Любовь для Императора.

Чанель чуть морщится, когда солнечные лучи попадают прямо ему в глаза, а после оглушительно стонет, когда неудачно поворачивается прямо на израненную руку. Может быть, все действительно не смертельно, но спросонья ему кажется, что там, как минимум, боевое ранение на полруки и лучше бы ее вообще не было. Да и вообще, самое отвратительное в таких вот войнах — залечивание ран после них, пусть даже шрамы и украшают мужчин. Чанель помнит, что рядом с ним все еще сопит маленькое солнышко, которое будить нельзя, и омега под боком действительно начинает ворочаться, двигаясь поближе и утыкаясь лицом в одеяло, ведь его тоже беспокоят лучики, что падают на красивое спокойное личико. Замечая рядом с собой спящего омегу, которого так утомляет по ночам, Пак почти сразу впивается зубами в многострадальную подушку, чтобы хоть как-то заглушить свою боль и не разбудить младшего. — Черт, — альфа сдавленно рычит, заметив, как омега сонно жмурится и потягивается, но, кажется, еще пока не просыпается, и, аккуратно поднимаясь с кровати, чтобы та издала как можно меньше скрипов, медленно направляется к выходу из спальни, где, конечно же, уже стоит бодрый, кажется, Чонин, который сразу же приподнимает бровь на Императора, ведь он покинул комнату как-то ну слишком рано и без предшествующих этому стонов, которые можно было считать будильником для всего Дворца. Это не было похоже на Вана, или, неужели, Кенсу его так утомил вчера, что у него не осталось сил? Или, наоборот, слишком сильно утомился Кенсу? Хотя, судя по всему, альфу просто беспокоила рана на руке, с которой нужно было что-то делать, а Чанель, как упертый баран, бил рогами и доказывал, что все пройдет само. — Обезболивающее. — Работать лучше пошли, — Чанель раздраженно зарычал, но при этом очень тихо прикрыл за собой дверь, чтобы не побеспокоить более своего уставшего жениха, пока Чонин, тихо посмеиваясь, оглядел своего друга с ног до головы на предмет нормальной одежды и чуть поморщился, потому что омегой от него несло так, что у него глаза начинало резать, а у Императора нотки собственного запаха едва различались. — И одежду мне попроси, чтобы принесли, а то там Кенсу спит, не хочу его тревожить. И вообще, что смешного-то? Работать, говорю, пошли. Быстрее начнем, быстрее закончим. — Как скажешь, — наедине с Императором, альфа вполне мог позволить себе отбросить формальности, да и знали они друг друга с самого детства, так что это было абсолютно нормальным явлением. Таким же, как и смех над его, так скажем, голым торсом. — Охрану уже выставил, так что о его защите можешь не беспокоиться. Кажется, ночью было довольно тихо, даже шорохи за дверью не особо волновали, да и, наверное, если бы кто-то ну очень громко кричал у кисэн прямо над ухом, он бы не проснулся. Кенсу вообще спал довольно спокойно, ведь все еще сказывался недосып, который из-за волнения две недели его преследовал. Казалось, что он даже не перевернулся за всю ночь ни разу, видя во сне что-то теплое и уютное. Возможно, омеге снилась будущая семейная жизнь или любимый сад, где он привык гулять в одиночестве вечерами, только, кажется, очень давно; может быть, в его сон заглянул и малыш Лухан, но это спокойствие, от которого Кенсу только тихо посапывал, под утро сменилось чем-то липким и неприятным. Как будто исчезло что-то волшебное и особенное, что дарило ему в этом сне тот уют и тепло. Точно. Исчез альфа, который вышел из комнаты хоть и очень тихо, но все равно заметно, ведь омега остро почувствовал нехватку любимого человека под боком. — Чане-ель? — нет, кисэн не проснулся в холодном поту и не начал сразу же истерить по поводу отсутствия любимого рядом. Он только сладко потянулся, поворачиваясь в ту сторону, где предположительно должен был быть альфа, и расстроенно выдохнул, садясь на кровати. Сейчас он был похож больше на маленького совенка: большие заспанные глаза со слипшимися после сна короткими ресницами, чуть припухшие губы и такое же немного припухшее лицо со складками подушки на одной щеке. Красотой сия картина мало отличалась, но зато