Совместное проживание

Сашке не доводилось раньше летать на самолетах, и он волновался. С детским любопытством выглядывал через стекло иллюминатора на далекую землю, обнимал взволнованную сестру. Я пытался отвлечься от обдумывания проблем и погрузиться в чтение, но получалось слабо. Я пытался продумать, что делать после посадки. Сразу везти Сашку в больницу? Да - это было бы верным решением, но как быть с вещами? Мы же сюда, в конце-концов, не на день приехали. Реабилитационный период может продлиться две недели, а может и два месяца. Можно было оставить вещи в камере хранения, но таскать туда-сюда Ирку? Не вариант. Закинуть Сашку с документами в больницу, отвезти в гостиницу вещи, потом обратно? А если он там один растеряется? Да и где это видано, чтобы пациент, нуждающийся в пересадке сердца, явился в больницу в одиночестве, на своих двоих. Идиотизм. - Не волнуйся, - сказал Сашка тихо, сжимая мою ладонь в своей руке, - закинем вещи в гостиницу, потом в больницу, ладно? Мне же нужно взять с собой зубную щетку хотя бы. Если честно, я даже не знаю, что нужно. Там же вроде все стерильно, нельзя проносить с собой личные вещи. - Посмотрим, - ободряюще улыбнулся я, - все будет хорошо. Да? - Да, - кивнул он с улыбкой, хотя знал, что я не уверен в этом так же, как и он. Спустя час мы приземлились в аэропорте Москвы, вышли из салона под доброжелательный голос стюардессы, благодарящей нас за выбор их компании. Поймали такси. Ирка вертелась в разные стороны, бесконечно задавая вопросы, что, как и где здесь находится, Сашка рассказывал ей и мне стало спокойнее. Он хотя бы отвлекся на сестру, а не дергается перед обследованием. После гостиницы мы приехали в больницу. Мы оба чувствовали себя неуютно и неловко в чужом, непривычном городе. Вокруг ходили врачи и пациенты, и мы едва смогли сориентироваться, куда нам дальше идти. Сашку отвели в палату. Нам разрешили подняться с ним на пятый этаж. Врачи оформляли документы и просматривали его карту, пока медсестра брала у него кровь. Я взглянул на его испещренную следами от уколов руку, с выступающими голубыми венами. Сашка выглядел бледным, усталым и взволнованным. Мне не хотелось от него уходить, но меня попросили пройти в кабинет главного врача. Подхватив на руки Ирку, я спустился на лифте на второй этаж. Процедура заполнения бумаг повторилась заново, меня попросили оплатить в кассе больницы стоимость операции. Поплутав по коридорам больницы, с уставшей, хнычущей Иркой на руках, я нашел кассу и внес деньги за операцию, плюс приличную сумму сверху, за стоимость ухода, лекарств и палаты. - Послеоперационный период тоже предполагает дополнительные расходы, - предупредила меня медсестра и цинично добавила: - если он понадобится, конечно. Я подумал про себя, что лучше бы он понадобился, и мне не жалко на это никаких денег. Сил не было. Ни физических, ни моральных, хотелось только лечь и заснуть. Вся эта беготня вымотала меня невероятно, поэтому я, невозможно уставший, почти перестал волноваться за Сашку и отправился в гостиницу, с сонной и голодной Иркой на руках. Следующая проблема возникла, когда мы поднялись в номер. - Я хочу есть, - сказала застенчиво Ирка, не слезая с моих колен. Она была немного напугана, видимо, шумом большого города и отсутствием Сашки рядом. На ближайшую неделю роль старшего брата должен был исполнять я. - Ладно, - вздохнул я, борясь со сном, - давай посмотрим, что есть в меню. Извини, сил куда-то идти у меня нет, так что ужинать будем в номере. Начался мучительный выбор еды. На все мои предложения Ирка отрицательно мотала головой и молчала. Согласилась на творог и чай. Я поборол искушение заказать хотя бы сто грамм водки, чтобы поскорее спокойно