***
Уилл просыпался так тяжело, словно видел десятый сон. Мощный шлепок. Он пытался сдвинуться, чтобы уклониться от удара, но не мог шевельнуться — руки и ноги были закреплены ремнями. Гормоны страха выплеснулись в кровь, отравили её, желание ответить ударом зашкаливало, но Уилл не мог даже шевельнуться в ремнях. Он был парализован. Уже не связанный ограничителями, лежал ничком на матрасе в своей пустой комнате. Его разум проснулся, а вот тело — нет. Сонный паралич, сделал выводы Уилл, но вряд ли от этого знания стало легче. Он осмотрелся в тёмной комнате, неспособный повернуть голову. Ничего не было видно, но сон нарисовал комнату в малейших деталях. — Уилл, — сказал кто-то, так чётко, будто это происходило в самой настоящей реальности. — Уилл. — Уилл. — Уилл. Мимолётные голоса, которые он не мог вспомнить. Голос Джека. Аланы. Эбигейл. Снова и снова он слышал зовущих его. — С тобой что-то не так. — Почему ты убил меня?! — Прошу тебя, не делай этого. А затем следовали крики. В отчаянном движении Уилл склонил голову набок, но она сразу же вернулась в исходную позицию. Словно им владел кто-то другой, а сам Уилл был просто куклой, которая ждёт, чтобы с ней поиграли. Что-то двигалось по коридору в сторону его камеры с равномерным цокотом копыт. Каждый шаг отдавался эхом, словно медленно раскачивающийся колокольчик, предвещавший его судьбу. Цок-цок, цок-цок. В рое наложенных друг на друга голосов прорывался один, и он принадлежал Ганнибалу. — Уилл. Я здесь, с тобой. Рыдание застряло в груди. Он не мог ни ответить, ни закричать. Копыта замерли возле двери, Уилл ощущал присутствие, даже не глядя. Оно было густым как смола и токсичным. Дверь соскочила с петель и ударилась о противоположную стену, издав при этом звучный грохот. От вибраций воздуха сводило зубы. В пустом дверном проёме не было ничего, ничего, что можно было бы увидеть, но оно находилось там, Уилл мог чувствовать, как оно ступило в комнату, высокое и увенчанное оленьими рогами; мог видеть оттиски впечатывающихся в пол копыт, стекающая сукровица поблёскивала и пузырилась; мог ощущать, как оно подкрадывается к кровати. Матрас прогнулся под весом кого-то, усевшегося на краю. Невидимая рука притронулась ко лбу Уилла, поглаживала его волосы, откидывая назад. Он изо всех сил старался проснуться, разум был затоплен страхом. Но невозможно убежать из собственной головы, разве это было возможно хоть когда-то? Никаких поблажек от мыслей, навязчивых знаний и постоянного давления жизни, в которой Уилл и так раздавлен. Никакого спасения от острого лезвия страха, от извращённых разумов, которые он носил как вторую кожу. Ничто другое не ощущалось настолько реальным, как этот ночной кошмар. Уилл не мог избежать его, приходилось просто терпеть. Фантомные руки ласкали лицо, отслеживали линию челюсти, приподнимали подбородок. Пародия на любящее прикосновение. Пальцы оканчивались когтями, и когти выжидали… Уилл чувствовал, как заострённые кончики сомкнулись вокруг шеи, вскрыли верхний слой кожи, горячий воздух дразнил царапины. Руки опустились на плечи, следовали по груди, они ощущались под комбинезоном, прямо на коже. Гладили, шлифовали, прохладные, идеальные, как полированный мрамор. Затем пальцы согнулись, вдавливая кончики ногтей в грудные мышцы, и медленно, чудовищно медленно толкнулись вниз. Внутрь. Разрезая подкожный жир и мышцы, изгибаясь, чтобы пробраться между рёбер. Уилл надрывно дышал, истекал потом и не был даже в состоянии извиваться, когда когти сомкнулись вокруг рёбер и принялись выламывать их из