***
Чуть улыбаясь своим подданным, Чанель быстро, кажется, очень быстро шагает в свою спальню и удивляется, завидев одного из своих солдат возле комнаты. Ему ведь было приказано ни на шаг не отступать от того, кого он должен был охранять, но между ним и Кенсу сейчас было, как минимум, сто шагов. Это немного насторожило Императора, но он ничего не сказал, почему-то подумав, что омега просто спит или переодевается и именно поэтому попросил альфу выйти. С другой стороны, Чанелю просто было все равно, потому что ему уже хотелось быстрее оказаться внутри, в объятиях своего омеги, который, теперь он был уверен в этом, был более чем невредим, разве что очень истощен морально, потому что все они пугливые и нервные, когда дело доходит до войны. — Бэкхен? Минхо? — Сехун лишь кивает и чуть прикрывает глаза, отходя от двери спальни. В душе он ликует, что его миссия, наконец-то, окончена и он сам может просто упасть в своей комнате на кровать и ближайшие сутки не думать ни об этом странном кисэн, ни об его охране, ни о том, что случится с ним, если с его юным Господином что-то случится. Все же эта работа очень сильно напрягает, потому что альфа бы лучше, как все, пошел на войну и погиб там геройски, чем оставался во Дворце и закончил бы свою жизнь казнью за то, что не уследил за капризным существом, которое само за себя не могло постоять. Но, слава богу, все обошлось, Император вернулся, а Сехун теперь мог просто поспать, хотя и знал, что с завтрашнего дня его уже полноценно приставят к этому омеге с перепадами в настроении в охранники. Но это будет уже завтра, а сейчас можно и не думать об этом. Как только Сехун уверяет альфу, что с его семьей все в полном порядке и уже собирается уходить, Чанель благодарно треплет его по напряженному плечу и тихо отворяет дверь, проходя в комнату, от которой уже успел отвыкнуть. Омегу долго искать не приходится, ведь Чанель провел с ним достаточно времени, чтобы научиться интуитивно угадывать его действия, поэтому он только по-доброму ухмыляется, завидев на балконе того, к кому сразу же что-то буквально метнулось внутри, но сдерживает свой порыв, только опираясь плечом на косяк двери и хмыкая, скрестив руки на груди и чуть поморщившись от боли. Какой же все же Кенсу идеальный. Омега прекрасно все слышит и поэтому сразу же поворачивается в его сторону, и Чанель готов поклясться, что он светится в утренних лучах уже немного холодного солнца. Каждая его венка, каждая родинка на открытой шее, непривычная прическа, горящие от недоверия самим себе глаза — все в нем настолько прекрасно, что альфа просто не верит, что он все еще хотя бы жив. Хотя при этом он не очень уверен, что после смерти попал бы в рай, но такой ангел ни за что не мог бы спуститься к нему в ад. И, боже, как же этого ангела хочется прижать к своей широкой груди и раствориться в нем, долго молчать о чем-нибудь и просто обнимать. Потому что, да, Чанель тоже человек. И он тоже может соскучиться. — Хэй, красавчик. Ждал меня? Либо у Императора все очень-очень плохо с юмором, либо он очень умело пытается поднять Кенсу настроение. Но вот сам омега думает, что он издевается, а не первое и второе, но стоит ему поднять взгляд, встречаясь глазами с альфой, как все-все мысли уходят, а на лице появляется самая счастливая улыбка, которой только может улыбаться омега. На глазах непроизвольно наворачиваются слезы от облегчения и все еще от злости, только уже не на себя, а на Вана. Какой дурак вообще так говорит о том, что скучал и ждал встречи целых две недели? Кенсу еще несколько секунд, кажется, что это все обман зрения, но стоит просто без слов обнять альфу, утыкаясь носом в его грудь и прижать к себе крепко-крепко, сплетая руки за его спиной в замок, и услышать, как действительно бьется его сердце, как он буквально чувствует, как вся его холодность, которая была раньше, ломается. Омега тихо плачет впервые за две недели, практически физически чувствуя, как скучал все это время и как сердце в груди уже спокойнее отбивает нужный ритм. Чанель рядом. И Кенсу, наконец, чувствует это, не решаясь даже на секунду выпустить