***
К тому моменту, как Ганнибал с Беверли завершили вскрытие чучел кота, белки и енота, остальные участники поведенческого отдела закончили обследовать хижину и тоже подтянулись в лабораторию. Все собрались вокруг металлического стола, на котором лежали препарированные животные. — Он избавил их от внутренностей и наполнил древесными опилками, — пояснила Беверли. — Сбрил шерсть, а затем покрыл кожу самодельной смесью из пластика, древесной смолы и шеллака. — Этому, — она указала на енота, — он пересадил два квадратных дюйма человеческого скальпа в районе спины. Кожа была выдублена и высушена. Зеллер таращил глаза на енота, переминаясь с ноги на ногу, его веки опухли от бессонницы. Джек выглядел хмурым. — Я знаю одного таксидермиста из Пенсильвании, — вставил Прайс, который выглядел относительно бодрым на фоне остальных. — И это действительно искусство. Хотя с другой стороны… — Наш расчленитель экспериментирует, — пояснил Ганнибал. — С белкой у него возникли некоторые проблемы. Он бросил животное в смолу, прежде чем должным образом высушить кожу, и это привело к разложению и лишним трещинам на поверхности. Для наглядной демонстрации Ганнибал двумя пальцами в перчатке нажал на грудную клетку. — Он проявляет креативность, но ему не хватает должного образования, о чём свидетельствует и неуклюжий подбор материалов. — Тогда на что мы все смотрим? — спросил Джек. — Выходит, убийца проводил опыты над консервированием животных, а потом перешёл на детей? — Некоторые животные убиты недавно, — возразил Прайс. — Я допускаю и обратный поворот событий, — включился в беседу Ганнибал. — Он начал похищать детей, возможно, только одного. А сейчас учится, как сохранить его труп. Минуту все молчали. Ганнибал наблюдал за тем, как усиленно крутились шестерёнки у всех участников беседы. — Элоиз была у него не более суток, — сказал Зеллер. — Но мы нашли свидетельство, что с ним жили дети. Например, детские завтраки в микроволновке. — И все эти вязкие материалы, — добавил он через минуту. — Не станешь с этим возиться, если собираешься выбросить. — Дети, которые у него сейчас, — мрачно добавила Беверли. — Они запчасти. — Хижина находится в районе Вирджинии, занятом анархистскими общинами, — пояснил Джек. — Они без особого желания идут на контакт с полицией. Агенты Хойт и Бёрк до сих пор пытаются кого-нибудь разговорить. — Не уверен, что подобные люди способны укрывать убийцу детей, — внёс свою лепту Ганнибал. — Лучшее, что мы можем сделать, это снять все отпечатки пальцев. Итак… — повысил голос Джек, указывая на Катц и Зеллера. — Вы двое: бегом спать хотя бы несколько часов. Чтобы были как огурчики к совещанию в четыре часа. Доктор — можно вас на пару слов? Джек привёл Ганнибала в свой офис. — Подобные выверты в умозаключениях я обычно ожидал от Уилла. Ганнибал наблюдал, как Джек пробегал рукой по тяжёлому пресс-папье на столе, под которым его ждала неразобранная стопка бумаг. Судя по завалам, времени и персонала у ФБР и вправду на всё не хватает. — И если бы эту теорию высказал Уилл, ты бы принял её без колебаний. — Прямо сейчас я должен очень экономно распоряжаться имеющимися у меня ресурсами, — возразил Джек. — Одно тело это не паттерн. Любое дело пропавшего ребёнка, которое соответствует нашему профилю, может пойти по ошибочному следу, если мы перехватим его себе. — Если позволишь высказаться, Джек, — аккуратно начал Ганнибал. — За день ты получишь анализ ДНК, который подтвердит или опровергнет теорию, что, кроме Элоиз Макгуайр, были другие дети. Так что в скором времени профиль подозреваемого тоже обретёт ясность. — Как-то нет времени бить баклуши. — Ты нервничаешь, потому что это дело отнимает ресурсы, чем замедляет поиски Уилла. Джек набрал воздуху в грудь. — Не люблю постоянно сомневаться в правильности собственных действий. Безусловно, было бы просто отлично найти Уилла раньше, чем это сделает ФБР. Но прямо сейчас было не ясно, какой именно путь приведёт к этому быстрее — перенаправить все ресурсы ФБР на поиски Расчленителя или же сидеть на хвосте команды, которая будет разыскивать Уилла официальными средствами. Об этом следовало подумать позже, а сейчас было самое время сосредоточиться на совете, в котором так отчаянно нуждался Джек. — Как бы ты поступил, если бы не имел личной связи с Уиллом? — спросил Ганнибал. — Потерять одного из наших это уже показатель, — подчеркнул Джек, а затем задумался. — Он опасный серийный убийца с историей психического помешательства. И он представляет определённый доказуемый риск для общественности. В то же время мы пока не имеем доказательств, чтобы признать Расчленителя серийником. Ганнибал кивнул. — Ты считаешь, Уилл опасен? — спросил Джек. Ганнибал развёл руками. — Уилл подвержен бредовым мыслям, — ответил он, страдая от топорности собственной лжи. — Но произведённое им насилие всегда было ситуационным. Если он находится в союзе со склонным к насилию партнёром, его собственная склонность к насилию также может вырасти, независимо от того, в сговоре ли они, или кто-то один держит другого в качестве жертвы. — Если Уилл в опасности, выйдет так, что я его бросил, — произнёс Джек. — Не позволяй своей прошлой вине затуманивать теперешнюю ясность мышления, — мягко поправил его Ганнибал. Будто бы под грузом ответственности Джек тяжело опустился в кресло. — Раньше я уже терял агента, — признался он понизив голос. — Мириам Ласс. Она была стажёром. Ганнибал замедлился, будто бы вспоминая информацию, а сам в это время думал про Эбигейл и Мириам, живущих в доме на краю скалы. — Её убил Чесапикский Потрошитель, — сказал Ганнибал наконец. — Я вытянул её прямо из аудитории. Как вытянул Уилла. — Давай тогда действовать по горячим следам. Если хочешь, могу осмотреть квартиру Мэттью Брауна. Свежим глазом. Минуту Ганнибал думал, что Джек выставит его из кабинета за эту мрачную шутку. В конце концов Расчленитель забирал у детей глаза. Но Ганнибал спрятал улыбку, и Джек никак не прокомментировал. — Ты ведь хочешь найти его так же сильно, как хочу я, — наблюдательно отметил Джек. — Это удивляет тебя? — Похоже, что нет.***