грудины, обломки прорывали ткань легких. Он тонул в собственной крови. — Шшш… — приглушённо шептали голоса, невидимые пальцы скользили по его губам. Они исследовали его рот, а на вкус были как сажа и нефть. Руки везде, трогающие кожу, испытывающие её эластичность, выискивающие удобные места для следующих проколов. Грудная клетка трещала, раскрывшись, и Уилл ждал новых порезов, но пальцы всего лишь касались, поглаживая ноги вверх и вниз, сжимая суставы. Незащищённый. Уязвимый. — Уилл. — Уилл. Невидимые пальцы переплелись с его пальцами на ногах, растягивая тонкие кости. Можно было чувствовать, как когти со всех сторон вжимались в коленные чашечки, будто бы раздумывая, стоит ли их вырывать. А ещё они следовали по ранам на левом бедре, холодные пальцы поверх рубцов, ногти срывали швы, бороздами раздирали срастающуюся плоть. Уилл хотел завопить. Хотел положить этому конец. Помогите мне. Знакомое дыхание щекотало ухо, а тёплая рука прикасалась ко лбу, разглаживая собравшиеся от боли морщины. И пусть другие когти не прекращали исследовать его тело, это прикосновение было Уиллу хорошо знакомо. — Дыши, Уилл, — произнёс Ганнибал, невидимый за его спиной. — Ты в безопасности. «Лжец», — подумал Уилл, когда тёплая кровь расцвела на месте ножевых ран. Левая нога неистово дрожала. — Это всего лишь ночной кошмар. «Я не хочу видеть тебя здесь, — в отчаянии вопил Уилл, когда холодные руки раскрывали ему рот, оттягивали челюсть, раздвигали настолько широко, как только было возможно. — Пожалуйста, уходи. Прошу тебя…» И через мгновение ока, стоило перемениться мыслям в его голове, Ганнибал лежал на матрасе на его месте, а Уилл растягивал его челюсти чёрными, гладкими руками.***
ФБР предоставили Уиллу адвоката. Во время встреч он был не очень-то внимателен и только выяснял основную информацию по делу. Это было плохо. В суде даже не будет речи о том, виновен Уилл или нет, лишь о том, осознавал ли он свои действия. Он ничего не помнил. И это было сложно доказать. Алана работала с адвокатом над версией защиты, опирающейся на бессознательное состояние. Было странным находиться в комнате с другим человеческим существом без лишних преград и ограничителей. Никаких стеклянных стен, только прикреплённые ко столу наручники. И — о блаженство! — немного личного пространства. Доктор Чилтон не имел права прослушивать или просматривать этот разговор. А ещё это отвлекало — быть так близко к кому-то, губы, микроэкспрессии, движения глаз, напускная серьёзность и короткие, сжатые фразы. Адвоката Хендерсона Уилл возненавидел с первой минуты. — Нам следует обсудить ваши отношения с Ганнибалом Лектером, — в очередной раз напомнил он. Вместо того, чтобы снова отшить его, Уилл приподнял бровь. — Он будет ключевым свидетелем, — раздражённо настаивал Хендерсон. — И у обвинения, и у защиты. Вообще-то мне плевать, что вы не желаете обсуждать этот вопрос, от этого он не отпадёт сам собой. — Ну и что тут обсуждать? — Ганнибал Лектер был вашим психотерапевтом. — Неофициально. — Неофициально, но так и было. Для Джека Кроуфорда он был гарантом вашего психического здоровья. — Доктор Лектер неофициально оказывал мне помощь в консультировании Бюро по текущим делам. — Мы можем посмотреть под этим углом. Это пойдёт нам на пользу, и доктору Лектеру тоже. А вот Кроуфорду — не особо. — Джека не судят. — Кхм… — Он внезапно сменил пластинку. — У вас были с доктором Лектером романтические отношения? Уилл сжал челюсть. — Да. — Во время того, как он неофициально являлся вашим терапевтом, или после? — И во время, и