Black Dog

Агапантусы обещали цвести в этом году особенно красиво. Зима была мягкой, весна тёплой, мало дождей. Петуния присела на корточки, разворошив землю под кустами, утрамбовала лопаточкой удобрения. Опустившись на колени, она прищурилась, чтобы строго проинспектировать длину травы. Два и две трети дюйма. Практически идеально. Ей всегда было чем заняться в саду, но в мае, конечно, работы было больше всего. Нужно привести в порядок грядку и прибрать отцветшие весенние цветы, посадить летние и осенние. Большими садовыми ножницами Петуния срезала несколько ирисов, чтобы поставить в гостиной. Важной частью утреннего ритуала был обмен новостями с мистером Харпером, который тоже вставал рано, дабы выгулять собаку. Болтая с соседом, краем глаза она всегда следила за псом, кабы он не удумал справлять свои дела в её маргаритки. Судя по чахлым кустикам в соседском дворе, он уже привык к подобной практике. Уяснив, что получит тяжёлым резиновым сапогом по морде, стоит ему сунуться, печальный пёс вернулся на свою территорию, предпочтя осчастливить одного из садовых гномов. Петуния мысленно согласилась с ним — только для подобного эти жалкие уродцы и годились. Их было четверо — на четыре больше, чем полагалось. Ещё хуже, хотя, казалось бы, куда уж, неизменно, из года в год, в сезоны праздников Харперы своих карикатурно мерзких гномов наряжали. В Хэллоуин они светили в темноте флуоресцентными черепами, у их ног ухмылялись вырезанные тыквы, а секиры, вёдра и кирки были обмотаны паутиной. На Рождество паутину сменяли горящие гирлянды, а вместо колпаков у них были нахлобучены красные шапки с помпонами. Наблюдая за мистером Харпером, запутавшимся в собачьем поводке, Петуния решила, что его страсть вполне объяснима. Он, бородатый краснощёкий коротышка, не мог пройти мимо себе подобных. Возможно, они напоминали ему о братьях и сёстрах, оставшихся в Йоркшире. Зажав цветы в локте, она стянула у порога тяжёлые рукавицы и резиновые сапоги. Мурлыча себе под нос песню, вымыла вазу, подрезала стебли цветов, выставила их и полюбовалась пару минут. Лет шесть назад Риппер уничтожил её грядки, сожрал все ирисы — Петуния, глотая подступившую ко рту желчь, извинялась за то, что бедненький пёсик отравился её «гадкими сорняками». Она пыталась снова высадить их, но спустя три года, когда пришло время, они не зацвели — только пускали листья, слишком кислая оказалась почва. Упёршись, Петуния пересыпала землю, гасила её золой, удобряла, рыхлила, и наконец снова засадила их. На этот раз успешно. Они уже отцветали, но всё равно были высокими, тонкими, с бархатными лепестками самой глубокой синевы. Мистер Харпер провожал их печальным взглядом — надеялся, что она даст ему пару цветочков. Безосновательно: за последнюю неделю он не рассказал ей ничего нового или интересного, все его разговоры сводились так или иначе к новой машине мистера Мура, взятой в кредит. Этим вечером должны были прийти Уигморы (в этот раз их с Верноном очередь устраивать во дворе барбекю). Если Лианне понравятся её ирисы, так и быть, Петуния срежет ей парочку. В это время над столом за завтраком собиралась грозовая туча. Вооружившись запиской от медсестры, Петуния подняла тему диеты. Первым делом Дадли, конечно же, пустился в рыдания. Разрываясь между тем, чтобы отругать его за то, что «ревёт как девчонка», и тем, чтобы пожалеть своего сынулечку, Вернон всё же склонялся ко второму. Петуния к его крокодильим слезам осталась равнодушна. Это для его же блага, убеждала себя она, у него уже одышка после подъема по лестнице. У него диабет. Нет, пусть ей придётся спорить с Верноном, Мардж, да самим Господом Богом, но её дети будут жить долго и счастливо, и будут здоровыми. До открытой