По усмотрению директора

      Подтверждение собственных догадок не было столь неожиданным и оказалось куда менее приятным, чем ожидалось. В конечном счёте Снейп повернулся к ней спиной, его широкие плечи задвигались резкими рывками, пока он, явно раздираемый внутренними противоречиями, пытался привести себя в порядок.       Приняв сидячее положение, Гермиона невольно дёрнулась, когда затёкшая спина отозвалась покалыванием в пояснице. Кожа лоснилась от спермы, размазанной по её телу. Она с унынием огляделась вокруг, гадая, должна ли, как и он, начать избавляться от доказательств их встречи или устроиться поудобнее и потребовать ответа.       Он махом накинул на себя сюртук, облачаясь в него, как в броню, которую ему никогда не следовало снимать, прежде чем склонить голову и начать спешно застёгивать пуговицы. Гермиона не двигалась. Всё, что она могла — наблюдать за ритмичным движением его пальцев, пока те не достигли подола и не скрылись в карманах сюртука. Остановившись на мгновение, он поднял голову, устремив взгляд вдаль. Гермионе показалось, что он собирался что-то сказать, но вместо этого он повернулся к окну, а затем сократил расстояние всего парой шагов. Он встал так близко к стеклу, что в отражении можно было разглядеть призрачные очертания его лица.       Ну, по крайней мере, на этот раз он не ушёл.       — Почему Министерство попросило тебя шпионить за своими студентами? — спросила Гермиона у его напряжённой спины, перенеся вес на руки, чтобы уменьшить давление на сфинктер, и стала постепенно продвигаться ягодицами к краю стола.       — Они этого не просили, — ответил он.       Она нахмурилась в замешательстве.       Тогда на кого он работал?       — Они попросили меня шпионить за тобой, — он резко повернулся к ней. Всё в нём, казалось, мгновенно переменилось — он снова стал её директором… грозным, невозмутимым.       Гермиона уставилась на него, не скрывая удивления.       — Почему?! — Его выражение оставалось непроницаемым. — Но зачем… неужели на то была причина?       Гермиона не могла поверить. Она предполагала, что Министерство назначило его следить за школой: как за сотрудниками, так и за студентами, и что профессор МакГонагалл узнала об этом и захотела его отставки.       — Я не понимаю, — ответила она, спрыгивая со стола и встав босыми пятками на ледяной пол. — Министерство считает меня какой-то угрозой?       — Да.       Она прыснула со смеху, чуть не расхохотавшись во весь голос.       — Почему? Из-за прогулов? Или чрезмерного употребления книг?       Он явно не разделял её веселья, хмурый взгляд продолжал сверлить девичью фигуру, наблюдая, как та наклоняется и подбирает с пола рубашку и нижнее бельё.       — Так, значит, после Волдеморта самой большой угрозой для Волшебного мира стала Гермиона Грейнджер? — она не могла сдержать сарказма, натягивая трусики, а затем накидывая на плечи лямки лифчика, вначале на одно, а потом и на другое. — Ты хочешь сказать, что студентка, которая даже не может справиться с собственными волосами по утрам, считается угрозой, достойной величайшего в мире шпиона?       Он поднял нос, посмотрев на неё свысока.       — Почему ты настаивала на посещении литературного кружка?       Гермиона выпучила глаза, прежде чем встряхнуть рубашкой, пытаясь избавиться от образовавшихся на ней складок.       — Потому что я люблю читать… впрочем, как и ты, — она многозначительно обвела взглядом забитые до отказа полки. — И я хотела поделиться этим опытом с другими.       — С магглами.       Она пожала плечами.       — Какая разница — с кем?       — О чём ты разговаривала с ними?       Его вкрадчивый тон и настороженный взгляд из-под хмурых бровей пробудил скрытую тревогу, которая прокралась в пищевод и закопошилась в желудке.       — Может, ты сам расскажешь? Ты же следил за мной? — сухо процедила она. А затем её осенило. — Ты… Ты был Сэмюэлем, да? Ходил в нашу же группу?       Он выгнул бровь.       Теперь это стало совершенно очевидно — стоило лишь подумать об этом. Да, его стрижка была немного короче, а глаза отсвечивали ярко-зелёным, что, несомненно, сбивало с толку, но если посудить — рост был тем же, а на лице застыло такое же угрюмое выражение, и она всё никак не могла припомнить, чтобы он вообще разговаривал на их встречах — в основном он проводил вечер в тёмном углу, довольно внимательно наблюдая за ними со стороны… включая и её саму.       Справившись с пуговицами на рубашке, она продолжила:       — Насколько тебе известно, мы говорили о книгах — о героях… о событиях… о том, как мы к ним относимся… о задумке автора, — она пренебрежительно пожала плечами. — Обо всём, что обычно обсуждается в литературных кружках.       — И всё же некоторые сочли твои речи весьма интригующими… твои размышления… умозаключения… намёки на что-то… большее.       Она перестала одеваться и повернулась, взглянув ему прямо в глаза.       — Нет… — осеклась она, содрогнувшись от ответного взгляда. — Они не до конца понимали… Я в этом уверена.       — Ты уверена? — он подозрительно растягивал каждое слово. — Ты говорила о многочисленных смертях… друзьях, что разом потеряла; ссылалась на боевые действия, даже упоминала магию, хотя и вскользь, низводя её потенциал до «уборки и убийств».       — Я говорила… — Гермиона с трудом припоминала точную формулировку. Она что, говорила такое? — Мы всего лишь делились мыслями… нашими… фантазиями… Я никогда не предполагала, что это всё взаправду.       — Ты очень эмоционально реагировала на всё. Один из них утешал тебя чаще других. Ему ты рассказывала больше.       Гермиона окинула его взглядом. Значит, он знал. Он знал, что у неё были чувства к другому, и всё равно сделал это с ней — заставил заниматься с ним сексом, несмотря на то, что знал, что есть кто-то ещё. Пересекая комнату, она похватала оставшуюся одежду, сброшенную с опрометчивой целью его соблазнить.       — Это тогда ты приревновал меня? — выпалила она.       — Нет, именно тогда я попытался вмешаться.       Она спешно напялила юбку и застегнула её на все пуговицы; полыхая от снедающего изнутри гнева, она резко впихнула ноги в туфли.       — Почему? Потому что мне не позволено иметь личную жизнь? Мне нельзя общаться с теми, кто не успел облажаться?       Он продолжал невозмутимо наблюдать за ней.       — С кем мне это обсуждать? У кого-то из нас есть, с кем это обсудить? — сдавленно прокричала она, когда эмоции самопроизвольно начали выплёскиваться из её рта. — Кто хочет поговорить о том, что произошло? Никто! Все пытаются оставить прошлое позади — будто те, другие, именно этого и хотели. Но они не хотели — они хотели остаться в живых, или, по крайней мере, чтобы их помнили — вспоминали рьяно, пронзительно. Но не так… чтобы они канули в небытие… а мы предпринимали лишь жалкие попытки придать смысл их кровавой жертве, их… останкам, — задыхаясь, рыдала она; подступившие было слёзы теперь текли свободно. — Почему бы мне и не поискать понимания? Почему бы мне не найти кого-нибудь достаточно открытого, достаточно далёкого от этого удушливого хаоса, чтобы выслушать?       Он нахмурился — всего на миг. И она увидела своего Северуса, прежде чем тот снова исчез.       — Маггла? — осуждающе пробормотал он.       — Какая разница? — раздражённо фыркнула она.       — Но… то кафе было не единственным местом, где ты часто бывала.       Она отёрла мокрые от слёз щёки, настороженно посмотрев на него.       — Волдеморт никогда не был самой большой угрозой для Волшебного мира. — Его цепкий взгляд приковывал к себе, парализуя конечности. — Это всегда были они — не-маги, магглы. Их можно было использовать в борьбе с ним, но мы всегда предпочитали скрывать, пытались скрыть от них даже его гибель. Ты никогда не задумывалась почему?       