«Черт возьми. Такое чувство, что Бог с Сатаной поспорили и создали два набора одежды, но они перемешались и в магазин попала их коллаборация!!! ЭТО ТАК ОФИГЕННО! НОВАЯ КОЛЛЕКЦИЯ УЖЕ ПОЯВИЛАСЬ В МАГАЗИНЕ. ЧЕРТ ВОЗЬМИ ДРЕЙК КОМУ НУЖНЫ ЭТИ ПАРНИ КОГДА НА ВИТРИНЕ КРАСУЕТСЯ ЭТО КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ. ОНО ДОЛЖНО БЫТЬ МОИМ.
О’Берлин всегда так делает — забывает про знаки препинания, когда рассказывает что-то действительно важное, прямо, как в тот момент. Это объясняет, почему Мишель готова потратить весь день на макияж и выбор одежды. Самовыражение — это святое. Блондинке не приходится искать в интернете информацию о каком-нибудь новом бутике или распродажи, ведь ее подруга сама напоминает об этом. — Тебе так идут эти очки, — кареглазая отбрасывает вешалку с зелёным платьем на кровать и, скрестив руки на груди, садится на кресло перед своим туалетным столиким. Дрейк, будучи очень тактичным человеком, никогда никому не льстила и сосредоточилась на принципе:Правда! Говорить только правду и ничего кроме этой тупой правды!
И сейчас она полостью соблюдала правила своего принципа. Мишель выглядела очень естественной, домашней, смешной и самой, что ни на есть — настоящей. Такая О’Берлин нравилась ей больше, но выглядела она так непривычно и по-другому, будто бы это кто-то другой.***
— В этом виде я похожа на шлюху, — О’Берлин трижды кружится перед зеркалом вокруг своей оси, хорошо разглядывая себя. — Тебя это разве когда-то останавливало? — Крис усмехнулась, за что получила лёгкий пинок логтем в бок от своей подруги, будто бы заставляя извиниться за сказанное. — Мы вроде на фестиваль собирались, а не в бордель, — Хмурится Мишель, представляя, как будет выглядеть сегодня вечером. — А по-моему все замечательно. Эта юбка подчеркивает твои бёдра, а если ты не будешь сутулиться, то сразу будет видно, что у тебя есть грудь. Вкус у меня — что надо, — Кристина сама себя хвалит, расплываясь в довольной улыбке. Мишель же не понимает: зачем это все. Но против подруги не пойдёшь, а значит, сегодня вечером голубоглазая будет несколько раз спрашивать подругу о том, не глупо ли она смотрится, и, получая отрицательный ответ, в голове все равно будет светиться:Блять, ещё как глупо.
Мишель последний раз крутиться вокруг зеркала в полный рост и все же мирится с тем, что это — ее наряд на сегодня: юбка-карандаш до колена глубокого, чёрного цвета, что сильно облегает ее задницу и, вроде бы, делает ее более сексуальней. Нежно-голубой топ, состоящий просто из одного кружева, совсем немного оголяя ее плоский живот. И, снова же, ее любимые, чёрные каблуки, что делают ее намного выше и не заставляют людей наклонять голову, только ради того, что бы о чем-то спросить у нее. Над нарядом Дрейк О’Берлин постаралась ничуть не хуже ее самой. Она смогла откопать в своём шкафу бежевое платье до колен с пышным низом. Мишель даже взбесилась, что Крис хотела надеть каблуки под это платье, которые так сюда не подходили. Блондинка понимала, что с Мишель О’Берлин спорить было бесполезно, отчего она сдалась и надела грубые чёрные ботинки. Она никак не пожалела, послушав своею подругу. — Харрисон будет там? — О’Берлин расчесывает спутавшиеся пряди пепельно-русого цвета и через отражение в зеркале смотрит на подругу, которая скучно листает ленту Инстаграма. — Может быть… Я не знаю, — блондинка не отрывается от телефона, забывая спросить своего парня о присутствии на том музыкальном фестивале, — Твою мать, О’Берлин, пожалуйста. Пока ты расчесываешься, кто-то на том фестивале, что начался пять минут назад, пьёт виски и радуется жизни. Крис хорошо знала свою подругу и знала то, что Мишель — та ещё копуша, которая собирается медленнее всех. Так же Дрейк знала каждую малейшую странность своей подруги: она не ест что-то овощное только по четвергам, а когда видит одинаковые числа на часах — жмурится, скрещивает пальцы и