— Здравствуйте, — вежливо произнёс Ганнибал, нащупывая пальцем спрятанное в рукаве лезвие. — Мэттью Браун, полагаю?***
Утро. Леса шумели хором раннего лета, и тепло медленно наполняло сарай, нагревая прохладный бетонный пол. Уилл стряхнул с себя потрескавшуюся скорлупу ночных кошмаров, спутавшиеся кудри упали на побагровевшее от синяков лицо. Он размял конечности и встал, чтобы помочиться и выпить воды. Уилл чувствовал себя дрожащей, сбрасывающей кокон цикадой, он оставлял позади предыдущую версию себя: тонкую, прозрачную оболочку. Припухлость полностью сошла с лица, но его черты теперь напоминали базальтовые слои разрушающегося обрыва. Реальность была сурова и неумолима. Время текло до невозможности медленно, Уилл просто сидел, завернувшись в одеяло, и выжидал. Единственные изменения в сарае происходили, только когда туча проплывала перед солнцем, перекрывая падающие на пол лучи, а ещё такими же приливами и отливами болела разодранная спина. В конечном итоге ожидание вознаградилось шумом шин по гравию. Захлопнулась дверь машины, потом ещё одна дверь. Медленные шаги, затем скрип заржавевшего колеса. Открывающийся затвор на двери сарая. Уилл просто сидел и не двигался, глядя на сток, даже когда Мэттью заявился и жизнерадостным голосом заявил: — Доброе утро, мистер Грэм. Краем глаза он видел, как Мэттью подтолкнул тело в инвалидной коляске ближе к центру сарая, но не переводил на него взгляд. Мэттью присел на корточки рядом с Уиллом, глядя на его застывшее лицо. — Привёз тебе подарок, — сказал он с ухмылкой. Уиллу не нужно было ждать, пока Мэттью чересчур театральным жестом стянет матерчатый мешок с головы мужчины; Уилл знал личность жертвы с того самого момента, как только открылась дверь, ещё до того, как увидел знакомую обувь и коричневый в клетку костюм. Уилл просто почувствовал. Ганнибал Лектер сидел в инвалидном кресле без сознания, его костюм и волосы находились в некотором беспорядке, но видимых травм не было. Мэттью ждал реакции Уилла с легкомысленной самодовольной улыбкой. Очень долго Уилл просто смотрел, голубые глаза потускнели, а лицо сохраняло каменную покорность. Тяжёлый прямоугольник пробивающегося в окно света разделял бетонный пол между ними. Внезапно дыхание Уилла словно оживилось между приоткрытых губ, а голубизна глаз сузилась до тонкого серебряного ободка у расширившихся зрачков. — Ты принёс мне подарок, — повторил Уилл низким, едва различимым голосом. Взглянув на Мэттью, он словно очистил свои глаза от затопившей их патоки, а затем проговорил с нарастающей насмешкой. — Значит, я был хорошим псом? Мэттью хихикнул. — Хорошим псам полагается угощение, — самоуверенно подтвердил он Уиллу, а затем похлопал Ганнибала по плечу. Мэттью принялся за работу, а Уилл обратил своё внимание к Ганнибалу, концентрируясь на его медленном ровном дыхании. Ганнибал почти ни капельки не изменился, и это приводило в ярость. После всего, через что прошёл Уилл, после всех его мытарств и перемен, как так получилось, что Ганнибал не изменился за это время ни капельки. Мэттью принёс стремянку и приставив её к противоположной стене, достал толстую белую верёвку. Он крепко привязал её к рукояти приклепленной к стенке лебёдки и обмотал вокруг несколько раз. Почти добравшись до потолка, он пропустил верёвку через один ролик, потом — через другой, закреплённый прямо над стоком. В неспешном темпе Мэттью сложил руки Ганнибала вместе и обвязал верёвкой предплечья, завершив свою работу надёжным узлом у запястий. Он был так увлечён работой, что аж присвистывал в процессе. Уилл видел, как глаза Ганнибала дёрнулись под веками, а дыхание изменилось. Мэттью схватился за ручки инвалидной коляски и с очевидным наслаждением вытряхнул из неё Ганнибала прямо на бетонный пол. Тело рухнуло тяжёлой бесформенной массой, а затем раздался стон. Уилл наблюдал за выражением лица, пытаясь отыскать на нём осмысленность, прочитать напряжённые морщины вокруг глаз. Мэттью толкнул коляску ещё одним эффектным жестом, так что она отлетела, ударившись в стол с инструментами. Он был как ребёнок в кондитерской. Затем он вернулся к стене и начал крутить ручку лебёдки, вытягивая руки Ганнибала с ритмичным «цок-цок-цок» на каждом повороте. Постепенно тело пленника принимало вертикальное положение, пока единственной точкой соприкосновения с бетонным полом не остались носки его обуви. — Выглядит знакомо? — поинтересовался Мэттью с приглушённой почтительностью. От приложенных усилий его лоб покрылся блестящим потом. Уилл смотрел на Мэттью, потом снова на Ганнибала, который медленно возвращался в сознание. Он не сидел, ссутулившись, у стены в комнате с рогами, но картинка с Ганнибалом и связанными над головой руками воспылала лихорадочным воспоминанием. Такая хорошо знакомая и полная опасности позиция. — Ты подарил мне второй шанс, — медленно проговорил Уилл. Мэттью приблизился и обнял ладонью его лицо. — Мы можем покончить с этим. Вместе. — Большой палец прижал потрескавшиеся губы. — Можешь отплатить ему за предательство. Мэттью развернулся и с важным