Дом для куклы

На семнадцатилетие Клары Эльза запланировала особенно пышный праздник. Был заказан зал для верхушки Верьерского общества, отдельный зал для молодежи – друзей и подруг Клары. Заказаны лучшие платья в столице, тысячу раз было переговорено о прическе, макияже, все возможных мелочах. Эльза как никогда гордилась дочерью. И как никогда возлагала на нее надежды. Клара оканчивала школу, и уже дистанционно выполнила тестовые задания на вступительный конкурс в Колледж Святой Марии. Эльза не сомневалась: у Клары будут хорошие оценки в аттестате, и в октябре она уже будет учиться в одном из самых престижных колледжей во всей Федерации! Недаром же она сама с дочерью столько просидела за компьютером и книгами, помогая делать тесты и писать сочинение на творческий конкурс. А когда дело дойдет до общественной активности: тут и достижения в танцах и прекрасная характеристика из благотворительного комитета. А прибавить к этому помощь Мейсонов… Это был триумф. Ни миссис Питерс, ни миссис Лоувелл, ни миссис Джонсон не могут позволить себе отправить дочерей учиться в по-настоящему хорошие, известные колледжи или институты. У них таких связей нет, и их мужья ни за что не согласятся тратить деньги на образование девочек, если в семье еще есть сыновья. Зачем девочке учиться в Нью-Портленде или Нью-Вашингтоне, если всё равно она выйдет замуж и будет заботиться о карьере мужа, а не о своей собственной? В верьерском «высшем свете» презирали те семьи, в которых и мужья, и жены работали одинаково и детей учили тому же. Если у главы семьи нет денег, чтобы позволить жене и дочери жить так, как это было принято испокон веков, значит, он просто неудачник. В благотворительном комитете сплетничали, что вот, Уилсоны хотят, чтобы Алиса поступила в технический университет, Сэмми помогает сестре с уроками – что-то, видимо, неладно у семьи с деньгами, раз они хотят, чтобы у дочери тоже была востребованная работа. И, когда кто-то заговаривал, что девочка сама по себе способная и любит учиться, большинство женщин смеялись. Мало ли кто чем интересуется в детстве! А Эльза еще и добавляла с притворным сочувствием: «Ах, конечно, Алисе придется очень постараться, чтобы найти свое место в жизни. Бедняжка, она слишком высокая, на нее уже сейчас многие мальчики смотрят снизу вверх, а что дальше будет… ей обязательно нужно поступать туда, где мальчиков во много раз больше, чем девочек, так легче будет найти поклонника». И бросала взгляд на Клару, будто намекая – вот уж у кого есть и красота, и ум, и манеры, девочка без приличной партии не останется. Юстас наблюдал за всей этой праздничной суетой, лишь изображая радость. Главное, чтобы Эльза и Клара были счастливы. Они довольны, они смеются – значит, всё хорошо. Будущее дочери уже решено, у Джо тоже дела пошли на лад. Он получил первый приз штата на конкурсе сочинений по Закону Божьему, его заметили, и профессор богословия из Нью-Ричмондского университета сказал Юстасу, что был бы рад в будущем увидеть мальчика в числе своих студентов. Когда Эльза это услышала, она окончательно перестала волноваться из-за того, что Джозеф не станет священником. Научная карьера в Нью-Ричмонде – да это же просто мечта! Да, всё складывается как нельзя лучше. Но придется смириться с тем, что дети один за другим будут покидать родной дом. Что бы Юстас ни думал в сердцах о Кларе, ее манерности, ее подружках, отъезд дочери расстраивал его… в душе он все еще хранил образ своей чудесной малышки, такой особенной, а не чужой, чопорной барышни. Он чувствовал себя чужим на этом сборище. Эльза щебетала с подругами, элегантным жестом поправляла прическу, будто нарочно, чтобы показать сверкающий на запястье золотой браслет. Дамы медленно, по чуть-чуть потягивали шампанское, вели одни и те же разговоры о детях – кто будет поступать в этом году, кто в следующем. - Виви у вас такая умница, она нашла свое призвание! Быть учительницей младших классов – прекрасная профессия, благородная, достойная настоящей женщины, - медовым голоском пела Эльза, и только Юстас знал, что скрывалось за этими похвалами, ведь слышал, как дома жена говорила: «Питерсы могут позволить для Виви только педагогический колледж! А на факультете обучения младших классов учатся одни девушки. Виви останется старой девой, если мамочка не пристроит ее вовремя!». Впрочем, всё это притворство уже стало привычным, вошло в его жизнь. И то хорошо, что при его родителях Эльза не перемывала кости всем знакомым. Юстас ни за что не признался бы отцу и матери в своих несчастьях. Им с их чистым, искренним взглядом на жизнь, ни к чему эти лишние разочарования в Эльзе, в семье… Было и просто стыдно признать: я так и не сделал ее