загадывает желание. В косметичке О’Берлин есть две одинаковые помады любимого кофейного оттенка, но одну она наносит на губы исключительно тогда, когда выспалась. А другую — когда мечтает все бросить и, закутавшись в своё тёплое одеяло, остаться дома. Она никогда их не путает и хорошо отличает одну от другой, хоть, черт возьми, они одинаковые! *** Кристина предлагает таксисту остановиться за один квартал до назначенного места, что бы они сходили в магазин и купили выпивки. Просиживать выходные никто не хотел, а они обе волновались, что на фестивале будет скучно. О’Берлин расплачивается за такси и старается мило улыбаться мужчине, который почти всю дорогу смотрел через зеркало на нее и пошло улыбался. Она готова была поспорить, что такого рода мужчины — просто жалкие девственники-извращенцы, но сильно уверены в себе, что готовы поставить все своё имущество и поспорить, что все девушки стоят перед ним! — Оставишь свой телефончик? — темнокожий мужчина подмигивает своими чёрными глазами, на что получает усталый выдох О’Берлин и фразу, дополненную улыбкой: — Если бы случился апокалипсис, а мы единственные остались в живых — я бы все равно не переспала с вами, даже если бы нам пришлось спасать человечество, продолжая род, — Мишель улыбается, отдавая купюру водителю, — сдачу оставьте себе. Голубоглазая позже своей подруги вылазит из машины и захлопывает за собой дверь, закатив глаза. — Какая ты сучка, — пьяно улыбается пока ещё трезвая Кристина и скорее тянет за левую руку свою подругу в ближайший магазин за вином. Заваливаясь с громким смехом в супермаркет, женщина с острыми чертами лица и густыми чёрными бровями, стоявшая за кассой, дважды подумала о том, что бы вызвать охрану, пока хохот этих двоих доносился до неё из самого дальнего уголка магазина. В супермаркете яркий и белый свет, а из-за того, что на улице уже стемнело, глаза О’Берлин немного зажмурились, проходя очередную ярко-неоновую вывеску или пестрые упаковки от чипсов, что так сильно рябили и заставляли О’Берлин выколоть себе органы зрения, посыпать перцем и проглотить их. Подруги отлично знали зачем пришли и терять время не стали, схватывая две бутылки красного вина со стеллажа. Кристина уже представляла танцующую себя со своей подругой и парнем — Харрисоном Остерфилдом под какую-нибудь ритмичную песню, когда алкоголь уже затуманил разум, ведь кроме этого вина, на фестивале множество баров, где продают нехеровую выпивку. А может быть выпивка и херовая, но после выпитого вина и приглушенного рассудка любая бодяга пойдёт, как водичка. Мишель же представляла приятный вкус красного вина у себя во рту и надеется, что сможет по-настоящему отдохнуть сегодня, полностью выполняя своё обещание себе и Мистеру Ринго, что она отвлечется от этих проблем. Стоя на кассе Мишель взглянула на стеллаж с табачными изделиями и вспомнила о своей пачке Мальборо, в которой оставалось где-то пять-шесть сигарет — остальные они вместе с Дрейк выкурили за эти четыре дня. О’Берлин долго думала над тем, стоит ли брать новую пачку, но все же остановилась на том, что ей Хватит и этого. Блондинка расплачивается за алкоголь и подруги выходят на улицу. Небо темно-синее, без единой звезды. Эта бесконечная пустота компенсировалась множеством включённых ламп, чей свет, преодолевая окна, освещал тротуары, вместе с горящими вывесками магазинов. Холодный свежий воздух бьет в лицо О’Берлин и та, благодаря топу из кружев, который так сильно заставляла надеть Дрейк, ощутила стаю мурашек, что пробежали по ее телу. Она в сотый раз поругала себя за то, что не накинула какую-нибудь куртку наверх, потому что, ну, знаете, она не сочитается с туфлями. Девушки, хоть и находились за один квартал до места самого фестиваля, но музыку было очень хорошо слышно. Подруги даже не заметили, как добрались туда меньше, чем за пять минут, попутно выпивая содержимое бутылок. О’Берлин касается губами