Любовь для Императора.

Ничего не подозревающий Чанель, чуть усмехнувшись на шутку Чонина, лишь кивает и медленно идет в сторону Дворца, чтобы позавтракать вместе со своим омегой, но резко тормозит, когда Кенсу влетает в него на полной скорости даже не с той стороны, с которой он его ожидал. Он только и успевает еле слышно выдохнуть от неожиданности и словить его, чтобы ни в коем случае не упал, прежде чем притянуть к себе и приподнять бровь, на секунду задумываясь, что его кто-то обидел или сказал что-то плохое. Первое подозрение падает, конечно же, на Сехуна, который, запыхавшись, подбегает к своему молодому Господину. Но тот лишь пожимает плечами, показывая, что сам не понимает, в чем дело. — Кенсу-я, куда ты так бежишь? Что случилось? Наверное, омега и правда был настолько зол и расстроен, что просто не замечал, что он делает и куда вообще идет. Просто идет… Вернее, бежит по вымощенной камнем дорожке, запинаясь через шаг, но не подавая вида. Вообще, кажется, не замечая этого. Ему кажется, что, появись сейчас на его пути кто-то или что-то, он просто это что-то разорвет, а этого кого-то убьет с особой жестокостью, потому что в омеге теперь плескалось негодование вместо обиды и недоумения. И это самое негодование медленно пожирало его изнутри, заставляя ускорить шаг. Если Кенсу впервые в жизни влюбился, да так, что голову местами сносит, если он впервые в жизни чувствует себя нужным хоть кому-то, кто действительно это показывает, если он впервые в жизни просто вообще хоть что-то чувствует, это же не повод какому-то глупому мальчишке из-за любви на два дня обвинять его в такой низости? Нет, конечно, омега и свою любовь не особенно возвышает, но бегать за сотней альф во Дворце, в отличие от Лухана — молодого и глупого — он не бегает. И чужой любви как-то не просит. Младший омега же просто творит сотню глупостей только для того, чтобы потешить свое детское самолюбие, а заодно и гордость, ведь какой ребенок в шестнадцать со своим юношеским максимализмам не хочет, чтобы его любили. — Ай… — и если через шаг он и врезается во что-то, только чудом еще не упав и не разукрасив себе нос парой ссадин, то, когда его лоб встречается с чем-то твердым, он готов буквально взвыть, хотя до этого даже не думал о том, чтобы плакать. Весь гнев как бы медленно растворился, словно туман, а омега только непонимающе поднял взгляд, потирая ушибленное место, шмыгнув носом. — Извините, — ответы выходят какие-то односложные, и кисэн уже привычно опускает голову, слыша, как сзади подходит Сехун, но руки ото лба не отнимает, щурясь. Отрезвляюще вышло. — Ничего не случилось. Все в порядке, правда. Шишка только будет. — Ты уверен? — Чанель почти нежно выдыхает, целуя своего неаккуратного омегу в макушку, прежде чем чуть приподнять его голову за подбородок и усмехнуться. Он и не думал, что в этих огромных, обычно спокойных глазах могут взрываться Вселенные. Кенсу злится — это видно невооруженным взглядом. Но злится так искренне и самоотверженно, будто сгорает изнутри, а сейчас, быстро догорев, только выпускает пар, потому что в этих же огромных глазах альфа видит, как Вселенные рождаются снова. — Тогда почему ты похож на разъяренного ежика, мм? — Эй… — Кенсу, поднимая взгляд и смаргивая слезинки, тихо смеется и, кажется, совсем-совсем забывает о недавней ссоре. В глазах действительно теперь плещется в соленом море что-то совсем другое. Не гнев, не обида, не даже раздражение или маленькое недоумение от боли в том месте, которым он ударился. Нет, напротив — и в душе Кенсу, и в его глазах рождается нежность, привычный трепет и, наверное, тот же восторг и бесконечная преданность одному человеку. Чанель может прочитать в этих глазах столько всего, сколько никогда не видел во всех тех взглядах, которые на него