часто, и всегда оно казалось ей по-разному красивым: Когда она находилась в шумной, весёлой компании — ночное небо выглядело беззаботным и звезды будто бы говорили «эй! Мы живём один раз, не трать свое время на ненужную херню! Отрывайся так же, как сейчас, ведь ты молода и прекрасна!». А Когда мудак и по совместительству бывший парень — Энтони звал на какое-нибудь свидание или просто прогулку ночью, эти звёзды снова же разговаривали с Мишель. Рассказывали самые милые и романтичные вещи, которые вообще можно было придумать и увидеть только в диснеевских мультфильмах. — «Похоже, у меня действительно какое-то нервное расстройство», — начала задумываться Мишель, — «о Боже, я схожу с ума! Мне нужно сходить к психотерапевту, вдруг у меня скоро начнутся галлюцинации?!» Мысль о том, что за эти два дня в голове Мишель могло пойти что-то не так, часто приходила к ней. Это не совсем пугало О’Берлин, скорее, забавляло. Ну и что? Так жить веселее. Девушка легла на эту скамейку, но колени не стала сгибать. Хоть она и не совсем высокая, но в полный рост лечь у голубоглазой не получилочь бы, да и вообще, вряд ли ей было удобно. Мишель своими бездонными то ли голубыми, то ли синими глазами смотрела на небо и ей действительно казалось, будто она слушала звезды. Да, она абсолютно серьёзно, она слушает, как они молчат. Столько смысла в этом молчании, и сколько же счастья в ее отчаянии? Она действительно сходит с ума. Но, даже если это так, лучше сойти с ума и вечно слушать молчание звёзд, чем вестись на пустые слова людей, которые ничего не значат, ведь так? Разбирайтесь, как хотите, ведь даже сама О’Берлин понимает все это не очень. Это просто одна сплошная фантазия. Вдруг, на всей этой рассыпанной белой мозаике разных размеров на чёрном фоне, одна куда-то покатилась, оставляя за собой такой же белый след. Кажется, это звезда упала. Нет. Мишель хорошо учила астрономию и готова была поклясться, что Это просто метеорит сожгла атмосфера. Она не совсем верила в сказки и Мир во всем мире. Родители ей не внушали в детстве, что когда падает звездочка, нужно по-быстрее скрестить свои пальчики, как следует защурить глаза и загадать желание, которое обязательно сбудется. Жаль, что Мишель никак не хочет в это поверить. А даже если бы хотела, то не смогла. Ведь, снова же, Мишель не верит в сказки. Звезды падать, да и вообще летать не умеют, они просто, как люди, по-тихоньку тлеют. Мишель и дальше могла продолжить медленно сходмть с ума, если бы ее не побеспокоил звук приближающихся шагов. И, честно говоря, Мишель уже хотела начать молиться, скрестив пальчики — «пожалуйста-пожалуйста, пускай это будет Крис!». Девушка из лежачего, вернулась в своё сидячее положение и внимательно устремилась на приближающийся к ней силуэт. Когда чёрная фигура подошла ближе, Мишель сразу могла понять, что это Дрейк. Что ее выдало? Походка, неровный звук шагов, а после скрежет, от иногда соприкасавшимися подошвой кроссовок Дрейк и мокрого асфальта. Только так ходит один человек на планете Земля — это Кристина. Увидеть лучшую подругу, для О’Берлин сейчас было как нельзя кстати. То, что доктор прописал. — Черт возьми, — говорит Крис с неподдельным удивлением. Только искренность и никакого сарказма, — ты жива! Девушка буквально бросилась на свою подругу, которая до сих пор чувствала себя подавленной. Малышка Мишель хочет объятий. Малышка Мишель хочет, чтобы ей помогли выбраться из этого дерьма. Спустя пару минут, О’Берлин начала по-немногу осознавать, что ее подруге несказанно повезло, ведь она не видит весь атомный взрыв на лице Мишель. — Пошли в квартиру, я жутко замёрзла, — процедила