горлышка стеклянной бутылки и содержимое попадает ей в рот, обжигая дёсны. Глоток, и красное вино наполняет Мишель, и та уже не чувствует холода. Кажется, Горячий напиток согревает ее, а сама девушка будто бы по-другому начинает дышать, ощущая приятное чувство в животе. Спустя пару глотков, голубоглазая не чувствует какую-то горечь. Она готова поклясться, что пьёт чистый сахар от которого на душе с каждым глотком становится все легче. Похоже, план под названием «повеселиться и не думать о проблемах» начинает по-немногу воплощаться в реальность. Уже приближаясь к месту, где проходил фестиваль, громкая музыка была слышна обоим девушкам настолько хорошо, что они обе могли поклясться, что это звучала одна из песен Кэтти Пэрри. Дрейк не могла перестать улыбаться, просто потому что ей сейчас хорошо. Ее всегда быстро брал алкоголь, отчего О’Берлин приходилось нести ответственность за свою двадцатилетнюю подругу. В отличае от Крис, на данный момент Мишель не особо могла расслабиться. Она чувствовала, что случится какой-то пиздец и не заметила, как выпила больше своей подруги. Но эффект настиг всех по-разному. все же и Голубоглазая смогла немножко расслабиться, когда они обе уже пришли на сам фестиваль. Тут совсем не холодно, что Мишель сначала не поняла: это алкоголь так повлиял или сама атмосфера? Множество танцующих парней и девушек, которые уже прилично пьяны и готовы танцевать так, будто их никто не видит. Все безумно счастливы, они дышат перегаром и громкой подвижной музыкой, что летают в апрельском воздухе. К самой сцене с каким-то диджеем и ведущим было не пройти, да и девушкам не особо этого хотелось. Все люди, присутствующие на этом фестивале разбежались по своим группкам и занимались чем-то своим: кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то совмещал все вместе, а кто-то с кем-то познакомился или внедрялся в чужую компанию. О’Берлин всей душой надеется, что встретит тут кого-то знакомого, что бы не стоять вместе с Дрейк, как две девочки-одиночки, не знающие, куда себя девать. Дрейк, будто ненормальная, что-то кричит над ухом Мишель, пытаясь перебить громкую музыку, доносящуюся из колонок, которые находились со всех сторон. Но Голубоглазая ее не слышит, продолжая гипнотизировать и изучать каждого человека.Ну не хочет она стоять тут одна. Она хочет веселья, скандалов и криков.
— Мишель… Мишель, черт побери! — Дрейк неприятно треплет подругу за руку, пытаясь привлечь ее внимание, которое было уделено совсем не ей, а куда-то… да вообще непонятно куда, это же Мишель, — Твою мать, О’Берлин! Кристина почти что срывает голос, выводя свою подружку из транса, которая, кажется, оглохла на правое ухо. — Черт, Крис, что ты орешь? — так же кричит Мишель и хмурит брови, протирая своё бедное ухо. Блондинка облегченно вздыхает и закатывает глаза:Долго же до неё доходило.
— Хаз написал, что он тут, — Дрейк улыбается так пьяно и так по-настоящему, что О’Берлин еле сдерживает себя, что бы не начать улыбаться в ответ своей кареглазой подруге, как какая-то идиотка, — он написал, что пришёл с другом, так что и тебе компания на сегодня найдётся! — Моя компания на сегодня — это вот эта крошка, — Мишель поднимает бутылку красного вина на уровень своей головы и хихикает, будто бы это не алкоголь, а какая-то фея крестная, ей богу. Хотя, тут она права. Алкоголь действительно может исполнить ее заветное желание на ближайшие пару часов — отдохнуть и повеселиться, — Так, окей. И где сам Харрисон и этот его друг? Дрейк обхватывает руку своей подруги и тянет ее к месту, где, если верить сообщению от парня, они с другом будут ждать этих двоих. Крис, будто летящая на юг птица в клину, рассекает собою воздух и тянет за собой Мишель, которая не совсем успевает переставлять ноги на большом каблуке и просит Крис сбавить быстроту шага, удивляясь:«Как же я не заметила Того, что Дрейк от кого-то приходили сообщения?»