конфронтации пока не дошло — Дадли скулил, потом сатанел и хлопал дверью, Вернон отрезал, что до конца учебного года они эту тему подымать больше не будут. Пусть, мол, проведёт последнюю неделю себе в удовольствие. Петуния затаилась как тигр в чаще, поняв, что добыча пока была ей не по зубам, но ожидая момента слабости, чтобы снова попробовать напасть. Она подписалась на несколько журналов по фитнесу и здоровому питанию, принялась учиться высчитывать калории. Может, там будет пару советов как откормить Гарри, ходячую костяшку. Судя по Джеймсу, его к тому же рано или поздно ждал резкий скачок в росте. Дадли, не прощаясь, подхватил свою сумку с вещами на неделю и ушёл. Он решил даже уехать в школу в воскресенье, а не утром понедельника, как обычно, буркнув что-то о том, что не хочет в последнюю неделю свободы просыпаться ни свет, ни заря. — Подростковый возраст, — со смешком пожурил Вернон. Его радостное настроение не могло ничто омрачить. Завтра утром он уезжал на какую-то конференцию, симпозиум, как там это у них называлось. Нашлись спонсоры, готовые сделать Вернона исполнительным директором. Изготовление дрелей — вот она, мечта, только руку протяни. — Вот увидишь, — мечтательно произносил он, — у нас начнётся новая жизнь. Перед уходом его взгляд скользнул по гостиной. — Мы можем выставить сегодня на стол мой кубок по гольфу, — предложил он. — Ты после каждой игры приносишь кубок. Их дают за участие, — поправила ему воротник Петуния. — И остальные кубки стоят в моём шкафу в кабинете. Но этот значим для нас. Именно на прошлой игре я познакомился с мистером Эглзом. — О да, без его финансовой поддержки твой бизнес-гений так и был бы растрачен впустую. — Именно, — обрадовался Вернон, — ты всегда знаешь, что сказать, солнышко. Уигморы увидят его на столе и обязательно поинтересуются. — Ах, ты слишком скромен, — ещё немного и от её улыбки треснут щёки. — Вот только одна проблема. Там уже стоят цветы. — Да, очень красивые, — кивнул Вернон, — можно поставить их на кухне. Жалко выкидывать. На этом он чмокнул её в щёку и вышел из дома. Пару минут она просто смотрела на закрытую дверь, потом взяла вазу и решительно вышла из дома. Миссис Харпер и миссис Мур практически одновременно выглянули из окон — наверняка болтали по телефону, обсуждая машину мистера Мура, ну да Петунии сейчас не до старых кошёлок. Через пару минут она уже пожалела о своём опрометчивом решении нести в руках наполненную водой вазу, но отступать было поздно. Не это ли история всей её жизни? Мимо, проревев, проехал автомобиль — Муровскому Форду Фиеста до этой БМВ как Вернону до победы в любительском чемпионате по гольфу — и вдруг, резко остановившись, засигналил. Из окна высунулась светловолосая голова мистера Уигмора. — Петуния? — удивлённо позвал он, потом, словно спохватившись, выпрыгнул из машины и в два шага оказался рядом с ней. — Это выглядит тяжелым, а ну дайте-ка. Почувствовав прикосновение его рук к своим, Петуния как-то смутилась и мгновенно выпустила вазу — впрочем, Уигмор успел поймать её, улыбаясь как мальчишка собственной ловкости. — Еду я посмотреть игру Итана в хоккей на траве, а тут вижу такую картину… Куда это вы собрались с таким серьёзным видом и с такой странной ношей? — спросил он, поняв, что сама она ничего объяснять не собиралась. — Я, собственно, к вам, — выдавила Петуния, криво усмехнувшись, проклиная про себя собственную вспыльчивость. Лучше бы она послушалась первого порыва и выбросила к чертям эту вазу с цветами. — Хотела подарить. — Такие красивые цветы, — задумчиво протянул Уигмор, — не понимаю, как вы с ними расстаётесь. — У Вернона жуткая аллергия, — мстительно соврала Петуния, — надышится в саду и потом храпит как медведь. Уигмор