блондинка, прекращая обнимать и разглядывать Мишель, будто не видела ее лет сто, — там ты и расскажешь что случилось с твоей причёской и почему ты пропала из социальной паутины. Крис, солнышко, Ты даже и не представляешь, Что переживала эти бесконечные два дня твоя Мишель. Немного повозясь с ключами, девушки одновременно завалились в квартиру, мечтая по-быстрее согреться за чашечкой горячего зеленого чая, от которого Мишель уже порядком тошнило. Но, что поделаешь, против Дрейк не пойдёшь. Девушка и сама первым делом побежала на кухню подруги, уже представляя вкус сладкого чая у себя во рту. Она по-хозяйски начала распоряжаться коллекцией чаёв семьи О’Берлин, пока же сама хозяйка медленно и сонно плелась до своей кухни. Честно, Мишель готова была поклясться, что самым сложным за сегодняшний день оказалось — это добраться до своей собственной кухни и уместиться за барной стойкой, где ее с нетерпением ждала подруга.  — Мне кажется, что я повешусь быстрее, чем ты расскажешь мне, что за херня творилась с тобой все эти два бесконечных дня, — блондинка металась по кухне туда-сюда, туда-сюда, словно мотылёк, тем самым мозоля глаза и без того задолбанной жизнью и сегодняшним днём Мишель. Наконец-то, добравшись до кухни, преодолевая, как О’Берлин думает в своём затуманенном сознании, различные ловушки и бесконечные коридоры, у неё все же получается подойти к Дрейк ближе, чем на десять метров. И вот тогда Мишель успела множество раз мысленно посмеяться с подруги и ее до чертиков смешного выражения лица, когда увидела эти огромные мешки под ярко-синими глазами Мишель, в которых можно хранить годовой запас картофеля или чего больше. А ее взлохмаченная, небрежная причёска очень сильно напоминала американскую моду во время девяностых, когда все специально делали зачёсы и ходили, высоко держа голову, потому что, ну, модно. Вот и все. За то, хотя бы после увиденного, блондинка с многочисленными веснушками на худом лице перестала носиться туда-сюда в поисках какого-то чуда. Она остановилась, села напротив своей подруги и подперла голову рукой, показывая всем своим видом, что она готова слушать душещипательный рассказ подруги. — Меня бросил Уайлс, — начала Мишель. И, кажется, на этом и закончила. — Что? — Дрейк вскинула брови, ожидая услышать что угодно, но только не это. Нет, пожалуйста. — Он сказал, что влюблён в другую, — продолжала О’Берлин, будто бы игнорируя вопрос подруги. — Конечно, да, молодец, — непредсказуемость Крис всегда удивляла Мишель. Эта чертова мисс непредсказуемость начала саркастично аплодировать. Было бы за что, — именно так поступают настоящие мужчины. Боже мой, класс!!! Рассказывая всю историю подробно, в самых противных деталях, Мишель стало тошно. Она уже не хотела возвращать или, хотя бы, пытаться вернуть отношения, потому что, ну… сколько можно убиваться? Что ее действительно огорчало — так это потерянные двое суток с хвостиком. с нехеровым таким хвостом. Потраченные на что? На загоны, слезы, сон и долгие залипания в стену, прибывая в какой-то недодепрессии? А может и депрессии, черт знает, как они отличаются. Нет, Мишель читала о том, что это такое дерьмо — депрессия — какой-то там диагноз и серьёзная болезнь и что-то на уровне такой ненужной херни, но она особо не вникала в прочитанное. Одно она могла сказать точно: Это состояние, которое заставляет тебя ненавидеть все, что находится в пятьсот двух километрах от тебя. Так уж и быть, назовём этот феномен «депрессией», окей. Депрессия приказывает тебе бояться всех и каждого, кто заставляет думать, будто оно поджидает тебя за этим углом, А может за этим, Или за этим — не суть. Но все же заставляет тебя бояться Того, что придумывает твоя больная головушка, пока все мысли забиты одним человеком. Депрессия — это жирные, грязные корни волос, которые превращают тебя в самого настоящего урода, монстра, чудовище. Это неприятный запах, но у тебя нет ни сил, ни чего-то там ещё, что заставит подняться и сходить в душ. Это не все так романтично, как врут фильмы. И лишь по этому Мишель жалеет, что убила целых два дня своей жизни просто так. На какого-то там Энтони. Нет, ладно. Так обманывать себя долго не получится. Но, если попробовать внушать себе ненависть к человеку, может быть, она со временем появится? Попробовать стоит. Но сейчас Мишель серьезно решила, что «да ну в жопу этих парней». Она сначала хочет попробовать пожить для себя. Может быть, у неё даже получится. А потом, после экзаменов, а может и позже, она встретит своего принца на белом коне. Почему бы и нет? Мечтать не вредно, как говорят. Но сейчас же физическое состояние Мишель не соответствовало моральному. И пускай она проспала в сумме больше двадцати часов, ей сон нужен был как никогда. Она обещает, это в последний раз! Честно-честно! В другой раз она займётся чем-то более продуктивным и интересным, нежели Сном. Ещё где-то час, а может и больше, девушки о чём-то дискуссировали, что-то, а может кого-то обсуждали, смеялись и все такое, пока за окном не начало светлеть, а Мишель хотелось скорее убиться, чем дальше сидеть и заставлять свою голову о чем-то думать, заставлять свой рот, чтобы говорить, свои руки, чтобы жестикулировать, да и вообще она не могла больше выжимать из себя последние соки. Спать. Малышка О’Берлин хочет спать. *** Кларк проснулась в пять, А может и в шесть вечера. И какого было ее удивление, когда она больше не ощущала этих скребущих кошек на душе. Совет от Мишель О’Берлин: «что бы стало легче — нужно обязательно выговориться». Выговориться такому человеку, имя которого Кристина, а фамилия Дрейк.» Черт возьми, что она сделала с Мишель? Та готова была поклясться, что эти страшных два дня, когда она спала по пятнадцать часов в день, да и в ночь тоже — ей вообще ни капельки не хватало. Она просыпалась с мыслью о том, что хочет спать дальше. Она пила чай, а в голове все ещё прыгала, бегала, в общем привлекала внимание мысль о том, как классно было бы поспать. Но Мишель именно сейчас ощущает себя очень-очень счастливым человеком. Она все равно понимала, что любое упоминание об Энтони доведёт ее до состояния «хочу плакать, плакать и ничего, кроме как плакать». Но пока что она себя очень хорошо обманывала, питаясь своими же словами, что ей все равно на него. Все равно, слышите?. Все. Равно. На. Энтони Уайлса. На диване, напротив включённого телевизора, в котором на данный момент шёл канал, где крутят одни лишь мультики на подобии «Губка Боб» и все из этой линейки глупых мультиков, мирно спала белокурая Крис. Мишель, увидев всю эту картину, заботливо улыбнулась, а после подошла и накрыла свою подругу тёплым розовым одеялом. О’Берлин невольно вспомнила, что Крис в ее котактах в телефоне записана как «барби Дрейк». И вот сейчас снова эта девушка напоминает ей самую настоящую куклу барби, тихо сопящую напротив какого-то глупо мультика. Такая бепомощная, милая. Дрейк всегда была в ответе за свою подружку Мишель, она привыкла заботиться о людях. О близких ей людях. — «Если же ее парень разобьёт ей сердце так же, как это сделал мне Энтони — этому человеку просто не дожить до первых лучей солнца», — прокрутила в голове Мишель, понимая, насколько дорога ей ее подруга. Единственное, что хотелось О’Берлин сейчас — это