По усмотрению директора

      По крайней мере, он больше не убегал.       Не скрывая сарказма, подметил внутренний голос, мгновенно стихший, когда Гермиона споткнулась о последнюю ступеньку и грохнулась на одно колено. Молниеносно вскочив на ноги, она снова сорвалась на бег. Она хотела оглянуться, но не смогла пересилить себя. Образ отталкивающих чёрных глаз, полных губительного пламени, испепеляющих всё на своём пути, оставил на душе ноющий шрам… ей определённо не стоило смотреть в них ещё раз.       У неё тряслись поджилки, к тому же из-за чулок она скользила по холодным плитам и с трудом удерживала равновесие, но всё равно не сбавляла темп. Гермиона, конечно, не ожидала, что Снейп будет доволен её выходкой, но в его взгляде промелькнуло что-то выходящее за рамки и уничтожающее любое молчаливое соглашение, которое у них было до этого момента.       Она совершила ошибку, предположив, что знала его, что понимала его. На самом деле, поведение директора не было даже близко похоже на обычное. После каждой встречи он выходил на новый уровень, привнося в их взаимодействие ещё больше непредсказуемости, вселяя уверенность, что она никогда не сможет диктовать свои условия. К тому же постоянное присутствие Снейпа в её мыслях притупляло остроту внутренних противоречий и придавало директору куда больше человечности, чем он на самом деле имел.       Он был способен сделать с ней буквально всё.       Но разве она была готова принять такой расклад?       Гермиона начала подумывать, что в состоянии… справиться с чем угодно. И полностью перенесла ответственность за своё «возвращение» на него. Но по иронии судьбы именно вернувшаяся уверенность придала ей мужества натворить сегодня столько дел.       И что теперь?       Теперь сердце так бешено стучало, что было готово вырваться из груди, которая, в свою очередь, почти вырвалась из её опрометчивого платья. Нужно было поскорее вернуться в тихую гавань своих комнат — залезть под одеяло и тешить себя несбыточными надеждами… которые к концу вечера сводились бы к одной греховной, но, к счастью, вполне безопасной фантазии.       Неуклюже просунув пальцы под платье, Гермиона вытащила палочку, подвёрнутую под край чулок — единственное место, где она могла её спрятать. Крепко сжимая древко виноградной лозы, она бежала с ним, как с эстафетной палочкой. Если придётся воспользоваться магией, она это сделает.       Гермиона безуспешно пыталась услышать шаги своего преследователя сквозь рёв стучащего в ушах пульса, за шумом собственного прерывистого дыхания и назойливым шлёпаньем своих ступней по каменной поверхности. Ей просто нужно было взять себя в руки, собрать всю свою гриффиндорскую смелость… и оглянуться назад.       Скуля от страха, она повернула голову и посмотрела через плечо. Продолжая бежать, она всматривалась в коридор позади себя. Он был пуст.       Гермиону накрыло такое ощутимое облегчение, что фактически его можно было услышать — в виде немного странного свистящего выдоха, когда она разгорячённо прыснула… со смеху. Это было почти смешно. На самом деле, это было бы смешно… если бы её внезапно не сбил поезд.       От столкновения перехватило дыхание, когда она влетела вглубь ниши тёмного алькова.       Впечатавшись лицом в ледяные кирпичи, Гермиона набрала полные лёгкие сырого воздуха, пропитанного спёртым зловонием старого цемента. А затем почувствовала руку на своём горле, которая запрокинула её голову назад.       Он пытался задушить её… или, наоборот, помочь восстановить дыхание? Она не могла понять. Гермиона никогда не могла понять — было ли его конечной целью вылечить её… или разорвать на части.       — Тебе не хватило прошлого раза? — голос был хриплым от напряжения, надорванным от… злости?.. предательства?       Гермиона попыталась сглотнуть, но гортань была плотно зафиксирована веером его пальцев.       — Быть пойманной? Загнанной? Растерзанной? — каждое слово звучало как пощёчина.       