перевёл взгляд с неё на цветы, потом обратно на неё, и кивнул. — В таком случае столь прекрасные цветы и впрямь лучше поставить там, где их оценят по достоинству. Я возьму их, благодарю вас. Хорошего дня вам, Петуния, — свободной от вазы рукой он приподнял шляпу. — До вечера, — поспешно отозвалась та, надеясь поскорее забыть об этой нелепой ситуации. — Жду вас сегодня. — Сегодня? — с приподнятой бровью переспросил Уигмор. — Сегодня наша очередь, — она тихонечко попятилась, не в силах продолжать и дальше смущающий её разговор, — барбекю у нас во дворе. Ждём вас с Лианной и детьми. — Ах да, — произнёс он, — это же сегодня. Точно. До вечера, Петуния. Не оборачиваясь, он сел в машину, помахал из неё рукой и уехал. Прощание вышло каким-то странным, но Петуния тут же забыла об этом. Демонстративно спокойно пройдясь обратно к дому, краем глаза проверив, что любопытные соседи разошлись, уверившись, что на этом всё интересное закончилось, она зашла в дом и плотно закрыла за собой двери. Её встретил привалившийся к дверному косяку Сириус, напяливший её садовую шляпу и даже подвязавший бантиком ленточки под подбородком. Он совершенно невозмутимо смотрел на неё и жевал печенье, крошки от которого оставались у него в бороде. — Почему ты продолжаешь вламываться ко мне в дом? — устало вздохнула Петуния. — Я же сказала, что открою, как только они уедут. — Ты куда-то ушла, — с набитым ртом отозвался Сириус, — чёрный вход был не заперт. Тебе стоит быть поосторожнее. Через ваш забор не так уж сложно перелезть. Мало ли кто здесь бродит, знаешь ли. — Знаю, — фыркнула Петуния, — есть тут один такой. Один раз прикормила — теперь постоянно приходит как к себе домой. В жизнь не отвяжешься. Они прошли на кухню, и самая добрая, замечательная хозяйка, всем на зависть, Петуния поставила на плиту кипятильник. Всухомятку уж совсем как-то грустно. — Ты, на самом деле, поаккуратней, а то соседи могут увидеть, — сказала она. — Боишься сплетен, что изменяешь толстопузу? — ухмыльнулся Сириус. — Ты давно себя видел? — она кинула на него испепеляющий взгляд. — Они скорее вызовут полицию, подумав, что ты какой-то бездомный, грозящий перерезать мне горло осколком бутылки, если я не покажу тебе, где в этом доме лежат драгоценности. — Ты так мила. — Я не трогала тебя эти пару дней, но сегодня ты попрощаешься со своей отвратительной растительностью. — Я был уверен, что тебе нравится мой новый образ! — ужаснулся Сириус. — Ещё скажи, что пижонские усы Ремуса тебе нравятся, а моя борода настоящего мужчины нет? Она к тому же очень полезная! Если я проголодаюсь до обеда, могу порыскать и найти себе небольшой перекус… Петуния с визгом закрыла себе уши, пытаясь прогнать мерзкую картинку, отпечатавшуюся на веках. Сириус рассмеялся. Конечно, он всё ещё выглядел как бродяга, но уже несколько лучше, чем когда только заявился сюда. На щеках появился легкий румянец, и ему уже не становилось плохо после каждого приёма пищи. Он даже смирился с тем, что его пичкали пищевыми добавками и витаминами. — Сегодня на обед суп с луком-пореем. Твой любимый. — Терпеть не могу суп с луком-пореем. — Знаю, — довольно отозвалась Петуния. Он вскинул руки к потолку, вопрошая, за что ему были ниспосланы такие мучения. Вообще-то он уже давно должен был отсиживаться в каком-то безопасном месте в Сомерсете. Дамбдор нашёл ему на краткое время жилье — как никогда удобно у одного из его друзей оказался пустующий летний домик. Оттуда через неделю сработает случайно брошенный там портал, который перенесёт Сириуса куда-то далеко за пределы Великобритании. Он сам не знал, куда, но всецело доверял Дамблдору. Ума не приложить, с чего это они все молятся на старика. Сириус должен был засесть на