самого Кенсу это не особо смущало. Он вообще по поводу своей внешности никогда особенно не думал, кроме того раза, когда он впервые оказался в этой комнате и взглянул в зеркало, критично посмотрев на себя как на самого уродливого омегу, который только мог понравиться Императору. Даже не так — который вообще не мог понравиться Императору. — Чанель? — омега, зевая и вспоминая, что ему не мешало бы одеться, прежде чем вставать, укутался в одеяло почти с головой, протопав босыми ногами по полу, негромко ворча. Как же у него все болело. От поясницы до самых кончиков пальцев, потому что омега умудрился сломать о спину Его Величества пару ногтей. Что уж говорить о том, как у него ломило ноги и руки. — Ну что за важная особа. Даже поспать ему не дают. Еще так рано, а он уже куда-то ушел. Оглядев комнату и даже украдкой заглянув в соседнюю, омега вздохнул еще более расстроенно, решив, что альфа опять занят чем-то очень-очень, очень важным, и тихо подкрался к двери, ведущей в коридор, к которой прислонился ухом, чтобы послушать есть ли кто за ней. Одеваться ему решительно не хотелось. Поэтому он украдкой выглянул за нее так, чтобы была видна только голова, и лучезарно улыбнулся охране, пытаясь взглядом найти Чонина или вообще хоть кого-то знакомого. — Доброе утро. — Доброе, — Сехун, приподняв бровь, осмотрел взъерошенного омегу и тихо хмыкнул, ведь он давненько его не видел, и что-то в нем показалось ему не таким, как две недели назад, прежде чем поклониться. Омега так улыбался, что альфа на мгновение подумал, что ему уже успели задурить голову слухами, а Кенсу, на самом деле, никакой не жених Императора, а очередной мальчишка из Дома кисэн. В его мыслях пробежало столько всего, ведь этот омега элементарно не был похож на того холодного юношу, который унизил его парой слов всего-то две недели назад. Так что, либо Сехун плохо разбирается в людях, либо любовь с этими людьми творит чудеса. — Император отошел, однако просил передать Вам, что, как только Вы пожелаете позавтракать, он с радостью присоединится. Альфа вновь осматривает омегу, точнее его взъерошенную макушку, потому что он тоже склоняется в поклоне, и принюхивается, прежде чем усмехнуться и покачать головой. Ему все это, как и Киму, кажется до жути странным, ведь он знает Чанеля довольно давно, и чтобы какая-нибудь его пассия так сильно пахла им самим… нет. Да еще и просто очередной юноша из Дома кисэн. Нет, альфа бы понял, если бы перед ним стоял Бэкхен. Хотя, впрочем, разницы не было, перед ним в любом случае стоял будущий муж Императора. И теперь, глядя на лучистую улыбку сердечком и игривый взгляд из-за двери, он вполне понимал, за что Чанель приказал беречь его как зеницу ока. — Забавно, — альфа вдруг ни с того ни с сего тихо шепчет, но сразу же отходит от двери, когда евнухи шагают в покои Императора с чистым постельным бельем. — Господин Ким передал мне Ваши слова. Будьте уверены, никакой обиды я на вас не держу и никогда не держал. Я всего лишь выполняю свои обязанности в качестве главы Вашей личной охраны. Когда Кенсу натыкается взглядом на знакомое лицо альфы, он немного виновато пожимает плечами и так же виновато улыбается, но все равно чувствует, что не стал ни на грамм несчастнее от воспоминаний, которые казались ему теперь далеким прошлым. Он теперь вдруг осознает, что на самом деле Сехун нравится ему как человек, ведь Кенсу не чувствует от него никакой угрозы. Напротив, ему кажется, что от него исходит некое безразличие, которое омега воспринимает как кокон спокойствия и гармонии. Сейчас, находясь рядом, он чувствует себя даже не то чтобы в безопасности. Просто от альфы исходит аура дружелюбия, а это неплохо влияет и на кисэн тоже. Ну, а стоит ему еще и услышать, что на него не держат обид, как и так довольное лицо озаряет счастливая улыбка, а сам омега опять скрывается за дверью. Ему немного непривычно, что у него теперь есть «личная охрана», а Хун, как ее глава, теперь и следит за ним, как нянька, но спорить ему как-то не очень хочется. Единственное, что напрягает — странные взгляды и смешки в его сторону, а