осмеливались поднимать. Чанель ощущал, что буквально может почувствовать все то, что читается в этих темных глазах. И действительно чувствует, пока омега с улыбкой раскрывает губы, что-то там еще спрашивая. — Неужели Вы когда-нибудь видели разъяренного ежика, Император? Омега даже немного щурится, еще прокручивая в голове недавнюю ситуацию и думая, что младшего можно понять, что он маленький и глупый, что, в конце концов, не стоит думать об этом, а уж тем более рассказывать Чанелю. Ведь, во-первых, у него есть дела поважнее, чем какой-то ребенок, который обидел точно такого же ребенка, а во-вторых, скорее всего, Лухану за это достанется, и омега, несмотря на всю свою обиду, не хотел бы подобного исхода. Поэтому Кенсу только оправляет складочки на яркой ткани своего ханбока и потирает щеки обеими ладонями, потому что альфа молчит, все пытаясь разглядеть что-то в его лице, и это почему-то становится слишком неловким. — Разве я теперь буду нравиться Вам с синяком на лбу? — омега пытается шутить, но выходит не очень, запал во время разговора с тем же Сехуном был как-то побольше, поэтому он только обреченно вздыхает, зачесывая непослушные и еще мокрые волосы назад. Альфа замечает и этот жест, чуть наклоняясь и целуя младшего в макушку снова, прикрывая глаза, потому что ему безумно нравится, как пахнет его омега. И как пахнут его отяжелевшие от влаги, но чуть колыхающиеся на ветру волосы. — У ежиков вообще бывают синяки? — Даже если нет, ты будешь первым таким ежиком. Да и когда ты, наконец, запомнишь, что будешь нравиться мне любым? — закатив глаза, Чанель целует омегу теперь и в ушибленное место и обнимает за аккуратную талию, тяжело выдыхая и чувствуя, как омега начинает улыбаться. — Пойдем позавтракаем? Заодно расскажешь мне, что тебя так сильно разозлило, что ты решил убить своего Императора ударом своей прекрасной головы о его грудную клетку. Сехун же лишь кивает Чонину и становится рядом с начальником, устало покачивая головой на заинтересованный взгляд Кима. Их немой диалог выглядит, на самом деле, довольно забавно, потому что Ким как-то смешно приподнимает брови, одним только взглядом спрашивая о том, что думает младший об этих голубках, а тот в свою очередь закатывает глаза, как бы показывая, что это все ужасно нелепо. Вот и выходит смешной диалог по типу: «Как думаешь, они действительно любят друг друга?» и «Я тебя умоляю, они просто Истинные». И самое смешное здесь даже не то, как они мимически доносят друг до друга свой вопрос, а то, что они друг друга отлично понимают. Даже складывается впечатление, что это все — годы практики, хотя, на самом деле, они просто знают друг друга так давно, что даже цифру эту называть страшно. Они — ну слишком лучшие друзья. «Конечно, я буду нравиться Вам любым. Какая разница, какое у меня лицо, если на Вас моя метка, и я так нравлюсь Вам в постели», — как бы про себя подметил омега, заметно расстроившись из-за собственной мысли. Подумать только, как люди зависимы от чужого мнения и чужих слов, ведь стоило Лухану обидеть омегу своими неприятными завистливыми словами, как Кенсу задумался о том, нужен ли он вообще Императору или все это зашло так далеко только из-за нелепой случайности в тот вечер. — Я вовсе не хотел Вас убить, Ваше Величество. Это правда вышло случайно… Я просто совсем Вас не заметил. А когда заметил, то было уже поздно, — кисэн хотел сказать, что, когда заметил, на лбу у него уже появился синяк, который мужчина сейчас так бережно поцеловал (что, впрочем, не вывело юношу из задумчивости и внезапной грусти), но промолчал. — И я совсем не злился. Просто быстро шел. Гулял вот. Пойдемте лучше, — на этом моменте омега тихо вздохнул, медленно и как бы ненарочно выскальзывая из объятий, сделав несколько шагов вперед. — Я успел