Она застонала, пытаясь восстановить дыхание.       Это то, что он собирался с ней сделать? То, что запланировал?       — Глупая ведьма, — злобно выплюнул он. — Мало шрамов?       Вдруг она почувствовала, как директор провёл пальцем вдоль корявых букв, зарубцевавшихся на внутренней стороне её предплечья. Она скрыла их чарами, но даже в темноте он знал, где они.       Потом началось. Темнота и замкнутое пространство, давление его мощного тела на её спину, с другой стороны стена, высасывающая, словно дементор, тепло из её обнажённой кожи, его большой палец, чертящий борозду вверх и вниз по клейму, которого она так стыдилась… разум отчаянно поплыл. Он знал её спусковые механизмы… как мгновенно прорвать её оборону… полностью ликвидировать защиту… он знал её… слишком хорошо.       Гермиона почувствовала, как Снейп прижался губами к виску, намекая на гладкий поток звуков, готовый проникнуть ей в ухо.       — Тебе это нужно… чувство беспомощности… падения. Ты можешь с дерзким лоском изображать свои провокации, но это всего лишь очередной двуличный трюк, мольба о наказании, облачённая в притворную гриффиндорскую смелость. Ты умоляешь меня заставить тебя подчиниться. Провоцируешь заставить тебя страдать… чтобы не пришлось делать это самой. Ты хочешь заставить меня отвечать за свои желания… за то, что хочешь с собой сделать. Куда проще сыграть жертву, чем преступника… не так ли?       Гермиона отрицательно замотала головой.       — Эти шрамы не появились год назад, даже месяцы, — он крепче сжал предплечье. — Не появились сразу. Сколько раз ты вырезала их, вбивала в себя это грязное чувство?       Не в силах ответить, Гермиона проглотила всхлипывание. Она сбилась со счёта.       Боль, а затем её повторение что-то сделали с ней, пробудили внутри это ощущение. Но оно было так туманно, так мимолётно, мгновенно тонуло в отвращении, что Гермиона просто не успевала его охарактеризовать.       — Я дам тебе последний шанс признаться. Сказать, чего ты от меня хочешь? — спросил он.       Она закрыла глаза.       Как это сказать? Как признаться в том, чего сама не знаешь? Конечно, Снейп с привычной уверенностью заявлял о её мотивах, но он же мог ошибаться? Неужели именно поэтому она была вынуждена возвращаться к нему, преследовать его… провоцировать его? Да, он довольно проницателен, но разве он мог читать её как открытую книгу? Знать, что лежит у неё на сердце?       — Книга, — внезапно ответила она. — Я хочу, чтобы ты вернул мою книгу.       Он тихо зашипел, недовольно выдохнув ей в шею.       Потом послышался скрежет — возможно, зубов.       — Может, ты сможешь объяснить собственные намерения… почему ты преследовал меня? — дерзко выпалила она тихим, но решительным голосом.       Он резко развернул её, швырнув спиной в стену.       — Даже не пытайся намекнуть на то, что я добровольно участвую в твоих жалких манипуляциях, — прорычал он. — Это всё твоих рук дело, проявление твоего незрелого, безрассудного эго. Твои выходки этим вечером продемонстрировали, насколько ты идёшь на поводу у собственных желаний — собственной острой потребности во внимании, в восхищении… независимо от последствий.       — Но это не так… Я не такая, — Гермиона слышала умоляющие нотки в своём голосе. — Я просто хотела, чтобы ты перестал избегать меня. Я хотела только твоих… твоего внимания.       — Разве я не дал тебе достаточно? — в словах слышался отчётливый упрёк, Гермиона даже смогла разглядеть блеск раздражения в его взгляде.       Очевидно, Снейп считал, что она манипулировала им, использовала его. Искра негодования зажгла внутри ярость — она не смогла сдержаться:       — И что же ты дал мне? Принудительную отработку? Раздражающие непонятные инструкции? Равнодушное, бесстрастное взаимодействие?       — Бесстрастное? — выплюнул он ей в лицо. — Что, чёрт возьми, ты знаешь о страсти? Когда ты проявляла хоть крупицу? Когда ты была кем-то большим, чем пассивный получатель?       