Дом для куклы

*Прошло три года* Сидя за столом в своем рабочем кабинете, Юстас в очередной раз перечитывал материалы для проповедей и выступлений в Нью-Ричмонде. В штате давно и прочно закрепились консерваторы, делающие ставку на «вечные ценности» - губернатор пошел уже на свой третий срок, да и местные мэры почти не менялись… Юстас стал незаменим для них: священник, такой близкий простым людям и понятный для них, и всегда на стороне действующей власти. Так ему и говорили, когда приглашали на очередную телепередачу или конференцию: «Вы, святой отец, прекрасно понимаете, что церковь и государство должны поддерживать друг друга». Его ценили и уважали, но ему самому казалось, будто он навсегда заточен в золотой клетке, из которой уже не вырваться на свободу. Разве о такой жизни Юстас мечтал, готовя себя в служение людям, как пастор? Он верил, что пастор ведет людей, дает им надежду, опору, утешения, а что он давал людям теперь? Пустые обещания чужих людей с трибун? Он не принадлежал самому себе… даже кабинет, его прежде любимый уютный уголок, Эльза переделала по своему вкусу, превратив простое и милое убежище в пристанище какого-то кардинала древних времен. Панели из красного дерева, позолота, широкий и массивный стол, кресло, больше похожее на трон, лампы в старинном стиле, голографическая имитация камина… будто в кино. В таком месте Юстас даже не всегда мог сосредоточиться на чтении. Ему казалось, он живет не своей жизнью, а наблюдает за всем со стороны. Многое ли от него зависело? Его тягостные размышления прервала простая мелодия, доносившаяся из гостиной. Кто-то играл на рояле, еще не очень уверенно, но безошибочно, и… с душой. Уже давно старинный инструмент так не звучал: для самого Юстаса музыка превратилась в повинность, Клара была слишком занята в школе танцев, и у нее, с постоянными тренировками и конкурсами, ни на что времени не оставалось… а Джо не давались ни танцы, ни музыка, он и в школе по этим предметам едва-едва тянул на средний балл и то больше потому, что Эльза состояла в родительском комитете и учителя из уважения к ней не хотели ставить ребенку низкие оценки. Это же не математика, в которой можно разобраться при должном старании. А искусство не всем дается, так зачем же портить табель хорошему и усидчивому ребенку. Ни Клара, ни Джо так сыграть не смогли бы, если бы даже захотели. Юстас поднялся, вышел из кабинета и приблизился к приоткрытой двери гостиной. За роялем сидел Дуглас и увлеченно играл, только время от времени отвлекаясь, будто взглядом спрашивая сидевшего рядом дедушку – «правильно?». Этого Юстас от сына не ждал. Чтобы этот маленький дикарь, с которым вечно сладу нет, мог не один час сидеть и учиться нотной грамоте, играть гаммы, навевающие скуку даже на самых старательных и внимательных учеников – да такого не может быть! Сколько Эльза жаловалась на Дугласа, из года в год… «крутится, вертится, одежда на нем горит, ботинки на нем горят, ему бы только на улице с мальчишками бегать или торчать у стариков Мейсонов и слушать их байки о космических пиратах!». В начале школьного года Юстасу вообще хотелось сбежать из дому подальше, только бы не слышать, как жена кричит на мальчишку: «Дуглас, что это за грязь у тебя в тетрадях?! Пока не сделаешь уроки по-человечески, гулять не пойдешь!»… «Это что, задание по рисованию?! Чтоб я этих лайнеров и солдат в броне не видела! Свободная тема не значит, что можно рисовать всякое уродство, ты же сын пастора, что люди скажут…»… «Главу по Закону Божьему читал? Перескажи! Я сказала, перескажи, а не задавай дурацкие вопросы. Не знаю я, как воевали библейские персонажи! И еще раз услышу про войны, телевизор смотреть не будешь, и в гости к Робби я тебя не отпущу»… «Сядь ровно! Спину держи! Не кривляйся! Что за ребенок?!». И вдруг этот «зверенок, а не ребенок» сидит идеально ровно, не вертится, и играет гаммы. Причем играет так вдохновенно, увлеченно и хорошо. Неужели еще бывают в мире чудеса? Когда мелодия умолкла, Юстас зашел в гостиную и спросил отца: - Пап, ты учишь Дугласа играть на рояле? Хорошо, кстати, получается, я в его возрасте еще так не умел. Отец улыбнулся. - Да, мы недавно начали. Ты тогда как раз в Нью-Ричмонде был. Дуглас услышал, как я играю, попросил научить… Юстас удивленно посмотрел на них обоих. - А вот я