Любовь для Императора.

— Останешься снова на ночь, малыш? Я так соскучился по тебе в своей удобной постели каждую ночь, — альфа устало потягивается, притягивая к себе подушку и утыкаясь в нее лицом, подарив ей сонный зевок. День с Кенсу в одной постели пролетел так быстро и так устало, что он, если честно, не поверил своим глазам, когда на минутку оторвался от нежной кожи на его синеющих от слишком близко расположенных вен запястьях и взглянул в окно. Уже давно стемнело, а они этого даже не заметили, слишком сильно увлекшись друг другом. Чанель вообще не хотел отрываться от маленького солнышка, потому что слишком соскучился по его телу, а маленькое солнышко и не был, в общем-то, против, потому что его тело соскучилось по чужим поцелуям и касаниям не меньше. И даже несмотря на то, что Кенсу готов поклясться, что альфа просто затрахал его, да простят его за сквернословия, до смерти, он и сам не заметил, как стемнело. И как он смертельно устал. — Ты прости, что я так подставляю тебя перед старшими в Доме, но ты ведь все равно скоро оттуда переедешь в Вонсон. Или хочешь… хочешь, я прикажу выстроить специально для тебя отдельный дворец, чтобы ты не пересекался с Бэкхеном и Минхо, ну и с моим братом? Будешь жить в полнейшей тишине. Омега на это ничего не отвечает, в очередной раз думая, что Чанель говорит очевидно глупые вещи. Ведь он никого не подставляет, потому что в Доме все уже давно знают о том, где он проводит ночи. Да и вообще сам Кенсу даже на пару минут задумывается, чем же таким альфа его подставляет, ведь этот вариант он сразу отметает, но мысль сразу перетекает в другую: как угодить ему, чтобы еще раз услышать это «малыш». Пока Император изучает его шею такими приятными прикосновениями, кусаясь и что-то там еще спрашивая, кисэн довольно очерчивает самыми подушечками пальцев небольшую метку на его плече, а затем так же касается многочисленных своих следов на шее и плечах, понимая, что на нем расцветает столько новых алых цветов, что живого места буквально не остается, и мелко жмурится, потому что ощущение слегка неприятное и болезненное. Омега думает и о том, что не нужны ему ни Дворцы, ни что-то еще от альфы, кроме его присутствия рядом. В конце концов, зачем выстраивать огромный ненужный дом, если Кенсу все равно большую часть времени будет проводить здесь — в самом уютном месте на свете. Поэтому омега только устало качает головой и улыбается, потому что не нужно ему все это. Нужен только Чанель, который почему-то снова беспокойно отстраняется, словно у него за спиной, как минимум, вечно заведенный пропеллер: только этим омега может объяснить такое огромное количество энергии после такого насыщенного дня. — Я тебя совсем утомил. Вон весь бледный какой. Ты когда ел последний раз? — альфа с каким-то немым упреком качает головой, пока в ответ ему нежно улыбаются и пожимают плечами, ведь омега и не знает, что ответить. — Хочешь, поужинаем вместе, мм? Он тут же отстраняется, уже почти подходя к двери, за которой привычно стоит охрана, но омега тут же поднимает на него недовольный взгляд и кутается в свою одежду, а заодно и в одеяло, потому что как-то в таком виде не очень хочется с кем-то пересекаться взглядами, пускай он и чувствует себя лениво. Кенсу на секунду в голову приходит смешная мысль о том, что они с Чанелем после целого дня вместе в постели точно одно