его из своих рук и только тихо шмыгая носом, потому что он каждую минуту своего одиночества хотел сделать это: прижаться и ощутить, как тебя тянут на себя, чтобы стать еще чуточку ближе. И Чанель с огромным удовольствием отвечает на эти объятия, вдыхая полной грудью и, наконец-то, понимая, что он дома, потому что теперь его маленький уютный дом — это его омега. — Хэй, — замечая, как спина под его руками мелко вздрагивает, а омега тихо хлюпает носом, альфа на секунду буквально отрывает его от себя, потому что Кенсу все никак не хочет ни разорвать такие желанные объятия, ни показать свое лицо, и чуть склоняется, большими пальцами стирая с прекрасного лица не менее прекрасные звезды-слезинки, а затем только улыбается самыми уголками губ, пытаясь скрыть боль в руке и заглянуть в большие покрасневшие, но блестящие глаза, которые кажутся такими живыми и настоящими. Конечно, Чанель испытывает некий укор совести, ведь его омега плачет из-за него, но ничего не может с этим сделать, потому что так близко маленький мир, который он может держать в своих руках, кажется еще красивее. — Я жив, Кенсу. Нам больше ничего не угрожает. Все в порядке. Замечая, как омега прячет взгляд и действительно пытается прекратить непрошенные слезы, альфа аккуратно подхватывает его ладонями под бедра и усаживает на небольшой шкафчик возле двери, который вечно стоял тут без дела, оказываясь между его коротеньких ножек и вновь заглядывая в глаза. — Малыш, я с тобой. Кисэн действительно становится неловко за свои слезы, и он сам спешит стереть их, улыбаясь, но у Чанеля это выходит куда лучше, потому что стоит почувствовать теплые прикосновения к своим щекам, как перехватывает дыхание. Он, честно говоря, даже не успевает понять, как оказывается уже совершенно не в том месте, где был еще пару мгновений назад, и, внимательно вслушиваясь в низкий голос, от которого по спине бегут мурашки, притягивает Вана к себе, бесцеремонно устраивая ладони на его плечах, а затем вплетая пальцы в волосы. Понимая, что просто не сможет больше дышать, если не сделает этого, он медленно притягивает мужчину к себе так, что прижимается своим лбом к его, и прикрывает глаза, наконец, успокаиваясь и тихо выдыхая. Ему вдруг кажется, что время останавливается совсем, а мимо пролетает целая жизнь, которую сам Кенсу совсем не против отдать за это мгновение. — Я так ждал Вас, — он говорит совсем тихо, будто боится, что кто-то может услышать или что вдруг все это растворится и больше никогда уже не появится. Ему так хочется сказать, что альфа — последний дурак, которого он никогда больше не отпустит от себя. Что он так любит его всем своим сердцем, потому что несколько недель разлуки, эти бессонные ночи, этот страх больше никогда не увидеть ту чудесную улыбку показали, что омега действительно любит, теперь даже нет смысла от этого опираться. Теперь это не просто инстинкт на физическом уровне, это — моральная зависимость. — Каждую ночь не мог закрыть глаз. Я ждал. Мне кажется, между нашей последней встречей и этим мгновением прошла целая вечность. — Я тоже скучал, малыш. И, Чанель. Меня зовут Чанель, — честно говоря, альфа чувствует не меньше, чем кисэн, который говорит все это с таким живым трепетом, но тот факт, что он все еще не понимает, что давно бы пора оставить формальности, немного огорчает, из-за чего он выдыхает и снова подхватывает омегу на руки, чуть морщась и аккуратно вынося со своего уютного балкончика, потому что под ним собирается уж слишком много народа, а Кенсу хочется скрыть от любопытных глаз. Да и он, теперь Чанель замечает это, за время их разлуки как-то стал легче, а под глазами залегла синяя краска усталости и недосыпа, а, значит, определенно нужно было сначала отдохнуть, а только потом разговаривать о чем-то. Да и сам Император неплохо так утомился, поэтому сейчас, укладывая совсем не сопротивляющегося, но и не желающего отпускать от себя омегу на кровать и укутывая одеялом, он осторожно целует его в лоб и прикрывает на секунду глаза. Чанелю тоже не хочется разрывать эти теплые объятия. — Я должен навестить Минхо и мужа, Кенсу, иначе