Что, кстати, не удивительно, ведь О’Берлин сегодня была не самая внимательная. — Кристина Дрейк, если ты сию же минуту не остановишься — ты, словно мой раб, понесёшь меня домой на руках и сама будешь бинтовать ногу, и, если надо, я заставлю тебя сделать рентген и забинтовать ее, даже не посмотрев на то, что ты пьяная или просто не умеешь это делать! — Низкорослая девушка пыталась говорить это серьезно, но прекрасно понимала, что фраза является обычным бредом, который постоянно мелькает в их диалоге, отчего Мишель заливается заразительно-милым смехом, как всегда улыбаясь только своими синими глазками. Смех подруги подхватывает и сама Дрейк. — Что же, тогда, на твоём гипсе я напишу зелёным Маркером «Я Мишель О’Берлин. Я обожаю Майкла Джексона и песню про мармеладного медведя, а в будущем я стану либо космонавтом, либо алкоголиком». А это ведь — чистая правда! — Дрейк все же послушала мольбу своей подруги и стала идти медленно, но все ещё не отпускала руку смеющейся О’Берлин. — Эй! Про мою страсть к мармеладному медведю знаешь только ты! — Мишель, следуя действиям подруги, остановилась, но вперёд посмотреть ещё не осмелилась. Русоволосая продолжала держать свою искреннюю улыбку, и, к слову, уже не Дрейк держала ее за руку, а Скорее все было наоборот. О’Берлин всегда считала, что волнуются только трусы. А себя она считала самой, что ни на есть трусихой. Именно поэтому она, может быть, и испытывала какое-то волнение, если бы не выпитый алкоголь, что уже неплохо так начинало влиять на ее голову. Если малышка Мишель шутит — это добрый знак. Знак, что Малышке Мишель уже лучше. Но все равно она ждала какой-то идеальный момент, что бы эффектно и, как она любит выражаться «как бывает в кино» поднять голову, произвести тем самым нереально-офигенное первое впечатление. И вот, момент настал. Русоволосая, хорошо изучивши за долгие годы свою двинутую подружку, понимает, что та вновь расплывается в лукавой улыбке и вдобавок понимает, что Харрисон и его загадочный друг, что стал для неё главной интригой сегодняшнего фестиваля, уже почти стояли рядом. Голубоглазая глубоко вдыхает холодный воздух, сильно насыщая свои лёгкие кислородом, поднимает голову все с той же Милой улыбкой. Дрейк хитро улыбается и готовится вот-вот наброситься на своего молодого человека, покрывая его губы поцелуями, оставляя на них свою темно-розовую помаду, и, перекрывая ему доступ к кислороду своими крепкими объятиям. Мишель, что и свойственно Мишель, не сразу замечает парня своей подруги, с которым она как бы знакома, но как бы и нет. Остерфилд знает ее условно как «лучшая подружка его девушки и любительница многочисленных сообщений в не самое удачное время». Он готов поклясться, что она одна из тех людей, что в беседе отправляют сообщения, состоящие из одного-двух слов, когда рассказывает какую-то историю. Она же знала его как «смазливый мальчик и по совместительству избранник Дрейк, у которого, похоже, стальные нервы, раз уж он встречается с ней». Нет, конечно, они виделись в жизни много раз и даже как-то поговорили. Мишель просила присматривать за подругой во время свиданий и не позволять ей творить какую-то неожиданную херню, а Харрисон же, пытаясь разобраться в цвете глаз этой низкой девчонки, просил сообщать об ублюдках, что будут клеиться к Крис, что бы уж точно знать кому сворачивать шею. Возможно ли такое, что два человека встречаются два раза подряд в дебильных ситуациях? Если это совпадение — то О’Берлин клянётся, что это нехрена не смешно, а если это судьба — то тот, кто сидит и придумывает сценарий к жизни — наверняка большой шутник и сейчас Мишель желает этому шутнику подавиться своим смехом.Трою мать, твою мать, твою мать…