соскучиться за утро. — Ну и куда ты опять побежал? Гуляют медленно, прогулочным шагом, малыш, — закатив глаза, мужчина вновь тянет омегу к себе и устало выдыхает, едва ощутимо приобнимая за талию, отчего по телу юноши пробегают мурашки, и прикрывая глаза, прежде чем махнуть Чонину, чтобы тот вмиг оказался перед парой, скрывая их от заинтересованных взглядов. Делить свое Чанель ни с кем не намерен, а «свое» сейчас в его объятиях, которые ему явно по вкусу. — Позавтракаем в моих покоях без охраны, только вдвоем? Вновь чувствуя теплое дыхание в своих волосах, омега недовольно щурится, но не отстраняется, запрокидывая голову назад и поднимая взгляд на мужчину, рассматривая красивое лицо, но все еще как-то отрешенно, оставаясь в своих мыслях. Раньше такого никогда не было: Кенсу просто-напросто никогда не думал о том, что в его голове чужие обидные слова могут поселиться так надолго, да еще и вызвать такие размышления, от которых самому становится как-то противно на душе. Но остановиться почему-то не получается, ровно как не получается и контролировать свое настроение в такие моменты. — Я, может быть, Вас боюсь? Вы же у нас самый жестокий правитель, — кисэн сладко вытягивает шею, улыбаясь, и снова выпрямляется, кидая взгляд на широкую спину Кима и вспоминая почему-то их недавний разговор. А Чанель в ответ на это только смеется, мягко целуя юношу в особенно яркий след на шейке и вдруг задумываясь о том, что «самому миролюбивому супругу правителя» не помешала бы ярко заметная метка именно на этом месте. — Вот и убегаю. На сей раз омега уже не отстраняется и не старается убежать, медленно ступая по дорожке, чуть соприкасаясь своим плечом с рукой мужчины и пытаясь не смотреть по сторонам. Ему совсем не все равно на чужие взгляды. И на чужие мысли на их счет. Но, с другой стороны, ко всему этому нужно привыкать, ведь омега теперь стал спутником своего альфы, пускай пока и неофициально. — Хорошо. Давайте позавтракаем в Ваших покоях, мой Император. Только лишь позавтракаем? — А ты хочешь чего-то еще? — Чанель, почему-то усмехнувшись, медленно соскальзывает рукой ниже, на ягодицы омеги, и кидает злой взгляд на засмеявшегося охранника, закатив глаза. Альфе и оборачиваться не надо, чтобы почувствовать, как довольно заулыбался Император, и как покраснел его будущий супруг, медленно возвращая руку на нужное место.— Дай почувствовать себя молодым, Чонин. Иди себе спокойно, воркуй с Сехуном. — Эй… — вздрагивая от неожиданности, Кенсу, между прочим, тоже кидает злой взгляд, только на Вана, со вздохом отстраняя его ладонь и немного замедляя шаг. Он вообще-то не имел в виду ничего такого, и сейчас, кажется, снова разозлился, кусая губы и опуская взгляд, вновь мысленно подтверждая свои доводы. В его голове вдруг возникает вопрос, почему же Чанель его прямо здесь не разденет, но он тут же улетает туда, откуда и прилетел, пока омега неуютно как-то пожимает плечами. — Я не имел в виду ничего того, о чем Вы подумали, Ваше Величество. Я уже и так слишком устал от вашей кровати, поэтому пойдемте уже просто позавтракаем. «Дай почувствовать себя молодым?» — пока Чанель уже хочет предложить ему альтернативный кровати вариант, не понимая, чем же его омега так загружен, но замечая некоторую перемену, Кенсу только качает головой, поправив одежду и то ли смущенно, то ли расстроенно отвернув голову к плечу. Он вообще-то хотел спросить, почему бы им не позавтракать на свежем воздухе, потому что видеть одни и те же стены ему и так надоело за пару недель. И еще узнать, познакомит ли мужчина его со своим сыном и мужем. Но теперь у него окончательно пропало все настроение, которое совсем недавно подарил ему Император. Омега снова вспомнил о ссоре утром, посмотрел на всю эту ситуацию злым взглядом и осторожно потянул Чанеля за рукав его ханбока, как бы показывая, что он не в настроении, чем неплохо так озадачил его. — Когда Вы уже познакомите меня с Вашей семьей?