душ. Холодный, бодрящий душ. Ей хотелось по-быстрее смыть с себя эти ужасные два дня, чтобы скорее их забыть и больше никогда к ним не возвращаться. В конце концов, что было — то было, так? Мишель, сняв с себя свою домашнюю одежду — клетчатые пижамные штаны и большая Майка со звездными войнами, которую так ненавидела мать О’Берлин, что пыталась несколько раз от неё избавиться. — Выброси эту тряпку! В неё поместится три тебя! — много раз повторяла Дженна — мать Мишель. Младшая из семьи О’Берлин всегда в голове отвечала на сказанные слова мамы фразой «это не тряпка, а стильная оверсайз футболка». Мишель, перед тем как зайти в кабинку душа — бросила свой взгляд на большое зеркало, в котором отражалось Нечто Голубоглазая сначала не узнала себя. Спутать ее с самым страшным чудиком из мультфильма «корпорация монстров» было не сложно. Эти спутавшиеся, растрёпанные темно-серые волосы, в которых, казалось бы, кто-то поселился. От чего тогда они такие спутанные? Чёрные круги под глазами от осыпавшейся и потёкшей дорогой туши, что подарила ей Дрейк, делали взгляд Мишель то-ли устрашающим, то-ли наоборот, жалким. Опухшие, покусанные губы, на которых виднелись маленькие царапинки — это О’Берлин сдерживалась, что бы не начать кричать во все горло оглушающим криком, пробуждая соседей со всех сторон: сверху, снизу, слева, справа. Жуткое зрелище. Неужели она отважилась выйти в таком виде в магазин, пройдя до этого множество людных улиц. Да нет, бред какой-то. ключицы Мишель казались как никогда острее и выпуклее. Может быть девушка действительно похудела, заполняя пустоту в себе не едой, а тупым чаем? Нет, серьезно, ключицы реально начали казаться более хрупкими. Девушка дотронулась до них своей ледяной ладонью и медленно провела, проверяя «можно ли их сломать, проведя пальцами по ним? Нет? А с виду очень даже можно». Низкорослая Мишель включила воду, после чего получила нереальное наслаждение и, даже, желание жить дальше, когда сильный напор холодной воды попадал на нее. Серьезно, это как будто перерождение. Все мысли из головы Мишель куда-то улетучились. Она просто стояла под душем и ни о чем не думала. Ей хорошо. Ей действительно сейчас хорошо. *** О’Берлин не знает, сколько времени она угробила на водные процедуры, но она может смело заявить, что это лучшее, что случалось с ней за эти три дня. Она вышла совсем другим человеком. Более, жизнерадостной, что-ли. Проходя мимо Того самого зеркала, она снова кинула взгляд в него и увидела там другого человека. Глаза девушки светились, а по лицу, хоть и не было дурацкой ухмылки, все равно можно было заметить, что девушка хочет улыбнуться, ведь ее порадовало отражение. Неужели. Это приятное чувство лёгкости немного даже настораживало Мишель. Почему все так хорошо? Девушка, с белоснежным полотенцем на голове и снова же в этой большой, ненавистной матерью, футболкой-оверсайз или же футболкой-взбеси-Джейн-Шерлм-О’Берлин, вышла из ванны, обнаружив краем глаза, что ее подруга, за то время, пока Мишель принимала душ, просто ушла. Раскрыв шторы, впервые за четыре дня, Мишель впустила в свою огромную гостиную комнату яркие лучи солнца, которые сразу же визуально расширили квартиру и сделали ее светлее на пару десятков тонов. О’Берлин, взглянув в гигантское, почти не всю стену, окно, подумала, что просто убить этот день, просидев, как всегда дома — будет самой большой ее ошибкой. Поэтому, идея прогуляться по Лондону и, даже, может быть, заглянуть в ее любимый парк, не казалась такой бредовой. Мишель понадобилось минут сорок пять на сборы, после чего она схватила со стола так и не открытую пачку Мальборо с ментолом и