Мишель вскидывает брови и не замечает, как закусывает нижнюю губу, продолжая давиться своей улыбкой. О’Берлин понимала, насколько глупо она выглядела, но ее успокаивала мысль Того, что толпы людей, замолняющие собой улицу превратились в однородную массу, где никто не видел лицо О’Берлин или растрёпанную причёску Дрейк. Но даже так она выглядела сексуально. — Хаз, — радостно воскликнула Крис и была заточена в крепких объятиях своего парня, — я скучала. О’Берлин продолжает неловко улыбаться, пытаясь избежать зрительного контакта с парнем, отчего смотрит на свою подругу и высокого голубоглазого парня. Мишель нервно теребит ремешок свой сумки, совершенно не понимая чего ожидать от ситуации: Сказать им обоим, что они уже знакомы или притвориться, что впервые видит этого парня? А может лучше всего уйти и ничего не говорить? — Мишель, — Дрейк хоть уже и не висит на своём парне, но Остерфилд все ещё не убирает руку с ее осиной талии, здороваясь с русоволосой. Он приветливо улыбается, а Мишель не перестаёт избегать взгляда Холланда, хоть прекрасно чувствует его. — Привет, Харрисон, — в этом месте не так громко слышна музыка и девушке пришлось говорить спокойно, как она это умеет, скрашивая все своей улыбкой в ответ, которая, кажется, никогда не сходит с ее лица. Блондинка замечает, как О’Берлин перед тем, как поздороваться с Хазом, облизывает губу — значит, она почему-то волнуется. Эту привычку Мишель хорошо знали только два человека: Стюарт Ринго и сама Дрейк. Только вот кареглазая немного озадачилась: что послужило ее причиной волнения? Что она скрывает? Томас еле сдерживался, что бы не начать смеяться от всей этой тупой ситуации. Он внимательно рассматривал профиль девушки и ждал от неё каких-то действий. Если это игра — то нужно знать ее правила, которые Мишель сама и устанавливает. — А Это мой лучший друг — Том, — Остерфилд представляет своего друга, который продолжал прожигать своими карими глазами Мишель, будто бы делая это неосознанно. К счастью, никто, кроме О’Берлин этого не замечает. Как Томас, собственно, и задумывал. Дрейк резко хватает руку нового знакомого и пожимает ее, сдержанно улыбаясь, называя своё имя. Харрисон вроде бы что-то рассказывал ей про него, но в тот момент она готова была поклясться, что полностью тонула в его ярко-голубых глазах, которые все больше подчёркивали его острые скулы. — Я Кристина. Кристина Дрейк. Но лучше Крис, — Блондинка отпускат руку кареглазого, подмечая, насколько же крутые у него кроссовки. Девушка разворачивает голову к Мишель и, указав на нее своим взглядом и наклоном головы, говорит, — А Это Мишель. Жуткая вредина. — Приятно познакомиться, — О’Берлин аккуратно пожимает руку кареглазого и смотрит на него так, будто действительно только что узнала о его существовании. И у неё действительно хорошо получается делать вид, что они не знакомы. — «ну ладно, Мишель, ты устанавливаешь правила» — промелькнуло в голове Томаса, когда он вновь ощутил ту маленькую руку в своей, что недавно от страха сжимала его во время просмотра Того жуткого фильма. Что-то тёплое пробежало по его спине и Холланд был уверен, что это точно не от выпитого с Хазом алкоголя. О’Берлин чувствует себя неловко, от слова «совсем», тщательно пытаясь избегать встречи со знакомыми карими глазами, отчего все мысли в ее голове скатываются в отдельный клубочек, с которым любят играть котята. Даже тема о котятах кажется Мишель более нормальной, чем-то, что она разыграла какую-то непонятную сцену с Томасом, будто бы совершенно не встречалась с этими темно-русыми кудряшками и милыми чертами лица, с этими сильными руками и карими глазами цвета дорогого коньяка, который часто пьют богатенькие сволочи в фильмах. Изначально все четверо веселились и громко смеялись, почти перекрикивая громкую музыку. Каждый из этой компании уже прилично выпил, что рассудок почти упархал от них, словно какая-то бабочка, что сидела на цветке, но поспешила быстро убраться от туда, ведь рядом ходил человек. И даже О’Берлин начала прощаться с проблемами, что так душили ее все это время. — Мишель, — Харрисон закончил эту дискуссию о лучших фильмах года и, когда Дрейк вместе с Холландом немного отдалились от них и шли впереди, продолжая спорить о кинематографе, они хотели пройти ближе к сцене, где выступала какая-то местная группа, — мне кажется, что тот парень в белой куртке пялится на тебя. Причём делает