уснуть и тоже выбрал чай. Затем ребенок обнаружил, что забыл дома любимую куклу. Всегда спокойная Ирка начала хлюпать носом и готовиться зарыдать в голос, пока я не пообещал купить завтра точно такую же. Потом принесли еду. Ирка сосредоточенно попробовала творог, на кончике чайной ложки, сморщилась и отодвинула пиалу. - Ешь, - жестко приказал я. - Не вкусно, - закапризничала она. Я попробовал творог, оказавшийся вполне приятным на вкус и обладавший нежной консистенцией и ответил: - Вкусно. Ешь давай, сама захотела. Другого не будет. - Не хочу! - заныл ребенок, сморщив нос, и я схватился за трубку, чтобы попросить еще какую-нибудь шоколадку, иначе вечер обещал закончиться буйными детскими слезами. Потом мы пошли купаться, где я, после того как помог Ирке залезть в теплую ванную, был изгнан обратно в комнату. - А голову кто тебе мыть будет? - поинтересовался я из-за двери. Ирка плескалась в мыльной воде. - Я сама сумею, - ответила она. - Твой брат велел не оставлять тебя одну в ванной, - напомнил я ей. Сашка и правда запрещал оставлять её одну, мало ли что. Я не уверен, что в таком возрасте дети могут по глупости выпить шампунь, все-таки Ирка не настолько идиотка, но вдруг она поскользнется? Послышался звук утекающей в слив воды. - Я все, - объявил ребенок. Я заглянул в ванную. Ирка сидела вся в пене и, очевидно, немного замерзшая. - Давай смоем пену и спать, - предложил я, заходя в ванную. Пену с нее мне пришлось смывать отвернувшись, так как будущая маленькая женщина велела не подсматривать. Мне казалось, весь кошмар уже позади и можно идти, наконец, в душ, чтобы прогреть гудящие от усталости мышцы, потом завалиться спать, но Ирке потребовалась сказка, а детских книжек в номере не было. Я попытался импровизировать, замешивая в одну кучу все те отрывки, которые слышал, пока Сашка читал девочке книги, за что был раскритикован в пух и прах и был вынужден выслушивать правильную версию нормальной детской сказки, которую Ирка начала мне пересказывать, дабы подать пример. Даже несмотря на её громкий, тонкий голосок, я, так и не переодевшись, уснул. *** Утро началось часов в шесть. - Что? - измученно спросил я, взглянув на стоявшую перед моей кроватью девочку. Голова и тело болели, словно я всю ночь перед этим пил. - Я хочу в туалет, - тихо сказала Ирка. Я застонал в подушку, потом осведомился: - Мне что, тебя за уши над унитазом подержать? - Я не могу открыть дверь, - сердито объяснила та. Пришлось вставать и вести её в туалет, потом умываться. Пока она стояла над раковиной и чистила зубы, я набрал номер Сашки. Он поднял трубку спустя минуту и сразу спросил: - Как там Ирка? - Твоя сестра в порядке, чего не скажешь обо мне, - хмыкнул я, наблюдая за девочкой, водящей щеткой по зубам. Даже в этом деле её одну нельзя было оставить, - ну а ты как? - В девять начнется операция, - ответил он. Голос у него дрожал от волнения и страха, - ты придешь? - Конечно, приду. Сейчас соберемся и подъедем, ладно? В течение часа. - Лучше на метро, так быстрее. - Ты прав, - улыбнулся я, - лучше на метро. Он помолчал в трубку, потом сбивчиво сказал: - Дэн, если ты не успеешь до девяти, я после операции буду под наркозом, на аппаратах... Я люблю тебя. Его слова теплом разлились по груди. Я плотнее прижал сотовый к уху, словно это как-то могло приблизить меня к Сашке. Тихо ответил: - Я тоже тебя. Скоро буду, не ной. - Сам не ной, - рассмеялся нервно Сашка и, попрощавшись, отсоединился. Время на завтрак я решил не тратить и, пообещав Ирке поесть в больнице, стал собираться. Мне, в отличие от девочки, было не слишком интересно смотреть по сторонам, я больше думал о Сашке. Волновался за него. Ирка слабо понимала происходящее