так же всевозможные реплики по поводу его будущей жизни в качестве супруга Его Величества, и Кенсу уверен, что именно по этому поводу. Не то чтобы он намерен это терпеть, но свое недовольство он пока сдерживает, не очень-то желая вести себя так же, как в тот раз. Все еще закутанный в одеяло, он осматривается: вот чистое, но еще не заправленное постельное, вот его одежда, небольшой беспорядок на столе. Все это кажется уже таким привычным, что омега все с той же улыбкой просит одного из евнухов зайти попозже, ведь ему якобы нужно переодеться, а когда тот возражает, напоминая, что в покоях Императора нужно застелить постель, омега заверяет, что и сам на это способен. Для него вообще немного дико, что это должны делать посторонние люди, ведь кровать — это исключительно личное пространство. Видимо, возразить на это прислуга уже не может, потому что дверь за ними довольно быстро закрывается, а омега также довольно быстро одевается, даже пытаясь привести себя в порядок перед большим зеркалом, и справляется с постельным, тщательно поправляя подушки и одеяло. Ведь на этой постели спать его любимому человеку, которому должно быть уютно. — Сехун, — когда омега снова выглядывает из-за двери и с непривычки опускает глаза в пол, ведь на него направляется множество взглядов, он уже полностью одет и только слегка неловко закрывает плечи и шею, хотя и так прекрасно понимает, что запах его альфы от него после этой ночи можно почувствовать за километр. Сам Сехун на это опять только усмехается, про себя думая, что у этого мальчишки вся шея разукрашена так, что, если собрать всех омег, с которыми спал Император, столько засосов не наберется. Чанель, оказывается, может быть вполне страстным любовником, несмотря на свою внешнюю деланную холодность. — Я могу выйти? Мне хотелось бы сходить к себе и переодеться. — Конечно, — когда до альфы доходит смысл сказанных слов, он только удивленно смотрит на омегу перед собой, прежде чем выдохнуть и покачать головой. Это точно не тот омега, который тогда очень тактично объяснил ему, как и что нужно делать. Это явно не будущий муж Его Величества. Кажется, произошла подмена, о которой нужно было сообщить альфе. — Извините меня за то происшествие. Я не выпускал Вас из комнаты исключительно потому, что знал, что Дворец в опасности. Сейчас же ни стране, ни Дворцу, ни тем более Вам ничего не угрожает, и Вы спокойно можете передвигаться по всей территории Кореи. — Эй, нет, Сехун, — тихо засмеявшись, омега медленно поравнялся с альфой и затворил за собой дверь, пожимая плечами. Кисэн казался в сравнение с ним совсем маленьким, но к этому тоже можно было бы уже давно привыкнуть. То ли сам Кенсу слишком миниатюрен, то ли все альфы вокруг него такие высокие, но это сейчас уже особо не волновало. — Я имел в виду, вдруг Ча… Его Величество не велел мне выходить. Все в порядке, Господин О. Вам не стоит просить у меня прощения, — кисэн вновь лучисто улыбнулся, как-то боком обходя альфу и уже собираясь уходить. — Я понимаю, что были определенные обстоятельства, заложниками которых мы с Вами стали. Так что нам всем не стоит переживать, верно? Вы пойдете со мной? — Разумеется, — кивнув, альфа выпрямляется, становясь еще выше и шире, от чего тихо хмыкает, смотря на маленького омегу перед собой. Он кажется таким хрупким и нежным, что, честно говоря, альфа, впервые так досконально осмотрев его, удивляется, как этого малыша еще кто-нибудь не сломал. Хотя, вообще-то ему практически все омеги кажутся такими.— Вы хотите прогуляться до Дома кисэн, а после пройти на завтрак или у Вас какие-то определенные планы, которым мы сегодня следуем? — О Сехун, вообще-то невежливо смеяться над теми, кому от природы не повезло родиться красивым и широкоплечим альфой или хотя бы не таким низким омегой, — не то чтобы у Кенсу комплексы, но, да, ему не нравится, когда над ним смеются. Особенно, если смеются из-за роста. Из-за этого он даже легонько толкает альфу небольшим кулаком в бок, потому что до плеча он элементарно не достает, и быстро уходит вперед, вынуждая за дерзость догонять себя.

