По усмотрению директора

      Гермиона неслась вперёд. Резко свернув с проторённой дорожки, она вбежала в заросли папоротника, захлеставшие опахалами по голым ногам. Ей нужен был лес — устрашающее величие высоких деревьев и тревожное затишье, окутывающее мраком неизвестности всё вокруг. В конце концов, смерть обитала здесь во многих обличиях, привнося умиротворение в её мысли, которые с трудом удавалось собрать на фоне разрушительного хаоса внутри — бешеного дракона, мечущегося из стороны в сторону и не дающего приручить себя.       Она проснулась часом ранее в своей спальне, завёрнутая в одеяло прямо в школьной форме, недоумевая, каким образом ей удалось оказаться в кровати после своего неудавшегося прыжка с башни. Скорее всего, дело не обошлось без магии, усыпляющего заклинания или чего-то подобного, брошенного Северусом, но, конечно, это ещё надо было доказать. Альтернативой являлось то, что она попросту потеряла сознание. Такой исход был возможен. На самом деле, любой исход был возможен. По крайней мере, и дурной тоже.       Тем не менее она проснулась со стойкой потребностью что-то делать. Что само по себе являлось добрым знаком, по сравнению с недавним порывом, накрывшим её несколькими часами ранее: непреодолимым желанием исчезнуть из этого мира… несмотря ни на что. Поэтому, игнорируя резкие позывы проголодавшегося желудка, от которых сводило внутренности, она быстро переоделась… и побежала.       Илистая почва, пожухлые иголки и мягкий мох смягчали шаги, так что свист воздуха сквозь сухие губы был единственным звуком, сопровождающим её пробежку, главной целью которой было успокоиться, впасть в транс от проносящихся мимо деревьев, тянувшихся перед глазами бесконечным туннелем стволов.       Она была поездом. Пыхтящим в такт движению. Без пассажиров, без пункта назначения. Локомотивом, упрямо несущимся вперёд. Потому что поезда всегда идут вперёд. Так же, как должны идти все мы. Даже те, кто хочет повернуть обратно, потому что всё хорошее осталось позади… даже те… кто не теряет надежды вернуться туда, откуда всё когда-то началось.       За ежедневной суетой, за непрерывным потоком жизни мы не замечаем (если не зацикливаться), что всё это напрасно. Так защищается наша психика. Иногда мы слишком долго обманываемся по поводу чего-то… или кого-то… чтобы, наконец, избавиться от этих заблуждений… с наименьшими для себя потерями. Можем наконец-таки распахнуть глаза и заметить что-то настоящее, что-то хорошее даже там, где, возможно, уже искали раньше… но не были готовы найти.       Гермиона размышляла, не упустила ли ещё свой шанс. Если бы она продолжила искать, то, возможно, нашла бы что-то хорошее… если бы посмотрела вокруг и…       БАМ!       Грохнувшись на землю, она впечаталась телом в почву, почувствовав, как резкая боль пронзила висок. Казалось, череп раскололся на части. Она ожидала, что, подняв ладонь, дотронется до мозгов, удивившись, что на ощупь всё оказалось относительно целым.       Что нельзя было сказать о теле напротив. Кровь. Много крови. На лице, которое она едва могла распознать.       Никто из них не издал ни звука. Возможно, из-за неожиданности. Пока, наконец, к ним снова не вернулся дар речи.       — Чёрт!.. ух… блядь, — Джинни уставилась на свои руки, перепачканные кровью, продолжавшей хлестать из разбитого носа.       Гермиона могла лишь тихонько постанывать, обхватив голову руками.       Какое-то время они лежали плашмя, не двигаясь, пытаясь оправиться от шока, смятения, изнывая от боли, пока Гермиона не нашла в себе силы встать на колени и проползти небольшое расстояние до основания дерева, о которое смогла осторожно облокотиться спиной, не дотрагиваясь затылком до ствола. Не стоило ни к чему прикасаться головой… не тогда, когда её череп чуть не избавился от своего содержимого.       Джинни обхватила перепачканную кровью шишку, отдалённо напоминавшую нос, одной из своих продрогших рук, всхлипнув от вида алых пятен, пропитавших её некогда белую футболку.       — Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь, Джинни? — простонала Гермиона, аккуратно придерживая лоб руками, будто тот был чудом не разорвавшейся бомбой.       — А на что похоже? Я бегаю… как и ты, — последовал приглушённый ответ.       Гермиона наклонилась вперёд от усилившейся боли, обращаясь к пространству между согнутыми коленями.       — Ты же не бегаешь, Джин.       — И теперь я понимаю почему, — простонала та, подползая ближе.       Сдавленный смешок перешёл в стон, когда голова Гермионы запульсировала ещё сильнее.       Кряхтя и шипя, Джинни сумела принять сидячее положение и осторожно прислониться к тому же стволу. Гермиона внутренне содрогнулась, взглянув на неё со стороны. Рыжеволосая выглядела просто жутко, да и не особо рыжеволосой — большая часть прядей потемнела от крови.       — Воспользуешься беспалочковой магией? — предложила Гермиона.       Джинни покачала головой.       — Не беспокойся.       — У тебя сломан нос.       — Зайду к Поппи чуть позже. Тебе, наверное, тоже не помешает.       Гермиона промолчала. У неё были причины не пересекаться с мадам Помфри. Она предпочитала особо не распространяться о них.       — Наверное… Я это заслужила, — засипела Джинни.       Гермиона покосилась на подругу, пытаясь понять, что творилось у той в голове.       — Ты знаешь, — Джинни неуверенно всплеснула руками, покрытыми кровяными разводами, — ну за то, что я стерва.       Гермиона не ответила, обрабатывая то, что только что услышала. Странно, как нечто, казавшееся столь важным всего несколько дней назад, удалось почти полностью уничтожить очередным грузовиком дерьма.       — Да… ладно, — решила, наконец, промямлить Гермиона, не в состоянии препираться с той, за чей сломанный нос была ответственна… даже если её вины в этом не было.       — Я заходила к тебе вчера. Приносила поесть, но не смогла тебя разбудить. Ты была в отключке.       Гермиона чуть заметно кивнула. По крайней мере, это объясняло её смутные воспоминания о вчерашнем дне.       — Я приходила извиниться, Миона. Мне было очень плохо из-за своего поступка. Я не могла уснуть.       Гермиона вздохнула. Это было ей знакомо… размышления, влекомые чувством вины… бессонница… от осознания подлости своего поступка. Убрав одну руку с ноющей головы, она потянулась и сжала ладонь Джинни, опустив их сомкнутые руки на мягкий мох.       — Всё в порядке, — прошептала она. Ей больше нечего было сказать.       — Это не так, — отчаянно прохрипела Джинни. — Ты не в порядке. Мы не в порядке. Все мы.       Гермиона чуть крепче сжала её руку, глаза защипало, пока она не мигая смотрела на землю перед собой.       — Тебе не кажется, что всё как-то неправильно? — напряжённо прогнусавила Уизли, обхватив пальцами сломанный нос. — Словно мы все притворяемся… словно мы должны вести себя так, будто всё в порядке, потому что мы выиграли. Но не все победили, Миона… Фред проиграл эту битву.       Гермиона покачала головой, силясь сдержать слёзы, одна из которых набухла в уголке и со взмахом ресниц заскользила по носу.       — Иногда я задаюсь вопросом: может, это только я заметила? Ну знаешь, потому что в семье я всегда была в центре внимания. Как младшенькая, единственная девочка, — Джинни засопела громче, а глаза наполнились слезами. — Я просто не могу смириться с тем, что никого из них больше здесь нет. Я всё надеюсь увидеть Рона за поворотом или услышать смех одного из близнецов. Я не говорю, что мы сильно выделяемся, — но мы же Уизли! У нас рыжие волосы! Мы шумные! — у неё вырвался нервный смешок, прежде чем она разразилась рыданиями.       — Дело не только в тебе, — Гермиона понимала, что чувствует то же, что и Джинни. Да, многие погибли, но тем не менее те, кто выжил, не были рядом… не были с теми, кто в них отчаянно нуждался.       Джинни закашлялась от крови, попавшей в носоглотку. Гермиона потёрла большим пальцем её руку, давая понять, что всё будет хорошо.       — И Гарри… — Лицо Джинни внезапно исказилось от боли. — Просто он выглядит таким… обычным. Он заботится, но… в общем, ему столько всего пришлось пережить… а он привык к этому, в отличие от меня. И я просто… — она покачала головой, явно пытаясь подобрать слова. — Я просто думаю, что мы сошлись в неоднозначное время. Когда всё было так… необычно. Чувства, которые мы испытывали друг к другу, усиливались вместе с происходящими событиями. И когда всё закончилось… Думаю, у нас тоже что-то изменилось. Я всегда с нетерпением жду его приезда, но как только он приезжает, то понимаю, что теперь всё не так, как раньше. Думаю, он считает меня скучной… и неуверенной в себе. Я не знаю, как вернуть это чувство… как вернуться к тому, кем мы были раньше.       — Ты не можешь вернуть прошлое.       Джинни уставилась на неё покрасневшими от слёз глазами.       — Всё что ты можешь — идти вперёд. И надеяться, что он пойдёт вместе с тобой, — Гермиона пристально посмотрела на неё. — А если нет…       Джинни зажмурилась, будто не могла вынести этих слов.       — Джин, всё будет хорошо. Не существует такого человека, кто сможет дать что-то, чего нет в тебе самой, — повторила она слова Северуса… наверное, она всё-таки поверила в них. — И ты никогда не останешься одна… потому что тебя окружают люди, знающие, что такое потерять друзей, семью — людей, которых они любят. Позволь себе горевать и просить о помощи. Не полагайся на магию. Магия не может всё исправить. На самом деле, часто она только усугубляет ситуацию.       Джинни кивнула, взглянув на Гермиону полными тревоги глазами, прежде чем броситься вперёд и обнять.       — Мне так жаль, — зашептала она ей на ухо. — Я знаю, тебе тоже досталось. Я чувствовала, что ты несчастна. Но ты всегда казалась такой отстранённой. У меня не было ощущения, что я могу поговорить с тобой об этом, хотя мне следовало… спросить и выслушать тебя, как сейчас ты меня… — Ее объятья стали крепче. — Я сгорала от ревности… И ничего не могла с собой поделать. Всё, что я вижу в тебе — это ту, кем я всегда хотела быть. Я даже не могу пробежаться, не сломав нос.       Гермиона рассмеялась. И Джинни тоже. Грубо и отрывисто. Но их смех шёл от чистого сердца.       Наконец Гермиона выпрямилась и облокотилась затылком о ствол.       — Всё в порядке, Миона?       Взглянув на подругу, Гермиона заметила на её лице неподдельное беспокойство. И, кивнув, улыбнулась.       — Думаю, со мной всё будет хорошо.

***

      Ступени почти терялись в мраке, но кто-то определённо находился за плотно закрытой дверью — оттуда доносилась еле слышимая дискуссия и череда разномастных голосов.       Интересно, они сильно удивятся, увидев её?       Она пропустила две встречи подряд.       Они вообще заметили её отсутствие? Хоть немного волновались за неё?       Возможно, нет.       В конце концов, это был всего лишь литературный кружок.       Медленно спускаясь по лестнице, она чувствовала, как сердце выпрыгивало из груди одновременно с каждой пройденной ступенькой, пока не забилось о глотку, словно запертый в чулане боггарт.       С кем она столкнётся за порогом?       Гермиона получила разрешение снова посещать кружок — профессор МакГонагалл дала добро; более охотно, чем ожидалось, — без сомнения, под влиянием того, что Гриффиндор наконец вернул потерянные баллы… а также, как ей показалось, отчасти, чтобы насолить директору.       А как же сам Снейп?       Гермиона всего лишь мельком видела его.       Знал ли он, что она придёт? Придёт ли он сам? Или он уже достаточно, по его мнению, запугал её Министерством, чтобы явиться на встречу?       Засунув руки в карманы, она почувствовала, как пальцы сжали мягкий мешочек — уменьшенный пакет со всем необходимым… рассчитанным недели на две.       Хватит ли ей времени?       