видом направился назад к Ганнибалу, извлекая охотничий нож из свисающих с пояса ножен. Это был не просто охотничий нож — он принадлежал Уиллу. Должно быть, Мэттью забрал его у убитого судебного пристава. Некоторое время Уилл просто смотрел, и в эти мгновения ему казалось, что рука Мэттью — его собственная. — Просыпайся, — воркующим голосом продолжил Мэттью, грубо залепив Ганнибалу по щеке. Ещё один стон зарокотал глубоко в груди, и веки медленно моргнули, открывая стеклянные, невидящие зрачки. Волосы у Уилла встали дыбом, и он только плотнее закутался в одеяло. Мэттью пристально всматривался в лицо Ганнибала, какое-то время закрывая обзор. — Доброе утро, солнышко светит, — проговорил Мэттью с ухмылкой, делая шаг назад. — А мы так рады, что вы смогли к нам присоединиться. Ганнибал изумлённо моргнул. А затем его взгляд зацепился за Уилла. На мгновение Уилл не видел ничего более. Мэттью с сараем исчезли в тёмном мрачном туннеле, остался только Ганнибал, который смотрел на Уилла, и Уилл, который смотрел на Ганнибала. Янтарные глаза стали тёмными, цвета крови, он оторвался от лица Уилла только чтобы оценить прочие повреждения, заметить оковы на руках и ногах, а ещё отсутствие одежды. Когда они встретились глазами снова, Уилл ощутил, как гнев Ганнибала лавой скользнул по коже, выстилая новые ландшафты, яростно шипя, как при соприкосновении с холодным морем. Губы приоткрылись, затем снова сжались, мягко произнеся его имя. — Уилл. Когда Ганнибал обратился к Мэттью, Уилл снова смог видеть всю картину целиком. — Это вы поклонник Уилла? — спросил Ганнибал. Казалось, ему не хватало воздуха, но разговаривать он вполне мог. — У нас взаимоуважение, — ответил Мэттью, постукивая тупым концом ножа по бедру Ганнибала. — Несомненно, — согласился Ганнибал, взглядом указывая на оковы Уилла. — Вы же санитар в госпитале, — добавил он, скрывая презрение в лёгком насмешливом тоне. — Это просто стандартная забота. — Любая забота относительна, не так ли, доктор? Временами лечение бывает болезненным. Мэттью повернул нож так, чтобы лезвие прямо вжималось в бедро. — Мэттью, — одёрнул его Уилл. Тот убрал лезвие ножа, удерживая его между большим и указательным пальцем, второй рукой отвесив в сторону Уилла умиротворяющий жест. Он не собирается резать Ганнибала без его непосредственного участия. — Хочу задать вам парочку вопросов, чисто чтобы удовлетворить своё любопытство. Отвечать нужно «да» или «нет». — Мэттью снова приблизился к Ганнибалу так, что их лица почти соприкасались. — Это вы подставили Уилла Грэма? Дыхание Уилла застыло в груди. Ганнибал ничего не ответил, глядя на Мэттью сверху вниз. — Я сказал, что нужно отвечать «да» или «нет», но даже если вы не скажете ни слова, я всё равно буду знать ответ, — пояснил Мэттью. — От определённых мыслей расширяются зрачки. Если ответ «да», они расширятся, если «нет» — останутся прежними. Ганнибал уставился на него, не мигая, так что Мэттью мог смотреть прямо ему в глаза. — Вы Чесапикский Потрошитель? — спросил он. Ганнибал чуть улыбнулся. — Сколько раз вы наблюдали, как люди цепляются за свою ничего не стоящую жизнь? — продолжил Мэттью. — Влачат свое существование последние жалкие секунды. Вам было любопытно, отчего они так суетятся? — Я знаю, почему, — ответил Ганнибал. — Жизнь бесценна. Мэттью отступил назад, окинув его скептическим взглядом, а затем рассмеялся. Но Уилл чувствовал искренность в словах Ганнибала, и именно она стала последней каплей. Он медленно поднялся на ноги. Услышав грохот цепи, Мэттью обернулся и отступил в сторону, уступая место Уиллу в их маленьком трио. В тех местах, где кожа не была тёмной от синяков, она была бледной и шелушащейся, да и сам Уилл был сгорбленным и измождённым, он всё ещё кутался в одеяло. — Время вскрывать твой подарок, — сказал Мэттью с самой искренней улыбкой. — Уилл не убийца, которым ты его считаешь, — обратился Ганнибал к Мэттью, хотя сам не сводил глаз с Уилла. Мэттью снова рассмеялся. — Ну конечно же нет, — согласился он. — Но с моей помощью станет. Они все были на грани. Мэттью посматривал на Ганнибала, сжимая в руке нож и решая, куда нанести первый удар. Уилл выпрямил спину, позволив одеялу сползти и лечь уютной кучей у ног. Ганнибал рассматривал Уилла с любопытством, изучая синяки на шее, мелкие полосы на предплечьях и боках, куда антенна била с захлестом, а затем снова возвращался к лицу. Внутри Уилла зародилось чувство, что если он попробует убить Ганнибала прямо сейчас, тот позволит этому произойти исключительно для чистоты эксперимента. Это было неправильно. Всё было неправильно. Мэттью подошёл к Ганнибалу с ножом. Он схватил лацкан его пиджака и начал вспарывать шов на плече. — Хочешь убить меня? — спросил Ганнибал Уилла, игнорируя действия Мэттью. На мгновение Уилл замер. Слова выскользнули едва заметным шёпотом. — Хочу. Глаза Ганнибала стали тёмными, но это был не страх. Мэттью взял со стеллажа атравматические ножницы, оставив Уилла с Ганнибалом всматриваться друг в друга, казалось, на целую вечность. Затем Мэттью отрезал рукав. Это то, что Уилл проделывал в комнате с рогами: сначала отпороть целый рукав, затем разрезать его вдоль, потом разрез через грудь, так чтобы обрывки костюма падали вниз; Мэттью словно расчленял ракушку, снимал оболочку. А ещё это так болезненно напоминало о том, как Ханна разрезала форму Мэттью, чтобы связать его и заткнуть кляпом. Мэттью отделил рукав, разрывая его по шву, и звук рвущейся ткани заставил вздрогнуть обоих, и Уилла, и Мэттью. Рукав упал на край стока, Уилл смотрел на это всё в ужасе. — Это твой