целое, ведь они практически не расстаются, но она быстро забывается, а он мягко улыбается альфе, подзывая к себе и не давая ему открыть дверь. Сегодня определенно лучший день в его жизни. Когда мужчина возвращается, прошлепав по холодному деревянному полу босыми ногами, и снова укладывается рядом, понимая, что сейчас просто не заставит этого вредного омегу нормально поесть, кисэн смешно морщится, чувствуя, как под весом прогибается тяжелая перина, и двигается немного ближе, желая получить немного больше тепла. Которое и получает с лихвой, ведь альфа, все еще чувствуя, как его неимоверно тянет к омеге, гладит его по спутанным и чуть влажным волосам, рассказывая при этом о чем-то маловажном, во что никто и не вслушивается. — Чанель, — кисэн вдруг певуче тянет каждую гласную, переворачиваясь на живот, и с поддельным интересом смотрит на узоры шелкового одеяла, даже обводя их пальцами, дабы отвлечься. Его ханбок, который единственный надет на голое тело, смешно задирается, когда он сгибает ноги в коленях и поднимает их, из-за чего Чанель немного наклоняется и целует стройные ножки, поднимаясь до кромки ткани и аккуратно возвращая ее на положенное место, краем смешного уха слыша, как Кенсу посмеивается от легкой щекотки. — Мне кажется, я Вас люблю. На такие слова Чанель вдруг довольно резко поднимает брови, пытаясь понять, не ослышался ли он, и усаживается поближе, покачав головой и укрыв омегу одеялом теплее. Маленький глупый ребенок. Если бы он только знал, какой сильной любовью его любит Император, который тоже понял это, видимо, только сейчас. — Тебе кажется, детка, не преувеличивай, хорошо? Ты не мог так быстро меня полюбить, — мужчина выдыхает, не решаясь почему-то сейчас признаться в ответ, притягивая кокон из тела и одеял к себе в объятия. В конце концов, сейчас он очень счастлив. А такие вещи в порыве счастья не говорят. В порыве счастья и простую привязанность или интерес можно счесть за великую любовь. — Мне и моим чувствам к Вам нужно чуть больше времени? — омега совсем и не обижается, кажется, на слова старшего, даже наоборот, он согласен с ними, прекрасно понимая, что так и есть. Да и обратное доказывать он не очень хочет, понимая, что это глупо. Да и тот факт, что он устал смертельно, тоже говорит о многом, ведь кто будет спорить, если не чувствует своего тела от приятной ломоты, а в голове все еще туман от недавних многочисленных оргазмов. Настолько «многочисленных», что когда Чанель тянет его на себя, юноша только устраивается удобнее на его груди, поднимая сонный взгляд и улыбаясь. — Хорошо. Мы подождем, — он чуть щурится, весело шутит, потому что, почему бы не сделать этого, чтобы альфа не заскучал с ним. Хотя, глупый, Чанель и не сможет с ним заскучать, ведь это же его Кенсу. — Как думаете, долго ждать? — До рождения ребенка? — Чанель привычно уже хмыкает, вновь нависая сверху над омегой и медленно покрывая его спину мягкими размеренными поцелуями, прежде чем сомкнуть руки на плечах младшего и начать массировать, потому что отчасти догадывается, как была напряжена эта бедная спинка, пока ее обладатель и сам альфа испробовали все известные им позы. И, как оказалось, кисэн знал не особенно много. — Извини, что заставил тебя понервничать, пожалуйста. Но ты ведь и сам понимаешь, что такие ситуации зависят не от меня. — Эй-й, — омега на предположение Императора тихо