По усмотрению директора

      Во флакончике цвет казался бордовым, но на пальчиках ног, которыми она игриво шевелила над собой, он определённо был алым. Гермиона снова сверилась с флакончиком, а затем встряхнула его, словно тот мог сменить свой оттенок. Но ничего не изменилось, и она снова расплылась в улыбке. Накрасить ногти было совершенно легкомысленным действием, таким глупым и девчачьим, что со стороны она наверняка выглядела слегка нелепо — но Гермиона просто не могла вспомнить, когда последний раз радовалась таким простым вещам.       Просто лежать и наслаждаться своими покрытыми ярким лаком ноготками, как в детстве, когда мама уверенными штрихами красила каждый её пальчик, а она, покачиваясь на стуле, щурилась от полуденного солнца.       Действительно, за последнюю неделю Гермиона пришла к пониманию, что её навязчивые мысли и раздумья, а также возникший следом водоворот тоски, вогнали её в ощущение практически смертельной безнадёжности. И теперь она пыталась прийти в себя. В комнате Луны, лёжа на мягком, словно облачко, ковре и покачивая в воздухе босыми ногами, Гермиона вдруг снова почувствовала себя подростком — и приняла это на удивление комфортно.       Монотонное царапанье пера по пергаменту и ритмичное бормотание заклинаний ещё больше способствовали её умиротворению.       — По-моему, оранжевый теперь мой фаворит, — объявила Джинни, восхищённо склонив голову над своим творчеством.       Гермиона опустила подбородок, чтобы лучше рассмотреть пергамент, край которого касался ковра рядом с ней. Каждый абзац был написан своим цветом — Джинни решила опробовать чернильный набор, который Гермиона, наконец, подарила ей после своего последнего похода по магазинам.       — Согласна, — подтвердила Гермиона. Нанесённый на пергамент, оранжевый оказался охрой с золотым отливом и выглядел просто потрясающе. На самом деле все цвета были хороши.       Это был идеальный подарок для Джинни, которая, в свою очередь, искренне взволнованная и переполненная благодарности, решила сразу им воспользоваться и написать Гарри длинное письмо. Гермиона была за неё рада.       Потолок снова сменил цвет. На этот раз превратившись в тропический закат. Яркие, психоделические цвета разукрасили пространство над их головами, но так как чары принадлежали самой Луне, то Гермиона не сомневалась, что мир, согласно её видению, вполне мог так выглядеть.       — Куда ты нас отправила, Луна?       — Я точно не знаю, — ответила лежавшая на кровати девушка. С пола Гермионе была видна лишь макушка её светлой головы. — Думаю, на Карибы. Хотя я никогда не была там…       Гермиона блуждала взглядом по потолку, восхищаясь тем, как цвета радуги безмятежно переливались между собой.       — Они прекрасны.       Луна вздохнула.       — Я тоже так думаю. Но Невиллу не нравится. Ему привычней темнота. И чтобы ни одной звёздочки. — С минуту она молчала. — Иногда мир слишком велик для некоторых, да?       Перед глазами мелькнула палочка Луны, направленная вверх, ловким взмахом рассеявшая иллюзию и вернувшая потолку прежний безвкусный облик, состоявший из деревянных балок.       — Возможно, — задумчиво ответила Гермиона. — Может, он просто ещё не готов к встрече с ним.       — Возможно, — согласилась Луна со свойственной ей неземной интонацией в голосе. Затем она взмахнула палочкой в сторону потолка, вызвав полную противоположность предыдущей иллюзии — буйный простор из громовых туч. Мрачных. Предвещавших бурю.       Беспокойство Гермионы, кипевшее в душе всю прошлую неделю, внезапно вернулось, охватив предчувствием неизбежной беды. Даже несмотря на то, что ей удалось избежать сиюминутных последствий от своих действий на литературном кружке, она остро осознавала, что они точно не будут проигнорированы.       Понять и простить — было не в характере Снейпа. Хоть Гермиона уже видела его краем глаза в коридорах школы, она всё равно не могла отделаться от ощущения, что надвигалась буря.       Кому он рассказал? Какие у них были планы на неё?       Конечно, без своей палочки она больше не могла следовать своему собственному плану. И она получила ещё один удар, когда сунула дрожавшую руку в карман и обнаружила, что тот пуст — он умудрился каким-то неведомым образом конфисковать её записные книжки во время их агрессивного возвращения в замок.       Потеряв все средства к достижению цели и будучи брошенной на ступеньках, её первым импульсом было желание окружить себя людьми. Она вернулась к друзьям и почувствовала, что снова окутана теплотой и сердечностью. От чего испытала огромное облегчение. Она не знала, почему не могла пересилить себя и прийти к ним раньше. Возможно, ей требовалось достичь глубокого дна, чтобы понять, что придётся либо заставить себя снова доверять людям, либо в итоге столкнуться с разъедающим душу одиночеством, которое испортило бы ей оставшуюся жизнь.       В любом случае она провела значительную часть прошедшей недели в гостях у друзей, особенно у Джинни. И несмотря на то, что у неё не было палочки, ей удалось снова вернуться к учёбе.       Можно было подумать, что она впервые за долгое время смогла почувствовать себя «нормальной». Но оказалось, что нет. Зловещий вихрь из облаков над её головой ясно давал понять, что это не так. Несмотря на гнев и дерзкий отпор, который она дала Северусу в их последнюю встречу, она была напугана. Она чувствовала, что что-то должно было произойти.       И больше всего на свете она боялась, что, если что-то произойдёт, она никогда об этом не узнает.

