глава 10
27 июля 2018 г. в 18:06
— Привет всем! С вами Джой Салливан и моё главное слово: верь. Зачастую я верю в людей даже больше, чем они верят в себя сами, поэтому я хочу научить вас быть уверенными и научиться верить в себя чуточку больше, поэтому сегодня мы будем учиться у актёра и продюсера Тома Хиддлстона его десяти правилам успеха!
Высокий худощавый парень говорил быстро, отчётливо и уверенно, улыбаясь во все тридцать два и будто наблюдая с этого пресловутого телевизора за тем, как ем не менее пресловутый яблочный пирог.
На большом экране картинка сменилась так быстро, что я не успела заметить Тома, сидящего на небольшом стуле и рассказывающего что-то публике. Прибавив звук — в очередной раз проклиная телевизоры — я уставилась в экран. Чёрная полоска внизу экрана вещала о том, что буквально летом прошлого года Том получил премию «Золотой глобус» за роль в мини-сериале «Ночной администратор».
— Мы были в Сеуле, в Южной Корее. Мы продвигали фильм и там было достаточно большое мероприятие: несколько тысяч людей в торговом центре «Times Square», мне задавали вопросы и кто-то спросил меня: «Томас, какой частью тела ты больше всего дорожишь?»
Я театрально закатила глаза — ох уж эти интервью, смысл которых я никогда не понимала; быть может, сказывалось общение с людьми, у которых как раз-таки берут интервью, а, быть может, интерес так и не подобрался ко мне вплотную и я продолжала испытывать какое-то странное чувство не то стеснения, не то стыда, пока смотрела на Тома в экране телевизора.
— Для меня это был совершенно новый вопрос, меня никогда о таком не спрашивали и я подумал, что самым оптимальным будет сказать, что это — мои ноги, потому что без них я не смог бы бегать, а я действительно люблю пробежки и ещё я не смог бы танцевать, а танцевать я люблю не меньше, чем бегать. Тогда мне сказали: «теперь ты просто обязан показать как ты танцуешь» и я подумал о том, что саморучно подписал себя на это, но это было весело.
Картинка вновь незаметно для моих глаз успела смениться на танцующего Хиддлстона, который внимательно смотрел на публику, успел уронить стул и, следом, появилось лицо Криса Хемсворта, который улыбался точно так же, как и я сейчас — мне было как-то неловко смотреть на лучшего друга, отплясывающего что-то непонятное, но весёлое на сцене торгового центра.
— Помню, мне тогда об этом сказали и я решил посмотреть на выступление Тома. Он репетировал? Да нет, не может быть, я смотрел на его лицо и понял, что это была чистая импровизация!
Входная дверь хлопнула, оторвав моё внимание от местного канала и я резко поднялась из-за обеденного стола.
За две недели, которые я благополучно провела в уютном жилище Хиддлстона, мне не удалось досконально выучить все комнаты, местонахождение выключателей и, откровенно говоря, я всё ещё методом тыка включала горячую воду в душевой: новая работа отнимала много времени и сил, которых вечером хватало только на то, чтобы расправить диван в гостиной и отключиться. На выходных я занималась кухней, так что, пожалуй, это было единственное место в квартире, которое я всё же успела выучить. Ещё бы! Завидев как бедолага-Том питается полуфабрикатами или периодически просит Сару приготовить его любимый пирог, я, в благодарность за то, что меня приютили, старалась готовить.
Немного, но вкусно, вспоминая, как в далёком детстве бабушка учила меня варить интересные супы и давала советы по нарезке овощей и фруктов в салаты; как мы вместе с папой — моим настоящим, родным отцом — запекали курицу с клюквой и яблоками, готовили сладкие соусы и вместе ходили в магазины; как вместе с мамой пекли пироги и делали самые вкусные оладьи с черникой. Всё это отчётливо отпечаталось в голове и я, сама некогда питающаяся исключительно полуфабрикатами и фаст-фудом, пересилила свою лень и вспомнила всё, чему меня учили будучи ребёнком.
Однако с Томом мы виделись всего лишь два дня после моего переезда, а потом он уехал в командировку — я не знала, что это означало; быть может, у него были съёмки или он просто уехал куда-то на отдых, ведь, в конце концов, он не обязан передо мной отчитываться.
Мы редко переписывались — он по-прежнему желал хорошего утра и спокойной ночи, изредка интересовался о делах и сейчас, когда входная дверь с грохотом закрылась, отгородив подъездную сырость от домашнего уюта, я поспешила в коридор.
Британец стоял по стойке смирно, лучезарно улыбался и всё, что я могла сделать — крепко обнять его, уткнувшись носом в мокрую шею.
Эти дни были наполнены холодными дождями, а я лишь успевала радоваться тому, что спустя неделю неотрывной работы заслужила целых три выходных дня. Шторы были плотно задёрнуты, не пропуская в уют — да, чёрт подери, за две недели я успела полюбить это жилище — ощущение промозглой погоды, которое лишь усиливалось, если взглянуть на свинцовые небеса, затянутые, неприятные, такие холодные для глаз.