смеется, про себя, правда, думая, что детей надо бы рожать именно после того, как полностью будешь уверен не только в своей любви, но и в том, что это чувство взаимно. Он вообще сейчас не думает о детях, а тем более о том, что после свадьбы ему все равно рано или поздно нужно будет родить Чанелю наследника, а еще лучше — нескольких. Конечно, кисэн все еще шутит, весело щурясь, потому что рядом с альфой ему уютно, и это, пожалуй, самое важное, но, с другой стороны, немного пугается мысли о том, что, да, он омега, и, да, его предназначение — рожать детей. — Мне кажется, у Вас уже есть любимый ребенок, разве нет? Зачем вам еще дети? Кенсу чуть потягивается, прикрывая глаза и устраиваясь удобнее, чувствуя, что действительно может растаять под приятными поцелуями и касаниями. Он даже тихо зевает, пряча нос в одеяло, и хитро щурится, наблюдая за тем, как альфа улыбается на его слова и, видимо, думает о чем-то. И это действительно так, потому что он помнит о тех словах, что были сказаны тогда у Дома кисэн. Чанель больше всего на свете жалел, что не Кенсу отец всех его детей. — А вообще, знаете, понервничать — это неправильное слово. Я действительно волновался, да, но это не просто «понервничать». Это скорее «еще чуть-чуть, и я бы тут умер просто от невозможности видеть Вас, от собственных переживаний, от страха, что что-то может произойти, что мы больше не сможем увидеться», — веселье сразу куда-то улетучилось, а омега, немного вытягивая шею и разминая ее, снова потянулся, пока альфа, улыбаясь самыми уголками губ, слушал его маленькое откровение, от которого на душе становилось почему-то теплее. — Ну и… все это время я не был на улице. У меня такое ощущение, что я забыл, как это: ходить по земле. Не запирайте меня в другой раз. Я понимаю, что это было для моей же безопасности, но сидеть в одной комнате и сходить с ума от собственных мыслей — это для меня слишком. — Я не запирал тебя в комнате, малыш, — альфа хмурится, тяжело выдыхая и проходясь языком по загривку младшего, потому что без прикосновений ему обходиться сложно, и это маленькое, но невероятно красивое тело хочется осыпать своими касаниями постоянно. — Я лишь сказал не выпускать тебя из Дворца. Хотя, да. Это, кажется, одно и то же. Но ведь все это было лишь для твоей безопасности. Проходится пальцами по спине омеги, спускаясь ниже и выдыхая, устало падает рядом и притягивает его к себе, прикрыв глаза. Кенсу же совершенно не обижается и даже ни в чем не обвиняет, да и, если бы обвинял, Чанель все равно уже успел искупить свою вину такими нежными прикосновениями и какой-то сверхзаботливостью. — Мне даже приятно, что ты так волновался обо мне. — Ну, а разве мог я не волноваться? Подумайте сами, — юноша только тихо вздохнул, довольно обнимая мужчину и устраиваясь на его груди удобнее, и на мгновение прикрыл глаза. Он и сам порядком устал, поэтому принялся тихо мурлыкать что-то наподобие детской колыбельной, размеренно поглаживая Императора по больному плечу и вырисовывая на нем странные узоры, при этом следя за реакцией, чтобы не принести боль. Однако альфу такие прикосновения только успокаивали, так же, как и его больное плечо. — Здесь каждый волновался о Вас. Каждый человек, потому что, Вы ведь и сами понимаете, Ваш народ Вас очень любит. А теперь, засыпайте. Вы ведь вымотались за это время, а я буду охранять Ваш сон.