***

      Гермиона возвращалась в свою комнату босиком. Было что-то обнадёживающее в её ноготках, украшенных красным лаком… что-то неизменно попадавшее в поле зрения с каждым пройденным шагом… что-то такое, что даже ледяной камень под ногами не мог отвлечь от них внимания. Красный, цвет рубинов. Она видела, как судьба Дороти перекликается с её собственной — они обе носили крохотные обрывки надежды, которые однажды могли привести их домой.       Здравый смысл велел ей отступить… отказаться от своего плана ради сохранения рассудка. Но надежда — не то, что легко отбросить. Даже если её символ — что-то эфемерное… иллюзорное… просто капли. Лака для ногтей. Холодного пота. Сдерживаемых слёз.       Она открыла дверь.       Её палочка лежала на столе. Кто-то принёс её сюда, и от этой мысли её пробила испарина. Она взволнованно обрыскала каждый угол, несмотря на то, что и так увидела с порога, что та пуста. Комнатка была совсем небольшой.       Проскользнув в сторону ванной, она открыла дверь. Там тоже никого не было.       Развернувшись, она подошла к столу.       Её книги лежали рядом с палочкой. Все её записи и исследования. Даже материалы, которые она украла из Запретной секции Хогвартса и из маггловской библиотеки. Но одна деталь сама по себе привела её в новый ступор.       Затылок девушки на обложке, а за ним, между страниц оскал змеиной пасти на медном стебельке.       Её подарок. Он вернул его.       Он разрывал с ней все связи. Окончательно и бесповоротно. Полная сепарация…       Что ещё ей оставалось?       Оставалась лишь верёвка, на которой ей следовало повеситься.

***

      За ней наблюдали.       Она чувствовала покалывание у виска, которое исчезало всякий раз, когда она резко оборачивалась, чтобы противостоять этому вторжению.       Даже в автобусе.       Она пыталась избавиться от преследователей, сменив аппарацию на традиционный маггловский транспорт. Но их присутствие всё равно ощущалось.       Чтобы утихомирить свои ходящие ходуном ноги, она положила сумку на колени и уставилась в окно. Она просто возвращала просроченные библиотечные книги. Это не должно было вызвать подозрений. За исключением того, что она являлась всего лишь величайшей угрозой для Волшебного мира со времён самого Волдеморта. И это была проверка.       Можно ли ей снова доверить посещение маггловской библиотеки? Можно ли верить, что она не попытается убежать и скрыться? Можно ли?       Но от её ответа ничего бы не изменилось. Она чувствовала, что её судьба уже предрешена. Поэтому решила, что лучше встретиться с ней лицом к лицу, чем ждать, пока зловещие тени сомкнутся и окончательно поглотят её.       Она услышала, как дрожит собственный голос, когда адресовала водителю еле слышимое «спасибо», спустившись по ступенькам автобуса на мокрый тротуар. Обычно вид старого серого здания наполнял её радостью и предвкушением. Теперь её охватил такой ужас, что потребовалась вся сила воли, чтобы не обернуться и не постучать в дверь автобуса, которая только что с громким шипением захлопнулась за её спиной.       Словно на ватных ногах, она медленно прошла через раздвижные стеклянные двери по выцветшему ковру, мимо приглушённых разговоров, направляясь к регистратуре, за которой сидел молодой человек.       — Простите… — начала Гермиона, но поняла, что не может закончить фразу.       Мужчина добродушно улыбнулся.       — Да?       — Я… — Гермиона покачала головой и полезла в сумку за книгами. — Я болела… У меня здесь просроченные книги.       Он кивнул и взял их, открыв обложку одной, чтобы посмотреть код.       — Придётся оплатить задержку.       — Без проблем.       — Но… — он проворно застучал по клавиатуре. — Кажется, мы подзадержали три книги, которые вы хотели взять раньше. Их как раз сегодня вернули. Так что, я думаю, что списать штраф в наших же интересах. Мы очень ценим хорошее отношение наших клиентов.       Гермиона неуверенно улыбнулась.       — Три книги?       — Да, — он сверился с информацией на мониторе. — Книга по психологии, одна о памяти, другая о Гипно… — он нахмурился.       — Гипнотезии, — Гермиона кивнула, вспомнив заявку на эти издания, которую оставила, казалось, ещё в прошлой жизни.       — Они у нас, — весело пропел он, вставая и направляясь к стеллажу, полному книг. Через минуту он вернулся и протянул их ей.       Гермиона посмотрела на книги, потом снова на него.       Открыв рот, она поняла, что не знает, что сказать. Да, она могла взять их. Или, наоборот, оставить. Оглянувшись через плечо, она заметила стоявшую за спиной женщину средних лет, многозначительно посматривающую на наручные часы.       — Спасибо, — Гермиона улыбнулась. — Я вам очень благодарна.       Она поспешно отошла в сторону.       Чёрт.       Нельзя было их брать с собой в Хогвартс. Возможно, получится прочесть их прямо здесь, в библиотеке. И никаких заметок. Придётся положиться на память — не такую хорошую, как раньше… но лучше так, чем никак.       Она снова быстро огляделась. Если бы люди уже не подозревали её, то, конечно, стали бы, так как её поведение было так же незаметно, как олень в свете фар.       Как бы то ни было, она рванула вверх по лестнице в читальный зал, пробираясь между книжными стеллажами, прежде чем добраться до пустых столов.       И остановилась, как вкопанная.       Какого чёрта?       Книга. Затылок девушки на обложке. Лежала аккуратно посередине стола. Оцепенение постепенно проникало в её конечности с каждым пройденным шагом, пока она не рухнула на стул, роняя из рук книги.       Не слушающимися пальцами она открыла обложку.       Гермиона Грейнджер. Гласила аккуратная надпись. Выведенная с такой искренней верой, которая теперь казалась смехотворной.       Это был экземпляр, который она так и не смогла найти, — который он забрал с самого начала и который в итоге стал для неё приманкой. Капкан захлопнулся.       — Гермиона?       У неё перехватило дыхание.       Это было слишком жестоко. Хотя такое случалось и раньше. Попадая в ситуации сильного стресса, она могла слышать их… голоса. Но только для того, чтобы, вернувшись в реальность, страдать в разы сильней.       — Гермиона, дорогая, я уже тебя обыскалась. Думала, что потеряла тебя навеки!       Голова взметнулась вверх. Видение приближалось. Медленно. Как сон наяву. Зелёные глаза… её глаза. Улыбка. Идеальные зубы. Само совершенство. Всё это происходило не с ней, невзаправду. Просто не могло быть правдой. Она протянула руку. Ей казалось, что та пройдёт сквозь неё. Она потянулась. И дотронулась… До неё. До её плеча. Тёплого. Из плоти. Настоящего.       Гермиона подняла глаза. Дыхание перехватило. Это было невыносимо.       — В чём дело? — Улыбка сползла с лица матери, и та озабоченно нахмурилась. — Дорогая, с тобой всё в порядке? Ты что-то прочла?       Крошечные судороги пробежали сквозь диафрагму, заставив её молча задыхаться, будто жизнь пыталась выскользнуть из неё незаметно, но лишь вывернула душу наизнанку.       — Гермиона? — мать положила руки ей на плечи и опустилась на колени. — Скажи. Ты заболела? Позвонить кому-нибудь?       Гермиона замотала головой, как мячик на пружинке.       — Ты уверена? — материнские глаза изучали её — внимательные, умные, любящие глаза.       Гермиона положила дрожавшую руку на мамины пальцы и остервенело сжала их.       — М… м… — челюсть задёргалась вверх и вниз, как у немой марионетки. Она снова была ребёнком, отчаянно пытающимся быть понятым.       