Он молча обнял меня крепче обычного и приподнял — я искренне ненавидела этот добрый жест, но всякий раз, когда появлялось желание потребовать опустить меня обратно, я мужественно сдерживалась. Хиддлстон был расстроенным, намокшим, но загоревшим. Наши отношения, закреплённые сожительством, начинали казаться мне абсурдными хотя бы потому, что раньше мы говорили часами, а сейчас, спустя полторы недели, мужчина не сказал ни слова, молча пройдя в душ, скинув одежду рядом со стиральной машинкой. Мы никогда не были супругами, но сейчас в груди затаилось странное ощущение долгого брака — я молча пожала плечами и подняла его сумку с пола, закинув её на кресло в гостиной.
А ведь какие-то две недели назад всё было иначе: он уезжал радостный, поцеловал в щёку, сказал, что будет непременно писать и просил ждать. Последнее было обязательным условием, ведь «меня давно никто не ждал».
— Ты голоден? — поинтересовалась я, как только он вышел из душа и всё-таки решил зайти на кухню.
— Чертовски голоден, — тяжело выдохнув, ответил он. — Ничего, что я так? Мои домашние вещи просто в стирке, а халат и своё полотенце я не могу най…
— Да, Том, прости, я думала ты вернёшься завтра и закинула всё в стирку, — я улыбнулась, завидев на его поясе моё ярко-розовое полотенце. — И твои полотенца тоже.
Мужчина лишь шире улыбнулся в ответ — такой уставшей улыбкой, которая не принадлежала человеку его возраста, а была нагло украдена у старика, который успел в действительности успеть от всего, что происходит в его жизни. Том подошёл сзади и обнял меня за плечи: я видела такие объятия с Эммой и Сарой, когда первая назвала его маленьким мальчиком, который всё ещё не отучился от этого. Та фраза Эммы была сказана с такой нежностью и добром, что они лишь вместе посмеялись и он прижал её крепче, уткнувшись в её макушку. Тогда-то мне и подумалось, что я была бы самой счастливой, если бы получила такие же объятия; и я их получила, стоя возле открытого холодильника, ощущая его тёплое дыхание, улыбаясь маленькой девочкой, чувствуя какое-то странное, неведомое счастье.
— Ты не обязана заниматься стиркой и готовкой, — выдохнул он мне в шею и я почувствовала терпкий запах парфюма, отдающий древесиной, апельсинами и едва ли заметно спиртом — я дарила его ещё на Рождество, совсем забыв, что британец может им пользоваться.
— А ты не обязан предоставлять мне жилплощадь, — усмехнулась я, на цыпочках развернувшись к нему лицом и чмокнув во влажную щёку. — Я готовила вчера грибную лазанью, ещё остался овощной салат. Будешь? Или заказать пиццу?
— Я месяца три не ел домашней еды, Данна, — смущенно проговорил он, усевшись за стол и поправив полотенце на поясе, затянув его чуть туже. — Съем всё, что есть в холодильнике!
— Ну, тут ещё остался сыр чёрт знает какой давности, так что ты, наверное, будешь не против… — я громко рассмеялась и вытащила посудину с едой. — Пиво будешь?
Том промолчал, с улыбкой глядя на меня; ну конечно, это ведь так глупо предлагать человеку выпить, зная, что он, в общем-то, будет совсем не против. Разогрев лазанью, я поставила перед ним горячую тарелку и салат, перед собой чашку с чипсами — есть не хотелось совсем, а вот против пива я не имела ничего против. Два больших пустых бокала с логотипом «Budweiser» и шесть бутылок светлого лагера стали едва ли украшением круглого обеденного стола. Сев напротив Тома, я протянула ему вилку и нож — кто бы знал, что кормить дорогих людей приятно?
— Ты всё ещё не хочешь, чтобы я помог тебе с работой?
Откупорив бутылку, я внимательно посмотрела на него: хочу. Очень хочу, но ты не должен и не обязан — мне настолько неудобно, что лучше я буду драить полы в других домах, вылизывать зеркала, протирать пыль и находить разную дрянь под коврами и в книгах, но не обращусь за помощью к тебе.
— Нет, Том, — поджав губы, я тяжело вздохнула. — Ты и так многое сделал для меня, я не знаю, как расплатиться за всё это.
— Данна, — серьёзно проговорил он, положив свою ладонь на мою руку, — забудь об этом. Я всё-таки настаиваю на помощи.
— Ну чем ты можешь помочь мне? — я окончательно сдалась, предвкушая, что через два дня мне снова брать эти перчатки, снова дышать хлоркой и, главное, работать с такой напарницей, что никто не позавидует.
— У меня есть несколько знакомых продюсеров, ещё Люк говорил, что им нужен человек в обучение, — Том принялся за ужин и мне отчего-то стало очень стыдно: сижу за его столом, в его квартире, прошу помочь мне с работой — наглость!
— Ты понимаешь, что у меня даже образования нет? Одни курсы! У меня ничего нет, Том!
— Ну, — рассмеялся он и я замялась — что смешного я только что сказала? — Это не беда, потому что у тебя есть я.