Бэкхен меня просто порвет. Он и так не очень доволен тем, что я все время с тобой. Я бы наплевал на него ради тебя, но ты же понимаешь, что сына мне в любом случае нужно увидеть. Дождись меня, хорошо? Я вернусь очень быстро. Кенсу чуть вздрогнул, чувствуя, как от мыслей о том, что Император только что позволил называть себя по имени, у него затряслись и без того беспокойные от нервов пальцы. Он, наверное, никогда бы не подумал, что ему будет позволено так просто обращаться к нему. Вдруг стало совсем все равно на происходящее вокруг: на мужа Чанеля, на то, что придется ждать, ведь Кенсу в состоянии подождать еще немного, зная теперь наверняка, что Император скоро вернется, на свои недавние слезы. Потому что, поцеловав юношу в нос, Чанель вмиг скидывает с плеч окровавленную рубашку и тихо выходит из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь, дабы спрятать кисэн от посторонних взглядов. Однако и эта ниточка мысли очень быстро потерялась, потому что к кисэн вновь вернулось прежнее живое смущение, радость, драконы в животе. Он прекрасно понимал, что мог бы и сам дойти, но эта маленькая забота заставила щеки омеги вновь загореться. А стоило Чанелю так нежно поцеловать, как омега почувствовал себя таким маленьким, сонным и расслабленным, что невольно зевнул. Наконец, понимая, какое особенное место занимает в чужом сердце, он вдруг поразился, почему Чанель не зашел сначала к своему мужу и сыну, но тут же его мысль прервала другая, когда он увидел рубашку, испачканную кровью. Он ужаснулся, почему не заметил раньше, а когда хотел было предложить свою помощь, обнаружил, что дверь уже закрылась, а он так и ничего не сказал. «Не невредимый все же», — промелькнуло в мыслях Кенсу, и он уселся на кровати, откидывая одеяло и принимаясь ждать.***
После очередного разговора с Бэкхеном, который опять же вышел не очень приятным, ведь омега уже откуда-то узнал, что Чанель успел «со своим ненаглядным кисэн» встретиться раньше, чем с ним, и устроил супругу очередной скандал, после которого последний в очередной раз убедился, что просто всей душой не может больше этого терпеть. Он мысленно провел параллель между своим мужем и женихом и понял, что это совершено разные люди. Серьезно, если Кенсу приветствовал его молчаливо, но с неким трепетом и нежностью, то Бэкхен громко и совершенно холодно, потому что, видите ли, «таскаешься по шлюхам, а я ждать должен». И ладно, если бы он так громко кричал о своей любви или страхе за жизнь любимого, но что-то на любовь это было мало похоже. Да еще и все это на глазах у ребенка. Не то чтобы омега испортил Императору настроение, но свою репутацию, а заодно и мнение о себе — окончательно. Потому что Чанель с самого порога даже не взглянул на него, сразу проходя к сыну и решая, что нужно как можно скорее официально объявить о разводе и больше не выслушивать все это. — Почему ты не спишь? — заходя обратно в спальню немного подавленным, но улыбающимся, потому что еще из коридора тонко почуял самый чудесный аромат, который буквально зазывал к себе, искренне удивляется, потому что омега все еще просто сидит на кровати, несмотря на свой уставший вид, и оборачивается на вошедшего следом Чонина с небольшой пиалой, пока устало стаскивает с себя оставшуюся одежду. Вот еще Чонина тут не хватает с его этой заботой. Омега действительно ждет совсем не долго, даже не успевает отойти от той эйфории, которая не дает нормально думать, ведь Чанель, наконец-то, вернулся! Ему так безумно на душе, что спать совсем нет никакой возможности. Даже когда альфа возвращается в комнату, Кенсу лишь виновато жмурится, запинаясь на «тебя», когда поднимает взгляд и пытается оправдаться: — Я тебя… Вас жду, — но тут же замолкает, потому что встречается взглядом с Чонином и благодарно улыбается ему. Он безумно рад видеть и Кима тоже. И вообще безумно рад всему вокруг, как маленький ребенок. Только вот он тут же замечает, что Чанель не очень счастлив видеть такого гостя. Это замечает и сам Чонин, из-за чего оба едва заметно усмехаются, а Ким даже подмигивает омеге, потому что прекрасно знает, почему