самом дне, ведь его не прекратили разыскивать, но вместо того, чтобы затаиться там, где никто и не подумал бы его искать, он решил остановиться ненадолго в доме Гарри Поттера. Почему бы и нет, как говорится? Большинство времени он проводил как собака, сидел у неё в саду, изредка с удовольствием гавкая на прохожих. Некоторые даже думали вынести этот вопрос на собрание совета благосостояния Литтл Уингинга. Петуния, как секретарь совета, технично исправила все подобные упоминания. Пусть ищут свою стаю бродячих псов по округе. Сириусу она пригрозила кормёжкой, состоящей из одного собачьего печенья, если он не прекратит вести себя как дурак. Они пугающе быстро влились в рутину. Пробежка по утрам дамы с собачкой. Провожая Вернона на работу, она чувствовала почти физические перемены. Воздух становился слаще, хотелось набрать его полной грудью. Заканчивалось время миссис Дурсль, начиналось время Петунии. Осознание секрета дарило ей некое преимущество, пьянило её, словно вместе с этим секретом ей принадлежало теперь всё. Всё в данном случае заключалось в простом: впервые за долгое время она снова стала принадлежать сама себе. Присутствие Вернона стало почти невыносимым — хотелось смеяться ему в лицо, хотелось пожурить, что он даже не подозревал, что происходило у него под носом, в его собственном доме. Происходило самое важное и одновременно ничего такого. Сириус бегал с ней по утрам, ел приготовленную ему еду, но не посягал на её личное пространство. Они ютились на узенькой одноместной кровати, но он не смел прикасаться к ней, не физически, по крайней мере — она обнимала его, засыпая позже, просыпаясь раньше, иногда от его криков, иногда от его тихого плача сквозь сон, иногда просто потому что пришло время вставать. Один раз она даже проспала пробежку. Единственный раз, когда Сириус проснулся раньше неё — когда она продрала глаза, первым, что увидела, были его. Не спросила, о чём он думал, времени не было, просто с недовольным стоном поплелась на кухню. Едва успела приготовить завтрак к тому времени как спустились Вернон с Дадли. Усадив Сириуса на крышку унитаза, Петуния разложила на стиральной машине весь свой пыточный набор: ножнички, щеточку для пены, бритву. — Сиди и не рыпайся, иначе станет на одно ухо меньше, — грозно заявила она, подрезая края его кудлатой бороды. Сириус чинно сложил руки на коленях, но глаза его игриво искрились, и она не поверила такому явному послушанию ни на йоту. Папа долго отказывался признать, что у него тряслись руки. А они позволяли ему этот старческий каприз и делали вид, что не замечали царапины на его щеках и подбородке, когда он спускался к завтраку. Пока однажды Петуния не застала утром картину: папа с намыленными щеками, надутый как индюк, и мама, которая брила его. Они быстро привыкли к новому ритуалу. Настолько, что, когда мама умерла, а отец слёг настолько, что не мог подыматься с постели без посторонней помощи, он ни в какую не давался Петунии. Только Лили, такой похожей на маму. Лили взялась за дело с готовностью, но брила она ужасно — вечно пропускала участки, разводила бардак. Петуния много пилила её по этому поводу. Она её в принципе частенько пилила, по поводу и без. Если бы она только знала, как мало у них времени, может, тогда бы она заткнулась. Просто смотрела бы, как отец, ссохшийся крошечный старичок с острыми коленками, улыбался, наблюдая за высунувшей язык от усердия Лили. Просто не обижалась бы на маму, такую же любительницу попилить, как и она. Она просто бы остановилась, чтобы запомнить эти моменты получше, чтобы успеть сказать им что-то важное… Но вряд ли. Даже зная, она наверняка нашла бы возможность всё испортить. Ноги зажало в тёплое кольцо. Но её рука не