это так странно… вы знакомы? Русоволосая оглянулась и начала искать в толпе Того самого парня, на которого показывал Хаз. Тупое чувство подступающей тошноты поселилось в горле Мишель. Ей и без того было нехорошо от выпитого вина и одной сигареты, что О’Берлин вместе с Дрейк выкурили, когда вышли из магазина. Но сейчас девушка уверяла себя — ей пиздец как плохо. Она, кажется, снова начала испытывать то самое отчаяние и желание вырвать из себя все самое живое, что бы больше ничего не чувствовать, ведь этим парнем, что так смотрел на неё оказался Энтони! Мишель будто замерла, ничего не соображая, продолжая оглядывать блондина, что едва заметив взгляд бывшей, быстро отвернулся и, будто бы назло ей поцеловал свою новую девушку.Хочу напиться
Это единственное, что крутилось в ее голове. Она что-то чувствует, а так нельзя. Ей нужно выпить, что бы совсем ничего не чувствовать. Стуча своими каблуками по тратуару, русоволосая догоняет свою подругу и двух парней, которые так бурно что-то обсуждали. О’Берлин предупреждает, что хочет выпить ещё и договаривается с ними, что сама их найдёт. Нет, ну это же не выносимо! Даже когда Русоволосая всеми силами пытается забыть этого подонка — он встречается ей на фестивале, да ещё и с девушкой! Мишель начинает дрожать от злобы, потому что сейчас не она контролирует ситуацию, а гребенный приступ истерики. Кажется, она вот-вот испортит свой дорогой маникюр, сдирая лак с большого пальца своим указательным. — Скотч, пожалуйста, — О’Берлин пылает в страхе и гневе, и, кажется, под ней скоро все расплавится. Она, сильно нервничая, теряет равновесие, но успевает во время уцепиться за барную стойку своими хрупкими пальцами. В ее шатании виноваты далеко не вино и каблуки. Мишель даже наловчилась бегать на них быстрее, чем это делает Кристина в своих обычных кроссовках. Высокий и очень смазливый парень лет двадцати пяти начинает колдовать над напитком и краем глаза подмечает, что этой весьма симпатичной девчонке сейчас не хорошо. Об этом говорило все: ее странная, шатающаяся походка; она не может усидеться на месте; она поддерживает голову двумя руками, опуская ее вниз и, кажется, она пытается вдохнуть как можно больше кислорода, что бы не осталось места для какого-то там чувства, что сильно разъедает душу, будто кислота. Мишель вновь дёргается, но уже не от злобы или непонятной паники, а от гипнотизирующего взгляда в ее сторону. О’Берлин поворачивает голову и видит, как рядом с ней стоит кареглазый шатен, в которого ещё пару дней назад врезалась Мишель и пролила на себя кофе. бармен уж очень наблюдательный, все прекрасно понимает без слов. Очень необычно разворачиваются события, что даже сам паренёк, что крутит в руке стакан со спиртным напитком понимает, что между ними есть какие-то недомолвки. Томас бросает короткий взгляд на почти сошедшую с катушек Мишель и обращается к парню с просьбой сделать ему виски с колой. Бармен понимающе кивает с огромным непонимании в глазах и, будто бы говоритНу же! Ей нужна помощь, делай же, блять, что-нибудь!
и, отдав заказанный скотч русоволосой девушке, приступает к замешиванию нового заказа. Томас и сам понимает, что у неё какие-то проблемы: ну не будет же человек отстраняться от компании, что бы выпить без причины. Это или алкоголизм, или херовое настроение. Холланд оглядывает сидящую рядом Мишель и замечает, как ее рука, которой она брала свой алкогольный напиток немного дрожит, а сама девушка так не хотела, что бы Том видел ее такой жалкой, пыталась спрятаться в Капне пепельно-русых волос, что так хорошо отражали блики фонарей и каких-то прожекторов, что были на каждом шагу. — Томас, Почему ты не с Харрисоном и Крис? — к огромному для парня счастью диалог начала Мишель, отпивая своё горькое пойло, которое сразу же обжигает рот бедной девушки — ну ничего, зато потом ей станет лучше, а это — самое охеренное утешение. Она как всегда делала акцент на имени Холланда, уже в привычной для него манере.Что-то все-таки в этом есть, что-то убийственно классное и до скрежета зубов нереальное.