***

Омега только-только чуть-чуть заулыбался, прислушиваясь к ровному, размеренному дыханию мужчины и все так же напевая что-то негромко, скорее, по инерции. Он даже, убедившись, что Чанель уже уснул, немного приподнялся на локтях, оглядывая его красивое, умиротворенное крепким сном лицо. Мягко очертил пальцами точеный подбородок, поднимаясь прикосновениями по линии челюсти, осторожно коснулся мягких губ, а затем кончика носа, заворожено любуясь и немного наклоняясь, чтобы поцеловать прикрытые веки с немного обожженными солнышком ресницами. Кисэн готов поклясться, что еще никогда не испытывал такого, как бы банально это ни звучало. И даже если Император вместе с ним только из-за неосторожно оставленной метки, из-за секса или из-за скуки и равнодушия к своему законному мужу, Кенсу все равно уверен, что бабочек, поселившихся в его груди, хватит, чтобы сделать этого человека хоть немного счастливее. — Кенсу? — тихо приоткрыв дверь и убедившись, что в него не летит подушка или полный ненависти взгляд, заметно взъерошенный Чонин почти на носочках входит в кабинет и подмигивает омеге, что с таким трепетом убаюкивает альфу, даже не замечая чье-то присутствие, аккуратно присаживается на кровати возле Императора, тихо кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание. — Слава богу, уснул, а то столько времени Вы не давали всему Дворцу спать, что мои подопечные резко увеличили прибыль твоих знакомых. И кто только защищает нашу страну... Ты хотел со мной поговорить, Кенсу? Омега, провалившись в свои мысли, не заметил даже сразу, как мягко очертил губами линию густых темных волос, а затем мягко поцеловал Императора в макушку, убирая с расслабленного лица упавшую прядь, и аккуратно распустил собранную прическу. Но не успел он коснуться волос, чтобы чуть поправить, как отдернул руку, вздрогнув и подняв взгляд на вошедшего. И почему только он такой невнимательный. Как можно было не заметить альфу, который уже буквально сидел напротив его носа и что-то негромко повторял, наверное, не в первый раз. — Ох, да, снова здравствуй, Чонин, — омега неловко отодвинулся, понимая, что со всем этим совсем забыл о том, что хотел поговорить с альфой. Он, все так же не решаясь поднимать взгляд, мягко укрыл любимого одеялом теплее, стараясь не потревожить, и оправил одежду. Он вдруг осознал, что настолько увлекся своей маленькой заботой о Чанеле, что даже пропустил мимо ушей то, что сказал Ким. Вот же, неловко вышло. — Извините, что я не в лучшем виде. Я только хотел сказать Вам свое маленькое спасибо, — кисэн чуть улыбнулся, украдкой посмотрев на умиротворенное лицо Императора, а затем, тоже украдкой, на уставшего Чонина, глаза которого медленно закрывались. Омега совсем не должен был его беспокоить, ведь он устал не меньше Чанеля. И из-за этого стало неловко еще больше. — Честно сказать, я головой понимаю, что он взрослый человек, который способен сам постоять за себя без моих переживаний, но я чувствую к нему что-то такое, будто он ребенок, о котором я просто обязан заботиться. Но посмотрите на меня, — омега тихо вздохнул. — Я о себе-то никогда позаботиться не мог, куда уж мне. Спасибо, что Вы всегда рядом с ним. Кенсу даже чуть приподнял голову, убирая короткие пряди волос за уши и чуть улыбаясь, потому что и альфа дружески улыбнулся ему в ответ, даже как-то немного отмахиваясь от его благодарности. — И, если вдруг Вам понадобится моя помощь, то я с удовольствием отплачу за заботу о нем, — вдруг Кенсу, как бы что-то вспомнив, хлопнул себя по колену. Глупый. Позвал альфу, не дав ему отдохнуть, чтобы поговорить об одном, а пристает с совершенно другим. — Точно же… забыл. Чонин, мы слегка не поладили с моим «охранником». Точнее, я слегка обидел Сехуна. И… мне бы хотелось извиниться. Ну, или могли бы Вы передать ему мои извинения? — Я… я пришлю его к тебе, — Чонин, кивнув, поднимается с кровати и, кинув взгляд на Императора, выдыхает, а после как бы невзначай переводит взгляд на просто невообразимое количество засосов и укусов на плечах и шее омеги (и это только то, что не скрыто одеждой!) и ухмыляется, покачав головой. — Даже у его мужа не