***

«Это я его обидел? Почему я его обидел, если это он не понимает меня, да и еще и трогает, когда прекрасно видит, что я, очевидно, не в настроении. Конечно, ему же все можно. Это я всего лишь кисэн, который должен молчать и подчиняться», — омега ведет плечами, расстроенно кусая губы и жмурясь от яркого солнечного света прямо в глаза. Его сейчас буквально раздражает все: солнце, птицы, пыль, жара, прикосновения. А еще омега невольно шипит от неприятного ощущения в животе. Ну вот… опять переволновался, да и не ел за день путем. Из всего многообразия факторов он выбирает именно это. И только сейчас замечает, что до сих пор тянет Сехуна за собой, иногда горячо говоря что-то вслух. Как ни странно, с того дня, как омега поссорился с Луханом, все пошло не так, как нужно. Кенсу осознал каждое чужое слово, сначала понимая, что верить всем подряд — самый глупый из возможных поступков, но потом вдруг резко меняясь в суждениях. Он вдруг понял, что для Императора является какой-то помехой что ли. Серьезно, Кенсу анализировал ситуацию раз за разом и пытался уловить, где тот момент, на котором он должен поверить во взаимную любовь. Чанель просто хотел развлечься. Чанель просто пригласил к себе омегу. Чанель просто захотел провести с ним еще пару ночей, просто потому что (это пришло в голову омеги только сейчас) он старше своих предшественников, опытнее, а потому интереснее для Пака. Кенсу просто случайно оставил на нем свою метку. Чанель оказался слишком мягкосердечным (из всей комбинации, которая создавалась в голове Су, эта часть, впрочем, была самой спорной, ведь все же этот альфа, по мнению всего народа, был очень жестоким правителем). И закончилось все тем, что омега вдруг загнал себя в пустую комнату, стены которой были исписаны в мыслях о том, что он на самом деле никому и не нужен, и альфа с ним только из жалости. И это окончательно добило, приводя не только к полной неуверенности в себе, но и неуверенности в их отношениях. Ведь метки-то у него нет. Омега заметно изменился за эти несколько дней. Он хоть и перестал жить в Доме, но и в покоях Его Величества тоже не хотел оставаться. Ему было как-то неприятно от самого себя, ведь он опять продавал свое тело, открывал свою душу и сердце тому, кто каждое утро просыпался рядом с ним ни свет ни заря, целовал в горячий ото сна лоб и медленно выходил из комнаты, чтобы не беспокоить. Но Кенсу не видел этого, не помнил, да и не мог помнить, думая о том, что на самом деле никому не нужен, а Чанель недоумевал иногда, почему в глазах напротив скрывается пустота. Так или иначе, между ними что-то пробежало. И это было не простым разногласием из-за не так брошенного взгляда или не тех слов, да они и не смогли бы серьезно поругаться из-за этого: омега был слишком тихим и задумчивым в последнее время, из-за чего часто молчал, а альфа ведь дал себе обещание, что сделает Кенсу счастливым. А счастливым со множеством ссор вряд ли кто-то будет. — Конечно, у меня же вообще нет никаких чувств и желаний. Они поругались из-за ерунды. Действительно из-за ерунды. Омега, наконец, выпросил у Императора разрешения познакомиться со своей семьей, ведь, в конце концов, он должен был стать ее частью. Чанель все время, понимая, что, скорее всего, это не привело бы ни к чему хорошему, лишь пожимал плечами и говорил ему, что это пустое желание. И оно действительно было таковым. Альфа-то понимал, что Бэкхен не очень адекватен порой и может случайно из-за своей злобы и ревности навредить, но Кенсу этого как раз не понимал, делая вывод, что его просто не хотят представлять семье, потому что он и не станет ее частью. Как