***
Когда она добралась до Хогвартса, уже смеркалось. Наколдовав пламя на подсвечники в своей комнате, она швырнула сумку на стул, задержав взгляд на книге, лежавшей в центре стола — на экземпляре, принадлежащем ему. Медная змеиная голова переливалась в свете пламени, и казалось, что она извивается, словно и правда была живой. Она заметила, что стебель не лежал сразу под обложкой — в том месте, где она его оставила. Теперь змея прорезала страницы примерно на треть. Просунув пальцы в щель, она открыла закладку и оторопела от неожиданности. Перед глазами были пустые страницы. Она пролистнула несколько. Те тоже были пусты. Змея с грохотом ударилась о пол, когда она взяла в руки книгу и раскрыла её, начав торопливо перелистывать страницы. Только когда она дошла до середины, то увидела начало текста. Пробежавшись глазами по знакомым фразам, она поняла, что уже читала их. Но что случилось с остальными страницами? Порывшись в сумке, она достала другой экземпляр книги, тот, который взяла ранее со стола в библиотеке. Раскрыв обложку со своим именем на обороте, она удостоверилась, что не ошиблась и этот экземпляр принадлежал именно ей. Но просматривая страницу за страницей, видела лишь сплошное полотно текста. Удивительно, что его экземпляр оказался пустым с самого начала. Но вдруг строгое повествование оборвалось. Чуть больше половины её книги оказалось заполненным, но продолжение отсутствовало. Страницы были пустыми. Гермиона нахмурилась, зависнув над двумя раскрытыми книгами. Оказалось, что они были схожи лишь в одном. Текст его книги начинался там, где заканчивался её. Она прочитала свою часть книги до того момента, пока он её не конфисковал в первую ночь. Потом закончила читать уже его экземпляр, найденный в шкафу, ошибочно предположив, что это её собственный. Но тогда она не заметила пропущенного текста. Должно быть, он каким-то образом исчез, когда она дочитала до конца. Медленно закрыв обе книги, Гермиона положила ладони на одинаковые обложки и задумалась — что бы это могло значить? Возможно, он оставил их не просто как некое послание. Не просто как подарок… символ того, что он вернул память её родителям. Возможно, он хотел, чтобы она обязательно узнала об этом… несоответствии. Но зачем? Схватив разом обе книги, она взяла свободной рукой палочку и вышла за дверь. Она не могла больше ждать и строить догадки. Надо было срочно найти его.***
Пепел от догорающих поленьев, а также древесный и слегка травянистый запах сигарет достигли ноздрей, прежде чем она дошла до его покоев. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз вдыхала этот аромат — когда дерзкая, пьяная девчонка прикидывалась кем-то большим. Теперь она изменилась. На самом деле, она едва могла отождествить себя с той девушкой, которой являлась всего месяц или два назад — отчаянно страдающей от переходного периода и не имеющей возможности понять, что же с ней происходит. Но теперь она поняла. Она повзрослела. Он помог ей. Что бы ни случилось, она не должна была забывать, что он ей помог. Она постучала. Дверь открылась почти сразу. Он ждал её? Или ждал кого-то другого? Она вошла. Большое, худощавое тело Снейпа развалилось в кресле у камина, сигарета тлела между пальцами, другая рука сжимала стакан с янтарной жидкостью. Сюртук и сапоги были свалены бесформенной кучей на пол, верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты. Словно он настолько нуждался в свободе от всех этих внешних атрибутов, что стоило ему вернуться в скромную и неказистую обстановку своего подземного убежища, как он сразу же их сбросил. — Северус? Он медленно, через усилие повернул голову. Её сердце сжалось, когда она увидела его лицо. На нём застыло тяжёлое выражение, лишённое каких-либо эмоций, а глубокое изнеможение во взгляде дополняло эту ужасную картину. Что бы он ни сотворил, это сказалось. Гермиона направилась в его сторону. Он не двигался, лишь глаза отслеживали каждый её шаг на протяжении всего пути, пока она не остановилась и не направила палочку ко второму креслу, отодвигая то от стены. Поставив его напротив, она уселась так близко, что соприкоснулась коленками с его собственными. Он даже не подвинулся. Даже не дёрнулся. Она нуждалась в большем контакте с его телом. На самом деле, она предпочла бы сидеть на нём в процессе разговора, чтобы лучше чувствовать его отклик, вместо объяснений, которые он, казалось, не был способен дать. Но она пересилила себя и откинулась на спинку кресла, чтобы предоставить ему больше свободного пространства. В конце концов, когда они виделись в последний раз, она выдвинула в его сторону несколько довольно неприятных обвинений. Она не гордилась этим. Но, несмотря на все её слова, он сделал то, что обещал никогда не делать… он помог ей. Теперь ей нужно было понять — почему. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя, — пробормотала она, невольно положив руку ему на колено. Он пристально посмотрел на неё, и она увидела в его взгляде тяжесть всех невысказанных слов. Она могла бы счесть его пьяным, если бы не острота и ясность этого взгляда. В конце концов он коротко кивнул в знак согласия, поднёс стакан к губам и сделал большой глоток чего-то, пахнущего огневиски. — Могу я спросить почему? — Гермиона наклонилась к нему. — Зачем ты это сделал? Он выдохнул через нос, прежде чем повернуться лицом к огню. — Потому что я понял, что ты не остановишься. Гермиона закусила нижнюю губу, размышляя над ответом. Он сделал это, потому что знал, что она не отступит… несмотря на все его усилия. Значит то, что он пошёл на этот шаг — её вина. — Ты мог бы не мешать мне, — прошептала она. — После встречи в литературном кружке я могла бы залечь на дно. Никто бы не узнал, пока не стало бы слишком поздно. Он промолчал, и всполохи пламени играли на его мужественном профиле. — Ты должен был позволить мне сделать это, — не унималась она, сжав его бедро. — Я нёс за тебя ответственность. У Гермионы перехватило дыхание. Он дал какой-то обет? — Что ты имеешь в виду? — она подалась вперёд, ещё глубже вжимаясь в его кресло. — Я думала, ты шпионишь за мной. Он не ответил. — Северус? Он устало покачал головой. — Это не имеет значения. Гермиона была в растерянности. Что он сделал? Потом она вспомнила о предметах, которые держала под мышкой. Взяв по книге в каждую руку, она осторожно положила по одной на каждое из его бёдер. — Что это? У него получилось довольно саркастически приподнять бровь. — Книги? Она проигнорировала его тон. — Какими чарами они наполнены? Почему слова исчезли? — Потому что их там и не было. Она оторопела. Но несмотря на учащённое сердцебиение, старалась сохранять спокойствие. — Как это — не было? Но там же есть слова, — она открыла несколько страниц, чтобы продемонстрировать ему. — Кто их сочинил? — Ты. Она шокировано уставилась на него. — Каким образом я могла это сочинить? — недоверчиво переспросила она, отстраняясь от него. — Я ничего не сочиняла. Это не мои слова. Он всего лишь продолжил смотреть на неё, словно ожидая, что она догадается без его объяснений. Она уронила взгляд на книги. Пристально посмотрев на них, она попыталась разобраться самостоятельно. — История была… близка мне, — рассеянно призналась она. — Психологическая травма героини. Чувство вины. Их отношения… и секс. Вот как я поняла, что ты тоже был в литературном кружке, — она подняла глаза, но выражение его лица не изменилось. Для него услышанное не было новостью. — Тогда я решила, что ты нарочно выбрал эту книгу, чтобы у меня сработал некий триггер, заставивший проболтаться… чтобы ты мог проверить, что именно я расскажу остальным, — она снова опустила ладони на книги. — Я думала, это проверка… Я думала, что провалила её. — Ты сама выбрала историю. Выбирала каждое слово, — спокойно сказал он. — Книга была иллюзией. Ты создавала повествование в процессе чтения. Из своего подсознания. Это была история, которую ты подсознательно хотела прожить. Гермиона неуверенно замотала головой, её взгляд скользнул к его лицу, опускаясь от глаз к губам, в надежде понять его. — Но все в группе читали одну и ту же книгу. Мы все читали одну и ту же историю. — Ты уверена? Или вы все создали свои собственные истории — истории, которые желали сами? Почему вы сочли нужным подобрать именно такие слова? Всё написанное было значимым? Шло из глубины души? Гермиона начала невольно отстраняться, вжимаясь в спинку кресла. Яростно заморгав, она попыталась взять себя в руки. — Но она… её отношения, секс, начались раньше… прежде чем мы сами… Он медленно кивнул. Она поморщилась. — Что ты имеешь в виду? Что ты делал только то, что я хотела, то, о чём грезила, сама того не зная? — Ты рано заговорила о потребности в доминировании. О чувстве вины и избавлении от него с оргазмом. Гермиона поняла, что краснеет. Если бы она знала, что эта история о ней самой, то никогда бы не стала обсуждать её со Снейпом… даже несмотря на то, что не знала в тот момент, что это он. Он слегка пожал плечами, прогоняя её смущение. — Мы знаем, как исцелиться. Мы знаем, что нам действительно нужно. Не всегда осознанно, скорее