Снейп говорил правду. Она растеряла большую часть своей страсти — но та ещё тлела внутри. К сожалению, в последнее время она проявлялась лишь в моменты мастурбации. А до этого… в литературном кружке. Почему-то она посчитала это недостойным упоминания.       — Это твоя попытка разжечь страсть? — усмехнулся Снейп.       Он внезапно разорвал низкий вырез её платья, в результате чего обнажённая грудь вырвалась из своих оков, но лифтинг-чары всё ещё упрямо поднимали её вверх. Он грубо провёл рукой по холмикам, потянув за один сосок, прежде чем отбросить его с эмоцией, слишком похожей на отвращение.       Гермиона опустила голову.       Платье было ошибкой… ещё одна ошибка.       — Нет, я просто… Я… не знаю, — грустно призналась она, её гнев таял на глазах.       — И вот мы подошли к корню проблемы. — Она слышала насмешку в его голосе. — Ты ничего не знаешь о себе. И всё же думаешь, что знаешь меня. У тебя нет ни малейшего представления. Ни малейшего понятия. Думаешь, всё настолько плохо, насколько кажется? — он снова схватил её за руку, приподнимая зарубцованное предплечье на уровень груди.       — Я хочу тебя узнать, — захныкала она.       — Нет, не хочешь! — прорычал Снейп, прижимая руку к её грудной клетке, шрамом прямо к её разбитому сердцу.       Что он пытался ей сказать?       — Нет, — хмыкнул директор с последним настойчивым толчком в грудь — полным угрозы, предупреждением больше не лезть к нему.       И одновременно с этим отстранился. Хоть он и замер где-то рядом в темноте, Гермиона всё ещё слышала его тяжёлое дыхание. Его решимость ощущалась даже на расстоянии.       Казалось, он намеревался покинуть её. Снова.       Она не могла смириться с этой мыслью.       — Разве вы не собираетесь дать мне то, что я заслуживаю, директор? — спросила она, позволив нотке нежного уговаривания наполнить каждое слово. — Наказать меня за попытку унизить вас? Мне определённо нужно преподать урок… об уважении.       — Почему бы тебе не обратиться к Поттеру? — в голосе Снейпа звучала отчётливая насмешка. — Полагаю, у него есть то, что он хотел бы тебе дать.       Она неуверенно шагнула вперёд, не зная, как далеко он стоял.       — Но я не хочу его, — слова повисли в воздухе между ними. — Я хочу тебя.       Затем, потянувшись вперёд, она неожиданно коснулась его промежности, с удивлением обнаружив, что солидная эрекция всё ещё на месте.       Послышался нерешительный вздох.       Потом он сорвался.       Гермиону снесло к стене, и её тело ударилось о камень с отчётливым сочным шлепком. Платье буквально за секунду было порвано надвое, несмотря на её визгливые протесты, для трусиков оставалось ещё меньше шансов, когда он разодрал их в клочья своими цепкими пальцами.       Без предупреждения он просунул свою руку меж голых ягодиц и приподнял её тело вверх, пригвоздив своей широкой грудной клеткой к стене. Раздался звук молнии, и сразу после этого она почувствовала, как твёрдая, гладкая головка требовательно подалась сквозь её складки.       Гермиона уже на данном этапе могла сказать, что такой объём с трудом поместится в неё. Но Снейп, судя по всему, не собирался сдерживаться. Гермиона приготовилась к вторжению, вонзившись ногтями в его плечи.       Надавив своими предплечьями на внутреннюю сторону бёдер, он ещё шире раздвинул ей ноги, прежде чем неожиданно рвануть вперёд, погружаясь в неё так глубоко, насколько это вообще было возможно.       Она запрокинула голову, стукнувшись затылком о стену, но едва заметила это.       Его член был больше, намного больше того, что проникало в неё до этого момента, но она почувствовала что-то ещё. Когда он выскользнул, а затем снова погрузился, Гермиона заметила нечто… шероховатость… на коже… необычную бороздку прямо у основания ствола, которая, возможно, должна была сбить её с толку, но с таким «разрывающим» размером и с глубиной вторжения едва ли не до шейки матки эта неровность способствовала стимуляции, отчего Гермиона не могла сдержать хриплых, полных отчаяния стонов, которые теперь раздирали воздух вокруг них.       