после. Хендерсон постучал ручкой по блокноту, затем внезапно остановился. — Доктор Блум пыталась внушить мне, что в качестве вашего неофициального психотерапевта доктор Лектер принимал сомнительные решения относительно вашего душевного здоровья. — Поэтому я и стал официальным пациентом доктора Блум, — подчеркнул Уилл. — И затем они принимали решения вместе. — То есть вы желаете столкнуть всё на неё? — последовал вопрос. — Если вы хотите остаться в живых, кто-нибудь должен быть козлом отпущения. Ганнибал Лектер привёз вас и Эбигейл Хоббс в Миннесоту, несмотря на возражения доктора Блум. Знаете, как это выглядит? — Ну и? — Ненадёжный свидетель и злоупотребление во взаимоотношениях врача с пациентом. Уилл кивнул в сторону двери. — Вы уволены.***
Кэйд Прурнел вошла в зал для интервью, как заходит человек, готовый выстрелить лошади между глаз. Уилл был единственным пациентом в широком холле. То ли это поощрение за хорошее поведение, то ли просто Чилтон захотел его увидеть в кабинке четыре на четыре фута*, то ли у санитаров не было времени упаковывать его в ремни перед визитом. Это было ненамного удобнее, чем комната с органическим стеклом, но зато Уилл буквально чувствовал себя за решёткой. Посетительница представилась внутренним следователем ФБР и сообщила Уиллу то, что он давно уже знал — обвинение планирует выставить его расчётливым психопатом, а ФБР делает попытки прибраться на скорую руку. Прурнел посоветовала ему признать свою вину. Уилл ответил, что обдумает этот вариант. Желудок сжимался спазмами от самой мысли о том, что Ганнибала будут таскать по судам и заставят рассказывать всё, что с ним сделал Уилл, от одного его вида на свидетельском месте. Так будет проще всем, включая Уилла. Может, с казнью и пронесёт. Алана, выслушав эту идею, выглядела опустошённой и раздавленной. — Ты не можешь признаться в том, чего не помнишь, — раз за разом настаивала она. — Технически могу. Она была в ярости. — Если ты признаешь вину, то никогда не покинешь это место. Ты этого не заслуживаешь! Уилл думал о том, что никогда больше не увидит своих собак, никогда не пойдёт на рыбалку, никогда не будет иметь ни минуты уединения. — Если я не признаю вину, меня с наибольшей вероятностью казнят. — Я не верю, что стоящий рядом со мной Уилл Грэм — убийца. Ты был болен, и о тебе не заботились должным образом люди, которые могли бы оказать поддержку. Это мы довели тебя до этого состояния — Джек и я, и Ганнибал тоже. Уилл вздрогнул. Алана продолжала давить. — Действия Ганнибала были неуместными, он отказывал тебе в должной медицинской помощи. Вы оба приуменьшали симптомы… — Ганнибал не заслужил того, что я сделал с ним… — Я этого не говорила. Никто не заслуживает подобного. Тем не менее, я не хочу, чтобы вся твоя жизнь пошла коту под хвост. — Почему бы и нет? — горько ответил Уилл. — Люди мертвы. Почему я не должен платить за то, что с ними сделал? — Ты гораздо сильнее сопереживаешь тем убийцам, которых ловил, чем самому себе. Разве Творец Ангелов заслуживал казни или пожизненного заключения? Ты больше не болен. — Не знаю, Алана, — сказал он, хоть чувство справедливости всегда было в нём особо сильным, и ответ ясно звучал в его голове. — Мне невыносима сама мысль о том, что Ганнибала заставят давать показания. Это всё… я просто хочу, чтобы это закончилось. — То, что ты проведёшь остаток своей жизни в госпитале, касается не только тебя, — возразила Алана, пытаясь подавлять кипящие в голосе эмоции. Она была полна решимости и отчаянно жаждала не разувериться в Уилле. — На нас всех лежит ответственность за то, что мы не смогли уберечь ни тебя, ни других. Уилл слабо улыбнулся. — Твоя вера в систему всегда была такой умилительной. Но это также твоя самая большая слабость как психотерапевта. — Я верю в тебя, — сказала Алана, словно вырвала зуб. — Мне любопытно, верит ли до сих пор Ганнибал, — ответил Уилл, чувствуя, как сказанные им слова острыми углами врезаются в них обоих.***