***

Кисэн идет быстро, но шажки его, что понятно, не очень большие, поэтому ему приходится смешно почти бежать по коридорам, чтобы большие шаги его охранника казались на его фоне не такими большими. Забавно, да. Вот и Сехун думает, что этот омега забавный. Что странно, он поймал себя на мысли, что никогда не видел этого омегу не только просто на улице, но даже в Доме кисэн. Альфа, бывало, заглядывал туда, как и любой мужчина во дворце, но Кенсу ни разу не попался ему на глаза. Поэтому сейчас он даже думал о том, что этот юноша либо какая-то галлюцинация, либо вообще возникший из воздуха человек. Да и как вообще Император его увидел и откопал в бесконечном множестве омег огромного Дома, ведь такие, как Кенсу, сами на шею не бросаются. В нем было что-то такое, чего альфа просто не мог понять. Омега был многогранным что ли, в отличие от тех других смазливых мальчишек на ночь. Его, кажется, не интересовали деньги Его Величества. Равно так же, как не интересовало его положение. Он даже тогда, во время своей холодной речи, ни слова не сказал о том, что его нужно как-то возвышать. Кенсу был простым. Он сам обращался к альфе на «Вы» при своем-то положении, но от него требовал оставить формальности. Он не приподнимал свой статус над другими. Он вел себя, как ребенок, если то было позволительно, но не выходил за рамки. Он был обычным. Каким-то настолько обычным, что от этого становился особенным. Этого Сехун и не мог понять. В планы же Кенсу, который и не догадывался, что за его спиной Сехун так критически судит о нем, вообще не входила никакая прогулка, о чем он сразу немного недовольно высказывается своему охраннику, в ответ, правда, получая снисходительную улыбку: — Я, конечно, ничего не хочу сказать, но посмотрите на меня. Какая прогулка? Я хочу побыстрее принять ванну, переодеться и привести свои волосы в порядок, — омега даже чуть пожал плечами, понимая, что забыл в покоях Императора свою шляпку. Но возвращаться не хотелось совсем, да и заветные двери в сад были совсем близко, что, несомненно, будоражило все внутри. — Поэтому, в первую очередь мы очень быстро идем к Дому кисэн. Очень быстро. И по самой безлюдной тропинке, О Сехун, ведь я уже понял, как люди на меня реагируют. — Да-да, молодой Господин, от Вас просто за километр несет Императором, — хмыкнув, мужчина в три шага перегоняет Кенсу, что опять же очень веселит, ведь он так старается быть быстрее, и открывает для него дверь, пропуская того вперед себя и подталкивая к самой безлюдной дорожке из всех, пожимая плечами. — И я нисколько не смеюсь над Вами, будущий муж Императора. Я просто не знаю, как мне на Вас еще смотреть, кроме как свысока из-за роста. — Ну да. Давайте Вы напомните мне еще миллион раз, Сехун, как будто я сам этого не понимаю, — омега готов практически закипеть от бессилия, невозможности скрыть факт своей принадлежности Императору, и вместе с тем от той радости, которая внутри просыпается каждый раз при напоминаниях о Чанеле и будущем. И пускай Кенсу не очень рад, что его охранник такой высокий, что его волосы грязные, что тропинка не совсем безлюдная, но он правда старается идти как можно быстрее, вдыхать полной грудью и скрывать улыбку. — Разве мне нельзя было найти кого-то пониже, а? А то у меня голова начинает кружиться, когда я на Вас смотрю. С погодой там все в порядке? — омега даже пытается шутить, потому что ему комфортно, и даже когда он видит домик на горизонте, его хорошее настроение почти не падает, а он только со смехом в голосе интересуется. — Как думаете, там меня сейчас сильно возненавидят? Сехун лишь негромко смеется на злого омегу, который был больше похож на разъяренного, но такого забавного котенка, и специально наклоняется, чтобы быть с ним на одном уровне. Это тоже довольно сильно веселит, потому что альфа никогда еще не слышал, чтобы омеги с ним могли так смело шутить и смеяться. Обычно, такие, как, например