ни странно, это было вполне логично, ведь все омеги склонны преувеличивать проблемы, как говорится, раздувать из мухи слона, но в этой ситуации все было еще сложнее. После ссоры с Луханом омега решил почему-то, что все его слова — чистая правда и им нужно верить. Он решил, что не нужен более Чанелю, а все эти мысли о свадьбе и их «любви» — глупый бред. Из-за этого-то они и поссорились. Когда Пак все же с большим нежеланием согласился на эту встречу, а омега, наконец, высказал ему свои мысли. Вот это и повлекло за собой ссору. Хотя, ссорой это было трудновато назвать. Чанель, конечно, изменился в лице, но лишь пожал плечами, сознавая, наконец, какая именно кошка между ними пробежала. И эту кошку вполне можно было назвать недоверием. Чанеля поразил тот факт, что омега думал об этом. Кенсу поразил тот факт, что альфа молчал. Тогда только до него дошла одна мысль. Неправильная мысль. О том, что его домыслы были не лишены правды. А если так, то и делать ему здесь было нечего. И даже несмотря на то, что альфа, замечая, что он собирается уходить, хотел было обнять его, но в ответ получил лишь расстроенный и, кажется, злой взгляд. Чанель никогда не видел подобных эмоций на этом светлом личике. Но и понять недоверия омеги он тоже не мог. Поэтому-то он промолчал на реплику о переживаниях Кенсу, просто не зная, что сказать и как успокоить. Да и Чанель привык доказывать что-то своими поступками, а не словами. Так и произошло это маленькое и глупое разногласие, после которого оба разошлись в разные стороны, и только Чонин шепнул было расстроенному омеге о том, что Его Величество обиделся на такие слова, отчасти даже не успев понять, что произошло. Но альфа не обиделся. Отнюдь. Он, скорее, разочаровался, осознав, что ему не верят. И разозлился. Кенсу через несколько минут уже стоял в своей комнате, собирая со стола вещи и складывая все это в руки Сехуна, который пропустил половину тихой и, вроде, обычной беседы, которая оказалась ссорой. Ему сейчас нужно было чем-то заняться, и поэтому омега решил, что переезд в другую часть Дома в свою старую комнату сможет помочь. В конце концов, после той ссоры с Луханом, оставаться жить в старой комнате ему решительно не хотелось. Ему вообще ничего решительно не хотелось. Он понимал, что если даже Чанель не любит его, то они все равно будут вынуждены быть вместе, ведь Император не может быть один, если на его шее метка омеги. Но это и раздражало. Он не хотел никого обязывать. — Уносите это все на второй этаж в самую крайнюю комнату под крышей, пожалуйста, — Кенсу уже переходил к одежде, не замечая ни эмоций альфы, ни того, что скидывает все в кучу. Он любит Чанеля, а Чанель молчит: не подтверждает и не отрицает его слов. И это еще хуже, ведь пускай лучше он скажет то, что омега не хотел бы услышать, чем молчит, потому что молчание убивает не только любовь, но и надежду. Надежду на то, что то, что испытывает Кенсу, взаимно. — Быстрее, пожалуйста, если можно. — Ладно, — простонав еще что-то, Сехун быстро тащит все вещи туда, куда указал Кенсу, и выдыхает, устало возвращаясь обратно, приподняв бровь. Его немного напрягает эта ситуация. Из своих каких-то тайных для всех соображений он не любит бывать в Доме кисэн, а тем более в этой комнате, но и перечить омеге не собирается, потому что замечает, что он расстроен. И хотя альфа не понимает предмета ссоры, но понимает, что он искренен в своих переживаниях, а, значит, его нужно поддержать или, по крайней мере, не расстраивать еще больше. — Что-то еще? Может, завтрак попросить? Это выражение лица мужчины прилично так отрезвляет. Омега на секунду даже засматривается на альфу, прежде чем вручить ему еще кучку одежды и каких-то свертков. А затем разворачивает его к себе спиной и подталкивает к двери снова, уже