Совместное проживание

*** Казалось. Боль вгрызалась куда-то чуть выше левого виска, да так, что голова кружилась. Я смотрел, как тонкие Сашкины пальцы, не двигаясь покоятся на боку большой кружки с чаем. Иногда он поднимал её, чтобы сделать глоток и на внешней стороне ладони под бледной, отдающей какой-то синевой, кожей, выступали сухожилия. – Хочешь прогуляться? – тихо предложил я. Ирка заметно оживилась, отвлеклась от йогурта и выжидающе уставилась на брата. Сашка задумчиво вздохнул. – В цирк сходим, или в парк, – подначил я, зная, что Ирка точно уже не отстанет от брата, упрашивая его выйти на прогулку и, конечно, он сдастся. Саня согласился. Потом молча поставил кружку в раковину и ушел к себе, чтобы одеться. Через полчаса, когда Ирке закончили заплетать волосы, проверив газ и розетки, мы вышли из квартиры. – Далеко не убегай, – предупредил Сашка, когда девочка с улюлюканьем понеслась вниз по лестнице, с шумом перепрыгивая через ступени. – Слоненок, – усмехнулся я себе под нос, слушая, как гулко раздаются Иркины прыжки в подъезде. Когда Сашка с сестрой только сюда переехали, соседи, умиляясь Иркиному лепету, радостно поддерживали и хвалили меня за такой поступок, всячески предлагая свою помощь. Кто готов был посидеть с Иркой, кто помочь Сашке с магазином. Постепенно дружеский пыл угас и, ввиду того, что мы старались всячески отказываться от попыток как-то облегчить нам жизнь. Сашка не слишком хорошо шел на контакт с людьми, первый месяц находился в потерянном состоянии и мне пришлось решать за него много проблем, типа похорон и учебы. Гнетущая атмосфера, времена не из приятных. Я и сам тогда чувствовал себя вечно разбитым и уставшим, но потом все стало приходить в норму. И Сашка с Иркой тоже. – Где ты ночевал? – спросил после длительной паузы Сашка, когда мы с остановками, да передышками, выбрались из прохладного подъезда на улицу, залитую солнцем. Я замялся. Мне казалось, что Сашка не спросит об этом, но он спросил. Неизвестно почему. – У Алены, – буркнул я смущенно. – Ну, той брюнетки, из клуба. Помнишь, на твою днюху ходили. – Помню, – отозвался друг вяло. Голос его стал каким-то пустым. Мне показалось, он обиделся. Он ведь имел на это право, ему тоже хотелось гулять, встречаться с девушками, да только это почти невозможно. Какой уж тут секс, если ему становится плохо от тяжести ведра воды в руке? Какие тут вообще могут быть отношения хоть с кем-то, если даже его бывшая девушка смотрела на него, как на конченного урода, после всех этих событий. После того, как он бросил работу и осел дома. Хорошо, что они расстались, мне его Света никогда не нравилась. Много сейчас таких, привыкших только брать. А Сашка... Сашка из тех людей, которые все готовы отдать и снять последнюю рубашку в помощь другому. Никому не нужный человек. А ведь такой светлый, добрый. – Давай присядем, – слабым голосом произнес он. Опустился на ближайшую скамейку медленными, какими-то замороженными движениями опустив голову на сложенные лодочкой ладони. Волосы закрыли лицо. – Плохо, да? – с жалостью спросил я. В такие моменты я совершенно не знал, что делать и как ему помочь. Топтался, как дурак, рядом с ним, потом присел, смущенно положил руку на его спину, с остро выступающими лопатками, и пробормотал: – Сань, ты это... таблетки хоть пьешь? Пил с утра? Может воды надо? – Не надо, – глухо отозвался он, замерев в одной позе. Мы сидели так минут пять, потом он поднялся на ноги, под громкое нытье уставшей Ирки, и медленно пошел вперед. Я шел рядом с ним, в любой момент готовый подставить свою руку, или подхватить его, если ему станет плохо. Мы дошли так почти до билетных касс одного из приезжих цирков, вновь остановились в тени, где бледный до синевы Сашка прижался лбом к прохладному металлическому поручню. Я запоздало укорил себя. На улице такая жара и многим сердечникам сейчас плохо, а ему запрещены перегрузки. Естественно, он еле идет, если даже меня валит с ног при таком солнцепеке. В дурацком цирке, наверное, еще хуже и жарче, и совсем нет свежего воздуха. Я хотел было поделиться этими мыслями с другом, но тот