Гермиона молчала.       — Потому что это их природа — уничтожать то, чего они не понимают. Не-маги выпотрошат нас в попытке узнать наши секреты, использовать нашу силу. Достаточно взглянуть на то, каким гонениям подвергались ведьмы в прошлом, чтобы понять, что произойдёт, если нас разоблачат. И хотя у нас есть средства защиты, на сегодняшний день наиболее весомым является Обливиэйт. Это та самая, последняя граница между нашими потоками существования.       Гермиона протянула руку и подняла палочку со стола, крепко сжав её в кулаке.       Снейп заметил. Но всё равно продолжал:       — Вот почему заклинание, отменяющее Обливиэйт или, если быть точным, Чары Отмены Маггло-Забвения были запрещены с первых дней возникновения волшебства. Они не существуют, и им никогда не позволят существовать. Фактически любой, кто стремился создать их, был подвергнут самым жёстким мерам наказания… Азкабан… или того хуже.       Сердце Гермионы сжалось в груди, когда Снейп сделал к ней шаг.       — И всё же до недавнего времени талантливая, молодая ведьма хотела сделать именно это. Она прочёсывала маггловские библиотеки, маггловские книжные магазины, запретную секцию в Хогвартсе, пользуясь своим статусом и привилегиями старосты, в попытке обнаружить компоненты, необходимые для создания Чар Отмены Маггло-Забвения.       Уголок её губ задрожал.       — Ты знаешь почему, — хрипло прошептала она. — Ты знаешь, почему я это делала… Я хотела их вернуть. Я… нуждаюсь в них.       — Тебе… не нужен… никто.       Слова, сказанные им накануне вечером, вдруг потрясли до глубины души.       Всё это.       Всё было сделано ради этого.       Вцепившись трясущимися руками в свою шевелюру, она рванула от досады волосы в попытке осмыслить его слова.       — Я бы не стала продолжать, — оправдывалась она. — Остановилась бы на них. Я просто хотела, чтобы они увидели меня снова… узнали во мне свою дочь. И ничего более.       — И не было других магглов, с которыми хотела бы поделиться? — он сделал ещё один шаг. — Никого, в чьём «понимании» ты так нуждалась, кому стремилась раскрыть глаза на «истину»?       Она в отчаянии замотала головой.       — А что, если бы они всё-таки захотели это узнать? Что, если бы они, почуяв прелести волшебства, поняли, что ты можешь вернуть им каждую встречу, восстановить все воспоминания о нашем мире, которые были стёрты?       — Я бы не стала.       — Ты могла бы дать отпор? Наивная простушка, уверяющая окружающих, что уже взрослая? Надломленная, с гипертрофированным чувством вины и ничего не знающая о себе?       Теперь её колотило.       — Представь себе опытного в любовных утехах маггла, проделывающего с тобой то же самое, что и я. Вместе с твоей склонностью проецировать, зацикливаться, додумывать. Представь его власть над тобой, — голос был жёстким. — Ты ведь разочаровалась в Волшебном мире. И пыталась ослабить с ним связь. Ты угроза… ты, по сути, одна из величайших угроз нашему миру. Как только Обливиэйт будет аннулирован, его больше нельзя будет восстановить или ещё раз наложить эти чары. В твоих силах сделать магглов невосприимчивыми к нам… и я уверен, что в конце концов ты бы это и сделала, бессознательно или специально.       — Сделала бы? — она попыталась усмехнуться от горечи, но лицо исказила гримаса боли. — Пока ты не обезвредил меня, как какую-то бомбу? Заставил подчиняться самыми бессовестными способами.       — Подчиниться? — Его брови сошлись на переносице. — Ты полагаешь, что это было моей целью?       На её скулах заходили желваки.       — Твоя цель была такой же, как и моя… ты хотел того же, что и я… хотел унять боль. Но я искала облегчение открыто. И не пыталась завуалировать это под видом «терапии»… или «нейтрализации»… или «выполнения грязной работы для Министерства».       