Она оставила записку, в которой говорилось, что она у бабушки. На это у неё не было разрешения, но Гермиона надеялась, что если кто-нибудь начнёт её искать, то это хоть немного запутает следы. Конечно, бабушка не выдаст её… да и вообще, вряд ли подтвердит само существование Гермионы. Ирония заключалась в том, что она была под такой же «защитой», что и её родители, и больше не нуждалась в «помощи» Гермионы… разрушительные последствия старческой деменции позаботились об этом.       Гермиона крепче сжала мешочек и сделала долгий, медленный вдох, собирая остатки храбрости. Вот она и воспользовалась своим собственным советом… пришла за помощью. Просто это была не совсем та помощь, о которой она говорила Джинни. Помощь, в которой она нуждалась, предполагала большой риск — как для неё самой, так и для человека, которого она собиралась вовлечь. Это было слишком… даже для неё — просить кого-то, особенно того, кого она едва знала… но у неё просто не оставалось выбора, она бы не справилась в одиночку! Гермиона была твёрдо убеждена, что он позаботится о ней. Он подолгу слушал её… так терпеливо… и без осуждения. Он держал её за руку, гладил по плечу, пока она рыдала. Она чувствовала их близость — конечно, не такую близость, как с Северусом… она вообще сомневалась, что когда-нибудь снова испытает к кому-то такие чувства… да и обстоятельства были слишком необычными. В любом случае это был уже пройденный этап — как морально, так и физически.       Если он поможет ей, приютит её хотя бы на две недели… она надеялась, что этого времени хватит, чтобы разобраться и найти решение. Она положила в другой карман свои записи, а также кипу руководств, украденных из библиотеки Хогвартса, — сотни страниц с исследованиями. Ей нужно было расшифровать одно заклинание, но лёгкая на первый взгляд задача осложнялась тем, что приходилось буквально по крупицам собирать нужные сведения, что не могло не сказаться на времени, затрачиваемом на поиски решения. Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы со временем зашифровать или видоизменить эти знания. Но у неё было предчувствие, что она уже близко…       Гермиона потянулась к дверной ручке.       Если он откажется, то она снимет номер в отеле. Конечно, придётся попыхтеть, и это будет менее безопасно по сравнению с тем, чтобы, например, спрятаться за спиной близких по духу магглов (даже если вполне конкретного маггла)… но нельзя было мешкать… надо было действовать прямо сейчас.       Приоткрыв дверь, она быстро оглядела комнату.       Он был там.       И ещё с десяток других.       Северуса не было.       Она вздохнула. И шагнула внутрь.       На глаза навернулись слёзы от теплоты их приветствия и сердечности объятий. Решившись на более смелый план, она не стала менее ранимой. В конце концов, она не видела их целую вечность.       Когда она перевела на него взгляд, он кивнул в знак приветствия. Без улыбки… хотя он редко улыбался. Но его взгляд был таким пристальным, что ей показалось, будто он видит её насквозь.       Вздох.       Она придвинула к нему стул. И села. Слух обострился. Дыхание участилось. Она была готова влиться в дискуссию. И та возобновилась в мгновение ока. Они начали новую книгу. Новую историю.       Глубокую… но легкомысленную… подростковую… но не менее содержательную…       Их мнения и критика накатывали на неё теплой, дружеской волной. Её пальцы коснулись его предплечья, скользнув к запястью, прежде чем обхватить ладонь. Он не убрал руку. Она прикрыла глаза.       Вдруг дверь открылась.       — И Сэм тоже вернулся, — раздался голос со стороны.       Гермиону парализовало.       Он стоял там — в дверях — скользя мрачным взглядом по комнате, пока не достиг её фигуры… и замер на ней. Он не произнёс ни слова, просто пробрался в дальний конец комнаты и занял привычное место в тени. Наблюдая за всеми… наблюдая за ней.       О чём он думал… сейчас? Он ревновал?       В конце концов, она держала за руку другого мужчину.       