покинула свою квартиру, закрывая ее на ключ. В этот раз спускаться по лестнице в черных ботинках с большим каблуком было просто глупостью! Дожидаясь лифта, смотря на свою любимую обувь — обычные, чёрные ботинки, без каких-либо страз, ремешков, кнопок, пуговиц и замков, О’Берлин все же подумала: -«а может все же рискнуть? Нет. Не сегодня. Мне жалко мои ботинки. А ещё жалко мои ноги». Это к лучшему. Хотя бы потому что сегодня вечером ее не застанет адская боль в ногах, которая придёт в компании с мозолями. *** Ещё чуть-чуть и от Мишель действительно останутся кожа да кости. Ведь не есть уже четвёртый день для девушки действительно большой стресс. Поэтому голубоглазой пришлось забежать в ближайшую кафешку, что находится не далеко от парка. Мило поприветствовав Кассира, Мишель заказала какой-то там фруктовый салат под названием «летний взрыв» в пластиковой коробочке с собой и любимый тыквенный латте, без которого ее жизнь не имела ни малейшего смысла. Пожелав мужчине хорошего дня и оставив ему чаевые, девушка покинула это кафе. Она остановилась сразу же, как только вышла из дверей, ведь напротив, через дорогу, находился тот самый в парк. Мишель долго не хотела это признавать, но ей было страшно туда отправляться. А что, если она не такая сильная, как думает, и стоит ей увидеть тот фонтан или ту скамейку, на которой девушка горько и очень долго плакала, так воспоминания нахлынут и она снова впадёт в состояние грусти и отчаяния? Мельком прокрутив в голове все недавние события, Мишель взглянула на свой фруктовый салат и поняла, что сегодня она снова не испытает этого чувства аппетита, что покинул ее дней так четыре назад и ещё не думал возвращаться. Сложив в свою большую чёрную сумку салат, отмахиваясь тем, что «ну, съем потом», девушка взяла в руки пачку сигарет, которую распечатала ещё у своего дома, но выкурить хоть одну сигарету так и не осмелилась. Похоже, сейчас это именно тот случай, когда просто необходимо покурить, что бы меньше нервничать. Простите ее, лёгкие и прочие органы Мишель О’Берлин, но вам давно нужно было понять, что ваша хозяйка, если так можно ее называть, — полная Дура, а сейчас она просто хочет перестать волноваться и немножко, совсем чуточку расслабиться. По пути в парк, Мишель зажгла сигарету и медленно поднесла ее к губам, уже вдыхая запах табака и мяты. Сделав первую затяжку, голова немного закружилась, а в глазах слегка помутнело. Вот это реакция на сигарету, вау. О’Берлин сама удивилась. Переходя дорогу сибумажным стаканчиком в одной руке и сигаретой в другой, Мишель могла быть спокойна — никто не посмотрит на нее и не подумает, что это какая-то малолетняя школьница почувствовала себя взрослой и решила покурить. Нет. Хоть одними из желаний девушки на данный момент было: пройти мимо той самой кассирши круглосуточного супермаркета, которая продала ей эти сигареты в ту ночь. Пусть увидит, что Мишель О’Берлин не пятнадцать лет, как это казалось тогда той женщине. Сегодняшний день, когда О’Берлин наносила яркий макияж не стал исключением. Матовые коричневые тени на веках и стрелки стандартного размера визуально увеличивали и без того большие глаза Мишель. Девушка играла на том, что ее глаза не просто голубые, а какие-то непонятно синие. Цвета какой-то морской волны. Хайлайтер, который девушка нанесла на выступающие участки лица, блестел под солнечными лучами, которые вот-вот собирались отправиться за горизонт, одаривая Весь Лондон невероятным закатом. А темно-коричневая матовая помада, которую так сильно обожала Мишель, только придавала возраст и привлекательность ей, что, в целом, неплохо сочеталось. Потушив об