дрогнула, ровно ведя бритву по намыленной скуле. Сириус удерживал её на месте, словно он была воздушным шариком, наполненным гелием, грозящим вот-вот улететь прочь. Надо намотать на запястье, а то забудешь и выпустишь случайно… — Ты мешаешь, — она приподняла его лицо за подбородок, — тяпну тебя, будешь знать. Его это, предсказуемо, не испугало. — Тунс? — Мм? — У тебя был кто-то? — он, зная её как облупленную, слегка уклонился, чтобы она не порезала его, на этот раз вполне намеренно. — Не Дурсль. Я имею в виду, по-настоящему? Она отложила бритву и намочила полотенчико. — Не твоё дело, — она аккуратно стерла остатки пены с его лица и шеи. — К тому же, каким бы ни был ответ, он тебе не понравится. — А этот красавчик, которому ты подарила сегодня цветы? — с самым незаинтересованным видом спросил Сириус. — Если он тебе так приглянулся, могу познакомить, — закончив, Петуния обмыла полотенце и кинула его в бельевую корзину. Она слегка отшагнула, чуть увеличив дистанцию между ними, но оставаясь в кольце его рук. Гладко выбритый и с подстриженными волосами, Сириус выглядел несколько моложе, несколько больше похожий на себя. Он, такой худой, тонкий, ранимый, поднял к ней лицо, и в его серых глазах — нет, не тоска больше — в его серых глазах было что-то такое откровенное, честное, требовательное. Он отказывался сам делать первый шаг, но и не делал вид, что не думал об этом. Ждал её решения и её приговора. Ждал, когда она смирится с неизбежным. Не помня себя, Петуния протянула к нему руку, и бродячий пёс, отвыкший от людей, потянулся в ответ к её руке. Она играла с огнём. Что она затеяла? Чем она здесь занималась? Но тормоза отказали, и свернуть куда-то возможности уже не осталось. Господи, она ведь не девчонка уже сопливая! Она взрослая женщина! И как взрослая женщина, Петуния пискнула что-то об обеде, который не приготовится сам. И Сириус понял — отпустил её, отпустил шутку про мерзкий лук-порей. Мнимая возможность перегруппироваться. Она чувствовала между лопаток его провожающий взгляд. Обжигающий. Знающий. Уверенный, что она вернётся. Трусиха. *** Духовка пискнула, и Петуния, пыхтя от тяжести, вытащила из неё запечённую ветчину. Карамелизированная корочка, ровный цвет, чудный запах. Она заприметила этот окорок ещё когда её мясник на углу Свитроуд только откармливал его. В их доме свинина вот уже пару лет как не водилась, но изредка, особенно когда Дадли отсутствовал, то бывало, на тарелке с яичницей появятся пару ломтиков бекона. В гостиной как раз ждал на диване фотоаппарат. Вернон желал как можно более подробно запечатлеть знаменательный день. Оставалось лишь пару кадров, потому Петуния сдержалась и не устроила ветчине фотосессию прямо здесь. Попозже, чтобы и гости хоть чуть-чуть попали в кадр. Лианна, наверное, расплачется, увидев такую чудесную ветчину. Она сегодня была на эмоциях. Сразу же с порога посыпались благодарности и поцелуи за цветы. Внезапно покончив с телячьими нежностями, Лианна, отмахнувшись от предложенного Верноном бокала, помчалась в туалет. Уигмор со смешком извинился за жену, объявив, что контрольного визита перед выходом из дома оказалось, видимо, недостаточно. Заметив воцарившийся посреди стола трофей по гольфу, он многозначительно усмехнулся, но не стал никак это комментировать. Уигморята разочаровались, что Дадли нет — с Гарри они не виделись толком, а в редкие встречи он держался замкнуто — но получив разрешение играть в Дадлин геймбой, долго они не расстраивались и тут же умчались в его комнату. — У меня отличная идея, — Вернон отхлебнул пива, — я бы с удовольствием пригласил мистера Эгглза на нашу следующую игру в крикет. Ты ведь можешь приводить двоих не-членов клуба с собой? Поиграем, поговорим о