Бэкхен, с которым ему приходилось иметь дело, смотрели на простого охранника свысока и даже не разговаривали с ним. А кисэн, вроде Кенсу, никогда не открывали рты для разговора, только исполняя свою работу, дабы получить более круглую сумму. Кенсу же шутил над ним без зазрения совести и смеялся тоже без него же. А он вполне подхватывал, замечая, правда, как тот волнуется все больше по мере того, как приближается к Дому. — Погодка шикарная, но Вы, наверное, не чувствуете этого, потому что до земли редко долетают солнечные лучи из-за нас. Мы любим погреться, а Вы, увы и ах, остаетесь в нашей тени. — Я пожалуюсь на Вас Господину Киму, Сехун! Вы нарушаете права людей маленького роста, — кисэн тихо смеется, быстро обходя альфу, чтобы оказаться с той стороны, где солнышко светило бы на него, а тень, наоборот, не могла добраться. Не то чтобы омега очень уж любит солнце, но поспорить ему хотелось. Да и грех не шутить с таким забавным человеком, который еще и с радостью отвечает на твои шуточки. Еще только подходя к двери небольшого домика, Кенсу ощущает на себе несколько, кажется, недоумевающих взглядов. Ему уже, если честно, страшновато, ведь предстоит встретиться с Луханом после стольких дней, и, пожалуй, это будет самый сложный разговор из тех, что предстояли ему за последние несколько недель. Этот ребенок явно придет в бешенство просто от вида омеги, а этого бы ему не хотелось, ведь он, в конце концов, еще совсем малыш. А Кенсу, выходит, увел у него его маленькую игрушку в виде любви к Императору и надежды на взаимность. — Так. Ладно, — Кенсу заметно волнуется, почти на цыпочках проходя в свою комнату и уже собираясь тихо запереть дверь. Кажется, никого нет — это даже очень хорошо. — Подождите меня немного здесь. Если кто-то придет, скажите… — омега запинается, уже скрываясь за еще одной дверью. — Что-нибудь скажите. С фантазией у Вас, судя по шуткам, все более чем хорошо. — Никто не посмеет что-либо спросить у меня, — пожав плечами, мужчина опирается спиной на стену Дворца и выдыхает, кивая омеге. Сехуну вообще-то это место не очень нравится. Но что поделать, это его работа. — Я буду тут. Сидеть одиноко на лавочке, скучая и рассматривая каждую травинку вокруг меня! Вообще-то вслед омега хочет сказать: «Конечно-конечно, Сехун, никто не посмеет у тебя что-то спросить, любой уважающий себя омега тут сразу без слов повиснет у тебя на шее и потащит в свою комнату» или «Да тебя никто и не заметит, мы тут высоких не держим, так что подумают, что тут зачем-то поставили какой-то столб» — но только тихо посмеивается своей мысли, уже в ванной довольно стягивая с себя всю уже осточертевшую одежду, отпинывая ее в какой-то из углов не очень большой комнаты и буквально падает на небольшой стул, ставя перед собой зеркало. Что ж, хотя бы прогулка идет ему на пользу. Синяки под глазами медленно начали приобретать не такой синий цвет, а на щеках после веселой беседы проступил румянец. Только сейчас, осматривая стены вокруг, омега хоть немного осознает, что в его жизни все поменялось. Подумать только, еще пару месяцев назад он запирался в этой, казалось бы, мрачной комнате, прячась от других, а сегодня она уже не кажется ему мрачной, даже наоборот. Солнечные лучи ложатся на темные волосы, и омега думает, не состричь ли их покороче, но тут же обнаруживает, что пора бы уже принять ванну, а не сидеть без дела, ведь он пришел сюда именно за этим, а на улице его, между прочим, ждут. Горячая вода расслабляет так же, как и запах каких-то трав, кремов и масок, которые омега решает открыть, наконец, и попробовать в действии. Это немного забавляет его, ведь раньше ничем таким он не страдал, а сейчас почему-то захотелось немного навести красоту, как-то следить за собой и быть еще лучше хотя бы для любимого мужчины, который ждал его на завтрак. Когда Кенсу уже почти заканчивал и мокрыми ногами встал на теплый пол, довольно улыбаясь, за стеной