Внезапно Снейп сменил положение, одной рукой обняв её за плечи, а другой — обхватив за бёдра. Практически сокрушая её хрупкое тело о своё, он в то же время милостиво изолировал её спину от обжигающего холода и жёсткой «наждачки» стены. Заключённая в объятия его рук, ощущая его значительный размер и силу, стоящую за каждым глубоким проникновением, Гермиона чувствовала, что её трахают более сосредоточенно и всеобъемлюще, чем она когда-либо могла представить.       Снейп приподнимал её бёдра вверх, а затем насаживал их на себя, и ритмичные, сочные шлепки их тел вперемешку с его собственными вздохами и более высокими нотами её голоса заполняли гулкое пространство тёмной ниши. Гермиона всё ещё цеплялась одной рукой за его плечо, но другой прильнула к шее, запустив пальцы в волосы на затылке, и с силой рванула за пряди, когда он особенно настойчиво протаранил её тело.       Эпитет «бесстрастный», безусловно, был ошибочным. Его хриплые стоны сквозь стиснутые зубы оставляли влажный шлейф вдоль её щеки и были наполнены таким большим чувством — мучительной тоской, страстью… страхом, что Гермиона прижалась к нему всем телом, пытаясь искренне, но тщетно утешить его.       Но вскоре она совсем перестала различать окружающую атмосферу, когда почувствовала, как сменился угол его проникновения. Теперь половые губы и клитор пульсировали как единое целое, вынужденные покориться перед сокрушительными ударами его лобковой кости, а её стенки горели от нарастающего напряжения, сжимаясь от непомерной нагрузки, внутреннего давления и острой потребности в разрядке.       И в тот момент она почувствовала себя его частью… каждый её вздох принадлежал ему, каждое ощущение, каждое прикосновение — реакция на его действия… она была просто обязана заставить его осознать их связь.       — Я это чувствую. Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, — пробормотала она, задыхаясь.       Но он лишь отвернулся.       — Ты поставил своё клеймо тогда специально. Ты хочешь, чтобы я была твоей. Но ты боишься.       Дыхание стало более рваным, но он не сбавлял темп.       Гермиона собрала его волосы в кулак, разворачивая лицом к себе так, что губы вжались в жёсткую линию его подбородка.       — Ты так долго сдерживался, — голос начал срываться, когда он приблизил её к краю. — Никто не заставляет меня кончать так, как ты. Никто. Я хочу, чтобы ты отдал мне, показал то, что всё это время сдерживал в себе.       Гермиона едва слышала его рычание, когда на волне последних остервенелых толчков её голова откинулась к стене, а лёгкие выпустили гортанный вопль — она затрепыхалась в жёсткой хватке его тела, словно жук в банке. Будучи охваченной резкими сокращениями, она упивалась чувством кипящих от возбуждения мышц, втягивающих и сжимающих его так и не остановившийся член.       И как только судороги стали стихать, когда она испытала гнетущее чувство пустоты, снова оставшись одинокой в своей разрядке, он вскрикнул. Это был стон такой горькой безысходности, такой очевидной боли, что она обняла его, крепко прижимая к своему телу, чувствуя его напряжение и прерывистые выплески семени, проникающие в её глубины.       Гермиона хватала ртом воздух, задыхаясь от разделённого ими чувства освобождения, ощущая его как прямо, так и косвенно. Но это длилось недолго. Не сказав ни слова, Снейп отстранился и позволил ей осесть на пол. Затем она наблюдала, как его тёмная фигура развернулась и направилась прочь — он не столько шёл, сколько шатался. Его силуэт удалялся, явственно прихрамывая, за доли секунды практически бесшумно исчезнув в темноте коридора.       Тогда она заподозрила, что шрамы остались и у него.