счастливой, лишь тщеславной. Впрочем тщеславной Эльза была всегда, просто Юстасу так хотелось верить, что это напускное, пройдет, заменится настоящим… Но знал ли он когда-то настоящую Эльзу? Да и хоть кто-то из людей? А еще Юстас знал: среди окружающих его роскоши и благополучия рано или поздно грянет гром. * Разговоры о том, где будут учиться после школы младшие дети, в сезон выпускных были просто неизбежны. Тем более, что почти у всех, кого Юстас знал, детей было двое, трое, а то и больше. Прихожане искренне делились с ним своими заботами: у кого сын засиживается за уроками допоздна, а у кого, напротив, книжку в руки возьмет, только если пригрозить чем-нибудь… кто-то уже выбрал то, что устроит и ребенка, и родителей – а другие до сих пор спорят, и, наверное, до выпускного класса будут еще долго решать, куда подавать документы. Привычные хлопоты, знакомые всем. И неудивительно, что Юстаса спрашивали, кто из его сыновей в будущем поступит в семинарию. В Верьере прихожане уже давно привыкли, что в городской церкви служит священник из рода Бома. Так было еще с тех времен, когда на Нью-Виргинию прибыли первые поселенцы! Никто не мог представить себе, что в город пришлют чужого пастора, откуда-то издалека. Это будет совсем не то… Юстас и сам о такой перспективе думал со страхом. Может, семейное дело унаследует Томми? Мальчику уже исполнилось девять, и, хотя он оставался немного медлительным – во всяком случае, так казалось Эльзе – с другими детьми в школе он находил общий язык, не отказывался им помогать, если было нужно, учился хорошо… правда, музыка Томми не очень давалась. Начав его учить, Юстас втайне расстраивался: музыкальный слух есть, усидчивость тоже, а вот какой-то искорки не хватает. Казалось бы, Том делал всё, чтобы не разочаровать отца. Слушал внимательно, никогда не спорил, по много раз играл одни и те же упражнения, тщательно добиваясь идеального звучания. Но он просто воспроизводил музыку, как это мог бы сделать механизм. Не было в его игре того обаяния, которое Юстас запомнил, впервые услышав, как играет Дуглас. «Наверное, я просто слишком требователен в том, что касается музыки, и жду от Томми слишком многого», - винил себя Юстас. Ведь и младшего сына многие тоже хвалили. И ведь Томми по-настоящему любил торжественные религиозные гимны, а Дуглас часто играл на рояле легкомысленные песенки и мелодии из популярных космоопер. Когда впервые такая чушь звучала на благородном, старинном инструменте – Юстасу это казалось почти что святотатством. Не для того прадедовский рояль берегли, передавая из поколения в поколение… Но Дуглас… его дар… на одиннадцатый день рождения он попросил в подарок гитару, и теперь уже год ходил в музыкальную школу. Не могли дедушка с бабушкой ему отказать, баловали! Да еще и говорили, нет ничего плохого в таком желании. Ведь не карты памяти с компьютерными играми попросил, не очки виртуальной реальности или еще какую-нибудь ерунду, от которой его одноклассники просто без ума. Игра на гитаре тоже требует немалого труда… Юстаса это отчего-то злило, хотя объяснить этого не мог. Эльза предпочитала Клару всем детям, отец и мать тоже выбрали любимца – что плохого, если все счастливы? Что мешало Юстасу самому видеть в Дугласе то, что видели родители? Откуда бралась ревность? И если год назад учеба в музыкальной школе была для парня трудом, то уже на следующее лето Дуглас сидел во дворе в тени старой вишни и играл песенки, которые уместнее звучали бы в общежитии третьесортного техникума, а не в пасторском доме. Эльза снова кричала: «Ты что творишь?! Ты всех нас позоришь, бессовестный!». А ему всё было как с гуся вода. Определенно – Дуглас на роль священника годился меньше всех из детей Юстаса. И дело было даже не в легкомысленных песенках. Занятия в семинарии, монотонный труд, молитвы – это всё не для него. Консерватория или музыкальное училище? Даже если он не прославится, связав свою жизнь с музыкой, преподавание – тоже надежный кусок хлеба. Вот только Эльза не согласится. Ей подавай или всё, или ничего. И она всё чаще заговаривала с Юстасом о том, что если Джо поступит на факультет богословия и займется наукой, Дуглас должен идти в семинарию. «Я даже будущую матушку давно уже присмотрела. Энни Мейсон ни на кого другого из мальчиков не смотрит, и ее родители со спокойной душой отдадут ее замуж в нашу семью. И она хорошенькая, а что застенчивая – так это не недостаток, зато нас с тобой будет слушаться». Юстас не знал, что на это сказать. Сам Дуглас твердил, что хочет поступить в Харпер-колледж на Нью-Техасе и стать военным. И тут даже Юстас с его свободными взглядами – возмущался! Глупости - в двенадцать лет уже пора перерасти детские мечты о