замысел, Уилл? — спросил Ганнибал. — Повторить твою первую серенаду? Гармония для двоих? Мэттью поднял нож к обнажившейся руке Ганнибала. Он замер, чтобы взглянуть через плечо на Уилла, но тот не стал его останавливать. Уилл наблюдал, как Мэттью разрезает предплечье от завитков верёвки к изгибу локтя. Ганнибал не издал ни звука, только напрягся от боли, губы сжались тонкой белой линией. Мэттью выжидательно взглянул на Уилла. — Левую ногу, — приказал тот охрипшим голосом. — Там, где находится задымлённое зеркало. Мэттью выглядел озадаченным, но черты Ганнибала смягчились, выражение перешло от боли к восхищению. Он понял. — Хочешь порезать его там, где ты резал себя? — спросил Мэттью. Уилл наклонился и поднял рукав, проводя большим пальцем по ткани. Ганнибал снова зашипел от боли, и Уилл оглянулся, чтобы увидеть причину — но Мэттью ничего с ним не делал. Внезапно его накрыло пониманием: наклонившись, он продемонстрировал Ганнибалу свою израненную спину. Глаза Ганнибала сверкнули. Уилл почувствовал, как вокруг них сгущается сумрак былых фантазий. Он привязан к столу, брюшная полость вскрыта и растянута рыболовными крюками; он окровавленный падает на снег прямо у ног Ганнибала; его насилуют прямо у него на глазах; он проводит охотничьим ножом по собственному бедру, пока Ганнибал борется с ограничивающей его действия колючей проволокой. Уилл встал, оставив рукав на полу. Он видел, как кровь стекала по руке, собиралась в подмышечной впадине, чтобы потом скользнуть в дыру, оставшуюся на месте рукава. — Он моё зеркало, — пояснил Уилл. — И он должен истечь кровью так, как истекал я. Он вцепился глазами в Мэттью. — Мэттью. Дай мне нож. Тот облизал губы, его глаза бегали между цепким взглядом Уилла и рукоятью. Он хотел верить ему, но при этом всё ещё сомневался. — Когда мы покончим с одеждой, — ответил Мэттью, и Уилл кивнул в подтверждение. — Ты не мог удержаться от искушения посмеяться над моей последней линией защиты, — обратился Уилл к Ганнибалу, пока Мэттью принялся за второй рукав. — Мой суррогат был подвешен за левую ногу. Тескатлипоку изображали с зеркалом вместо левой ноги. — Или со змеёй, — добавил Ганнибал. — Или с костью. — Это гораздо более утончённо, чем оставлять разбитое чёрное зеркало. Синие глаза Уилла стали ледяными, губы почти исказились в рыке. — Какое твоё последнее слово, Ганнибал? — усмехнулся он. Жестокая ярость скрывалась в глазах Ганнибала, но она была уготовлена Мэттью. Ганнибал не был зол на Уилла. И даже более, он был будто преисполнен благоговением от того, как его латентная склонность к насилию выныривала на поверхность. — Обсидиан, — ответил Ганнибал. Уилл сглотнул и сделал шаг назад. — Его брюки, Мэттью. Мэттью издал вздох головокружительного восхищения, оставив полуразорванный рукав. — Всё дело только в дыме и зеркалах? — переспросил Ганнибал, снова игнорируя Мэттью, разрезающего ножом его левую штанину прямо до паха. — Или ты видишь ясно? Уилл вздрогнул и на мгновение прикрыл глаза. — Я вижу, — произнёс он в ответ, грудь поднималась и опускалась от ускорившегося дыхания. Подбородок дрожал, когда Уилл заставил себя произнести эти слова. — Но я чувствую себя… невидимым. — Покажи мне, — сказал Ганнибал. Уилл не мог отвести взгляд от его глаз. Всё выровнялось — разобранная как паззл на частички картинка вновь стала целой, зеркало склеилось без единой трещины. Он поправил наручники на запястьях. — Мэттью? Мэттью обернулся, чтобы взглянуть на него. С абсолютно неожиданной силой Ганнибал подтянулся на верёвках и обхватил ногами плечи и грудную клетку Мэттью. Тот громко вскрикнул и принялся вырываться из цепкой хватки сжимающих его бёдер. Он пытался поднять ножницы, но никак не мог выкрутиться в достаточной мере, чтобы порезать Ганнибала. Наблюдая за ними, Уилл достал плотно зажатое между пальцев лезвие. Корчась между захвативших его ног, Мэттью выронил ножницы. — Черт побери, помоги же мне! — огрызнулся Мэттью, он звучал как маленький напуганный мальчик, как тогда, когда он повизгивал в кляп от действий Ханны. Он выгнул руку и нашарил нож. Уилл мог убить их обоих. Мэттью напрягся и сжал охотничий нож. Ганнибал скрестил лодыжки, зажимая его крепко и плотно, он не отводил глаза от Уилла даже когда Мэттью поднял нож, чтобы ударить его в бедро. Уилл сделал шаг вперёд и провёл пальцами по шее Мэттью. Крохотное лезвие скользнуло так легко. Кровь струёй била на плечо Мэттью, а ещё из бедра Ганнибала, которое он всё же успел ранить ножом. Уилл судорожно втягивал воздух, глаза широко раскрылись и почернели. Ганнибал отпустил Мэттью, и тот упал навзничь, выронил нож и зажал рукой шею. Он смотрел на Уилла будто в трансе. — Ты… — Мэттью подался вперёд, он выглядел потерянным, глядя, как кровь струилась сквозь его пальцы. — Уилл… Он отвёл руку от шеи, чтобы взглянуть на кровь в полном недоумении от происходящего. Багровая жидкость всё лилась, а тело слабело от головокружения. Когда Мэттью сообразил, что случилось, страх накрыл его с головой, он принялся зажимать шею обеими руками, безуспешно пытаясь остановить кровь, которая пропитала уже всю рубашку. — Уилл, — повторил он снова, кровь пузырилась на губах. Глаза были широко раскрыты и мертвенно-бледны, наполненные горечью от последнего предательства. Уилл опустил лезвие и взял руки Мэттью в свои собственные, мешая прикрывать нанесённую им смертельную рану, и Мэттью даже не боролся. Он просто сжал руки Уилла так плотно, ведь ноги его уже не держали, своим последним взглядом он искал на его лице одобрения, которого так и не нашёл. Уилл смотрел, как Мэттью опускался