Или ему было всё равно? Волновался ли он хоть когда-нибудь? Или это было просто ещё одним сраным заданием? Она была очередной сраной интрижкой? Но тогда почему он спас её? Почему не позволил спрыгнуть с башни?       В конце концов, он бы махом решил свои проблемы.       Скорее всего, он ещё пожалеет о своей беспечности.       В комнате начали переговариваться между собой. Казалось, появление «Сэмюэля» каким-то образом нарушило общую атмосферу, не только для неё.       Гермиона решила рискнуть.       — Можно с тобой поговорить? — наклонившись, прошептала она в каштановые кудри, обрамлявшие его ухо.       Он слегка наклонил голову. На мгновение её губы коснулись тёплой кожи, и она облизала их… машинально… словно попробовала его на вкус.       Неужели Снейп был прав? Неужели ей суждено так низко пасть? Неужели источник этой чувственной потребности, этого первобытного желания всё это время был заперт внутри, выжидая, чтобы кто-то, подобный этому мужчине, постучал в дверь?       Без сомнения, она чувствовала это. Вожделение. Тело, привыкшее к вниманию и интенсивности снейповских ухаживаний, а также внезапное отсутствие этих ласк наполнило каждую клеточку острой тоской. Её затягивало в водоворот сносящего крышу желания, которое следовало задавить на корню, чтобы не порушить так тщательно продуманные планы.       Он кивнул. Она боролась с животной потребностью поцеловать его. И смогла сдержаться.       Нежно потянув его за руку, она встала и повела их к дивану, стоявшему в дальнем углу, как можно дальше от «Сэмюэля». Их невозможно было услышать, но она всё равно боялась, поэтому прижалась к нему, сохраняя приглушённый тон, и начала неистово шептать ему на ухо.       Это был поток слов, которые, как ей казалось, можно было истолковать лишь как бред сумасшедшей. Но она не могла остановиться. Она должна была поведать ему всё — о своём магическом статусе, рассказать свою историю, поделиться своим затруднительным положением, молить о помощи… и пообещать… открыться ему… полностью, показать то, что сведёт его с ума. Она чувствовала себя достаточно уверенно… во многих смыслах… чтобы так высказываться.       Он напрягся, когда прозвучали последние слова. Она никогда раньше не вставала на столь зыбкую почву. Но она чувствовала своё могущество. Она была уверена в себе. Теперь она понимала, какой властью обладала.       И хотя она чувствовала напряжение в его теле, он не проронил ни слова за всё время её монолога. Так же, как и она, в свою очередь, не смела поднять взгляд, опасаясь того, что могла увидеть. Но когда она всё-таки взглянула на него, с трепетом откинувшись на спинку, то провалилась в омуты его прекрасных глаз. Он не был традиционно красив. Он даже не был её «типажом». Но было в нём что-то такое, что невыносимо притягивало, заставляя чувствовать себя мошенницей… или даже шлюхой.       Как она могла так легко переметнуться? От одного мужчины к другому, а потом обратно? Как она могла утверждать, что влюблена, и в то же время была готова отдаться другому?       Но у неё не было времени на размышления, так как его ответ внезапно застрял комом у неё в горле.       — Я помогу тебе.       Ни вопросов. Ни пренебрежительных замечаний. Ни намёка на неуверенность.       Она бросилась вперёд и поцеловала его. Просто не смогла сдержаться. Облегчение было слишком велико. И его губы были такими мягкими, почти нереальными для мужчины, и его вкус был таким… сладким… привычным. Пальцы скользнули вверх по его шее… по линии подбородка… к щеке… и замерли…       Осознание поразило её, как гром среди ясного неба. Отскочив назад, она приглушённо вскрикнула, зацепив ногой столик и опрокинув стоявший на нём светильник. Но при свете лампочки, лишённой абажура, на его лице всё равно не отразилось то, что почувствовала её рука… шрам… тонкая горизонтальная линия, пересекавшая плоть.       А потом его палец почти незаметно приподнялся, и глаза мгновенно сменили цвет, с кристально синего в бездонно чёрный.       — Чёрт… не может быть, — чуть не задохнулась она. — Это ты.