Чанель так хочет побыстрее остаться в комнате наедине со своим омегой. Это знает и сам омега, хоть и не подает вида. — Нужно обработать рану. Садитесь на кровать, Чона, — Чонин, кивнув как бы самому себе и даже удивившись, что Император не спешит его выгонять из комнаты и кричать о том, что у него и так все в порядке, помогает ему сесть на кровать и быстро обрабатывает рану мелкими аккуратными прикосновениями, поглядывая на омегу, который, словно хвостик, крутится за спиной Чанеля и жмется к нему. Это снова заставляет усмехнуться, потому что Чонин понимает и то, как омега соскучился по своему альфе, и старается закончить побыстрее, ведь у парочки, альфа сравнивает их почему-то с только что обручившимися, которые не могут надышаться друг другом, явно заканчивается терпение. Это смешит еще больше, потому что сам Ким сейчас просто хочет упасть лицом в подушку и не вставать с кровати еще ближайшие пару недель, а у этих двоих еще есть силы друг на друга. Но, между тем, он замечает и обеспокоенный взгляд Кенсу, отчего спешит заверить. — Уже заживает, все в порядке. Пока альфе обрабатывают уже действительно не смертельную, но все же рану, омега покорно и молча сидит рядом, как зачарованный протягивая ладонь к плечам мужчины, пальцами оглаживая редкие шрамы. По каждому из них он тоже успел соскучиться, хоть и неловко выражать все это в присутствие альфы. Но только когда Чонин заканчивает, омега находит в себе силы медленно отстраниться, из-за чего Чанель разочарованно выдыхает, ведь мягкие и едва ощутимые прикосновения к уставшей спине довольно приятны, и поднять на него взгляд, пока Император, чему-то кивнув, негромко стонет, устраиваясь на кровати поближе к Кенсу и залезая под одеяло, устало падая на спину. — Иди сюда, малыш. Кенсу же немного отодвигается, освобождая место, и мягко укрывает его одеялом, нежно целуя в лоб, но не спешит исполнять просьбу, ожидая, пока Чонин выйдет. Все же это все уже слишком, и он не может вот так вот показывать все эти нежности в присутствие альфы, которому пускай и доверяет Император. В конце концов, это немного странно, хоть и очень хочется уже просто обнять. Да и Чанель заметно нервничает, замечая, почему именно омега медлит, и показывая Киму взглядом, что пора бы уже идти и отдыхать. Виновник же всего этого только хитро щурится и действительно собирается уже уходить, да только Кенсу его останавливает вдруг своей тихой просьбой, что, между прочим, удивляет и его, и Чанеля, который снова напряженно выдыхает. — Чонин, Вы не могли бы заглянуть ко мне сегодня вечером или завтра утром, если будете свободны, и если Его Величество не будет против? — омега осторожно перевел взгляд на Чанеля и чуть приподнял брови, как бы спрашивая. — Я бы хотел сказать Вам кое-что. И попросить об одной вещи. Альфа тоже приподнимает бровь на такую просьбу, только удивленно, но на вопрошающий взгляд Чонина кивает, давая разрешение на полуночные встречи. Хотя, он вообще-то уверен, что он этой встрече не даст состояться, ведь не отпустит омегу от себя ни на секунду в ближайшие сутки точно, потому что ему действительно все никак не надышаться им. Поэтому мужчина тяжело выдыхает, опираясь спиной на подушки и шипя от любого движения, которые болью отдавались в руке, но притягивает Кенсу ближе, снова обо всем забывая и как-то неосознанно показывая, что этот омега его. — Может, все же вызвать лекаря? — начинает вновь Ким, но получает лишь уже ненавистный взгляд Императора и со смешком выдыхает, кивнув своим мыслям, быстро отворачиваясь и уже не мешая более двум голубкам. — Хорошо, Кенсу. Я зайду вечером. — Спасибо, — омега благодарно кивает сначала Чанелю, а затем и уже спине Чонина, тут же возвращая все свое внимание Императору, мягко поправляя его подушку и убирая со лба прядь непослушных волос. — Чонин, не переживайте. Если что, я дам знать. И я, в конце концов, если что смогу помочь. Только Чонин всего этого уже не слышит, из-за чего кисэн медленно выпрямляется, оправляя одежду, и без зазрения совести, что кто-то может увидеть, ведь дверь в покоях Императора потихоньку закрывается, осторожно укладывается на его груди, стараясь не причинять боли, и спокойно прикрывает глаза, наконец, расслабляясь. Расслабляется и Император, мягко целуя свое маленькое сокровище в макушку и чувствуя, как к нему вновь приходят силы.***