интуитивно. Однако сложно признать мудрость в собственных суждениях, и уж тем более принять их. Легче неверно интерпретировать и загромождать себя псевдо-логикой. В итоге всё становится ещё запутанней, тем более когда вовлечены другие. Гермиона окинула его взглядом. Было что-то в его тоне, во внезапном напряжении в плечах, в том, как он отвёл от неё взгляд, что делало это заявление своего рода признанием. — Ты тоже использовал меня, Северус? Ты использовал меня… чтобы «исцелиться»? Его взгляд вернулся к огню. Казалось, что пламя было островком безопасности для его глаз. — Я повторял себе, что это не так. Но доверие даже к самому себе, к своим чувствам, — то, что я никогда не мог себе позволить. Ты верно заметила, что я не был готов снова играть в шпиона. Как оказалось, я был слишком испорчен, чтобы выполнить работу должным образом. Он замолчал, пристально глядя в огонь, но она не перебивала, чувствуя, что это ещё не конец. — Я по глупости думал, что смогу втереться в доверие по просьбе Министерства, но в остальном останусь беспристрастным. Чувства, которые я испытывал, не были новы для меня. Я испытывал их и раньше, но считал, что они ослабнут, если я буду держаться от тебя на некотором расстоянии. Но становилось всё сложнее и сложнее. К тому же Министерство держало меня на коротком поводке. Они обеспечили мне место в Хогвартсе вопреки медицинским рекомендациям, и у меня были обязательства перед ними. Их человек, Сэмюэль, наблюдал за мной… слишком пристально. Ты была не в состоянии держать себя в руках, назревала угроза. Мне было сложно продолжать скрывать это без появления подозрений с их стороны. Поэтому я изолировал тебя… прежде чем они успели вмешаться. Гермиона почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она прекрасно помнила, как Министерство решало проблемы. — Я знал, что тебе нужно. Министерство в основном хотело того же — убрать угрозу без нанесения тебе вреда. Поэтому мне пришлось строить из себя ублюдка, который помогал тебе… И мне это понравилось. Наконец, он взглянул на неё. — Я делал то, что хотел, но оправдывал это необходимостью… для получения результата. Я принимал зелья, чтобы контролировать свою реакцию, — он приподнял бровь, словно вспоминая что-то. — Действительно, умение чувствовать каждое взаимодействие одновременно с обеих сторон, было чем-то… невероятным, — он слегка поёрзал на стуле и шумно выдохнул. — Пока меня не застали… врасплох. Бал. Именно тогда ей наконец удалось возбудить его. Это был решающий момент — он открылся ей с другой стороны. — После этого мне пришлось признаться себе, что я занимаюсь этим не только для того, чтобы помочь тебе. И не для Министерства. Я делал это для себя — как делал всё это время. Я готовил тебя для себя… к тому, что нужно было именно мне. Но ты оказалась чем-то большим. Гораздо большим. Я не понимал этого, пока не стало слишком поздно. Слишком поздно? Гермионе не понравилось, как он произнёс эти слова — будто не допускал никаких возражений на сей счёт. Она наблюдала за тем, как он сделал очередной глоток огневиски, внутренне жалея, что не узнала его раньше — не узнала, что на самом деле он деликатный, нежный, внимательный человек, в которого она уже успела влюбиться ранее. И что он испытывал к ней те же чувства. Она не могла отделаться от мысли, что они не попали бы в такую передрягу, если бы он был более откровенен с ней. Но, с другой стороны, её мнение о нём как о директоре было с самого начала настолько предвзято, что она не могла придумать иного способа втянуть себя во всё это. Её взгляд упал на книги, всё ещё лежавшие на его бёдрах. — А как же твоя книга? — она взяла ту, что лежала слева, ту, которая была пустой с самого начала. — Что случилось с твоей историей? Вместо ответа он медленно затянулся сигаретой и окинул её столь непростым взглядом, что ей стало интересно, что же он собирался ответить. — Ты её закончила. — Что? Он выдохнул тонкую струйку дыма, сомкнув губы, чтобы издать мягкий шипящий звук, будто он медленно сдувался. — Я устал, — сказал он наконец, позволив остальному скрыться в финальной затяжке, характеризующей полное смирение с ситуацией. Гермиона уставилась на него, не в силах поверить, что он оставит её с такого рода объяснением. Устал? Поэтому он пожертвовал собой? Поэтому он сдался? Злые слёзы навернулись ей на глаза. — Не перекладывай на меня ответственность. Ещё не поздно. Твоя история ещё не окончена. Он вздохнул, устало моргнув. — Мне больше нечего предложить. А у тебя ещё есть шанс. Она попыталась