По усмотрению директора

      Длинные пальцы профессора Снейпа переплелись под подбородком, прежде чем он приподнял указательные вверх, а затем, произнося инструкции, направил их в её сторону, будто та была мишенью.       — Снимите верхнюю одежду и трусы. Юбку и рубашку можете оставить… Затем подойдите ко мне.       Гермиона с подозрением посмотрела на него. Эти слова — настолько непристойные, чтобы прозвучать между директором и студентом, — слишком легко слетели с его языка.       Как часто он говорил такое раньше? Что именно он делал с людьми в прошлом, как Пожиратель смерти?       Пока он сидел в своём кресле, изящно опираясь локтями на подлокотники, Гермиона разглядывала изгиб его рук, облачённых в чёрные, наглухо застёгнутые рукава, скрывающие всё, включая Чёрную Метку. Казалось, это было метафорой всего существования бывшего Пожирателя — сокрытие его истинной личности как шпиона, его мрачного прошлого под опекой Волдеморта и, конечно, его скрытной, отталкивающей манеры поведения.       Почему он вернулся в Хогвартс после всего, что случилось?       Гермиона поняла, что злилась на него так же сильно, как и боялась. Тяжесть наказания совершенно не соответствовала её проступку. Но она была настолько глупа, что дважды вызвала гнев своего директора. И это именно она обратилась к нему с просьбой компенсировать огромный дефицит баллов. Гермиона понимала, что не имела возможности выбрать собственное наказание, но то, на что она точно могла повлиять, так это то, как реагировать — насколько сильно проявлять свой страх. И девушка была полна решимости не выказывать ничего. Снейпа это заводило. Она была уверена. И он рассчитывал выжать из неё ещё больше, судя по тому, каким тяжёлым и мрачным был его взгляд, продолжавший сверлить её фигуру с противоположного конца комнаты.       Она прошла через многое за последние годы. Ради всего святого, она вынуждена была наложить «Обливиэйт» на собственных родителей!       Разве он мог сделать с ней что-то хуже уже случившегося?       Гермиона решила не размышлять над ответом, подозревая, что её градация такого рода поступков даже приблизительно не попадала под его собственную.       Пытаясь двигаться быстро и с максимальной результативностью, она сняла верхнюю одежду, как и было велено. Глаза скользнули прочь от тёмного силуэта, осматривая стены. Он снял все портреты. Фактически, если не считать книги, весь кабинет был удручающе голым, гораздо более мрачным, чем когда принадлежал Дамблдору. В нём теперь было меньше индивидуальности. Меньше тепла. Меньше… души.       Сняв трусики, она бросила их поверх мантии и свитера — надеясь, что сделала это небрежно, — а затем приблизилась к своему директору, подойдя прямо к столу и скрестив руки за спиной. Этот жест явно противоречил её громогласному сердцебиению.       — Я хочу, чтобы вы встали на стол. В полный рост.       Она с опаской уставилась на него, будто её загнали в угол.       — И чтобы вы поднялись с моей стороны.       Он разжал руки, опустив одну вниз и обхватив ею край подлокотника. Большой и безымянный палец другой руки осторожно соприкоснулись, демонстрируя то, что было слишком похоже на предвкушение.       Гермиона не могла не прикрыть на мгновение глаза, пытаясь переосмыслить происходящее и мысленно удостовериться, что уверена в своей способности справиться с возникшей ситуацией. Желудок скрутило, и не только от страха. Она была голодна, остатки чёрствых пирогов были всем, что ей удалось съесть за сегодня. Но при этом она знала, что не сможет войти в Большой зал, не восстановив хотя бы часть списанных баллов, заработав этим крупицу доверия гриффиндорцев. Так что, ради того, чтобы поесть… и вытерпеть остаток времени в Хогвартсе, она сделает это. У неё просто не было выхода.       Осторожно открыв глаза и не спуская с него взгляда, будто он был грозящей напасть в любой момент змеёй, она обогнула стол и встала напротив. Пристальный взгляд директора задержался на ней лишь на мгновение, прежде чем он взмахнул рукой, переместив пергамент, перо и чернила в аккуратную стопку на край стола, а затем кивком головы призвал девушку к действию.       