Мать кивнула. Она хотела понять.       К Гермионе, наконец, вернулось дыхание, которое перехватывало с каждым сделанным вдохом, пока, наконец, словам не удалось прорваться сквозь её голосовые связки.       — Я… Я скучала, мама, — еле слышно выдавила она.       — Ох, любовь моя, — миссис Грейнджер прильнула к дочери, крепко её обняв. — Я ведь отошла совсем ненадолго, не так ли?       Гермиона кивнула, уткнувшись ей в плечо, — тихо, но выразительно подтверждая её слова… описывая всю пережитую скорбь, выходившую далеко за пределы слов вместе с брызнувшими из глаз слезами.       — Мне так жаль, — промурлыкала её мать, нежно покачивая её в своих объятиях. — Мне казалось, что я с тобой, но, очевидно, ошибалась. Ты себя совсем не жалеешь. У тебя скоро экзамены. Я должна была догадаться. Должна была лучше поддерживать тебя.       Гермиона хотела сказать ей, что она не виновата. Она хотела объяснить ей всё, но не могла. Вместо этого она позволила матери продолжить свои нежные утешения. Она просто хотела почувствовать, как слова резонируют внутри, проникают в душу, позволяя слезам проложить дорожку сквозь её боль, чтобы не осталось больше ничего, кроме чувства любви.       Настоящей любви.       Всеобъемлющей.       — Гермиона, нам следует вернуться к твоему отцу. Он вряд ли догадается, где нас найти. — Слова её матери в конце концов просочились сквозь дымку блаженства, в которой она витала.       Гермиона подняла голову.       — Он здесь?       — Да, он же пришёл с нами, помнишь? В итоге я оставила его в разделе стоматологии. Можно было подумать, что с него хватит этих книг, да? В конце концов, он уже написал целых три!       Гермиона вытерла лицо и вздохнула с облегчением, сменив слёзы слабой улыбкой.       — Думаю, нам всегда есть чему поучиться.       — Он так и сказал, — рассмеялась мать. — А я всегда говорю, что ты дочь своего отца.       Гермиона стояла словно на ватных ногах, чувствуя себя новорождённым жеребёнком.       — Тогда нам лучше пойти и найти его, — сказала она, беря её за руку. Теперь, когда мама вернулась, она не собиралась отпускать её ни на минуту.       — Да, — согласилась миссис Грейнджер и направилась к книжным стеллажам. — Хотя я сомневаюсь, что получу такой же приём и от него. Думаю, он рад побыть в тишине.       Гермиона рассмеялась и остановилась.       — Подожди.       Отпустив руку, она вернулась к столу.       — Ах да, ты забыла свои книги.       Но она нуждалась лишь в одной — той, что носила её имя… той, в которой так ошиблась… той, что оказалась вовсе не приманкой, а подарком. Его подарком. Самым драгоценным подарком, который он мог ей преподнести.       Изображение на обложке расплылось перед глазами при мыслях о том, что он сделал. О том, что он снова пожертвовал собой, подвергнув свою жизнь крайней опасности ради другого человека… ради неё. В это было сложно поверить. Но одна только мысль о том, что он уже страдает от последствий, была невыносима.       Меньше всего на свете ей хотелось снова расставаться с родителями. Но у неё не было выхода. Она проводит их домой, удостоверится, что они находятся в целости и сохранности. И потом найдёт его. Где бы он ни был. В каком бы состоянии он ни был. И после того, как она извинится за свои желчные обвинения и горькие предположения, она предложит ему себя… за помощь, за защиту или хотя бы попытается отплатить за проявленную им доброту.       В конце концов, столь храбрый человек заслуживает большего. Как минимум, шанс на жизнь без компромиссов и заключения.       Её единственной надеждой было то, что Министерство ещё не схватило его… и что он, в свою очередь, снова проявит мужество и позволит ей быть с ним.