на колени прямо перед ним, как его кровь заливала голые руки Уилла и босые ступни. Глаза сонно моргали, каждый раз всё медленнее. Он отхаркнул пузырящуюся на губах кровь и завалился на бок. Уилл наблюдал за ним, пока Мэттью не прекратил дёргаться. На коже кровь ощущалась такой горячей. Он утратил способность слышать. Каждый вдох обжигал его лёгкие, доставляя кислород в оцепеневшее тело, такое живое и настоящее. Он был… кругом была… кровь… Ноги Уилла подкосились, и коленями он упал на пол. Оказалось так легко разрезать шею, шокирующе, неожиданно легко. Уилл знал, с какой силой следовало надавить, чтобы проникнуть в спрятавшуюся между мышцами артерию. Это не было сделано в панике, он сделал это с той же осознанностью и уверенностью, с которыми обычно Уилл разбирал лодочный мотор. Внезапно он оказался рядом с Мэттью, рядом с его мёртвым телом, и сразу отпрянул назад так быстро, как только мог, цепь туго натянулась от лодыжек до места, где она крепилась у стока, там, где собиралась и стекала кровь, жидкая, гладкая и тёмная, как чёрное зеркало. Уилл свернулся клубком и вжал обратную сторону запястий в глаза. Комната словно ходуном ходила. Лёгкие внезапно словно сжались вдвое, и не мог их наполнить, мог только делать короткие смазматические вдохи, не имея возможности выдохнуть. — Уилл, — обратился к нему Ганнибал, балансируя на носках, едва касающихся залитого кровью пола. — Ты должен дышать. Уилл рассмеялся, подавившись собственным смехом. Он ритмично раскачивался вперёд-назад, пытаясь втянуть воздух, как выброшенная на берег рыба. — Уилл. — Голос Ганнибала был таким ровным, спокойным. — Постарайся выдохнуть до конца. У тебя паническая атака. — Не… — Уилл задыхался, сдавливая глаза со всей силы, так что перед ними ходили цветные пятна. — Даже… не смей… Ганнибал втянул воздух достаточно громко, так что Уилл это слышал. — Прекрати! — прокричал Уилл и убрал руки, чтобы воззриться на Ганнибала. Потом сглотнул воздух и с силой сжал грудную клетку так, что стало аж больно. Он стиснул зубы и выдавил из себя слова, на которые едва хватило воздуха: — Даже… блять… не пытайся… обо мне позаботиться. Уилл не мог прекратить смотреть на Ганнибала и видеть чёртову гордость на его лице, видеть его обожание, направленное на него самого, покрытого кровью. Руки сгребли волосы и с силой потянули, крик боли вырвался из горла. — О боже, мой боже, — начал он причитать, ползая вокруг Мэттью и переворачивая его тело. Кровь медленно вытекала из разреза на шее. Уилл трогал пульс и шептал проклятья одними губами, он не мог прекратить сотрясать уже остывшее тело. Мэттью был мёртв. И Уилл знал, что он мёртв. Уилл собирался убить его. Уиллу понравилось убивать его. Он застонал в агонии и полном разочаровании от произошедшего, он дёргал за рубашку Мэттью, отрывая того от бетонного пола. Ганнибал продолжал молчать, наблюдая за действиями Уилла. Его собственная кровь стекала со штанины костюмных брюк, смешивалась с кровью Мэттью. Уилл оторвался от груди покойника и перешёл к содержимому его карманов, каждый раз шипя сквозь стиснутые зубы, когда не удавалось вдохнуть. Он уселся и принялся перебирать ключи, глаза словно не могли сконцентрироваться, чтобы найти нужный. После некоторых попыток он всё же обнаружил подходящие к его ножным оковам и открыл оба замка. Кожа под ними была розовой и уязвимо-нежной. Сняв наручники с запястий, Уилл обхватил руками голову. — Ты свободен, — произнёс Ганнибал после минуты молчания. — Мэттью больше не может причинить тебе боль. Уилл мрачно рассмеялся. Он даже не заметил, когда его дыхание выровнялось. — Бывало и похуже, — ответил он слабо. О боже, как же хотелось от души расплакаться. — Уилл. Взгляни на меня. — Это не была команда. Слова прозвучали мягко. Уилл покачал головой. — Ты обезвожен, и твои раны требуют медицинского вмешательства. К тому же, никто из нас не знает нашего месторасположения. Уилл потёр лицо и опустил руки, глядя на сползающую по стоку кровь. — Ты истечёшь кровью? Он не хотел говорить, как много крови скопилось под костюмом. Насколько глубоко Мэттью ранил его ногу? — Маловероятно, — честно ответил Ганнибал. — Пока ты не опустишь мою руку. Уилл встал на ноги. Конечности были слабыми, и непривычно было не ощущать цепи между лодыжками. Он прошёлся в левую часть сарая, глядя на себя словно со стороны. — Абсолютно не хочу применять к тебе кляп, — услышал он свой собственный голос. — Но если ты скажешь ещё хоть слово, мне придётся так поступить. В одном из ящиков Уилл нашёл моток скотча. Он будто бы со стороны наблюдал за тем, как подходил к Ганнибалу и перевязывал его предплечье. Трудно было не заметить, как Ганнибал смотрел на него, как раздувались его ноздри, когда Уилл подошёл ближе, как трепетали веки, когда Уилл прикасался к его руке. И всё же он не вымолвил ни слова. Потом Уилл дорвал и отбросил в сторону штанину, чтобы перемотать мелкую рваную рану на ноге. Управляя самим собой, как марионеткой на верёвках, Уилл вернулся и прошёл по сараю, оставив Ганнибала висеть на предплечьях в ошметках коричневого костюма. Он зашёл в дом, оставляя кровавые отпечатки на пыльном полу. Затем обнаружил себя в ванной на первом этаже, в упор смотрящим на душ и ванну. Чья-то окровавленная рука включила тёплый душ и проверила температуру воды, достаточную для того, чтобы отмыть кровь с поверхности кожи. Эта рука выглядела как его собственная, но чувствовалась как чужая. Он ступил в душ и наблюдал за тем, как розовая вода кружилась в стоке, пока не стала совсем чистой. Затем сообразил, что до сих пор одет в боксёры