сражениях с пиратами и спасении принцесс. Да, навязывать сыну труд, который ему не по душе – это всё равно, что сломать его и запереть в золотой клетке. Но Эльза ведь думает о благе семьи, она хочет как лучше! Разве можно ей отказать? И что может смыслить в призвании и планах на будущее подросток? * …Как бывало и раньше, хрупкое равновесие разрушили всего несколько неосторожных слов. А ведь ничего не предвещало такой беды. Уже стояли тихие, холодные зимние дни, падал снег и мороз изукрасил узорами окна. Эльза сидела в гостиной и читала письмо от Клары – девочка писала и звонила только матери. Юстас устроился рядом с книгой. Они все еще проводили свободное время вместе, хотя больше в силу привычки. Но это словно поддерживало хрупкое подобие понимания в их семье, и нарушило его, как это и бывает всегда лишь несколько фраз. - Клара пишет, у них там сейчас еще тепло, - задумчиво сказала Эльза. – Они с подругами ездили на экскурсию… кстати, недалеко от Нью-Портленда есть городок, где большинство верующих – нео-квакеры. И, оказывается, там есть прекрасная семинария. О ней немногие знают, потому что преподаватели не любят публичности. Но учиться там – большая честь. - Хмм… интересно, - отозвался Юстас. - Может, ты бы замолвил словечко за Дугласа? У тебя ведь есть знакомые в Нью-Портленде… вот бы наш мальчик учился там! Это все же престижнее, чем Квенси, - Эльза снова заговорила слащавым тоном, играя роль идеальной матери. - Не знаю. Я, в общем-то, не против… но давай спросим Дугласа, когда он из музыкальной школы вернется, - Юстас, как обычно, не сказал ни «да», ни «нет», чтобы не спорить. Но Эльза уже привычно всё решила за всех: - Значит, решено! Коллегия Святого Михаила, и точка. Деньги у нас есть, твои знакомые помогут, годика через четыре я поговорю с Мейсонами о помолвке. И, стоило Дугласу вернуться домой и заговорить с матерью, Эльза изложила ему свой «прекрасный план» как нечто окончательное. - Ма, ни в какую семинарию я поступать не буду! – возразил Дуглас, стоя посреди гостиной, засунув руки в карманы и глядя на мать исподлобья, будто волчонок. – Ты говоришь, Кларе нравится в Нью-Портленде, но почему я должен ее слушаться? Я же вечно ее чем-нибудь не устраиваю. И вообще она зануда. А я хочу в Харпер-колледж. Там, кстати, есть и лицей, там можно старшие классы закончить. Отпустишь меня на следующий год? - Дуглас, ты бы всё-таки доучился здесь, - Юстас спокойно попытался погасить уже начинающий гореть огонек ссоры. – В общежитии же труднее, чем дома. Там бы тебе пришлось привыкать к новому классу, а тут все свои, знакомые. А потом окончишь школу, и решим. - Я точно хочу в Харпер-колледж! – упрямо настаивал Дуглас. – Там же учились почти все губернаторы Нью-Техаса, и герои войны за Нью-Пенсильванию… и подполковник Мюррей там учился, и я хочу так же прославиться. Если до этого Юстас еще мог бы поддержать сына, а не Эльзу или хотя бы отсрочить казнь, упоминание ненавистного ему Мюррея и стало той ничтожной снежинкой, которая обрушила целую лавину. Юстас не забыл приема в мэрии, когда Эльза почти влюбленно смотрела на этого типа. Не забыл и то, как всего пару лет назад, услышав в новостях, что Мюррея повысили в звании за подвиг во время очередной миротворческой миссии, Эльза восхищенно сказала: «Вот это карьера! Миссис Мюррей с мужем повезло!». В этих словах явно крылся намек, что слава священника не так заманчива… Мысль, что собственный сын тоже мечтает подражать какой-то бессовестной сволочи, больно резанула его. И Юстас строго сказал: - Никакого военного колледжа. Всё, я сказал, и чтобы больше я таких разговоров не слышал. Ты уже не маленький, Дуглас, и должен думать не только о себе, но и о семье. И не смей спорить с матерью, она тебе добра желает. - Не пойду я ни в какую семинарию, - так же резко, как Юстас, отрезал Дуглас и вышел из комнаты. После того разговора Дуглас стал избегать отца, больше не попросил помочь разобраться в сложных упражнениях по музыке, допоздна где-то пропадал с друзьями. Он все больше отдалялся от семьи, становился совсем неуправляемым: увлекся совершенно невообразимыми дикими песнями, завесил стены в комнате плакатами с девицами в коротких юбках и кожаных топиках и с бритоголовыми музыкантами, затянутыми в кожаные костюмы и увешанными цепями. Браслеты с подвесками-черепами на запястьях, рваные джинсы, дурацкие значки на рюкзаке… Юстас успокаивал сам себя: все приметы переходного возраста, так раздражающие родителей, пройдет само со временем. Эльза кричала на Дугласа еще больше. Юстас, пересилив себя, все-таки пришел посоветоваться с отцом – но рассказал только о планах жены, так и не решившись признаться, что наговорил сыну сам и почему.