forty-two

      Я второй час сидел на неудобном кожаном диване вместе с Холландом, который вовремя вышел к публике и принялся спасать меня своей болтовней — они его обожали. Я молил Бога о том, чтобы не заснуть прямо перед зрителями конвенции: ночь была одновременно хорошей — вначале, вместе с этим плохой — когда сон подступил быстро, не позволяя проснуться. Нечасто (с тех пор, как Лонгман предоставил эффективный способ лечения) приходилось сталкиваться с плохими снами, но почему-то именно перед комик-коном один из таковых паразитом залез в голову.       Минут пять Данна пыталась растолкать меня: поначалу шуточно, потом с применением холодной проточной воды, из-за которой мы успели поругаться с самого утра.       Жизнь определённо удалась.       Перед выходом на малую сцену нас с Холландом едва не разорвали, но мне определённо точно повезло, поскольку у Тома младшего — да, именно так нас называли в народе — оказалось чуть больше обезбашенных фанатов, чем у меня, да и его желание раздать автографы до сессии было каким-то нездоровым. Во всяком случае, это определённо был жест доброй воли, он лишь искренне любил своих фанатов, но центральные каналы очень любили приписывать ему звёздную болезнь. Подумать только! Том был действительно талантливым актёром, который любил свою работу — я видел тот же энтузиазм в принятии и осознании роли, который когда-то присутствовал и у меня.       Толпа фанатов требовала ответов на вопросы. Очень громко и неразборчиво, отчего мы с Холландом успели растеряться, вслушиваясь в слова всех этих людей. Лиам — ведущий конвенции — быстро перехватил второй микрофон в свои руки и объявил, что шоу подошло к концу. Пожалуй, в этот момент я обрадовался тому, что Люк не позволил Данне договориться об автограф-сессии и теперь я, уставший до чёртиков, мог спокойно выспаться в отеле перед завтрашней конвенции.       — Неужели, я уже заждалась, — на выдохе произнесла она, поднимаясь с низкого кресла.       — Придётся обзавестись терпением, — тихо проговорил я, снимая очки — они всё-таки теперь принадлежали Данне.       — Том, насчёт вчерашнего… — неуверенно начала она, убрав очки в футляр и я нервно сглотнул — только не сейчас!       — Данна, сейчас не тот момент, чтобы это на…       — Нет, послушай, — на этот раз уверенней оборвала она, крепко вцепившись пальцами в мою ладонь. — Ты был пьян, а я была обижена. Твой телефон ночью включался — наверное, обновлялось программное обеспечение, я не уверена… Тейлор писала тебе, я не хотела читать, но на заблокированном всё равно видно. Она, вроде, скучает. Я очень люблю тебя, Том. Как друга и брата, но я не уверенна, что у нас сможет что-то получиться — я очень хотела бы, но однажды ты сказал мне, что сильно скучаешь по ней и чувства не проходят, понимаешь?       Я изумлённо слушал её болтовню, пытаясь понять всё так, как было нужно ей — годы дружбы делали своё. Мне не нужно было говорить — она сказала всё за меня. Кое-где приукрасила, но всё-таки пронесла нужную мысль и я был благодарен ей за благоразумие. Нет, я не любил ту женщину, что написывала мне сообщения — действительно не любил и долго думал о том, как сообщить ей об этом, но я слишком дорожил той дружбой, которую подарила мне Берч.       Она всегда была в границах досягаемости и я прекрасно понимал, что могу оказаться с ней рядом тогда, когда хочу. Я трезво осознавал, что мы взрослые люди и эти объятия, и эти шутливые поцелуи в щеку, и это совместное проживание делали своё дело, но приходилось оттягивать мысли об этом, отчаянно цепляясь за всё то, что было.       Я не был создан для отношений. Мне нравилось так думать и каждый раз, когда Эмма твердила мне о детях и жене, я вспоминал своё юношеское рвение к театру, к этой профессии, к работе, которая и была моей семьёй. Если считать по человеческим меркам, то мне сейчас всё ещё те шестнадцать лет, в которые я грезил об освещённой сцене, о Шескпире и иногда о настоящих больших гонорарах.       — Данна, успокойся, — сжав в ответ её ладонь, я тяжело вздохнул — эта ситуация казалась мне абсурдной и глупой. — Я действительно был пьян, но не всё было ложью. Спасибо, что ценишь нашу дружбу. Ты права, будет лучше, если мы постараемся забыть о том, что произошло ночью.       Берч опустила глаза в пол и на секунду мне показалось, что я сказал что-то не то, но, подумав, она привстала на носочки и обняла мне так же, как делала это обычно — крепко, сдавив мою шею мёртвыми тесками, носом уткнувшись в мои волосы.       Данна Берч — воплощённое отрицание того, что так нравится мне. Я чувствую её дыхание и крепко обнимаю в ответ; что-то внутри предательски дёргается, но я больше не хочу думать о неверном решении. Мы друзья. Всего лишь близкие друзья, которым непозволительно становиться парой.       — Что тебе снилось? Ты плохо спал, Том.       — Ерунда, — устало рассмеялся я. — Надеюсь, ты больше не станешь умирать в моих снах.       — Боже, Хиддлстон, — она театрально закатила глаза и мы отправились к выходу так незаметно, как только могли это сделать.