Дом для куклы

Твой голос я почти не слышу, Создатель! Душе начертано болеть… (с) Юстас молился в церкви. За окнами лил дождь, такой сильный, что казалось: вода вот-вот затопит всё вокруг - подобного ливня в Верьере не было давно. Шепотом, с затаенной надеждой, Юстас произносил слова молитвы, знакомые с детства. Под высокими сводами каждое слово отдавалось гулким эхом. Но ни привычный уют и белизна, ни знакомые слова не успокаивали душу, как прежде. Когда раньше Юстас оставался один и молился, то чувствовал, что усталость уходит и душа будто наполняется светом. Сейчас он не испытывал совершенно ничего. В душе была пустота. Он больше не слышал глас Божий. «В чем я провинился, господи? В том, что так сильно люблю свою семью? В греховных ли желаниях?». Юстас совсем запутался в своей жизни. Казалось ему не о чем больше просить - дочь росла здоровой, жена его любила, в городе его уважали. Но на душе у него было тяжело и тревожно. Жизнь казалась пустой За окном усилился дождь, совсем близко прогремел гром. Юстас едва замечал непогоду — он плакал, мучимый одними и теми же вопросами, на которые не находил ответа. Давно стемнело, но Юстас не обратил на это внимания. Он словно позабыл о том, что ему надо домой, и вспомнил об этом, лишь услышав голос Эльзы. - Любимый, я так и думала, что ты здесь… - нежно сказала она. – А я всё ждала тебя, ты не говорил, что настолько задержишься. Знаешь, нам сам губернатор звонил! Он хотел бы, чтобы ты выступил на конференции в Нью-Ричмонде. Говорит, что никто другой не сможет так ему помочь, как ты. - Эльза… - устало пробормотал Юстас, оборачиваясь к жене. С ее модного черного плаща стекали капли дождя. Элегантный темно-синий зонтик тоже промок насквозь. - Ты слишком легко одет, так и простудиться можно, - с беспокойством сказала Эльза. – Пойдем домой. - Да, наверно… - Юстас покорно последовал за ней. Она улыбнулась. - Кстати, милый, у меня для тебя хорошая новость. Ты точно будешь очень рад! - Йоганн-маленький звонил? – спросил Юстас. Он не знал, почему так подумал. Эльза так и недолюбливала Йоганна, даже после его отъезда в школу. В их семье так многое изменилось за последнее время... Но Йоганн звонил нечасто, и стал словно чужим дома из-за своих ссор с Эльзой - Нет. Да и если бы звонил, ты же знаешь, со мной он общаться не хочет! Как будто я виновата, что к нему в друзья набиваются какие-то сомнительные типы, - раздраженно ответила Эльза. – Идем же. Юстас пошел за ней, решив, что обязательно позвонит брату сам. Йоганн-маленький напоминал о себе слишком редко. Говорил, занятий много, преподаватели задают просто невероятное количество домашних заданий, а санитарская практика в клинике так и вовсе выматывает. Пока в хирургическом отделении всё отдраишь, пока поможешь санитаркам помыть всех лежачих больных, по мелким поручениям побегаешь туда-сюда – общаться ни с кем не захочется, тут только бы доползти до кровати и заснуть. И в каникулы не так просто приехать: хочется побывать на интересных дополнительных занятиях, да и еще в клинике подработать, посмотреть собственными глазами, что как делается. Сейчас Юстас задумался, что может дело было вовсе не в такой занятости и не в удивительной любознательности брата. Может, если бы Эльза была к Йоганну добрее, тот бы охотнее навещал их? - Любимый, так что мы ответим губернатору? Он очень просил нас… и его жена такая милая женщина, мне очень хочется с ней подружиться… не хотелось бы отказываться…- голос жены прервал его мысли, не давая сосредоточиться. - Почему ты молчишь? Неужели ты даже не слушал меня?.. * Всего только год с небольшим успела Эльза насладиться новым положением — жены самого известного пастора. Так мало времени для нее, чтобы снова блистать, наслаждаться жизнью и радовать себя новыми платьями. Всего год с небольшим — и она снова беременна! А ведь она так старалась этого избежать. Но таблетки, которые она заказывала тайком в интернет-магазине, не помогли. Или, может, дело было в том, что она несколько раз пропустила время, когда их следовало принимать, забеспокоившись – а вдруг свекровь поинтересуется, что за лекарства она пьет. Несмотря на всю заботу, которой окружала ее матушка Тереза, Эльза не слишком доверяла