бизнесе в хорошей мужской компании. Он толковый предприниматель и любитель спорта, как мы с тобой. Тот трофей, что ты видел в гостиной, это с нашей с ним игры. — Какой милый сувенир, — улыбнулся Уигмор, — жаль, что в нашем клубе не дают награды за простое участие. Вернон подколку, конечно, не заметил — а Петунию бросило в жар. Ей стало неловко за него, и вместе с тем почти обидно. Да, он был смешон в своей индючьей напыщенности, но тем не менее, он ужасно жаждал одобрения Уигмора. — Вернон так долго мечтал об этом, — всплеснула руками она, — теперь он большой начальник! Даже простое участие это иногда кропотливый труд, а кропотливый труд всегда окупается! — Моё солнышко за словом в карман не лезет, — гордо произнёс Вернон. Лианна прослезилась и подняла свой бокал с райбиной. Все послушно чокнулись с ней. Она принялась расспрашивать Вернона о всякой ерунде — хороший момент, чтобы оставить их и проверить ветчину. Петуния положила на поднос вилку и нож для нарезки мяса. Отлично, можно выносить. — Вкусно пахнет, — в дверях остановился Уигмор. Он, мягко ступая, подошёл к ней. Петуния, всё ещё несколько обиженная на него за выпад в сторону Вернона, натянуто улыбнулась. — Я помогу, — предложил он. — С подносом? О нет, спасибо, я сама, — отмахнулась она, отворачиваясь от него, чтобы повесить над духовкой прихватки. — Вы не ждите, мне вот ещё надо… ммм… бокалы прополоскать. Его голос раздался у самого её уха. — Я помогу, — тихо отрезал он. Рука, схватившаяся за злополучный бокал, слегка дрогнула. Ей ведь кажется. Надумала себе бог весть что. Скучающая домохозяйка с разыгравшейся фантазией. Она слегка отодвинулась, но он не позволил сократить дистанцию, двигаясь за ней, вжимая её в столешницу. — Остывает, — из-за пересохшего горла получилось едва слышно, — нас ждут на дворе. — Да мы недолго, не хватятся, — вкрадчиво проговорил он. В голове резко опустело. Она всё не так поняла, не могло быть иначе. По бедру скользнули чужие пальцы. Всё не так. Она путает что-то. Путает. Что ей делать? Закричать? Чтобы Вернон примчался на кухню, а потом оказалось, что ничего и не случилось, а она развела скандал, истеричка? А если нет? А если даже и случилось? Если это правда происходило сейчас, с ней? На крик прибегут дети и увидят это. Лианна увидит это и больше никогда не заговорит с ней. Из-за того, что Петуния не заметила, не предвидела, не поняла вовремя… не поняла что? Что происходило сейчас? — Я не понимаю, — жалобно призналась она, — у вас жена есть… — И я её очень люблю, — пожал плечами Уигмор, — не вижу проблемы, я же не проститутку какую-то снимаю. Извините за вульгарность. У нас сейчас такой период. Мы уже четыре раза с ней через это проходили. Гормоны, вес, просто настроения вечно нет… Я тоже человек. Я мужчина. Мне нужны некоторые вещи. — Я… у меня… у меня муж… — Да, с таким мужем очень весело, наверное, — со злой насмешкой фыркнул он. — Петуния, послушайте, мы с вами взрослые люди. Вы же сами инициировали это. А я согласен. Зачем цветам стоять там, где их не оценят? Я оценю. Я вообще ценитель цветов. Вам понравится. Что он сделает, если она сейчас откажется? Они просто забудут об этом, как ни в чём не бывало? Или он заберёт Лианну, боясь, что Петуния всё ей расскажет, решит рассказать всё первым, скажет, что она лезла на него? Ей казалось, она знала его как человека, но теперь ни в чём не была уверена. Он прав. Сама виновата. Сама виновата во всём. Она дала повод, двусмысленно себя вела, вот и запутала его. А может, она и хотела этого глубоко в душе? Хотела же внимания, да, баба дурная? Вот тебе внимание. Вот к тебе пристаёт красивый мужчина, который тебя оттрахает так, что своё имя не вспомнишь, а, как тебе такое? Если бы была