еще так могу! – хитро взглянув, будто перед тем, как затеять очередную шкоду, Дуглас коснулся клавиш, заиграв быструю мелодию, для начинающего довольно сложную. - Тихо, осторожно, не спеши, - Юстас спокойно остановил его и подошел к роялю. – У тебя получается хорошо, но музыка спешки не терпит. Ты по памяти начал? Давай найдем этот отрывок в сборнике. Смотри и слушай внимательно. Это было странно, и одновременно так хорошо: найти с сыном общее. Юстас считал себя хорошим отцом - все четверо присмотрены, при деле, при пользе… Но сейчас выходило другое – разбирать пьесу вместе было радостно, легко… Именно так в его мечтах и должен был вести себя отец… Так как было в его семье, когда он был мальчишкой. А что же он, Юстас? Он сыграл мотив сам. После нескольких не совсем удачных попыток Дуглас повторил мелодию так, как надо, и, когда Юстас объяснял ему, как правильно играть и на что обращать внимание, слушал с интересом. Но звонок телефона прервал эти минуты зарождающегося понимания. - О, Робби звонит. Мы гулять пойдем. Пока, пап, пока, дедушка, я побежал! * «Как же мы отдаляемся друг от друга…» - думал Юстас, провожая Эльзу с Кларой в поездку в Нью-Ричмонд на конкурс. За последний год Клара вытянулась, изменилась, ее осанка и манеры стали все больше напоминать материнские. Даже ее дорожное платье казалось уменьшенной копией одного из тех нарядов, которые носила Эльза. Те же улыбки, те же слова, та же показная забота… когда из маленького ребенка, милой куколки, которую Юстас баловал и наряжал, выросла эта девочка? Совершенно чужая ему, про которую он ничего не знает… что она любит по-настоящему, чем интересуется, о чем мечтает… - Папочка, я тебя люблю, я буду очень по тебе скучать! – Клара обняла его на прощание, поцеловала в щечку. - Я тоже тебя люблю. Удачи тебе, малыш, - ласково ответил Юстас. Эльза и Клара сели в вагон, Юстас провожал его взглядом, и постепенно его грустные мысли о дочери стали отступать. Он, и правда, мало понимал ее… И не особенно любил ее подруг. Как Клара становилась копией Эльзы, так и все эти девочки становились копиями своих мам: благовоспитанных дам из благотворительного комитета его жены. И так же как лицемерно Эльза при встречах обнималась с миссис Питерс и хвалила ее шляпки и платья, чтобы потом наедине дома ядовито сказать: «Ты видел, в чем сегодня миссис Питерс пришла в церковь? Бедняжка, желтый цвет так ее старит!». Точно так же Клара звала в гости Виви Питерс, мило щебетала с ней о занятиях на кружках, о цветочках, ленточках, украшениях и прочих милых девичьему сердцу мелочах, а позже по телефону обсуждала ее с кем-то из подружек: «Виви такая растяпа! И она еще думает, будто Сэм Уилсон пойдет с ней в кино… да его все в классе засмеют, если он ее пригласит!». Неделя, пока Эльзы и Клары не было дома, показалась Юстасу желанной передышкой. Никто не сплетничал по телефону, в гостиных не собирались компании представительниц верьерского «высшего света» и их дочерей… некому было кричать на Дугласа или приходить жаловаться, как это иногда делала Клара, опустив взгляд и будто бы украдкой смахивая слезинку: «Пап, я не хотела тебе жаловаться, но Дуглас и его друзья шумят и мешают мне делать уроки». Странно – стоило им уехать, мальчишка перестал доставлять хлопоты, будто ангел над ним крылом взмахнул! Юстас проверял, как он делает уроки, и ничего такого, из-за чего был бы повод придраться, не заметил. Ну, почерк хромает, но мало какой ребенок в первом классе красиво пишет. Зато в тетрадях везде наклейки с солнышками, означающими оценку «отлично». Учителя в школе тоже особенно не жаловались. Да, быстрый мальчик, шустрый, даже слишком, но ведь умудряется всё успевать – и задания сделать, и с приятелями посмеяться. И в рисовании один из лучших, а какой музыкальный слух, нельзя упустить такой талант. Видя это, наблюдая за сыном сам, Юстас никак не мог ума приложить: «Почему только Эльзу он раздражает?». Она же, казалось, рождения Дугласа ждала хоть с какими-то чувствами, имя выбрала сама, говорила когда-то, что не хочет, чтобы он увяз в болоте однообразной жизни. Что стало не так теперь? Бывало, Юстасу становилось неловко за радость, которую испытывает, когда уезжает из дому сам или провожает в поездку жену… горько от того, что с сыновьями он говорил лишь время от