— Не люблю я быть третьим лишним, понимаешь? Слушать по-девчачьи ванильное трепетание этих двоих я не собираюсь, а тут есть неплохая выпивка, — Томас чуть ближе пододвинулся к О’Берлин, попытался убить разу двух зайцев: переговорить кричащую музыку из стоящих рядом колонок и увидеть синие глаза этой девчонки снова, что бы полностью понять, что она чувствует. Холланд берет уже сделанный специально для него напиток и, ожидая ответа Мишель, сделал глоток. Не совсем приятная, но все же терпимая приторная жидкость будто заставляет чувствовать на своих зубах сахар этой колы, а желудок мягко прилипать к позвоночнику. Томас никогда не понижал градус — пить он умел. О’Берлин все же поднимает свою голову и задирает ее максимально вверх, будто бы сдерживает себя от приступа слез, что вот-вот наполнят ее синие, а может все-таки голубые глаза. Она истерично хихикает, все ещё ощущает озадаченный взгляд кареглазого и нервно выводит какие-то узоры своими пальчиками на стеклянном стакане, уже переводя взгляд на парня. Зрачки Мишель максимально расширенны, что немного настораживает: она будто какой-то дьявол из фильмов — ну, знаете, у которых вместо глаза одни чёрные зрачки — так вот это сейчас отличное сравнение, что попадает прямо в точку! Томас очень хочет вернуть ту милую улыбку девушки, которая отражалась в ее глазах. Но, снова же Мишель портит мнение о себе. Холланд не любит, когда девушки пьют. Это заставляет вывернуть себя наизнанку и в дветысячи сто пятьдесят девятый раз спросить себя «зачем?». — Мишель? — кареглазый сдержанно вникает в этот печально-горький взгляд и ощущает покалывание в области позвоночника. Вот настолько этот взгляд драматичный. О’Берлин оглядывается и вновь замечает на себе взгляд Уайлса, который явно не несёт какой-то счастливо-радостный посыл. Этот пьяный взгляд скорее говорил:«я снова заставлю тебя реветь в подушку и даже не пожалею об этом!»
— Тот блондин, что стоит в компании у Того фонарного столба, — Русоволосая вновь смотрит на Тома, указывая одним наклоном головы на Энтони, — он, скорее всего, станет причиной моего алкоголизма. О’Берлин вновь ловит на себе непонимающий взгляд парня и одну поднятую бровь, отчего усмехается и, набрав в лёгкие огромное количество воздуха, продолжила. — Он мой бывший парень. Не хочу грузить тебя всей этой херней, но мы расстались пять дней назад, — Шатен внимательно слушает, сдерживаясь от вопроса «что случилось» ведь знает, что надавит на больное. О’Берлин говорит всё быстро, по делу, но так неуверенно, будто это все — вопрос на экзамене по теме, которой посвящался один последний абзац учебника, но она решила его пропустить, так как, ну, знаете, такое попасться не должно. Но все же, сука, попалась, — пять дней — это слишком мало, что бы остыть к человеку, понимаешь? Как думаешь, сколько должно уйти времени, что бы забить на какого-то придурка и жить своей жизнью? Хотя мне кажется, что сопьюсь я гораздо быстрее. Поэтому мне и страшно. О’Берлин вновь делает глоток и выпивка уже не кажется такой противной. Ей уже вообще мало что кажется. Томас сразу же вспоминает их совместный просмотр Того жуткого фильма. Вспоминает маленькую руку, которую он держал. Сколько бы Мишель не имела вредных привычек, Том не хотел себе представлять, что она чувствует и как ей больно. Он кладёт руку на поверхность стойки и открывает ладонь. Мишель смотрит на него и все прекрасно понимает, но все равно тупое чувсвто страхе ее не покидает. Она не сразу начала как-то реагировать, отводя взгляд немного в сторону. — Мишель? — парень переспрашиваем уже второй раз и говорит это тихо. Настолько, что слышат это только он, она и бармен, что так увлечённо наблюдал за этими двумя, будто смотрит какой-то захватывающий сериал. Рука русоволосой продолжала немного дрожать, но все же она накрывает своей ладонью ладонь Томаса, который сразу переплетает их пальцы. — Все будет хорошо, — Холланд делает большой глоток виски и видит, что девушка делает тоже самое со своим напитком. Он гладит ее тыльную сторону руки своим большим пальцем и улыбается так по-доброму, что Мишель становится как-То не по себе. Она сравнивает его улыбку с солнцем, которое полностью ее ослепляет — очередной пьяный бред. Но все же она польщена действиям кареглазого, отчего уголки ее губ немного приподнялись, а Тому стало легче видеть ее глаза, которые уже не казались такими страшно-грустными. Мишель вновь переводит взгляд на ублюдка в белой куртке и видит, как он стремительно смотрит на неё и приближается все быстрее. Он идёт к ней и О’Берлин уверена в этом на все сто процентов. — «Что ему, блять, надо вообще? Разве не проще покончить со всем и оставить меня в покое?»— думает О’Берлин, а внутри неё все сворачивается в противный узел, развязать который практически невольно. Мишель пьяна. А пьяным людям в голову обычно приходит один необдуманный бред, из-за которого, как показывала статистика на каком-то там сайте, люди потом жалеют и очень-очень долго испытывают чувство стыда. Томас видит расстерянный взгляд голубоглазой и прекрасно понимает кем он вызван. — Томас, Подыграй мне, — Мишель проговаривает это очень быстро, что до Тома не сразу доходит ее фраза.Подыграть? Хорошо, но как? Мишель снова доминирует ситуацией. Блять.