прервать его, но он поднял руку. — Министерство уже в пути. Я постарался замести следы. Библиотека немного запутает их, но я не смог полностью скрыть след заклинания. Возможно, я выиграл немного времени. Но не более того. Гермиона больше не могла сдержаться. Уронив книги на пол, она бросилась к нему на колени и зарылась лицом в тёплый угол под его подбородком. — Почему бы просто не позволить им наложить на меня Забвение? — прошептала она, смаргивая горячие слёзы на его шею. Он обхватил её своими сильными руками, прижимая к груди. Она так естественно растворилась в его объятиях, словно наконец-то вернулась домой. Она почувствовала куда большее облегчение, чем когда вернулись родители. Ирония ситуации заставила её всхлипнуть. Всё это время она представляла себя Дороти, умоляющей волшебника помочь ей вернуться домой, но обнаружила, что уже дома. Рядом с ним. — Тело помнит, — не без горечи пробормотал он. — Даже если разум забыл. Убитая горем, она не сразу поняла смысл сказанных им слов. Он говорит о том, о чём она подумала? Правильно ли она его поняла? Подняв голову, она сразу увидела, что не ошиблась. Её рука слегка дрожала, когда она прижала ладонь к его щеке, большим пальцем нежно погладив шрам, который, как она помнила, находился там. — На тебя самого наложили Забвение? На этот раз он не отвёл свой взгляд. — Да… в Святого Мунго. Они решили, что без Забвения я не смогу восстановиться. Я был слишком травмирован произошедшим. Впоследствии они сказали мне, что у них был выбор между Забвением или заключением меня в специализированное учреждение. В конце концов, они выбрали первое, и все воспоминания о том, что я совершил, были стёрты. Но… Я всё ещё чувствую их. И многие из них… невыносимы, — его голос сорвался на болезненный, раздражённый скрип. У Гермионы заныло в груди. Она не могла представить, сколько ему пришлось пережить — достаточно, чтобы начать резать себя от внутренней боли, не осознавая истинных причин своего состояния — просто от осознания, что он был в некотором роде ответственен за все те ужасные вещи. Будучи мотуломентом, интенсивность была просто экстремальной. От этой мысли ей стало дурно. — А ты не думал обратить своё Забвение? — неуверенно спросила она. В конце концов, заклинание не было запрещено для ведьм и волшебников. — Ты веришь, что знание деталей моих действий сделало бы это менее болезненным? Чёрт. Это было глупое предложение. Она едва могла вынести муку, которая плескалась в его глазах, ту внутреннюю борьбу, которая с тех пор безжалостно преследовала его. Она нырнула обратно в его объятия, прижимаясь к его шее и нежно лаская его кожу. Это объясняло, почему он так скверно отреагировал на палочку у своего виска. И само Забвение, и обращение этого заклинания было одинаково болезненным. Это так же повлияло на его действия, связанные с возвращением памяти её родителям? — Так вот почему ты не довёл до конца Забвение? — тихо спросила она. — Ты тоже считал прошлое слишком болезненным для моих родителей? Он кивнул. — Я поставил блок. Но он временный. Всё вернётся, но ты должна подготовить их к этому. Тебе нужно поговорить с ними о том, что произошло, чтобы, когда память вернётся, они были во всеоружии. В противном случае они будут страдать от той же травмы… того же чувства вины. Любовь Гермионы к нему воспылала в миллионы раз. — Ты гениальный, потрясающий человек, Северус, — прошептала она, нежно целуя его в уголок рта, а затем и в губы. Когда он ответил, стало ясно, что его чувства к ней не ослабли. Они целовались долго — глубоко и страстно, остро осознавая, что их время подходит к концу. Но это знание вместе с растущим возбуждением только заставляло Гермиону чувствовать себя ещё более беспомощной. Наконец она не выдержала. — Ты не заслуживаешь этого, — прошептала она со слезами на глазах. — Ты поступил так ради меня, в конце концов, из-за меня… Разве нет другого выхода? Он мягко отстранил её, пока их взгляды не встретились, и явное напряжение в его глазах сверкнуло мерцающим блеском тёмных радужек. — Я говорил тебе, что «заслужить» можно как награду, так и наказание. Она поморщилась. — Не понимаю. Он вздохнул и убрал своим длинным пальцем прядь волос с её лица. — Иногда легче передать право на наказание кому-то другому. И тут она поняла. Большая часть его жизни была посвящена расплате за прошлые ошибки, и он уже не знал, как остановиться. Она подозревала, что под «кем-то другим» он имел в виду Министерство… и отбытие в Азкабан. Но он говорил и о ней. И о себе. О них обоих. Палачи. И жертвы.