сладко, но не совсем еще спокойно протянув «работай, солнце еще высоко». Он даже невольно ловит себя на мысли, что у Хуна такое красивое и идеальное лицо: такие ровные густые брови, светлая кожа, даже несмотря на то, что он большую часть времени находится на улице, на солнце, да и контур чуть розоватых губ такой необычный. Кисэн вдруг осознает, что хочет все это потрогать, и от своей же мысли в непонятках на самого себя оседает на стул, прикрывая лицо ладонями. Как же он, должно быть, устал. В голове творится такая каша, что он снова невольно анализирует слова Лухана. Нет, он не смог бы изменить своему Чанелю. Ни с таким красавцем охранником, ни с кем-либо другим, даже если бы был зол, как сейчас. Определенно. Но что-то все же не дает покоя. Кенсу снова думает о своем альфе. Кенсу даже после ссоры понимает, что скучает. И хочет его увидеть. И поговорить. Быть может, альфа просто замешкался, не зная, что сказать, быть может, он не прав, быть может, это все надуманная ерунда. И, похоже, только в разлуке приходят здравые мысли, потому что частое присутствие любимого, видимо, балует. В конце концов, видя перед собой такое родное лицо, в голову приходит только одна мысль: как бы не потерять это родное лицо. Когда ты его теряешь — в голову приходит совсем другое, заставляя задуматься о причинах потери и способах возвращения. Когда альфа возвращается второй раз, омега уже окончательно спокойно выдохнув, поднимает на него глаза и, разминая плечи, спрашивает: — Сехун, — он чуть щурит глаза, мысленно радуясь одной своей мысли и одновременно с тем удивляясь, как быстро меняется его настроение, особенно если он начинает скучать, а ощущает он это почти на физическом уровне, когда кончики пальцев слегка трясутся от предвкушения встречи: скорой или нет — а на месте удержать хотя бы одну мысль невозможно. Это покажется странным, но даже после ссоры Кенсу чувствует это вместе с невозможностью перенасытиться любимым, ведь его хочется видеть постоянно, каждую минуту, каждую секунду. Даже если он не хочет этого в ответ. Любовь прекрасна, а невзаимная любовь — прекрасна вдвойне, если вспомнить о том, что она настолько искренна, что ты заботишься и держишь в своем сердце того человека, который открыто дал тебе понять значение слова «нет». — А Вы часто тут бываете, мм? Ему вдруг в голову приходит просто гениальная мысль познакомить своего младшего и альфу, чтобы тот перестал злиться и завидовать, а учитывая влюбчивость и ветер в голове Ханя по молодости, план просто идеальный. Однако сомнения еще слегка берут верх, и Кенсу снова устало трет лицо ладонями, вспоминая, что оно у него не накрашено сейчас, а волосы на голове опять как веник. Очень-очень странный веник. — Может, Вам нравится кто-то из наших юных омег? — так, словно он предлагает богатому клиенту своих лучших работников в каком-нибудь борделе, кисэн снова щурится, глянув на себя в небольшое зеркальце на столе и поправив волосы, и решает, что нужно идти и извиняться перед Императором, потому что желание его увидеть сильнее всяких капризов. Что, впрочем, Су и делает, мысленно прощаясь со своей комнаткой (как и со своей жизнью, в принципе, ведь если он обидел самого Вана, то просить прощения будет нелегкой задачей) и решая, что больше сюда уже не вернется. Но при этом все не забывая про свой план, выжидая ответа. — Ээээ, — мужчина удивленно хлопает глазами, прежде чем осесть на кровать и приподнять бровь, чуть усмехнувшись. Его удивляет проницательность Кенсу. Именно проницательность, ведь Сехун далеко не дурак и понимает, про что он хочет спросить. Основная проблема лишь в том, что Сехун уже не первый и даже не третий месяц смотрит на одного омегу из кисэн. На омегу с длинными черными волосами, которые порой завораживают своим блеском. На