вдруг послышался какой-то шум, отчего он тут же быстро скрылся за небольшой ширмой, чтобы одеться, ведь еще полчаса назад он был почти полностью уверен, что находится здесь один. Как только омега уже завязывает ханбок, дверь со скрипом отворяется, и он спокойно выдыхает, узнавая знакомый и еще едва уловимый запах. Кенсу рад, что уже успел хотя бы одеться, поэтому выглядывает из-за ширмы, миролюбиво улыбаясь, но при этом встречаясь с отнюдь не дружелюбным взглядом внимательных глаз: — Ну и что ты тут делаешь? — и ни «здравствуй», ни «до свидания». И это после двух недель отсутствия? После того, как Кенсу буквально спас его психику, да? Омега даже шокировано хлопает не без того круглыми глазами и, уже полностью одетый, выходит из своего маленького убежища. — Ты же так понравился своему ненаглядному Императору, что теперь целые ночи проводишь в его постели. Что, нравится с ним спать, да? Омега хотел было взять гребень, чтобы собрать волосы в прическу, но только с судорожным выдохом уронил его, не понимая, как реагировать на это. Перед ним стоял Лухан. Его маленький Малыш Лу, которого он сам недавно купал в этой чертовой ванне после точно такой же ночи с Ваном. Тот самый Хань, который трясся и все расспрашивал Кенсу, как ему себя вести. И теперь он, заметно исказившийся ревностью и завистью, почти кричит на него просто за то, что он полюбил в первый раз в жизни? — Эй, солнышко… — Нет, это ты успокойся, — кисэн даже не дает сказать, и это учитывая, что Кенсу старше почти на семь лет. Омега настолько зол, что даже не замечает чужой растерянности и продолжает обвинять старшего не пойми в чем, повышая тон. Нет, Су, конечно, предполагал, что это будет нелегкий разговор, но чтобы настолько... — А то все плакался после каждого приема, что на тебя косо смотрят или как-то не так трогают. С охраной его тоже спал? То-то я думаю, там, у окна такой симпатичный альфа стоит. Я-то думаю, к кому, а это ты для него наряжа… — Прекрати, — Кенсу уже не выдерживает и бросает на омегу злой взгляд, чувствуя, как снова закипает. — Чтобы ты еще открывал рот в мою сторону и что-то вякал про то, что я… я пытаюсь жить нормально? — А то что? — омега уже буквально кричит, а Кенсу, еще пытаясь держать себя в руках, медленно обходит его стороной, хлопнув дверью и не ожидая, впрочем, что омега пойдет за ним, пока вслед летят еще более обидные слова. — Любовнику своему пожалуешься? Когда Кенсу выходит на улицу и натыкается взглядом на альфу, его настроение портится еще больше, хотя, казалось бы, куда больше, и он, только прикусывая губу, опускает взгляд, мелкими шагами засеменив по тропинке, подальше от этого места. Он, конечно, подозревал, что все получится не очень радужно, но подумать о том, что Лухан буквально начнет обвинять его в подобном, он не мог. Как вообще их спокойные братские отношения докатились вот до этого. И что теперь с этим всем делать. Омега не знал. Его просто напрягала вся эта ситуация. Но напрягает она не только Кенсу. Сехун, который едва успевает встать в его присутствии, чтобы придержать дверь, с недоумением смотрит на омегу и удивленно вскидывает брови, потому что, он хоть и слышал какие-то странные крики в Доме, но не думал, что это омега ссорился с кем-то. Да и он не слышал конкретно его голоса, думая о том, что этот юноша просто не способен устраивать сцены и такие вот истерики. — Пойдемте, — в голове омеги роится столько мыслей, что даже легкий ветерок, играющий в мокрых волосах, не в состоянии их выдуть. Он даже забывает на минуту о том, что вообще-то из вежливости должен поблагодарить за ожидание хотя бы, но его так озадачивает ссора, что он даже не разбирает дороги, не то что уж что-то говорить. Не до хорошего. Омега и расстроен, и зол одновременно. Настолько переполнен эмоциями, что в какой-то момент даже не замечает, что неожиданно врезается во что-то, отшатываясь назад и хватаясь за ушибленный лоб. — Ай…