Без сомнения, он ожидал, что Гермиона неловко заберётся коленями на стол, посветив голой задницей у него перед носом, прежде чем подняться на ноги. Но она совершала пробежку каждое утро — она даже придумала курс препятствий, на которые залезала или перепрыгивала на своём пути к озеру. Поэтому она просто опёрлась рукой о стол и запрыгнула, ничего не обнажая.       Развернувшись, Гермиона посмотрела вниз, ожидая увидеть знакомую мрачную ярость на бледном лице. Вместо этого его губы дрогнули от чего-то, напоминающего веселье. Однако она сомневалась, что директор приготовил для неё что-то комичное.       — Я собираюсь завязать вам глаза.       Чёрт!       — Зачем? — она всё-таки услышала нотки испуга в своём голосе.       — Это обязательное условие. Это поможет вам сосредоточиться.       — Что, если я упаду?       — Я буду рядом.       Что это значит? Она упадёт на него? Он посмотрит на это и поглумится?       Всё произошло так быстро, что она не успела среагировать. В один момент она видела, в следующий — уже нет.       Ощущение того, что ты высоко, а твои глаза ослепли, было крайне дезориентирующим. Она практически чувствовала, что падает. Руки вскинулись в стороны в поисках равновесия.       — Просто дышите. Подождите немного и привыкнете.       Голос прозвучал откуда-то снизу. И снова он произносил каждое слово так властно и уверенно, что она не могла избавиться от чувства, что была не первой. Её начало трясти.       Послышался скрип кресла. Затем тишина. Потом оно опять скрипнуло.       Что он там делает?       — Двигайтесь вперёд. Медленно. Я скажу, когда остановиться.       Всё тело моментально напряглось. Он велел довериться ему, приказывая действовать против врождённых инстинктов, взывающих к ней с пугающими предупреждениями. Гермиона не доверяла ему. И подозревала, что эти душевные муки были вызваны им вполне намеренно.       — Не надо бояться, — Снейп немного смягчил свой тон.       Это была его особая роль? Завоевать таким образом доверие своей жертвы? Усыпить бдительность чарующей интонацией? Таким бархатистым голосом? Вводя их в транс, чтобы потом растерзать до смерти?       — Ближе.       Гермиона задержала дыхание. Пальцы ног немного шевельнулись вперёд. Она шаркнула в его сторону одной ногой, а затем второй. И даже это расстояние показалось просто огромным. Будто она ступала над пропастью.       Лодыжку сжала твёрдая, властная рука, и она вскрикнула.       — Достаточно, — тихим шёпотом.       Рука сразу исчезла, но кожу на месте прикосновения покалывало, отчего она мгновенно покрылась мурашками.       Гермиона дышала через рот. Кислорода явно не хватало.       — Заправьте юбку, — приказал он. — За пояс.       Вероятно, Снейп уже мог видеть то, что было под юбкой, — в конце концов, он сидел прямо под ней. Гермиона подозревала, что он успел подвинуть своё кресло ближе в углубление стола. Она представила его дыхание на своих бёдрах.       Неохотно девушка приподняла переднюю часть юбки, чувствуя, как холодный воздух крадётся вверх по обнажённой коже, охлаждая покрытый густыми завитками лобок, прежде чем она заправила ткань за пояс.       — Натяните рубашку… более туго.       Скользнув рукой вниз по передней стороне юбки, Гермиона дёрнула заправленную рубашку за край.       — Потуже.       Закусив губу, она рывком повторила жест, не скрывая своего раздражения.       Она определённо чувствовала это сейчас. Щекотку дыхания. У себя на внутренней стороне бедра.       — Раздвиньте ноги шире.       Она слегка помотала головой.       Двадцать пять грёбаных очков.       Следовало выторговать больше.       Дерьмо.       Фыркнув от раздражения, она скользнула одной ногой в сторону, а затем другой.       — Ещё немного.       Это было мучительно — каждое мгновение этого медленного, раскрывающего разоблачения приближало лицо Снейпа всё ближе и ближе к её пугающе нагой вершине. Но она вновь пересилила себя.       — Очень хорошо.       Гермиона облегчённо выдохнула весь воздух, который до этого удерживала в лёгких. Каким-то образом ласковая похвала принесла ей успокаивающее чувство выполненного долга.       — Вы эякулируете?       Слова разрушили облегчение, словно удар в гонг.       — Что?       — Когда вы кончаете — у вас есть сквирт?       Такое слово, как «сквирт», не могло принадлежать лексикону Северуса Снейпа ни при каких обстоятельствах. Именно поэтому оно прозвучало настолько пошло, настолько грязно, что шокировало её.       — Нет, конечно нет, — пробормотала она, сгорая от стыда.       — Когда вы испытываете оргазм, это невозможно… попробовать?       Она открыла рот, но прозвучал лишь задушенный хрип.       — Жаль, — прозвучало тише, будто он отвернулся.       Дальше послышался очередной скрип кресла.       — Покажите мне, как вы развлекаетесь, мисс Грейнджер, — голос зазвучал невероятно низко, набирая высоту, будто дым, поднимающийся в нутро, скручивая и сжимая её внутренности. — Удивите меня.       Девушка колебалась. Она хотела врезать ему ногой по лицу.       Но к чему бы это привело? К исключению?       Он никого не заставлял залезать к себе на стол. Он никого не удерживал там. Это был её осознанный выбор.       Тогда почему она чувствовала себя загнанной в ловушку?       Потому что он знал, что она была слишком упрямой, слишком отчаянной и слишком… гриффиндоркой, чтобы отступить.       Стиснув зубы, она медленно подняла правую руку и поднесла ту к себе спереди. Завитки на лобке сминались под дрожащими пальцами, но она опускалась ниже, скользнув указательным пальцем в щёлку в поисках бугорка. Чувствуя, будто все суставы приварились друг к другу, она начала легонько тереть клитор.       После всего нескольких стимуляций она услышала глубокий вздох снизу.       — Вы очень сдержанны.       Какого чёрта он ожидал?       И если он думал, что это замечание чему-то поспособствует, он ошибался.       Вдруг она почувствовала пальцы на своём запястье.       — Это слишком аккуратно.       Он надавил на руку до появления боли, исчезнув, прежде чем она ощутила что-либо ещё.       — Так лучше.       Гермиона нервно втянула воздух, будто плакала в течение очень долгого времени и теперь успокоилась. Довольно своеобразный звук.       Она продолжала тереть себя, ожидая, что будет оставаться сухой и отстранённой, но ошиблась. Повышенное восприятие из-за отсутствия зрения, ощущение, что он наблюдает за ней так близко, казалось, автоматически вытягивало из неё жидкость, как и пот, уже собравшийся в подмышках. Вскоре стало тепло и влажно. Слишком быстро.       — Похоже, вы очарованы своим клитором.       Она хотела, чтобы он заткнулся.       — Ваши усилия так незначительны. Так… поверхностны. Вы не рискуете проникнуть внутрь? В этих глубинах скрывается гораздо больше, мисс Грейнджер. Такой простор для действий. Я вижу это отсюда.       Она снова приоткрыла рот. Ей требовалось больше воздуха.       Вдруг раздался странный шелест снизу. Лёгкий. Как ласковый, еле заметный смешок из-под носа.       Что-то коснулось бедра.       Кончики пальцев? Волосы?       Или это был…       — Вот почему женское возбуждение так заманчиво.       Она снова почувствовала прикосновение, ещё выше, ближе к своим пальцам, продолжающим теребить обнажённую плоть — ту, что отчаянно пыталась вывести свою хозяйку из равновесия.       — Мужское возбуждение — так дерзко. Так очевидно. Ни с чем не спутать намерение возбуждённого члена, находящегося в полной боевой готовности. В стремлении доминировать, овладевать… терзать.       Она чувствовала, что каждое слово воспроизводит внутри неё именно это… глубокое — повторяющееся вновь и вновь — проникновение.       — И всё же желание женщины — сделать всё возможное, чтобы спровоцировать мужчин к грубой разрядке. Это желание управляет всем её телом.       Оскорблённая, Гермиона попыталась возразить. От этих слов она почувствовала себя странно униженной.       — Даже сейчас ваши соски стремятся предать вас — они так вызывающе вздёрнуты под вашей рубашкой.       Она наивно склонила голову, будто могла их увидеть.       — Они жаждут, призывают потереться о чужое тело. Они ищут внимания их рук, их… рта.       