обратная ситуация, Лианна бы знала как поступить. Она не отупела бы, боясь двинуться. Она не дрожала бы сейчас, чувствуя привкус желчи во рту, чувствуя как нарастает внутри паника. Лианна поступила бы правильно. Лили поступила бы правильно. Она была умной. Сильной. Смелой. Петуния не такая. Что делать? Что делать? Что делать? Решение было мимолётным, не совсем осознанным — лишь бы сбежать из сложившейся ситуации — и Петуния резко сжала ладонь, невольно охнув от боли, когда осколки бокала глубоко вошли под кожу. Уигмор не сразу понял, что произошло. А потом увидел кровь. Чертыхнувшись, он открутил кран, потом закрутил его обратно. — Надо сначала промыть? Или вынуть осколки? О господи, Петуния, слышите меня? Вы не теряете сознание? Воды? Присядьте на стул, вот так, молодец, сейчас я позову Лианну. И вот так вот просто он вдруг снова стал знакомым Уигмором, другом семьи. Возможно, она всё-таки не поняла, что-то не так истолковала, ведь вот же он, подложил ей под руку полотенце, вылил двухсотфунтовый виски, принесённый в качестве подарка, на рану, чтобы продезинфицировать. Трусцой унёсся из кухни, зычно зовя жену. Лианна даже не плакала, мастерски вынула всё стекло пинцетом, отослав побледневших, не привыкших к крови мужчин. — Я ещё никому не говорила, — мимолётом призналась Лианна, чтобы отвлечь её, пока выуживала особо вредный осколок, — сделала вчера тест, а сегодня была у доктора. У меня будет ребёнок. Снова. Пятый, господи, представляешь? Хотела сегодня сказать Нейтону, но у вас такой праздник, мой подождёт. «У нас сейчас такой период. Мы уже четыре раза с ней через это проходили. Гормоны, вес, просто настроения вечно нет… Я тоже человек. Я мужчина. Мне нужны некоторые вещи». Петуния промычала нечто нечленораздельное в ответ. — Я, кстати, хотела спросить. Не надо. — Будешь крёстной? Презирая себя за слабохарактерность, Петуния кивнула. Глаза Лианны тут же взмокли. — Да что ж с тобой такое-то! *** Момент после того, как разошлись гости, всегда самый тихий, самый одинокий и задумчивый. Полный облегчения, но вместе с тем и опустошенности. Прибрав со стола и перемыв тарелки, Петуния пообещала Вернону, что скоро подымется наверх, а он пообещал, что дождётся её. Две лжи. — Ты с кем-то подралась? Взъерошенная такая, — улыбка Сириуса погасла, стоило ему подойти поближе и рассмотреть её получше. Он присел на корточки рядом с ней. — Туни, ты в порядке? Что с рукой? — Иногда легче руки себе порезать, чем войти в открытую конфронтацию, когда ты трус, — пробормотала Петуния. — Вы поссорились с Дурслем? — предположил Сириус, тут же накладывая заклинание в сторону спальни, изолируя шум и чтобы знать заранее, если Вернон выйдет из спальни. — Если бы, — Петуния вздохнула, пряча лицо в руках, — если бы мы поссорились, мне было бы легче. Если бы он был откровенным мерзавцем, насколько мне было бы легче. Странное пожелание, да? Но так я могла бы остаться морально незапятнанной. Как будто бы тогда у меня было какое-то право поступать с ним так. — Как? — А ты не понимаешь? — она сердито дёрнула головой. — Не видишь, что ли? Тебе обязательно, чтобы я проговаривала это вслух? Ну и что, что я не сплю ни с кем другим? Чем это не измена? — Хотя бы тем, что ты никогда его не любила, — Сириус поднялся с корточек и упал рядом с ней на диван. — Но мне не всё равно, — возразила она. — Пусть он не идеальный. Я прожила с этим человеком почти тринадцать лет. Он спас меня. Он отец моего ребёнка. Он помогал мне с Гарри. Пусть ему он так и не стал отцом, но он продолжает помогать Гарри. Мне не наплевать на него. Такое самодовольство, подумать только. Как она не могла дождаться, когда уже Вернон выйдет за дверь. Чем она лучше Уигмора? Этот вечер ясно