и стянул их, те с влажным шлепком приземлились на дно ванны. Вода становилась прохладной, и Уилл замер. Возможно, если замёрзнуть и оттаять, замёрзнуть и оттаять, он сможет проснуться. Неопределённое время спустя он всё же смог выйти из душа и выключить воду. Даже не утруждая себя тем, чтобы вытереться. Уилл наблюдал за тем, как он шёл на кухню, долго перебирая и вытягивая все подряд ящики, пока не нашёл искомое — бутылку виски. Вместе с бутылкой он добрался до гостиной и рухнул на диван, запрокидывая голову и жадно глотая льющийся в горло обжигающий алкоголь. Он был обнажён и начал дрожать, поэтому завернулся в одеяло и смотрел в пустой камин, делая глубокие глотки виски, пока перед глазами не потемнело. Возможно, Ганнибал сбежит и тогда убьёт его, или же позаботится о нём. Других вариантов просто быть не могло. — Я свободен, — пробормотал Уилл.***
Он проснулся с пульсирующей головной болью, и за окном уже были сумерки. Это мог быть закат или рассвет, Уилл и понятия не имел. Он был жив, бутылка лежала у него на груди. По крайней мере, засыпая, он не забыл закрыть её, хоть, судя по запаху виски всё же пролился на диван или на самого Уилла. Ганнибал не убил его. Что-то стиснулось в груди. Ганнибал. Узел начал затвердевать. Он сбросил бутылку и поднялся на ноги. Тошнило. Перво-наперво вода, потом одежда. Уилл вернулся на кухню и открыл кран, и жадно пил, пока его желудок не наполнился до краёв. Затем он прошёлся по дому и нашёл кое-какие вещи в мешке для одежды. Они принадлежали Мэттью. Ну, ему они точно не понадобятся. Уилл надел чистую пару трусов, спортивные штаны и футболку. Поискал в ванной аспирин, но не нашёл. На собственное отражение в зеркале он не смотрел. Затем уселся на заднем крыльце и взглянул на сарай. Сквозь окна он не мог видеть Ганнибала, но это означало, что Ганнибал также не мог его видеть. Уилл не двигался с места, пока солнце окончательно не опустилось, он просто сидел и вслушивался в звуки леса. Жучки роем окружили его, но Уилл научился их игнорировать ещё в подростковом возрасте. Он мог просто уехать, взять машину Мэттью и уехать. Хотелось снова увидеть собак. Неизвестно, где была стая на самом деле, но вполне могла находиться у Аланы. Он мог пробраться к Алане и попробовать украсть их под покровом ночи. Как бы это сейчас успокоило — погрузить руки в мех, ощутить тёплую привязанность. Прямо сейчас Уилл ничего не желал сильнее. Но если его засекут, то отправят обратно в Балтиморскую клинику для невменяемых преступников, а этого допустить было нельзя. Он ни за что не желал возвращаться назад, даже если придётся оставить собак, чтобы уменьшить риски. Можно двинуть на юг. Сменить машину на лодку и уплыть. Некоторое время просто работать. В конечном итоге Ганнибала и Мэттью найдут, но Уилл и так в розыске как убийца, так что особой погоды их трупы не сделают. Или с целью предосторожности он мог бы и очистить это место от улик. Борода уже почти отросла. Если избегать крупных шоссе и быть осторожным, он сможет добраться до воды. Пусть это будет жизнь в бегах, но ему не придётся снова быть Уиллом Грэмом. Если оставить Ганнибала в живых, он может найти его. Эта мысль выглядела параноидальной, но ощущалась Уиллом как самая верная. Он медленно покачал головой и провёл ладонями по влажным волосам. Убежать было не более чем фантазией. Как страстно желал он этого, но прямо сейчас не хватало сил на такой рывок. И нельзя было просто оставить Ганнибала в одной комнате с трупом Мэттью. Или можно. Это просто было… неэлегантно. Со стоном Уилл поднялся на ноги. Кожа на спине горела и чувствовалась туго стянутой, голова кружилась, мысли плавали от похмелья. Он направился в сторону сарая, трава приятно охлаждала ступни. Дверь была всё ещё открыта и, приблизившись, Уилл ощутил запах гнили и разложения, который нельзя было спутать ни с каким другим. Глубоко вдохнув чистый воздух, он сделал шаг внутрь. Свет был выключен, но в полумраке можно было разглядеть очертания: тёмная глыба на полу, которая когда-то являлась Мэттью, и всё ещё висящий на запястьях Ганнибал. Он выпрямился и сосредоточился на Уилле. — Здравствуй, Уилл, — произнёс вслух, и в голосе было ощутимое напряжение. Ганнибал находился в одной позиции уже долгие часы. Уилл щёлкнул выключателем и прищурился от яркого света. Он взглянул на Ганнибала. Ладони выше верёвок были пурпурного цвета, а волосы намокли от пота и липли ко лбу. Тем не менее он изо всех сил скрывал собственный дискомфорт и держал спокойное выражение лица. — Здравствуйте, доктор Лектер, — сухо сказал Уилл в ответ. — Ты выпил, — отметил Ганнибал. — Удивительно, как ты разобрал запах среди этой вони. Уилл взглянул в сторону Мэттью. Не более странный, чем другие трупы. Он ждал, что почувствует что-то, глядя на убитого им мужчину, но ожидаемое чувство так и не пришло. Сарай сохранил то состояние, в котором Уилл его оставил: расстёгнутые оковы лежали между трупом и матрасом, рукав Ганнибала валялся рядом со стоком, полностью пропитанный кровью, пятно на бетоне было тёмным и гладким. Уилл принёс складной стул и уселся напротив Ганнибала. — Сам решай, что делать со мной, — сказал тот. — Какой же ты наблюдательный, — пробурчал Уилл без особого энтузиазма. — Если мне позволено дать намёк, — произнёс Ганнибал, облизав губы. — Ты говорил, что хочешь убить меня. Уилл пожалел, что у стульчика нет подлокотников. Он поймал себя на том, что подсознательно ищет позу, в которой проходили их сеансы будто бы целую вечность назад. — Реверсивная психология, доктор? — переспросил он. — Вовсе нет, — возразил