отмахнулся и побрел ко входу в цветастый шатер. В цирке было жарко. Сильно пахло опилками, еще чем-то, знакомым с детства. По сцене прыгали маленькие собаки, вызывающие дикий восторг среди посетителей младше двенадцати и очаровательная дрессировщица в красивом, блестящем боди, вызывающим самые положительные эмоции у взрослых папочек и чьих-нибудь старших братьев. Например, у Сашки. Он непрерывно следил за её грациозными движениями и улыбкой, и мне даже стало обидно. Забыл и про меня и про Ирку, которая радостно хохотала и подскакивала на месте, сидя между нами. Обо всем забыл. Взгляд его был каким-то опьяненным, но более или менее твердым. Значит ему не слишком плохо физически, можно за него не беспокоиться. Хотя, все же, здесь очень жарко. – Пойдем отсюда, – позвал друг, когда в перерыве между номерами на сцену выскочил жонглирующий мячиками клоун. Ирка разобиделась вдруг, поняв, что не дождется появления льва, для вида похныкала минут пять и нехотя вышла с нами из цирка. Сашку покачивало. – Держись за меня, – предложил я быстро, придерживая его за спину. Друг благодарно оперся рукой о мое плечо. Он был горячий до невозможности, меня сразу бросило в жар. Я даже смутился. Всегда неловко быть в таком тесном контакте с человеком, с которым обычно себе этого никогда не позволял. Непривычно и одновременно так естественно. Я подумал вдруг, что Сашка, это единственный человек, чья близость так естественна и нормальна для меня. Это не девушка, с которой думаешь о том, как её грудь прижимается к моей, а Сашка, родной, до последней родинки на худом теле, с острыми лопатками и натруженными руками. Настолько естественно, что... Он положил голову мне на плечо. – Эй, – покраснел я, слегка потормошив его, – помираешь? Пить хочешь? Я тебя на руках не понесу, не корчи из себя принцессу. – Пошел ты, – улыбнулся слабо Сашка, не открывая глаз. – Дай минуту, не соображаю ни черта. В глазах темно. – Может врача? – встревожился я окончательно. С одной стороны держал Сашку, с другой за ладонь прочно держалась Ирка. Я растерялся и не знал, в какую сторону двинуться. – Постыдились бы хоть, – охнула какая-то женщина в цветастом платье, тащившая за руку упитанного мальчишку в шортах. – Посреди детей, извращенцы, да чему вы ребенка научите! Гриша, не смотри на них, пойдем скорее к кассам. Гриша не преминул нас внимательно осмотреть и скорчить напоследок рожу. Я возмутился было, но тут Сашка отвел голову от моего плеча, аккуратно продемонстрировал гадкому ребенку средний палец на левой, свободной руке и ничуть не смущаясь высунул в ответ язык. – Ты чему ребенка учишь? – рассмеялся я, встряхивая его в объятиях. – Ира, не смотри. – Запомни, Ира, – поучительно сказал заботливый братец. – Если кто-то будет тебя доставать, покажи обидчику средний палец. Это волшебное средство древних друидов. Ты же знаешь, кем были друиды? – Хорош на мне виснуть, – оборвал я его, с улыбкой. – Фак показывать в состоянии, значит и идти сам сможешь. А то на нас уже косятся. Принимают за каких-то извращенцев. Я совсем не хочу, чтобы нас посчитали геями. – Так ты еще и гомофоб, – укорил меня Сашка вдруг. – Стыдно, Дэн, стыдно. Мы остановились у летнего кафе, привлекающего посетителей яркой вывеской, сели в тень, за ближайший столик. Сашка выглядел получше. Официантка принесла холодную воду, мороженое для Ирки и кофе со сливками для меня. Некоторое время мы молчали, я размешивал остывший кофе со сливками, Сашка цедил через трубочку ледяную воду в запотевшем стакане. На дне стакана виднелись кусочки тающего льда. - Извини, - сказал он тихо и виновато, опустив голову. - Если хочешь, можем вернуться. Представление еще не закончилось. - Не стоит, - улыбнулся я легко. - Мне там не особо понравилось. Куча кричащих детей и жара. Да и запах тяжелый. - Да, - согласился друг. Вновь повисла пауза. Я не знал куда смотреть и смотрел на Ирку. Сашка тоже перевел на нее взгляд. - Ешь медленнее, горло заболит, - сказал он устало. - Не заболит, - плохо выговаривая буквы ответила Ирка, не отрываясь от увлекательного занятия. Пыталась отодвинуть кокосовую стружку