показал ей, что ничем. Как ситуацию не крути. — И сколько ты ещё будешь щадить его? Сколько он будет манипулировать тобой, Петуния? — разозлился Сириус. — То, что он не полный мерзавец и не выкинул младенца на улицу, совсем не значит, что ты должна быть ему по гроб жизни благодарна! — Я дала клятву! Клялась ему в верности. В болезни и в здравии, в богатстве и бедности. Неужели это ничего не значит? Неужели можно так просто пойти на попятную? Меня никто не заставлял этого делать. — А вот и заставили, как же ты не видишь? — взмолился он. — Он воспользовался твоим уязвимым положением, и теперь что бы ты не захотела для себя, это будет ставиться тебе в вину и неблагодарность. Но это не плохо — хотеть чего-то для себя. Ты не плохой человек просто потому что хочешь счастья. — У тебя всё так легко! — Сейчас опять начнёшь бросаться в меня чем-то? — Сириус отстранился, прикрываясь диванной подушкой. — Да хватит уже паясничать! — она вздохнула и вдруг успокоилась. — Ты в бегах, а у меня нет средств к существованию. Никто не даст разведённой женщине кредит. Никто не продаст и не станет сдавать мне дом. Приличные соседи не будут со мной общаться. У меня нет образования и опыта работы, возраст не тот, меня никуда не возьмут. А значит, я не могу уйти от Вернона. И я должна быть в ответе за свои решения. — Тунс, не надо… — Я не могу, — твёрдо закончила она. — Мы не принадлежим сами себе, Сириус. У меня двое детей. Мне нужно заботиться об их благополучии. — Кому как не мне знать о том, что значит не принадлежать самому себе. Он вздохнул. — Хорошо, я понял. Я принимаю твоё решение, пусть и не согласен с ним, пусть никогда не буду согласен. Но я понимаю. Она должна быть в ответе за свои решения. Не сомневаться. Нельзя. Так почему же у неё физически кололо в груди? Почему ей казалось, что кто-то сжимал в кулаке её сердце? — Ты прости, но я пойду, наверное, — Сириус встал с дивана, — я пока не могу находиться рядом с тобой. Спасибо тебе за всё. Прости, что я сбегаю как обиженный на отказ мальчишка, просто… мне надо всё обдумать. Как быть дальше. Если останусь, не уверен, что не сделаю какую-то глупость. Видишь, твоя организованность передалась мне немножко. Он постоял пару мгновений, словно ждал от неё чего-то, словно ждал, что она остановит его сейчас. Но она не остановила. И он ушёл. И тут же всё её тело онемело, и все её пафосные слова о том, что долг важнее счастья, все доводы оказались пшиком. «Что я делаю?» Она только получила Сириуса обратно и вот добровольно отказалась от него, даже более того — сама оттолкнула от себя, прогнала его? Когда она сказала, что ему всё легко, она всё упростила, но не соврала. Легко, потому что пройдя через всё, он понял, что действительно важно. Он решил для себя, чего он хотел и что ему было нужно. А она? Что нужно ей? Ей не плевать на Вернона. Она заботится о нём как может. И всё же дело не в том, привлекателен он или нет, добр он или нет, как он к ней относился — нет, дело было не в этом. А в том, что будь он даже самым добрым, самым лучшим на земле, будь он потрясающим отцом для Гарри и Дадли, будь он замечательным мужем… он не был ей нужен. Никакой. И если ради благополучия детей ей придётся врать ему… Что же. Петуния с детства отличная врунья. Такой актрисы не сыскать. Она не такая как Уигмор, никогда не была и не будет. И не такая как Лили. А такая, какая есть. Не сильная, не смелая, не хорошая. И отказаться от Сириуса она не сможет, что бы она не говорила ни ему, ни себе. И с этой мыслью Петуния рванула с дивана. Она выбежала на задний двор и успела увидеть, что Сириус аппарирует. Без раздумий, без плана — и не сомневаясь ни секунды — схватила его за руку. Мир закрутило в водоворот. Хлопок.