Совместное проживание

Меня начало подташнивать от волнения. Голос врача пробивался урывками, словно через вату. - ...операция прошла неудачно. - Что? - едва ли не взвизгнул я, напугав пожилых людей, дежуривших у соседней операционной. - Операция прошла удачно, - сказал тихо врач, внимательно глядя на меня, - конечно, рано еще говорить о полноценном успехе, состояние нестабильное. Но сердце работает. Я устало опустился на стул. Закрыл лицо руками. - Вам стоит отдохнуть, - участливо посоветовал хирург, - ваш друг будет находиться в реанимации до тех пор, пока состояние не стабилизируется. Это может быть день или неделя. Посещения в этот период запрещены. Затем его переведут в стерильный бокс, и вы сможете его увидеть. - Спасибо, - измученно прошептал я, не отрывая от лица ладоней, - спасибо вам. Спасибо. - Вам стоит поехать домой. Всего доброго, - ответил врач и скрылся в тамбуре операционной, за дверями которой был живой Сашка. Живой, любимый Сашка. Еще минут двадцать я сидел в холле. Потом поднялся на ноги, побрел к выходу. Спустился вниз на лифте, прошел в Сашкину палату. - На каком этаже стерильные боксы? - спросил я у полненькой медсестры, убирающей постельное белье с Сашкиной кровати. Ирка сидела на подоконнике и смотрела мультики по телевизору. Видимо, давно уже проснулась. - На шестом и седьмом этажах, - ответила молодая женщина, - вам позвонят, как только переведут пациента туда, вы сможете его увидеть. До этого приходить бесполезно, вас не впустят в реанимацию. - Я знаю, - кивнул я устало. Болела голова. Хотелось спать и не было сил, чтобы доехать до гостиницы. Переборов себя, я подхватил на руки Ирку, покинул больницу и поймал такси. В ближайшие пару дней бесполезно туда возвращаться, все равно мне ничего не скажут и не дадут взглянуть на него. Если, конечно, операция и в самом деле, прошла хорошо, и донорское сердце приживется. Я молился, чтобы это было так. Молился всю неделю, пока Сашка лежал в реанимации, без сознания. Потом мне позвонили. С ребенком за руку я примчался в больницу и поднялся на седьмой этаж. Нашел Сашкину палату. Прозрачное стекло бокса было закрыто жалюзи. - Нет, - покачала отрицательно головой медсестра, когда я подошел было к двери, - в стерильный бокс запрещено заходить. Любая инфекция может убить пациента. Я открою вам жалюзи, вы увидите друг друга. Она медленно потянула за шнурок. Я увидел, наконец, Сашку. Все еще болезненно-бледного, худого, с перебинтованной грудью. Он слабо улыбнулся, повернув голову ко мне. - Давай, помашем рукой брату, - улыбнулся я, поднимая на руки Ирку. Та прижалась мордашкой к стеклу, начала махать ладошкой. Счастливый ребенок, единственный из нас, кто не мучился ожиданием. Просто ничего не понимала. - Я тебя люблю, - сказал я тихо. Сашка медленно поднес руку с прозрачной трубкой в вене, к уху. Не слышит. Конечно, ему и не должно быть ничего слышно. Я жестами попросил подождать минуту, оставил у окна Ирку и отошел на пост медсестры. Выпросил несколько листков бумаги и маркер. Вывел на белой поверхности: "Я люблю тебя". Прижал листок надписью к стеклу. Он коснулся своей груди с улыбкой. Нечто вроде ответного жеста согласия. "Я скучаю" - написал я очередное послание. Он кивнул. "По твоей еде, выписывайся уже" - со смайликом в конце. Он засмеялся, кивнул. Его улыбка дрожью разошлась по телу. Сашкина улыбка, которую я не видел уже так давно. Искренняя, веселая, привычная. Так хотелось увидеть её ближе. Так хотелось обнять его скорее, вернуться домой, чтобы опять спать в одной постели, и чтобы он ждал меня с работы. Чтобы чувствовать его тепло... Операция прошла успешно, и донорское сердце прижилось. Через месяц мы уехали обратно в свой город, чтобы продолжить там лечение. Через девять с половиной лет его не стало.