Ганнибал. — Твои оковы спали. И я искренне надеюсь, что ты используешь свою свободу для того, что сделает тебя счастливым. Уилл рассмеялся. — Что-то ты не особо хочешь умирать. — Не хочу. Но в моей позиции, осмелюсь предположить, мои желания роли не играют. Уилл не боялся Ганнибала. Возможно, дело было в верёвках, но и без них Ганнибал уже сделал Уиллу настолько больно, насколько он и представить прежде не мог. Ганнибал забрал у Уилла всё. Можно было с уверенностью сказать, что Ганнибал снова причинит ему боль, дай только шанс, но бояться этого было совсем уж глупо. — Ты снова прав. — Уилл скорчил недовольную мину. — Но я никак не могу предотвратить твоё удовольствие от моих действий, да и от всей ситуации в целом. В ответ Ганнибал неодобрительно прищурился. — Конечно же, — начал он осторожно. — Я рад видеть тебя на свободе. — Ты подставил меня, — с горечью выплюнул Уилл. Ему захотелось орать, что вся эта хрень происходит с ними только по вине Ганнибала, но такие слова звучали бы слишком по-детски, и их следовало заменить другими. — Сделал так, чтобы меня держали в клетке и в наморднике. — Временно, — поправил Ганнибал. — Оправдываться тебе как-то совсем не пристало. — Я не желал тебя видеть в плену навсегда, — продолжил он. — Меня вполне могли казнить. Ганнибал замер. Уилл мог чувствовать, как выстраиваются защитные форты и сильнее всего желал разорвать их когтями. Даже не смей прятаться от меня сейчас. — Что, Мэттью победил тебя на твоём собственном поле? — усмехнулся Уилл. — Он заменил одну клетку другой, — отбил Ганнибал. — Что ты наделал, Ганнибал? — прямо спросил Уилл, все его чувства бурлили. — Оставил меня гнить, нарушил своё обещание. Лежащие на коленях руки сжались в кулаки, и Уилл силой воли вынудил себя их расслабить. — Обстоятельства должны были подарить тебе новое озарение, — сказал Ганнибал. — Ты про улики. — Уилл закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Ганнибал всё ещё подбирал слова очень аккуратно. Уилл вернул ему взгляд. — Не лги мне. Ганнибал выждал некоторое время для приличия, прежде чем заговорить снова. — Хорошо, Уилл. Можем говорить начистоту. Уилл выдохнул и устроился на стуле поудобнее. — С момента моей… моего заключения. — Нет, не госпитализации. Это место было тюрьмой. — Я разговаривал с тобой в моей голове. Эти беседы были… невыносимо полезными. — Постараюсь не уронить планку моей воображаемой копии, — продолжил нить Ганнибал. — Пусть я и не в лучшей форме. Уилл смотрел на его фиолетовые скрюченные пальцы. Если он в конечном итоге планировал убить Ганнибала, разве стоило беспокоиться о повреждении нервов. Даже пусть Уилл примет другое решение, нельзя было допускать, чтобы Ганнибал рассматривал варианты, в котором он милосерден. Затем он вообразил Ганнибала с искалеченными ладонями, неспособным играть на клавесине или рисовать. Лишённым своей пластики и изящества. Уилл мог бы отнять его пальцы. Тем не менее эти мысли не принесли удовлетворения, только грусть. — Я хочу, чтобы ты страдал так же, как страдал я, — проговорил наконец Уилл. — Око за око? — спросил Ганнибал. Он переместился, чтобы вытянуть спину, и живот напрягся при попытке скрыть приступ боли. — Ты назвал меня своим зеркалом. Уилл покачал головой. — Просто сделать с тобой то, что ты сделал со мной, вообще не практично. Ведь ты не ощутишь того, что почувствовал я. — Та жестокость, о которой ты говоришь, требует от тебя глубокого понимания, — ответил ему Ганнибал. — Я был уязвим перед тобой так, как ты не будешь уязвим передо мной, — продолжил Уилл. — Ты скрыл от меня мою болезнь. Ты… Позволил нам сблизиться? Позволил мне ввязаться в изначально обречённые отношения? Накачивал меня наркотиками? Гипнотизировал? Трахал? Забрал Эбигейл? Уилл сделал неуверенный вдох. — Довольно сложно выразить в словах всю степень твоего насилия. — И ты собираешься выразить это при помощи твоего возмездия. Уилл нахмурил брови. Всё звучало так, будто для Ганнибала это было игрой. Он не хотел, чтобы тот наслаждался его местью. — Как полагаешь, чего ты заслуживаешь? — спросил задумчиво. — Я не верю в возмездие, Уилл, — ответил Ганнибал. — Я верю в красоту. — Но ты ведь наказываешь своих жертв, — возразил Уилл. — Но это вторично, не так ли? Гораздо важнее, что ты возвышаешь примитивное уродство до уровня утончённого искусства. Твоё искусство — это ирония божественных трагедий. — Всё, чего я когда-либо хотел, это быть увиденным тобой. — Глаза Ганнибала были дьявольски тёмными, губы мягко усмехались. — Такое неудобное желание. — Конечно, знаю. — Уилл протёр рукой лицо. — Когда хочется и рыбку съесть, и ноги не замочить. Ганнибал широко улыбнулся. — Как ты выбирал их? — спросил Уилл. — Они были грубы, — просто сказал Ганнибал. Губы Уилла приоткрылись от такого прямого ответа. — Банальность становится красотой. — Именно. — Я знаю, ты ешь их, — продолжил Уилл, наблюдая за расползающимся по лицу Ганнибала восторгом. — Удивительный мальчик, — промурлыкал Ганнибал. — Как тебе послевкусие? — С тех пор вся еда кажется пеплом. Во рту пересохло. Ту же самую сухость он ощущал и в голосе Ганнибала. Тот был обезвожен — нуждался в еде, воде и сортире. Но Уилл может лишить его этого. Унизить. Пренебречь. Он смотрел на свисающие в блестящей обуви ноги. Напряжённость только нарастала, и Уилл вытянул конечности, чтобы избавиться от неё. Да и вонь от трупа не способствовала славной атмосфере беседы. Уилл позаботится об этом вскоре, а пока позволит Ганнибалу часами сидеть среди этой вони. — Могу посмотреть твою спину? — спросил Ганнибал. Уилл остро