урну свою докуренную сигарету, девушка поспешила выкинуть ее, заходя в любимый парк. Людей как всегда было более, чем достаточно: молодые семьи, состоящие из милых малышей, мамы и ее супруга, дети, лет десяти, играющие во что-то, заботливые хозяева, которые выгуливали своих любимых питомцев и просто какие-то влюблённые пары, которые сидели на скамейках и обнимались, позабыв об окружающих. Единственным желанием Мишель на данный момент — было сходить к фонтану. К фонтану, с которым связанны самые выдающиеся моменты из ее жизни. Медленно, растягивая удовольствие, О’Берлин пила свой горячий тыквенный латте маленькими глоточками, пока не пришла к месту назначения. Изначалельно девушка хотела найти свободную скамейку, а после остановилась и замерла, увидев одну милую пару, сидящих на бетонной перегородке фонтана. Парень, лет двадцати пяти, держал девушку за руки и с заботливой улыбкой на лице вникал в каждое слово своей девушки, которая уж слишком увлеклась рассказом чего-то интересного, наверняка не замечая, до чего же, благодаря своей эмоциональной мимике, выглядела глупо и одновременно безумно мило. Но парень все равно слушал ее, пока не перебил свою даму и неловким жестом показал то, что ей надо остановиться на пару секунд. Парень потянулся рукой в карман своего пиджака и, достав от туда что-то на подобии красной коробочки (Мишель не смогла хорошо разглядеть), он встал на одно колено перед шатенкой и, открыв коробочку, что-то проговорил, После чего девушка, закрыв рот руками, встала и начала кивать. О’Берлин, наблюдающей за всем этим, даже показалось, что шатенка начала плакать, но это только показалось. Брюнет обнял свою девушку и поднял на руки, начиная крутить ее вокруг своей оси, пока Мишель продолжала смотреть на происходящее, не замечая, как прижала к своей груди руку, держащую горячий напиток, а на ее лице появилась глупая, но чертовски искренняя улыбка. Она Рада за эту парочку, правда. Но низкорослая девушка, которую сегодня спасал большой каблук, все же вспомнила зачем она сюда пришла и резко развернулась, делая быстрый шаг вперёд. Но, нет. Пора бы уже привыкнуть, что в этой жизни не все идёт так хорошо, как хотелось бы. Мишель Не заметила, как сзади неё проходил парень, поэтому, сука, что-то нечто в ее золотой головушке загорелось именно в тот момент и заставило ее повернутся. О’Берлин почувствовала, как нехерово так врезалась в плечо какого-то высокого парня, а ее горячий тыквенный латте пролился прямо на грудь голубоглазой. От неожиданности и, скорее, неприятного чувства ожога в области груди, Мишель вскрикнула, отскочив при этом назад. Жаль, что уже поздно. Напиток вылился прямо на белоснежную, и без того полупрозрачную блузку О’Берлин. Да, даже на прогулки девшка одевается строго и по-деловому. По-взрослому, что-ли. На прогулки! Скитания по городу в поисках сигарет, в облике какого-то монстра не в счёт! — Твою мать! — крикнула Мишель то ли от неожиданности, то ли от того, что ее тела коснулся кипяток, который точно оставит там какой-то ожог, сойдущий спустя два-три дня, а может, если, конечно, повезёт, день. — Черт, — выдал парень, когда до него уже дошло, что произошло. Парень сам куда-то торопился, но, благодаря этому Счастливому Столкновению, парень забыл, куда держал путь. На языке обоих вертелась грубая фраза «смотри, куда идёшь», но оба понимали, что одинаково тут виноваты. Мишель оттянула ткань своей блузки, дабы не чувствовать эту боль на своей груди. Ей хотелось заплакать, но она не понимала от чего. Может Оттого, что все на свете заставляло ее вспомнить о том, что она главная неудачница на Земле или же