О’Берлин быстро подскакивает и подходит неприлично близком к парню, сокращая расстояние. Какой-то бредовый план, пришедший в ее пьяную головушку может, конечно, испортить их взаимоотношения, но ей плевать. Она хочет раз и навсегда покончить с Энтони, делая это необдуманно. Да и плевать, рассудок покинул ее давно. Мишель уже ощущает на своём лице горячее дыхание парня, отчего сама начинает как-то хитро улыбаться. О’Берлин дурой не была и очень любила устраивать какие-то интриги. В самом начале старшей школы она уже завоевала статус почти самой скандальной девочки, особо не напрягаясь. Почему «почти»? — Потому что самой скандальной была Дрейк. Они друг друга стоят, но между собой у них никаких интриг, никакого хаоса. — Поцелуй меня, Томас, — Холланд хочет услышать эту фразу ещё раз, потому что чертовки уверен, что ему послышалось. Но все же фраза, сказанная прямо в карие глаза была самой настоящей и Холланду действительно не послышалось. Да и церемониться он долго не стал. Холланд нежно держит свободной рукой подбородок Мишель, а вторая рука все ещё пальцами переплетена в замок с рукой девушки. В глазах О’Берлин нет никакого сомнения и, даже, стыда от только что сказанной фразы вслух. Алкоголь уже достаточно внедрился в ее темно-русую головушку, отчего Любой дебильный ход событий кажется отличным и в самый раз! Том нежно накрывает ее губы своими, сливаясь с девушкой в нежном поцелуе. Точнее, для них этот поцелуй и нежный, но со стороны все кажется более грубее и более страстно, что-ли. Привкус Горького алкоголя и помады Мишель кружит голову обоим. Холланд аккуратно держит хрупкий подбородок О’Берлин и сминает ее губы, а та ощущает дрожь, что пробегает по всему телу: начинает от макушки и заканчивает приятным чувством на кончиках пальцев и других конечностях. Желудок приятно скручивается в узел, а разум полностью улетучивается куда-то далеко, не попрощавшись. Мишель думала, что она все контролировала, но прогадала с эмоциями. Нет, мысли о том, что она молодец, она все делает правильно, а Холланд целуется в разы охуеннее, чем Энтони ещё не покидали ее. Но вот в ее планы не входило до чёртиков приятное подкашивание ног и получение нереального кайфа от того, что как минимум сильная рука Тома так осторожно поднимает ее подбородок, а поцелуй такой пьяный и такой по-своему прекрасный, что отличить от наигранного невозможно. Из колонок доносится какая-то новая песня, которую Мишель уже не один раз слушала на музыкальных каналах, а ночной апрельский ветер должен был до дрожи продувать ее хрупкое тельце, но О’Берлин даже на северном полюсе не замёрзла бы, ведь этот поцелуй заставляет чувствовать тепло. Ей не хочется. Ну просто не хочется отрывать глаза и смотреть на Энтони, видеть его и вообще о нем думать. Но Мишель смогла перебороть себя и на мгновение открывает глаза, возвращаясь в тот самый Лондон, на тот самый фестиваль. О’Берлин видит охуевшего в край Уайлса, у которого, кажется, даже открыт рот от пришедшего шока. Этот парень сильно пьяный и веселиться тут ещё подольше О’Берлин. Это сказывается на его немного неровной походке и пьяным глазам, которые, к счастью, Мишель не увидела. — Шлюха! — кричит Энтони, а Томас чувствует, как Голубоглазая сильно сжимает его руку. Ему даже кажется, что она хмурится, показывая, насколько ей не приятно слышать это. Блондин уходит, а Мишель отстраняется от парня, уже забыв, как ей было хорошо. Что, кстати, во время, ведь у парня уже заканчивался воздух. В голове голубоглазой крутится одно«Шлюха».
О’Берлин отпускает руку парня и отводит взгляд куда-то в сторону с максимально убитыми глазами.Самое страшное то, что Уайлс чертовски прав!
Единственное, что крутится у неё в голове