Последнее слово было произнесено с таким количеством слюны, что она практически почувствовала её вкус. Она никогда не представляла Снейпа таким похотливым… таким многословным. Эффект был полностью дезориентирующим, отчасти волнующим, отчасти возбуждающим, и она почувствовала, как ноги начали дрожать под тяжестью происходящего.       — Даже этот клитор, который вы без устали теребите, теперь станет чем-то большим, чем просто сторонним наблюдателем. То, как призывно он раскрыт, прямо-таки повышает его шансы на столкновение с мужским лобком, в то время, пока член будет вбиваться в вас.       Гермиона почувствовала, что её сознание опасно поплыло.       — Но то, что вы так стремитесь скрыть, что является наиболее манящим — сосуд, полный нектара, что сейчас блестит надо мной и желает вобрать мужской член, призывает погрузиться в свой тугой жар — вызывает искушение столь абсолютное, что вынуждает мужчин возвращаться к нему снова и снова, и с каждым разом всё отчаяннее.       Бёдра Гермионы качнулись против её воли, она не смогла сдержать стон, ускорив пытку своих пальцев.       — Но воздействие, что те испытывают в ваших недрах, искусно скрыто от глаз, — его голос ускорился. — Каждое коварное сжатие — власть, что вы имеете над ними. Каждое движение подталкивает, каждое всасывание, каждый ваш стон притягивает, пока они, оказавшись в вашей ловушке, не смогут больше сдерживаться, вынужденные разрешиться от своего тяжкого бремени.       Голова качнулась вперёд, челюсть свело, и всё её тело напряглось, готовое к высвобождению.       — Вы несёте за это ответственность, — мрачно процедил Снейп. — За их наслаждение, за их оргазм.       Неожиданно что-то вонзилось в неё.       Гермиона была слишком близко, чтобы остановиться. Вскрикнув, она кончила, и её внутренние стенки сжались вокруг чего-то, что очень напоминало длинный палец, уверенно скользивший против волн её наслаждения. Из-за обволакивающей зрение тьмы сознание Гермионы было заполнено вздохами неистового вожделения — её собственными — а сильная дрожь в мышцах грозила телу не удержаться на ногах, дав грохнуться в пропасть. И всё это время его палец оставался погружённым в неё, впитывая каждое мышечное сокращение её влагалища, пока Гермиона не дёрнулась в последний раз и не стихла. Он сразу выскользнул, оставив ощущение полного истощения; рваные вздохи сотрясали её тело, разум скрутило водоворотом противоречивых мыслей и эмоций.       Он же молчал.       Гермиона не могла пересилить себя, чтобы посмотреть на него. Не после случившегося. Не после того, что он сделал… что она сделала.       Но ей нужно было уйти — убраться отсюда как можно скорее.       Подняв руку, Гермиона стянула повязку и несколько раз моргнула, чтобы привыкнуть к свету.       Несмотря на внутренние метания, охватившие её в преддверии предстоящей встречи, Гермиона была потрясена, увидев Снейпа у себя между ног, склонившегося над пергаментом — его перо спокойно и плавно строчило предложения, будто её здесь и не было, будто она никогда и не была там.       Девушка уставилась на его руку. Указательный палец блестел от её сока. Снейп не вытер его.       Гермиона хотела знать, почему. Она хотела спросить, нахрена он это сделал, о чём он вообще думал?! Но он казался настолько поглощённым своей задачей, что, как бы абсурдно это ни звучало, она не хотела отвлекать его от дел.       Вместо этого Гермиона уронила повязку рядом с его рукой, развернулась и соскочила с противоположной стороны стола. На ватных ногах она подошла к своей одежде и опустилась, чтобы поднять её, прежде чем направиться к двери.       — Двадцать очков Гриффиндору.       Она повернулась.       — Прошу прощения?       — Всего двадцать очков, — Снейп не смотрел на неё, продолжая писать. — Вы могли бы пожертвовать… больше. — Затем рука, влажная от её оргазма, подняла повязку для глаз и сжала ту в кулаке, отчего бледные костяшки едва слышно хрустнули.       Гермиона не поверила своим глазам. Она была донельзя возмущена, но также и абсолютно потрясена. Почувствовав покалывающий жар слёз, девушка рванула ручку двери и стремглав выбежала из кабинета, крепко прижимая одежду к груди.