— Ча… Чанель, — омега тихо выдыхает, как бы пробуя новое имя на вкус и чувствуя, как хочется улыбаться. Чертовски непривычно делать что-то в первый раз, а особенно непривычно впервые в жизни произносить имя любимого человека, который в этот момент усмехается: Кенсу чувствует это, потому что вдруг опускается ниже на чужой груди из-за того, что альфа слишком резко выдыхает. Чанель сравнивает своего жениха с девственником и почему-то улыбается этой мысли, хотя прекрасно знает, что этот маленький чертенок не такой уж робкий, особенно если очень чего-то хочет. — Сильно болит? — Терпимо, — альфа как бы отмахивается, обнимая юношу здоровой рукой и утыкаясь носом в его макушку, устало выдохнув. Ему абсолютно не хочется думать сейчас о своей руке, ведь рядом маленькое сокровище, по которому он безумно соскучился. — Сехун хорошо тебя охранял? — Сехун, — кисэн чуть повел плечами, улыбнувшись. Сехун, может быть, и хорошо его охранял, а вот Кенсу повел себя с ним действительно грубо, но понял это только сейчас. И именно по этому поводу хотел встретиться с Чонином, чтобы не только поблагодарить за то, что теперь может так спокойно обнимать своего альфу, но и попросить извиниться перед Сехуном за него, ну или организовать им небольшую встречу. Однако, не успевает серьезно настроенный омега закончить свою фразу, как альфа бесцеремонно проходится ладонью по его бедру, скользнув еще недавно покоившейся на пояснице рукой ниже, и перетягивает того к себе на колени, чуть ухмыляясь и приподнимая бровь, на что омега только недовольно фыркает. Наигранно недовольно фыркает и немного удивляется, откуда только у Чанеля столько энергии. — Сехун охранял меня хорошо, да. Но у нас с ним произошло некоторое недопонимание. И, мне кажется, он слегка обиделся на меня. Эй, Ваше Величество! Вы меня вообще слушаете? — Отблагодаришь своего Императора за защиту государства? Да альфа же его совсем не слушает. Вообще-то, омега никак не был сейчас настроен на какие-то резкие действия и перемещения с удобного места, но особо перечить не стал, слегка непривычно усаживаясь сверху и поднимая взгляд из-под порядком отросшей челки, сам не понимая, осуждает ли он такую резкую смену спокойной обстановки или, наоборот, радуется ей. Однако, раз Чанель хотел благодарности, почему бы Кенсу не дать этой благодарности, даже несмотря на то, что по самому альфе он соскучился больше, чем по близости с ним. Он, медленно наклоняясь, оперся о грудь старшего ладонями, игриво проводя пальцами по открытым участкам кожи и делая вид, что совсем не понимает, о чем идет речь. — А разве моему Императору мало благодарности его народа, что так встречал его у ворот сегодня? — У Императора две недели не было близости, пощади его, маленький негодник, — усмехнувшись, мужчина притягивает Кенсу к себе здоровой рукой и припадает губами к немного потрескавшимся, видимо, от постоянного волнения, губам, после спускаясь к шее и покрывая нежную кожу поцелуями. Каждую родинку, каждую едва заметную косточку, отчего кисэн в его руках буквально тает, сразу забывая и про игривость и вообще про все на свете, прикрывая от удовольствия глаза и чуть приоткрывая пересохшие губы. Которые тут же облизывает, демонстрируя альфе юркий язычок, по которому тот, между прочим, тоже успел соскучиться. — Я скучал по тебе, Кенсу. По тебе, твоей невинности, по твоим стонам, твоим глазам во время экстаза. Ты прекрасен, Кенсу-я. Пока Кенсу немного неосознанно дразнится, Чанель медленно сползает ладонями ниже и обвивает его талию, чувствуя, как утонченный изгиб ее становится более заметным, потому что омега в его руках слишком соблазнительно выгибается, на что Его Величество чуть усмехается и смешно играет бровями, как бы намекая на то, чего он ожидает. — Вообще-то, у будущего мужа Императора, — омега, прикусив губу, чуть склоняет голову набок и в глубине души