было столько следов после первой и единственной ночи. А уж о том, чтобы ночевать в этой комнате, как ты, я вообще молчу. Как же ты растопил сердце самого жестокого Императора Кореи? Кенсу улыбчиво отвечает на кивок Кима, стараясь скрыть свое приподнятое настроение, ведь ему совсем не хочется делиться с кем-то своим счастьем: своими синяками и следами поцелуев, своей улыбкой и, как ни странно, своим Чанелем. Он, честно говоря, даже думает о том, что не хочет теперь, чтобы его (омега делает огромный акцент для себя на этом местоимении) Император даже смотрел на кого-то еще, кроме него, даже если перед ним альфа. Но сейчас не об этом. Так же, как и свою улыбку, Кенсу не хочет делить с кем-то и свои метки, ведь, мало того, что он по натуре своей скрытен, он не желает, чтобы во Дворце пошли слухи, хотя он и уверен, что слухи пошли уже давным давно. Поэтому он незаметно (по крайней мере, кисэн старается, чтобы это было незаметно) закрывает след от чужой страсти одеялом и только неловко пожимает плечами, как бы показывая, что не понимает, о чем говорит Чонин. Вот и опять омеге напоминают о том, что рядом с ним по-детски сопит практически дикий зверь, который страдает неконтролируемыми приступами агрессии и гнева. Но ведь это все неправда. Да, Чанель эмоциональный. Да, немного вспыльчивый. Но он не жестокий. Даже напротив. Он чаще более гуманный и спокойный, чем большинство окружающих его людей. — Он совсем не жестокий. А, тем более, не «самый жестокий». Он только немного холодный иногда, — омега, как бы оправдываясь, снова кивает альфе, из-под челки наблюдая за тем, как он подходит к двери. На самом деле, он и сам не знает, как так все вышло: бессонные ночи, яркие поцелуи, ночные прогулки и защита альфы сейчас от обидного звания, хотя он еще совсем недавно продемонстрировал омеге свою злость и жестокость в полной мере. Но вышло же как-то. И, если честно, думать об этом нет желания. Мужчина же, замечая, что Кенсу просто неловко продолжать этот разговор, тихо выдыхает и быстро скрывается за дверями спальни, устало потирая переносицу, поклонившись. Его забавляет тот факт, что омега с таким трепетом относится к своему избраннику. Но еще больше веселит то, что, являясь без двух шагов мужем Императора, а, значит, и самым влиятельным омегой в Корее, он все еще соблюдает формальности, обращаясь ко всем на «Вы» и кланяясь, хотя и должно быть с точностью да наоборот. Этот омега слишком мягкосердечен и добр ко всему, да и слишком принижает себя, хотя, а разве не такой и нужен Чанелю, чтобы уравновесить его чувства и создать спокойный союз, положительно влияющий на них обоих? — Для меня честь служить Его Величеству, а теперь еще и тебе, молодой Господин. — Спасибо, Чонин, — тихо выдохнув и наблюдая, как закрывается дверь, омега расслабляется. По крайней мере, ему так кажется. Ему все еще непривычно держать себя в обществе альф. И вообще в обществе. Кенсу ведь давно привык к одиночеству. А еще он привык к теплому Чанелю рядом. По ночам. «Даже у его мужа…» Су ловит себя на мысли, что невероятно горд этим. Невероятно горд собой. И… самую малость, счастлив, что значит для Императора больше, чем его законный супруг. Только вот это неправильно, наверное, но омега совершенно не может думать об этом. И вообще ни о чем не может думать больше, потому что какой-то странный уют охватывает с головой и не дает даже пошевелиться. — А у меня есть, — омега, прикусив губу, касается следов на своей шее и неловко выдыхает, смущенно ведя по ним пальцами и прикрывая глаза от сладкого воспоминания, а затем снова медленно стягивает с себя всю одежду, быстро юркнув под теплое одеяло и прижавшись к своему теплому и мерно сопящему во сне альфе. Так уютно. Тепло. Омега чувствует себя в полной безопасности, ощущая жар, который мурашками рассыпается по всему телу. Кожа к коже. И, пускай это смущает совсем немного, он двигается теснее, укладываясь на широкой груди и прикрывая глаза. Кисэн даже не замечает, как сознание слегка мутится, и он медленно погружается в дремоту, отправляясь в волшебное царство дедушки Морфея — слишком уютно. — Спите, мой Император. Я буду рядом.