омегу с кукольным лицом, будто ненастоящим, фарфоровым. На омегу, чья эмоциональность порой не дает разобрать его слов, ведь в разговоре он часто переходит на совершенно другой язык. Бессознательно. На омегу, который на четырнадцать лет младше него. — К чему все эти вопросы, Господин? Вы хотите мне что-то предложить? Тогда скажу Вам честно и откровенно. В отношениях ни один из альф армии не заинтересован. В наших головах лишь то, как обезопасить Императора и его семью. Выдохнув, Сехун поднимается и поправляет на омеге ханбок, замечая, что он собирается уходить, и чуть извиняюще улыбаясь. Сехун влюблен в него. Нет, не в Кенсу, а в Лухана. И прекрасно знает, что это взаимно, ведь этот ребенок уже ни раз оказывал ему знаки внимания еще до того, как побывал в Императорских покоях. Сехун влюблен в него той светлой, чистой любовью, а потому никогда не отвечал на его чувства, которые теперь заметно охладели. Альфа подозревал причину, но не думал об этом. Старался не думать, по крайней мере, ведь он знал, сколько лет этому малышу точно так же, как и знал о том, что рушить его жизнь было бы самым подлым решением, которое он мог принять. — И не спорю: Ваш подопечный безумно красив и талантлив, но я не лягу с ним в одну постель, как бы он ни пытался — а поверьте, пытался он очень часто — просто потому, что у нас слишком большая разница в возрасте. — Так… Сехун, давайте не так официально. Мне все же не привычно, что Вы ко мне обращаетесь как-то слишком уважительно, ведь я, мало того, что совершенно никто по происхождению, так еще и младше лет, наверное, на десять, да? — омега медленно разворачивается, приподнимая взгляд и чуть удивленно хлопая глазами на жест альфы, да и на слова тоже. Он, конечно, подозревал, что тот, по кому так вздыхал Лу — кто-то из Императорской охраны. Но чтобы судьба так посмеялась над ними и поставила в его телохранители человека, в которого был когда-то влюблен его младший, он не подозревал. Теперь все вставало на свои места. Теперь стало понятно, почему он тогда устроил ему такой скандал, точно так же, как и то, что все глупые мысли после него были действительно просто «глупыми мыслями». — Теперь-то понятно, почему этот ребенок так обозлился. Никогда не думал, что он так ревностно начнет донимать всех альф в округе. Кажется, плохой из меня вышел учитель, которого он к тому же отказался уважать хоть немного. С тихим «что ж» Кенсу медленно сдвинулся со своего места, любовно ведя пальцами по столешнице невысокого столика, за которым просиживал порой целые дни и ночи, молчаливо выражая на бумаге то, что никогда бы не смог так красочно описать голосом. Прощаться с чем-всегда тяжко, но сейчас у него даже не было желания вернуться сюда снова. Он все еще злился на Лухана. И совсем немного на себя. Время близилось к четырем, а ведь омега помнил про обед в покоях Его Величества, на который он уже опоздал. За это Чанель наверняка разозлился на него еще больше, но за всем этим Су действительно просто забыл о том, о чем сам просил его довольно долгое время. «Господи», — в голове промелькнуло что-то странное, ведь Кенсу нужно было спешить, но с другой стороны он понимал, что уже все равно не успел, расстроил Императора еще больше, а значит между ними пробежит еще пара кошек с прекрасными именами «разочарование» и «обида». «Какой же я дурак». — Ладно, я бы спросил о том, не хочется ли иметь семью, хорошего мужа и маленьких деток, какого-то уюта что ли, но, пожалуй, не буду больше беспокоить своими глупыми мыслями, — неловко потоптавшись на одном месте, омега медленно отворил дверь, выдыхая и краем глаза замечая, как альфа с каким-то задумчивым видом сразу появился рядом, помогая выйти. Он, кажется, был озадачен чем-то не меньше, чем сам Кенсу. — Нужно сходить и извиниться, раз