надеется, что Чанель за две недели не успел передумать. Да только вот, как альфа может передумать, если за эти губы, которые бы целовали его каждое утро, готов душу Дьяволу продать, а, если бы было две, то сразу обе. — Тоже две недели не было… кхм, ничего не было. Кисэн, безусловно, знает, что от него хочет альфа, но ему так не хочется, хотя бы на минутку, отрываться от него, что он только расслабленно отвечает на поцелуй, а позже и вовсе довольно запрокидывает голову назад, чувствуя, как руки, которыми он опирается о кровать по обе стороны от плеч Императора, начинают подрагивать, а сам он недвусмысленно выгибается и прижимается к мужчине теснее, невольно возбуждаясь и уже без лишних слов показывая, что он очень скучал. И хотя его бледные щеки и наливаются румянцем от тех слов, что срываются с таких сладких губ, ему определенно это нравится так же, как это нравится и Чанелю, который как-то безумно улыбается, замечая, как быстро в его руках меняется любимый человечек. Как быстро на его лице меняются эмоции, движения, как он буквально снова становится прежним робким юношей с неробкими желаниями, которые альфа очень хочет исполнить прямо сейчас. — Вы так хотите снова послушать мои стоны? Я могу продемонстрировать вам прямо сейчас, что этот навык я не потерял. И я уверен, что даже преуспел в нем лучше своих предшественников, — на самом деле, кисэн чувствует себя сейчас довольно расслабленно, зная, что может говорить почти все, что приходит в голову, и, облизывая губы, наклоняется над Ваном, приникая к его плечам и шее мягкими поцелуями, а ладонью медленно забирается под свою одежду с тихим вздохом проникая в себя сначала только одним, а потом и двумя пальцами, смущаясь и стараясь отвлечь себя поцелуями, хотя и выходит не очень, потому что омега то и дело срывается на приглушенные стоны, ведь он не делал этого так давно. А затем на секунду останавливается, немного приподнимая голову и встречаясь взглядом с немного затуманенным взглядом Чанеля, потому что от него не ускользают ни движения, ни эмоции возбужденного омежки, который неосознанно прогибается, двигаясь навстречу своим маленьким пальчикам, и так же неосознанно потирается о возбуждение альфы, отчего тот шипит и впивается в широкие бедра ногтями, пытаясь прекратить это чересчур уж приятное издевательство. И хотя он и видит, что пальчики Кенсу слишком коротки, из-за чего он и выдыхает местами разочарованно, но не спешит ему помочь, потому что наблюдать за тем, как его губки раскрываются в тихих стонах и хныканьях, как хмурятся бровки, а между ними складываются морщинки, просто бесценно. Ради этого стоит немного подождать и насладиться таким зрелищем. — Я тоже безумно скучал. — С радостью их послушаю, — альфа, притягивая омегу к себе поближе, медленно забирается ладонью под его легкую и уже порядком помятую одежду под немного удивленный взгляд, и осторожно оглаживает маленькую ладошку, добавляя еще один свой палец вдобавок к его пальчикам, чувствуя, как кисэн над ним вздрагивает и прикусывает губу, прогибаясь сильнее и сдерживая громкий стон. Чанель припадает губами к губам младшего, чуть прикусывая нижнюю и горячо выдыхая, очертив влажным языком красивое сердечко и углубляя поцелуй, в который омега тут же воодушевленно застонал, осторожно кончиком своего языка касаясь неба и едва посасывая чужую верхнюю губу. Все это делало атмосферу вокруг безумно горячей, отчего Кенсу поймал себя на мысли, что ему даже дышать тяжело оттого, что в комнате витает столько запахов, сдавливающих грудь и заставляющих ерзать на своем месте, пока по худым бедрам стекает неприятно горячая смазка. — Хочу тебя. Омега неудобно наклоняется еще немного ближе и, тихо пискнув, жмурится, неловко отводя взгляд. Нет. Он не отвык от подобного, просто ему слегка некомфортно и неловко смотреть в глаза напротив, потому что Чанель внимательно следит за каждым его движением и каждой эмоцией, как бы угадывая, о чем думает омега и чего он хочет. По крайней мере, он так думает, пока сладко тянет имя любимого мужчины, сам еще сильнее возбуждаясь из-за того, что и это теперь позволительно, и