взглянул в его сторону и снова напрягся. Ганнибал желал видеть следы. Следы вызывали в нём злобу — потому что Уилла пометил кто-то другой. И тогда Уилл понял, что хочет их показать. Он боролся с этим желанием самую малость, а затем встал, стянул футболку и повернулся спиной к Ганнибалу. — Пожалуйста, ближе, — сказал тот спустя минуту. Уилл бросил взгляд через плечо. Выражение лица Ганнибала стало ровной стеной. Он разочарованно вздохнул и подошёл ближе, переступил через тело Мэттью, и снова обернулся. — Тебе плевать, что мне было больно, — произнёс Уилл обвинительным тоном. — Тебя волнует только, что это был кто-то другой. Ты зол, что кто-то пометил твоё. Он слышал, как Ганнибал сделал глубокий вдох носом. — Я чувствую запах инфекции. Злоба бурлила под кожей. Уилл снова натянул на себя футболку. — Последний раз, когда ты чувствовал запах инфекции, ты просто сидел и смотрел, как мой мозг закипает. — Раны нужно прочистить, а ещё тебе необходимы антибиотики. Уилл обернулся. — Какое счастье, что со мной здесь очутился доктор. Думаешь, я спущу тебя, чтобы ты позализывал мне раны? Но в голосе и выражении лица Ганнибала не было ничего игривого. — Что ещё он с тобой делал? Сердце молотом било в груди. Он увидел, как повести разговор, но сами мысли об этом были коварны. Ах как же хотелось повернуть нож. — Ничего такого, что не делал бы со мной ты, — прорычал в ответ. Глаза Ганнибала расширились, а дыхание ускорилось. Он был раздражён. Уилл ощутил, как желудок сжимается, пока Ганнибал глазами обследовал его тело в поисках прежде незамеченных следов. Он никак не мог справиться с этим чувством, поэтому просто взял тело Мэттью и принялся перетаскивать его в холодильник, всё время ощущая спиной взгляд Ганнибала. Уилл поднял крышку и впихнул тело внутрь, сгибая затвердевшие конечности так, чтобы уместить в имеющееся пространство. Он снял с Мэттью пояс с ножнами и переодел его на себя. — Он не насиловал меня, если ты хотел спросить именно об этом, — оцепенело проговорил Уилл, с грохотом захлопывая дверь морозилки. Это помогло немного с запахом. Он ещё не знал, как распорядится телом, но морозильная камера не ограничивала во времени. Когда Уилл вернулся, глаза Ганнибала сияли. Уилл не мог выносить его взгляд. Узел сжимался внутри. Он определённо не хотел говорить об этом, но и съехать с поднявшейся темы было уже невозможно. — Что? — огрызнулся он. Ганнибал покачал головой, удаляясь за стены своего разума. Вот тогда Уилл не выдержал и сорвался. — Нет… это значило «нет»? — яростно возмутился он. — Что ты собирался сказать? Ганнибал закрыл глаза. Его почти передёрнуло. Уилл чувствовал попытку подавить боль; и он желал удостовериться, что Ганнибалу не удастся скрывать её долго. — По-твоему, я делал с тобой именно это? — спросил Ганнибал хриплым, уязвлённым голосом. Уилл приблизился к его лицу. — Хотел бы я, чтобы твоё насилие ко мне описывалось так же просто, — прошипел он злобно. — А ты доходил до этого, Ганнибал? Накачивал меня наркотиками… гипнотизировал… Ганнибал заставил себя взглянуть ярости Уилла в лицо. — Ты когтями вцепился в мой разум! — Голос стал низким, вместо глаз — щели. — Ты что-то делал со мной во сне. Трогал меня. Скажи мне, что это неправда? Он мог чувствовать, шок волнами проходящий под кожей Ганнибала, вздох, который тот никак не мог подавить. Минуту не следовало ни отговорки, ни объяснения. Ганнибал медленно закрыл рот и проглотил вздох с ощутимым щелчком на уровне горла, этот звук и движение заставили Уилла задуматься о том, каким уязвимым это горло было сейчас. — Не задавай вопрос, на который не хочешь слышать ответ, — ответил Ганнибал с придыханием. Уилл чувствовал, как желание причинить Ганнибалу боль остывало в его груди. Он мог выплеснуть его сейчас или же оставить на потом. — Сам я знаю ответ, — прошипел Уилл. — Просто хочу услышать, как ты это скажешь. — У меня не было желания или потребности без твоего на то согласия использовать тебя для своего сексуального удовлетворения. — Значит, для моего? Ты манипулировал мной. Моим разумом, моим телом. И когда я находился в сознании, и когда я спал. Думаешь, что за счёт своей элегантности ты гораздо лучше Мэттью, или что аккуратно и бережно обсуждая насилие, ты делаешь его вроде бы как не насилием? Чем-то другим, красотой? Глаза Ганнибала были влажными, и возбуждение от этого факта пробежало вдоль позвоночника. Уилл подался ещё ближе, его слова обжигали кожу, тихие, интимные, жестокие. — Я хочу показать тебе, насколько ты уродлив. Уилл обернулся и направился к выходу. Он уже был почти у двери, когда услышал взывающий к нему слабый голос. — Уилл, — едва прошептал Ганнибал, и он замер. — Ты оставишь меня умирать? — Нет, — ответил Уилл. Ганнибал боролся со своими словами, боролся со своей неизменной гордостью. — Тогда не будешь ли ты так добр ослабить верёвки? — как обычно вежливо спросил он. Уилл обернулся и посмотрел на Ганнибала. При желании пальцы можно отнять ему и позже. Он присел рядом и поднял лежащее на полу оружие: нож спрятал в ножны, а обломок лезвия и связку ключей — в карман. Затем прокрутил рукоятку и опустил верёвку таким образом, чтобы Ганнибал мог стоять на ногах, но недостаточно низко, чтобы он смог сесть. В ответ Ганнибал издал мягкий стон облегчения, руки больше не находились под напряжением, но узел был всё ещё слишком туг для нормального кровообращения. — Большое спасибо, Уилл, — произнёс Ганнибал. Некоторое время Уилл ждал других просьб, но, видимо, Ганнибал знал, что получит отказ, поэтому ничего не просил. Уилл вышел и запер за собой дверь.