с подтаявшего шарика и добраться до самого мороженого. Молчание было каким-то отчаянным. Мне казалось, еще немного и мы никогда не исправим наше общение, не вернем его на нормальный, привычный, дружеский уровень. Мне очень не хотелось, чтобы он отдалялся, а он словно отталкивал меня, как прокаженный, закрываясь в себе. У меня никогда не получалось говорить ему те слова, которые действительно поддержали бы его, я все сводил в шутку, но разве можно все время выезжать на таких вот шуточках и напускной грубости? - Сань, - помявшись позвал я. - Ты это. Извини меня. Я не додумался сразу, жарко же, тебе нельзя на такой... - Да-да, - прервал он меня раздраженно. - Мне много чего нельзя. Я вообще наполовину труп, хватит за меня трястись. Я не прошу за меня переживать, покупать дорогие лекарства и тем более читать нотации, как мне жить. Сценарий все равно один, я в четырех стенах. Ты на работе, Ирка в садике... Прости. Я немного устал от вечного напряжения. Я не прошу меня понять, просто не извиняйся неизвестно за что. Ты ни в чем не виноват, ты ведь как можешь стараешься помочь мне. Его тонкая рука с длинными пальцами невесомо легла на кисть моей руки. Я даже не сразу заметил это его прикосновение, пытаясь вникнуть в его раздраженный тон. Сашка очень редко сердился и тем более крайне редко выговаривал мне такое. Он, кажется, вообще был самым спокойным и улыбчивым человеком на всей земле, в его-то положении. - Извини, - сказал он, с горькой усмешкой, на мгновение скользнувшей по его губам. - Пойдем домой. Мне уже намного лучше. Домой мы шли в молчании, не то чтобы оно было каким-то напряженным, но все-таки, что-то проскальзывало. Даже Ирка молчала, не понимая, то ли мы поссорились, то ли затеяли какую-то игру типа: "Кто слово скажет, тот дурак". - С завтрашнего дня обещают дожди, - сказал друг тихо, когда мы зашли в квартиру. Дома было прохладно, что после одуряющей жары и солнцепека очень порадовало. - Наконец-то, - улыбнулся я легко. - Жара уже надоела основательно. - Да уж, - улыбнулся Сашка в ответ, проходя за мной в комнату. - По телику идет "Наваждение", ты как? - Полностью за, - усмехнулся я. Наконец-то спало это напряжение между нами. Просто мучительные ощущения. - Захватишь пиво? - Хуй тебе, а не пиво, - забывшись, ответил Сашка, глянул быстро на Ирку и удостоверившись, что она не обратила внимания, укорил себя. - Плохой старший брат. - Очень плохой старший брат, - рассмеялся я, легко хлопая его кончиками пальцев по сомкнутым губам, на что друг расхохотался и легко ткнул меня в бок, смутившись. - Чему ты только учишь детей, дебил, - охнул я. Удар оказался неожиданно болезненным. Видимо попал острым кулаком в какую-то чувствительную точку. - Как ты меня любишь-то, - улыбнулся друг, сверкнув здоровым румянцем на щеках, обхватил рукой за шею и стал толкать в комнату. Я уткнулся лицом ему в шею, пытаясь выкрутиться из хватки, скорее в шутку, чем всерьез. Естественно, я моментом освобожусь, но это прекратит веселый ритуал примирения, а мне этого не хотелось. Краем глаза я заметил, как на нас с не по-детски изумленными глазами смотрит Ирка, до этого никогда не видевшая, чтобы мы так обнимались и вообще были так близко. - Очень люблю, - захохотал я, едва не поднимая его в воздух, в попытках освободиться от захвата. - Отвали. Хватит, достал уже, Сань! - Я не слышу, - откликнулся он нараспев, повиснув на мне и я отозвался тихо, наконец-то повернувшись лицом почти вплотную к его лицу: - Очень люблю. Отпусти, а? Он улыбался еще несколько мгновений, неотрывно глядя на меня, потом разжал руки и отступил. - Как романтично, - улыбнулся он непринужденно. - Ты меня напрягаешь, брат. Ирка, иди сюда, пошли переодеваться. Дэн, прихвати все же пиво из холодильника, а то очень жарко. - Хорошо, - кивнул я, глядя в его удаляющуюся в направлении детской спину. - Достану. - Отлично, - отозвался он легко. - Да, - ответил я себе под нос и глубоко вздохнул. Я и сам себя напрягаю в последнее время, чувствуя, как меняется мое отношение к нему. Он ведь нуждается в заботе и в защите. А я, кажется, нуждаюсь в психологе.