времени, интересуясь делами в школе, да иногда, если было настроение, помогал Дугласу разобрать мелодию-другую. Он обещал себе – вот-вот скоро всё изменится! Но ничего не менялось. Старшие хорошо учатся, их хвалят в школе, что еще нужно… малышом Томми занималась няня, и рос он молчаливым тихоней, которого не было видно и слышно. Оставалось одно утешение: все так живут. Сколько раз на исповедях люди рассказывали Юстасу одно и то же – юношеская любовь прошла, но есть ведь дом, дети, общие планы. Так, видимо, мир устроен. Юстас старался не думать и не вспоминать, что в его родительской семье все это казалось иным… В конец концов – ему казалось, а может, отец так же как он сам тосковал по чему-то неведомому, упущенному? Юстас быстро стыдился этих мыслей – ведь его мама была так не похожа на Эльзу, так искреннее отзывчива, но… Иногда он совсем запутывался в своих чувствах. И ему до боли хотелось самом прийти на исповедь, за утешением… но как жаловаться отцу на дом, детей, на Эльзу? Так время и шло, однообразные дни складывались в годы, казалось, со всем можно смириться. Гром грянул в погожий весенний день, когда Джо закончил шестой класс и получил табель с итогами года и характеристику по итогам занятий на кружках. Поначалу Юстас не понял, почему выражение лица Эльзы менялось на глазах, когда она, отложив табель, читала характеристику. Что могло пойти не так? Джо хорошо учился, у него, в отличие от Дугласа, никогда не было замечаний за поведение. Он не задавал учителям каверзных вопросов, в сочинениях по литературе излагал своими словами мнение из учебников, не писал записки девочкам… ну просто идеальный ребенок! Но Эльза, поначалу расслабленно сидевшая в кресле, читая документы, вдруг швырнула Юстасу листок с эмблемой школы: - Полюбуйся! Это ты виноват. Я сколько раз тебе говорила, что Джо требуется особое внимание. А ты – ну это характер такой, это природа! – она злобно передразнила его интонации. Юстас не спеша прочитал напечатанные мелким шрифтом строки, просмотрел во второй раз, подумал, но ничего, заслуживающего такой вспышки эмоций, не нашел. - Милая, разве они что-то плохое пишут? Это ведь даже хорошо, что Джо лучше всего даются общественные науки, и он хорошо излагает свои мысли. И я и так знал, он у нас немного застенчивый. Мистер Паттерсон прав, ему в будущем больше подошли бы занятия наукой. - Я так и думала, ты не поймешь! – вскрикнула Эльза. – Твой сыночек весь в тебя, вы оба над каждой мелочью по три дня думаете. Если Джо больше любит одиночество, хорошего священника из него не выйдет, общий язык с людьми он не найдет, проповедовать не сумеет. И на кого ты тогда приход оставишь? Кто семейное дело продолжит? - Ты слишком рано беспокоишься, - Юстас пожал плечами. – Джо всего двенадцать, он еще перерастет, может, почувствует в себе призвание. У нас и у детей время есть. И если он захочет стать ученым, я не против, если специальность хорошая. Профессор филологии, или искусствоведения, или богословия… тоже профессии уважаемые. - Ага, а Дуглас в семинарию пойдет? – ехидно спросила Эльза. – Не смеши меня, он этику и Закон Божий учит только тогда, когда я над ним стою, как коршун! А на школьных уроках в тетради космические бои рисует. - Я тут ни при чем, - Юстас не удержался и впервые за долгое время на шпильки жены ответил тем же. – Это ты хотела, чтобы мы дружили с Мейсонами. От кого еще он мог наслушаться про армию, пиратов, расследования и прочую ерунду? Ладно… у нас ведь еще есть Томми. - Такой же мишка в зимней спячке, как ты и Джо! – зло прошипела Эльза. Она говорила сейчас так, словно рушилось что-то огромное важное, сравнимое со всей жизнью. А не ребенку в табеле написали лестную рекомендацию встать на ученую стезю. Юстас попробовал утешить ее: - Ладно тебе, не злись, котенок, это тебе не идет. Я замолвлю при случае словечко губернатору, чтобы Джо после школы смог поступить в университет в Нью-Ричмонде или Нью-Вашингтоне. А представь себе, он выучится, защитит диссертацию, и мы будем гордиться, что у нас в семье есть профессор. Слова о столице произвели ожидаемое действие – Эльза вздохнула, успокаиваясь, взгляд мечтательно затуманился. Она явно уже представляла себе, как присутствует на фуршете после защиты диссертации, и столичные дамы шепчутся: «А вот мать профессора Джозефа Бома!».