моя любовь столь обидчива. Ждать от него чего-то все равно бесполезно, а я начинаю скучать, да и совесть моя говорит, что я сам виноват. А еще она говорит о том, что мы с Вами опоздали на тот самый обед, о котором я просил Его Величество добрую половину недели. — Я подумаю над Вашими словами, Кенсу, — альфе становится неловко, что он так разочаровал этого маленького омежку, отчего он как-то тяжело выдыхает, чуть покачав головой и улыбнувшись. — Если Лухан действительно хочет отношений со мной, а не просто провести ночь в постели, то тогда мы что-то и можем придумать. А если исключительно секс, то увольте. Мне этого не нужно (хотя, черт, Сехун понимает, что все, что ему нужно — это Лухан, один маленький Лухан в его объятиях). Кенсу, честно говоря, даже краснеет от таких резких слов альфы, пряча щеки за рукавами яркой одежды. Он, конечно, не маленький ребенок, но Сехун так просто употребляет слово «секс», как будто говорит о банальной чистке зубов с утра, что омега (а он все же омега — существо робкое и стеснительное) ловит какой-то ступор, правда, и стараясь его не показывать. Су даже молчит какое-то время, переваривая чужие слова и в который раз уже проходя по одному и тому же месту сада. — Однако я не думаю, что этот ребенок сейчас действительно думает о каких-то отношениях. Так уж вышло, что он считает себя более достойным кисэн, чем все другие. Ему нравится свое, странно, да, занятие, но из-за того, что он еще совсем маленький, вынужден все время сидеть в комнате. Это сильно бьет по его самооценке, ведь ему хочется быть таким же, как все. Вот и вешается на всех. Я странно объясняю, но вот как-то так. Глупый он. Кенсу только неловко улыбается, показывая альфе, что дальше обсуждать эту тему действительно бесполезно, а он сам зря ее завел. А Сехун, кажется, еще больше погружается в свои мысли, забывая о том, что омега рядом ему что-то рассказывает. Он всегда думал о том, что такой омега, как Су, был бы самым идеальным для него. Он ловил себя на мысли, что Кенсу — действительно тот, кто выдержал бы его ритм жизни. В последние несколько дней он наблюдал за их отношениями с Императором, и понимал, что он не только никогда не повышает голос, а, напротив, имеет спокойный, ровный, успокаивающий тембр, но и всегда говорит что-то, кажется, безумно неправильное, но в то же время невероятно мудрое и нужное в этой ситуации. И, как ни странно, ему хотелось бы, чтобы его омега, если бы таковой появился, был хотя бы немного похож на него. Но Лухан, судя по рассказам да и наблюдениям самого альфы, был совершенно не таким. — Ему нравится в шестнадцать ублажать взрослых мужчин? — усмехнувшись, мужчина неспешно шагает в ногу с Кенсу, пожимая плечами и делая вывод, что его светлую и чистую любовь светлый и чистый Лухан променял на чей-то член и на чьи-то деньги. — Забавно, что за мной он бегает уже несколько месяцев, а в итоге сводится все к тому, что он просто шлюха. Расстроенно хмыкнув, мужчина шагает чуть быстрее, устало выдыхая и качая головой своим мыслям, закатив глаза. Он до того погружается в раздумья, что не замечает того, как омега пытается за ним успеть, стараясь сделать шаг шире и догнать его. Но это не укрывается от Кенсу. Не укрывается от него и какая-то потемневшая аура старшего, который буквально начинает излучать уныние и нежелание как-то продолжать разговор. И он, кажется, догадывается, что дела амурные не обошли и его охранника, который еще несколько минут назад говорил ему о том, что ни одного человека в Императорской армии не интересуют отношения. — Эй, О Сехун, — омега недовольно жмурится, грустно качая головой и прикрывая глаза, тихо засмеявшись. — Не забывайте же, что он мой ученик, в конце концов, а Вы так говорите! Оскорбляете тут и меня, и его, как невежливо.