В воображении Уилла они с Ганнибалом стояли посреди заснеженных полей на ферме в Вулф Трап, солнце было спрятано за облаками. Уилл был бос, и стекающая с левой ноги кровь примёрзала к его коже. Тем не менее больно не было. Слишком сильный мороз, чтобы чувствовать боль. Ганнибал рассматривал растянувшуюся вокруг них зиму, его чувства были скрыты за каменным фасадом. — Ты не справляешься, Уилл. — Никак. — Но я хочу, чтобы ты выжил. — Впереди меня не ждёт ничего, — произнёс он, чеканя каждый слог, — Ради чего стоило бы жить. — Он с улыбкой посмотрел на белые бескрайние поля и будто бы зависшую в воздухе дымку леса. — Выживать — привилегия тех, кто может представить, какое место им уготовано в мире. — Твоё воображение необъятно, — возразил Ганнибал. — Ты закрываешь двери своего разума и делаешь вид, что это тупики. — Как легко тебе говорить. Разрезать себя и взглянуть на гниющие останки. От холода Ганнибал выглядел мрачным и отдалившимся. Он привык тепло одеваться и поддерживать нужную температуру дома и в офисе. Сейчас, в разуме Уилла, он почти вздрагивал. Это одно движение его память выдернула из миллиона микроэкспрессий, которые одержимый разум Уилла записал в свой бесконечный каталог. — Выживание это базовый инстинкт, — произнёс Ганнибал, выдыхая облако пара. — Сложно избавиться от животных рефлексов, вынуждающих тебя цепляться за жизнь. — Я не суицидален. Ганнибал одарил его позабавленным взглядом. — Тогда ты продолжишь жить в чистилище? Продолжишь игнорировать когти, скребущиеся в твою дверь? Не похоже на тебя — сдаваться так быстро. — Я устал бороться. Ганнибал поджал губы в тонкую линию. — Ожидаемо, — произнёс он с разочарованием. — Ума не приложу, — сказал Уилл, сжимая кулаки, — Какого хера ты или Алана ещё хотите от меня, когда я сдался? — Это ошибка. Уилл смотрел вниз на стоящие в снегу ступни и капающую со штанин кровь. Редкие кустарники торчали среди снега подобно костям в разрытых могилах. — Почему мы здесь, Уилл? — спросил Ганнибал. — Почему не в том ручье, где ты обычно разбираешься со своими мыслями? — Река замерзла, — пробормотал он в ответ. — Зима ведь существует только в твоём разуме, ты создаёшь пустые, бесплодные пейзажи, чтобы заморозить собственные мысли. — Слишком прямая метафора. А почему здесь ты? — Этот ответ тебе тоже известен. Лицо Уилла озарила улыбка, настолько же хрупкая, как замороженные стебли под снегом. Её сложно было удерживать на лице, поэтому он обернулся, рассматривая дом и сарай за ним. — Я уже знаю всё то, чего не желаю знать. — Я уже дал тебе ответы. Ганнибал сдвинулся с места и направился не в сторону дома, а через поля в леса. Уилл только сглатывал с разрывающимся от боли сердцем, пока смотрел на удаляющегося Ганнибала. Он пытался последовать за ним, но ноги примёрзли к земле. «Я нуждаюсь в твоей помощи», — подумал Уилл, но не смог произнести вслух. Фигура Ганнибала съёжилась до тёмного силуэта в пасти деревьев, стала неразличимой формой; но она не сливалась с лесом, так что через некоторое время нечто тёмное и аморфное двинулось назад, в сторону Уилла, пробираясь к нему через снега. Ему следовало только попросить.