немного сильнее выгибается, разводя пальцы на манер ножниц и хмуря густые брови, кажется, всего на мгновение, разорвав поцелуй, потому что воздуха в легких не хватает, а губы начинают ныть от слишком долгих поцелуев. Его мысли снова поглощает уже не свое удовольствие, а шея, плечи, руки Императора, что он мягко покрывает поцелуями, а на ключицах и груди оставляет следы своих губ уже немного ярче, прикусывая нежную кожу. И в конечном итоге медленно притягивает к себе свободную ладонь альфы, самым кончиком языка очерчивая подушечки его пальцев и медленно обхватывая их припухшими губами, чуть посасывая и поднимая затуманенный взгляд, постаравшись смотреть в глаза напротив. Глаза Пака тут же заливаются чернотой, и он резко переворачивается, упираясь здоровой рукой в кровать и нависая над омегой. Потому что Кенсу переходит все возможные рамки своей сексуальностью, даже сейчас, когда прикусывает губу и тянет уже свои пальцы в рот, языком очерчивая фаланги. Он чуть рычит, разводя его худые ноги коленом, и, медленно опускаясь ниже, покрывая губами каждый миллиметр замирающего под собой тела, губами припадает к впалому животу, перед этим аккуратно задрав одежду, а после спускается ниже. За долю секунды в голове омеги пролетает столько мыслей, что он, забывшись на несколько мгновений, не успел среагировать и только захлопал глазами, непонимающе поднимая взгляд. Сначала он не понял, зачем нужно было так резко лишать его удовольствия, но когда потянулся было за поцелуем, но не успел поймать альфу, неловко и немного разочарованно захныкал, послушно разводя ноги. Чанель же обходит член омеги стороной, слыша сверху немного разочарованный выдох, и, быстро, чтобы он ничего не успел понять и сказать, закидывает его ножку на свое плечо, припадая губами к влажному колечку мышц, широкой поверхностью языка проходится по нежным стеночкам и толкается кончиком языка в горячую узость любимого тела, замечая, как омега под ним снова вздрагивает и тихо всхлипывает, пока альфа пальцами аккуратно обхватывает еще и его член. — Что Вы делаете? — Кенсу, прикусив губу, совсем не предугадывает дальнейшие действия мужчины и от неожиданности сжимает между пальцев простыни, только тихо пискнув и покраснев, ведя бедрами и немного отстраняясь. Мысли из головы теперь совсем пропадают, а он чуть запрокидывает голову назад и тихо выстанывает имя альфы, которое так прекрасно вытягивается на каждый слог, отчего Чанель неосознанно старается еще больше, пробуя омегу на вкус, пока он притягивает к себе подушку, утыкаясь в нее лицом и с силой закусывая ее край, заглушив стоны, и все также неловко пытается отстраниться, а заодно и толкнуться в ладонь старшего, потому что внизу живота неприятно заныло, а альфа еще и усугубляет всю ситуацию, языком проходясь по нежным участкам горячей кожи и принося безумно много приятных и неизученных раньше ощущений. Однако Чанель не дает омеге слишком дергаться, удерживая его бедра здоровой рукой, и поднимается чуть выше, все же вбирая аккуратный член в рот и сразу заглатывая так, чтобы головка уткнулась в нежные стеночки горла, пока снова касается тремя пальцами сразу вновь сжавшегося колечка мышц, чуть массируя и дразня, языком играясь с уретрой. Стоит Чанелю прекратить и немного отстраниться, омега тихо выдыхает в подушку, но тут же снова кусает ни в чем не повинную ткань, сдерживая сдавленный стон и чувствуя, как от узости горла альфы начинают дрожать не только пальцы на руках, но и колени. Когда он снова чувствует в себе длинные пальцы, подушка тут же летит куда подальше, а Су почти на ощупь ищет плечо мужчины и тянет его к себе, поцелуем отвечая на его тихий вопрос. — Готов? Альфа своим низким голосом шепчет, вновь нависая сверху и целуя будущего мужа в ароматную шейку, прежде чем закинуть и вторую его ногу к себе на плечо и толкнуться в податливое тело под собой, тихо застонав от узости, отчего Кенсу, которому немного неудобно, наконец, ощутив это невероятное чувство заполненности, мгновенно забывает обо всем, в голос демонстрируя свои эмоции и толкаясь бедрами навстречу, желая получить еще.