и, когда мы пришли, радостно побежала к брату. Я с трудом зашел в палату, сел на край его постели. - Неважно выглядишь, - сказал с улыбкой Сашка. Я нервно усмехнулся в ответ: - Кто бы говорил. Повисло неловкое молчание. - Как вечер прошел? - спросил он. - Ну, из меня никакой старший брат, - признался я честно. Мы оба улыбались. Пытались делать это радостно, хотя через весь разговор тянулась нить грусти и напряжения, потому что, возможно, это был наш последний разговор. Мне бы хотелось не понимать этого, но увы, все было иначе. Я держал его за руку. Время шло слишком быстро, а мне хотелось побыть с ним подольше. Я уже обвинял себя, что оставил его одного ночью в больнице. Должен был быть рядом. - До операции полчаса, - предупредила заглянувшая к нам медсестра. Я отдернул было руку, но Сашка удержал мою ладонь в своей. - Я могу отвести девочку в игровую комнату, - сказала она, заметив мой нервный жест, - если хотите остаться вдвоем. - Давай, Ирка, целуй старшего брата, - сказал с горькой улыбкой Сашка, прижимая девочку к себе, - как выпишусь отсюда, сходим в зоопарк, ладно? - Ладно, - кивнула Ирка, не подозревая, что это может быть последний раз, когда она его видит. Поцеловала брата, убежала в игровую с медсестрой. Мы одновременно перестали улыбаться. - Я боюсь, - сказал он, сглотнув. Лицо у него осунулось, выглядело похудевшим. - Я тоже, - ответил я, прислонившись лбом к его груди, где сумасшедше билось сердце. Он ворошил мои волосы дрожащими пальцами. Я старался запомнить тепло его тела, на всякий случай, операция ведь будет успешной. Иначе просто быть не может. Было поздно отступать. Через полчаса пришло время идти в операционную. Мы обменялись ободряющими улыбками. - Не ной, сейчас расплачешься же, - сказал напоследок Сашка, обнимая меня. - Сам не ной, плакса, - отозвался я, обняв его в ответ. Сашка ушел, а я остался в его палате, сидеть на кровати со смятым постельным бельем. И впервые за двадцать лет - заплакал. Операция длилась одиннадцать часов, и я только один раз съездил в гостиницу, чтобы переодеться и принять душ. Накормил в гостиничном ресторане Ирку и потащил её обратно в больницу. Девочке разрешили спать в Сашкиной палате, я поднялся к операционной. Сон не шел, отчасти потому что я боялся уснуть. Мне казалось, в любую минуту выйдет врач и скажет свой вердикт. Но врача не было, и я впадал в полудрему, согнувшись на жестких больничных стульях. На этаже я был не один, такие же несчастные родственники ждали выхода врача из операционной, в двадцати метрах от меня. Мы поочередно подходили к автомату с кофе, опуская туда бумажные купюры, чтобы получить чашку бодрящего напитка. Иногда я подходил к двери операционной, хоть это и было бесполезно, виден был лишь тамбур перед вторыми дверями, да часть потолка. Чувствовал ли я отчаяние? Должно быть. Пустое, тягучее чувство ожидания. Бессильно убеждал себя в успехе операции. Мне казалось, я буду волноваться, словно в фильмах, бегать перед операционной и гадать, успешно ли все закончится. На деле - у меня не было на это сил. Перелет, третья ночь почти без сна притупили реакции мозга. Волнение высосало все силы, я только и мог сидеть на стуле и смотреть в пол. Одиннадцать часов ожидания, ради того, чтобы узнать, жив ли самый дорогой в моей жизни человек, или мертв. Одиннадцать часов ожидания, для того, чтобы испытать всепоглощающую радость или неподъемную боль. Одиннадцать часов ожидания, чтобы определить всю мою будущую жизнь с Сашкой, или без. Невыносимые одиннадцать часов ожидания закончились, когда из операционной, снимая на ходу стерильную повязку, вышел хирург. Я поднялся со стула и спросил, чувствуя, как подкашиваются от волнения ноги: - Что с ним?