Черты его лица ожесточились.       — Они не знают, как ты на самом деле облажался? — бескомпромиссно упорствовала она, чувствуя, как вместе со вздёрнутым подбородком возрастала её убеждённость. — Разве они не поняли, что в тебе не хватит стойкости выполнить такую работу должным образом? Что ты влюбишься в меня так же, как я влюбилась в тебя?       У него внезапно перехватило дыхание.       — Ты старался держаться на расстоянии, да? — голос Гермионы был пропитан желчью. — Ты так хорошо разыграл хладнокровного, чёрствого ублюдка — что заставил меня почувствовать себя наихудшим человеком на этой планете, и я пришла к тебе в поисках искупления, чтобы избавиться от жгучего чувства вины. — Последнее слово застряло комом в горле, и ей пришлось сглотнуть, чтобы продолжить. — Но твоя душа надломлена. Тебя слишком легко ранить… всего несколькими словами — предположением, что никто не захочет тебя. — Что-то промелькнуло в его чертах, отголосок старой боли. — Ты, очевидно, жаждал принятия, и я хотела дать его, — она беспомощно махнула палочкой. — Я приняла тебя. Простила тебе всё. И вот теперь это — оказывается, всё это было одной сплошной манипуляцией, организованной человеком, чьё «намерение» имеет столь скрытые мотивы, что даже он сам не может в них признаться.       Напряжённые кулаки вжались в карманы, но он не проронил ни слова.       Покопавшись в кармане юбки, Гермиона достала книгу и положила ту на стол. Дотронувшись палочкой до обложки, она вернула ей первоначальный размер, прежде чем коснуться бронзовой змеиной головы.       — Ты сам выбрал эту книгу, не так ли? Она была моим испытанием… история, достаточно близкая мне, моей травме, чтобы побудить меня — заставить поделиться… И это сработало… Я прокололась.       Она чувствовала, как он ловит каждое слово, вперив взгляд в её пальцы, порхающие на обложке, — правдивость её догадок подтверждалась его молчанием.       — И что теперь? — она повернулась к нему, содрогнувшись от полученного предательства.       — Министерство будет проинформировано.       Она скривилась от боли, цепенея от потока слов, рвущихся на свободу. Но в итоге произнесла лишь четыре.       — А что насчёт нас?       Она пыталась быть сильной, но губы дрожали, будто она снова была во власти своего самого большого страха… снова остаться одной.       Ноздри раздувались, его грудь вздымалась снова и снова. Было ясно, что он хотел что-то сказать или сделать… ей… с ней, но не сделал… отвернувшись, он вернулся к окну, снова возводя между ними стену отчуждения.       Онемев от шока и еле сдерживая слёзы, она рванула к двери. Взявшись за ручку, Гермиона в последний раз оглянулась, увидев его равнодушное отражение и понимая, что это он был тем, кого она преследовала в своём сне, — тем, кто всегда был вне досягаемости, тем, за кем она была вынуждена следовать, несмотря на свой страх, кого она так отчаянно хотела… но так и не нашла.       Опустив голову, Гермиона бросилась обратно в свою комнату, едва замечая сквозь пелену перед глазами окружающий её мир. Она была почти у двери, когда услышала голос:       — Гермиона!       Обернувшись, она увидела девушку, бегущую к ней.       — Эй, поздравляю! Я только что видела! — просияла она. — Это было похоже на оглушительный водопад рубинов!       Гермиона в замешательстве замотала головой.       — Прости… Я не…       — Наши баллы. Они вернулись, все! — прокричала девушка. — Больше никаких отработок!       Рука Гермионы накрыла рот. Повернувшись, она слепо вбежала в свою комнату и захлопнула дверь.       — Я думала, ты обрадуешься! — прокричали ей вслед.       Гермиона бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушку.       И зарыдала.