матери мужа и не собиралась делиться с ней своими тревогами. А теперь оставалось только собрать всю силу воли, чтобы играть роль любящей жены и матери – но в глубине души Эльза не испытывала ничего, кроме растерянности и злости. За двумя малышами свекровь точно не уследит сама… Придется убеждать Юстаса, как им не обойтись без няни, и не важно какую та потребует прибавку - сама Эльза ни за что не согласится всё время сидеть дома с детьми. Наедине с собой Эльза иногда даже плакала, думая: «Да что же это за наказание?! Ведь только-только мы начали жить, как следует. Только-только заказала платья и туфли из столичных бутиков – и вот! Придется снова влезать в эти уродливые, практичные беременные шмотки! И никаких роскошных элегантных туалетов...». А радость мужа еще больше выводила из себя. Конечно, он может витать в облаках, он может собой гордиться – не ему же переносить все эти тяготы. Ему так хорошо мечтать, что, если родится сын, мальчик продолжит семейное дело… Врач и правда говорил, что родится мальчик. Юстас хотел назвать сына в честь своего старшего брата. Его сентиментальность выводила из себя, хоть Эльза и прекрасно притворялась, изображая интерес и сочувствие. Кому какое могло быть дело до покойников, которых она даже не знала! К чему вспоминать прошлое, если нужно заботиться о сегодняшнем дне… Впрочем, пусть Юстас назовет ребенка так, как посчитает нужным. Эльзе было всё равно. Ведь чего бы ни хотела она, будущее ее детей предопределено от начала и до конца! Сын пастора унаследует его приход, и неизбежно проживет такую же скучную и однообразную жизнь. Пытаясь спастись от тоски, Эльза бросилась тратить деньги. Почти всё, что Юстас получал от чиновников в благодарность за выступления на конференциях и помощь в решении деликатных вопросов, уходило на всякие полезные вещи для кухни, на ковры и занавески, разные приятные мелочи. Эльза преувеличенно бодро суетилась, то обустраивая дом, то занимаясь делами благотворительного комитета – будто пыталась побольше успеть до того времени, когда живот снова начнет ей мешать. А еще ей страшно хотелось есть. Голод донимал ее что днем, что ночью. Что бы она ни делала, она ставила рядом на стол тарелку с бутербродами или вазочку с конфетами и дольками фруктов. Приятельницы по комитету говорили: такой аппетит - верный признак того, что родится мальчик. Она улыбалась, а сама могла думать лишь о том, как трудно ей будет похудеть после родов. К зиме муки беременности стали совсем невыносимы: тяжесть, ненависть к своему телу и вечный голод, не шли ни в какое сравнение с тем, как взбрыкивали ее желания. К примеру, летом, в самый сезон, Эльза нисколько не хотела черешен, но вот зимой они даже стали ей сниться. Запас консервированных и замороженных фруктов и компотов исчез всего за пару недель, а голод вовсе не утолил. Хотелось свеженького, сочного… Хотелось так, что в один из дней Эльза слегла в постель. Она капризничала, металась, рыдала: - Я ничего не хочу, мне уже всё надоело!.. Этот ребенок из меня все соки выжимает. У меня сил уже нет… Юстас сидел рядом с ней, обнимал, утешал: - Котенок мой, маленькая моя, ну не плачь. Всё будет. Что захочешь, всё достану… - Ты только обещаешь!.. – Эльза всхлипывала еще горше. Она проплакала почти весь вечер. Но уже на следующий день Юстас заказал для нее черешни, причем не тепличные, а с другого континента штата, где как раз царило лето. И, когда зашедшая в гости приятельница увидела, что Эльза в самый разгар суровой зимы сидит дома с вазочкой спелых, сочных, аппетитных ягод, ее удивлению и восторгу не было границ, а во взгляде притаилась зависть. Не каждый муж в Верьере, где старые суровые религиозные законы превыше всего, потратит такие деньги на каприз жены! Эльза скромно опускала взгляд, делая вид, что она ни при чем, она ни слова мужу не сказала, он сам решил сделать такой сюрприз. Зависть других только грела ее. Хотелось разжигать ее, купаться в ней, как в восхищении. Если ее так балуют, значит она, Эльза особенная. Хотя это было слабым и пустым утешением. Она хотела, чтобы ее считали особенной не за умение рожать детей, пусть даже и такому симпатичному и доброму мужу. Ей хотелось, чтобы ее саму оценили по достоинству.