оттого, что ей больно, или оттого, что на ее любимой блузке теперь нехеровое такое пятно. Сука. Сука сука сука. Мишель опасно выходить из дома. Так же ей опасно посещать этот парк. И с каждым разом Мишель в этом все больше и больше утверждается. — Как горячо, — тихо проговорила О’Берлин, пытаясь как-то не чувствовать эту боль. Чувство было действительно не самое лучшее. Будто бы тысячи мелких ножей вонзились в грудную клетку этой низкой девушки, от чего она на пару секунд потеряла дар речи и даже возможность говорить. — Давай я отвезу тебя в больницу, вдруг там ожог, — проговорил парень, смотря на то, как мучается девушка, с ростом ниже его буквально на голову. А она, к слову, ещё и в ботинках на высоком каблуком. Слишком низкая. — Ой, ты что, мать Тереза? Или какой-нибудь Спаситель Малибу? — сморозила бред. Ну и пофиг. Ей действительно сейчас было не до каких-то состязаний в краснословии, поэтому она даже и не вникала в тот бред, что произнесла только что. Парень лишь поднял одну бровь. Да-а уж, девушке предлагают помощь, а она строит из себя не пойми кого! Да кто это вообще придумал? Бред какой-то. — Тогда, удачи получить ожог какой-нибудь степени. Твой спаситель Малибу уходит, — парень даже не изображал на своём лице какие-то эмоции, ведь девушка все равно не смотрела на него. Ложь! Незнакомец не собирался никуда уходить. Он, конечно, может, но потом совесть будет мучать бедного парня, что не помог девушке, потому что та, видите-ли, слишком гордая! Хотя ее поведение было понятным, ведь человека, на которого вылили кипяток вряд ли будет улыбаться и говорить, что все хорошо. — Крем от загара прихвати! — продолжила язвить О’Берлин. Она слишком была расстроена. А когда Мишель расстроена, находиться рядом с ней опасно. Она не будет ручаться за себя, а будет просто грубить всему, что движется. — Но Ожог-то не у меня, — говорит парень, а после улыбается одним уголком губ, понимая, насколько удачной была реплика незнакомки. Девушка, вздохнув, подняла голову, что бы разглядеть парня, которому она уже второй раз пыталась нагрубить. Ненарочно. О’Берлин — человек вспыльчивый. Скорее она напоминала всем принцессу Анастасию из Того одноименного диснеевского мультфильма. Как б бы милая и красивая, но язвить умеет, как никто другой. Мишель подняла взгляд, продолжая держать блузку на расстоянии от тела, примерно десяти сантиметров. Девушка, продолжая переваривать информацию в голове о том, что ей придётся купить новый отбеливатель, что бы смыть это пятно. Старый отбеливатель она потратила на осветление белоснежной футболки с маленькой надписью слева вверху «над проростью не ржи», которую она залила красным вином. Получилось, кстати. Отбеливатель творит чудеса. О’Берлин Выдохнула, понимая, что этим цирком убьёт себе последние нервы, которые так нужны были ей все эти четыре дня. В конце концов парень не виноват. Это все скорее Мишель, которая не заметила его — Извини, — Мишель виновато смотрит на парня, отмечая то, что он давольно-таки милый, — день плохой. О’Берлин как-то виновато улыбается, прикусывая нижнюю губу. Она все так же сохраняет расстояние от блузки до тела, потому что, кожу ещё щиплет, а блузка насквозь пропиталась горячим напитком, половина которого, вместе со стаканом, красовалось на тропинке, состоящей из кирпичей и камней. Кареглазый же удивился быстрой смене настроения этой безумной девушки. Не прошло и минуты, как она стояла перед ним, нахмурив брови и, крича что-то бредовое, что первое приходило на ум, готова была устроить самый настоящий скандал. А сейчас же она, та самая, самая настоящая девчушка низкого роста взглянула на него, даже извинилась, прибавляя ко всему этому милую улыбку. Черт. Эта девушка переменчивее, чем погода в Лондоне! — Да, и ты прости, — парень улыбается — это добрый знак. Мишель искренне надеется, что он не посчитал ее какой-нибудь там сумасшедшей психопаткой, которая закалывает истерику из чего только можно. — Я пойду, — ответила Мишель, — мне ещё нужно блузку застирать. Мне кажется, что мы ещё увидимся. — Откуда такая уверенность? — голос парня был мягким, не серьёзным, не грубым. Скорее дружелюбным. — ну как же? Ты — спасатель Малибу, а я — магнит для неприятностей. Чувствуешь связь? — Мишель издала смешок, зачёсывая свободной рукой передние волосы назад, отходя от парня на несколько шагов, оставляя его в полном недоумении. Мишель, уже разворачиваясь, бросает на прощание ехидный взгляд и привлекательную улыбку, а после начинает отдаляться от парня. Честно? Уходить она не хотела. Он обещал ее подвезти, а она обещала себе больше никогда не позориться на людях ещё с Того момента, как вышла за сигаретами, проревев в подушку несколько часов. Идти в таком виде домой, до которого, к слову, Мишель надо было добираться минут так двадцать пять, она точно не хотела. А ее улыбка на прощание — просто прочитанный ею лайфхак на каком-то тупом женском форуме в Инстаграмм. Там вроде говорилось, что это своеобразная манипуляция парнями, вроде. А может и не манипуляция — не суть! Мишель как всегда не особо хотела в это вникать. Зачем забивать голову ненужной херней? Одумавшись, кареглазый шатен догнал девушку, перегораживая ей путь. — Ты серьезно пойдёшь с огроменным пятном на блузке? — вскинув правую бровь, процедил парень, волосы которого немного завивались. — Как видишь. — Тогда, если же ты так уверена, что мы встретимся — расскажи о том, как на тебя смотрели люди. Смотрели на то, как какая-то девчонка шла, держа блузку, на которой появилось огромное пятно, — игра продолжается. 1:1. Незнакомец знает, как продолжить это непонятное состязание, которое, по-сути, никому не нужно было. Но, раз начал — продолжай. — Они бы восхищались красивой девушкой, ну, то есть, мной, не замечая какого-то там пятна, — девушка уже смирилась с участью и этим мокрым пятном, что опустила эту блузку, о чем позже пожалела. Та стала противно прилипать к телу. Но самое ужасное, так это то, что блузка сама по-себе просвечивается, а благодаря жидкости, вылитой на нее, блузка стала максимально прозрачной, открывая на вид ее белый бюст. Из интонации Мишель было понятно, что это сарказм, что она шутит, а ее игривая улыбка в конце фразы — отличное тому доказательство. — А ты, я вижу, заниженной самооценкой не сильно страдаешь, — сказал парень, так же улыбаясь, — Ладно. На самом деле это — мое тупое предложение подвезти тебя. Ну не будешь же ты так идти домой. Что верно — то верно. Он прав. Мишель скорее захлебнётся и утонет в том фонтане, нежели попреться через кварталы так. — Ты прав. Домой я так точно не пойду, — согласилась О’Берлин. Дом. Точно. Как она, дура, могла забыть? Дом — То место, где плохие мысли заседают в ее голове и покинуто смогут лишь тогда, когда Мишель будет жить с тридцатью восьми кошками в одной квартире, которые помогали бы ей хоть как-то скрасить одиночество на шестом десятке. Звучит Забавно, но на деле хочется плакать. Нет, ей домой никак нельзя. Не-а. Нет. Ни за что. — Тогда, машина там, — парень головой кивнув вправо, показывая на ближайшую парковку, — я, Кстати Томас. Но можешь называть меня Том, как тебе больше нравится. — Окей, Томас. Я буду называть тебя спасатель Малибу, — ответила девушка, вызывая улыбку у парня. Что ж. Вечер будет долгим.