***
Уиллу и вправду удалось пару часов вздремнуть. Проснувшись, он обнаружил Ганнибала с Эбигейл на кухне, а за панорамными окнами — предзакатное небо. Ганнибал стоял позади своей помощницы и указывал ей, как правильно орудовать кухонным ножом, потому что сам ещё не мог резать с должной аккуратностью и точностью. Уилл присел за стол, наблюдая за ними. — Что на ужин? — поинтересовался он. И Эбигейл, и Ганнибал обернулись от неожиданности. Их движения были дивным образом синхронными. — Поскольку обед превратился в великую драму, — мягко ответил Ганнибал, придерживая Эби под руку, — я пришёл к решению, что морепродукты удовлетворят вкус любого из нас. — Так вот, как ты выбираешь их на самом деле, — начал Уилл. — Это акты рыцарского благородства? — Не совсем, — ответил Ганнибал, передавая Эбигейл следующие ингредиенты для нарезки. — Грубость следует поглощать при каждом удобном случае. — Ты просто убиваешь грубиянов. При всей абсурдности утверждения головоломка собралась в единое целое. Ганнибал был до некоторой степени одержим правилами этикета, а со своими жертвами он обращался как со свиньями. Они были уродливы настолько, что могли принести пользу только в качестве инсталляций или основного блюда. — Это не обычное линчевание, — подшутил Ганнибал, а затем переключился на Эбигейл. — Режь слева под углом, используя левую руку в качестве ведущей. Вот, молодец. Уилл просто смотрел, как они готовят ужин. Должно быть, пока он спал, Ганнибал достал свежей рыбы — потому что никогда не готовил размороженную. Уилл помогал Эбигейл накрывать на стол, когда она покончила с работой су-шефа. Ганнибал налил каждому из них немного белого вина. Блюда делали стол похожим на цветочную клумбу: лосось был украшен разноцветными кусочками свёклы, веточками чабреца и тончайшими дольками лимона. Рыба — аляскинский лосось — была едва обжарена, нежная и покрытая лёгкой золотистой корочкой. — Mi-cuit* можно грубо перевести как наполовину готовое, — пояснил Ганнибал, по-царски восседая во главе стола. — Рыба маринуется в рассоле, соль воздействует на белки тем же образом, что и высокая температура. Затем рыба готовится sous-vide** и охлаждается, пока корочка не затвердеет. В результате получаем потрясающий вкус, а ещё блюдо просто тает во рту. Уилл с интересом рассматривал остывшую рыбу. — Мне казалось, что я знаю уже все способы её приготовить, — мягко ответил он. Блюдо легко поддавалось лезвию ножа. — В том, чтобы расширять чей-то вкус, столько же удовольствия, как и в том, чтобы бросать вызов чьим-либо ожиданиям, — ответил Ганнибал. Рыба и в самом деле была восхитительна, нежный вкус таял на языке, оттенённый свёклой. Пил вино Уилл жадно, определённо желая ещё, но Ганнибал наполнял его бокал мелкими порциями. И это было явно к лучшему, поскольку вино оказалось настолько роскошным, что Уилл с радостью бы утонул на дне бутылки. Было так легко подхватывать изысканные манеры Ганнибала, скользнуть в его образ мышления. Потеряться в красоте ужина при свечах и в нереальности от того факта, что Эбигейл рядом, сидит напротив него за столом. Довольно долго Уилл не мог избавиться от мысли, что всё ещё находится в Балтиморской клинике для невменяемых преступников, а всё происходящее только плод его яркого воображения. И если это так, то лучше никогда не проснуться. — Я должен вернуться после ужина, — сказал Уилл. — Нужно выгулять собак. На лице Ганнибала вспыхнуло неудовлетворение, но он быстро скрыл его маской. — Твоя стая вернулась к тебе? — Да, вчера. — И как они? — поинтересовалась Эбигейл. — Нормально, — ответил Уилл. — Пока меня не было, Алана тоже подобрала дворнягу. Эби искренне улыбнулась. — Посчитала, что семь маловато? — По-видимому. Это наркотик. Ты думаешь «Неужели ещё одна будет помехой?», а потом бац — и ты сумасшедший собачник. Они с Уиллом обменялись улыбками. — Я отвезу тебя после ужина, — ответил Ганнибал. Его раздражение лежало на поверхности. Уиллу это не нравилось, но он никак не комментировал.***
Вскоре они были в пути. Уилл крепко обнял Эбигейл на прощанье, прижавшись щекой к её макушке. Было так сложно покидать её, даже ради собак. Он не знал, увидит ли её хоть раз снова. Всё это могло быть очередной тщательно разработанной пыткой со стороны Ганнибала. — Ты снова отберёшь её у меня? — спросил Уилл, глядя на тёмные волны океана за окном машины. — Ты дашь мне повод? — ответил он вопросом на вопрос. — Занесённый над моей шеей топор, — съехидничал Уилл. — Это не угроза. Просто честность. — Разве мы не выяснили опытным путём, что я не могу ни держать тебя в плену, ни убить, ни изуродовать? — Невзирая на всю мою предусмотрительность, не могу предвидеть тебя целиком, — сказал Ганнибал. — Даже сейчас я прекрасно осведомлён о твоей способности навредить мне. — Предательство невозможно без ожиданий, — произнёс Уилл, будто вернувшись в прошлое. — И без доверия. — То же самое можно сказать про прощение. — Ну тогда мы в тупике. Игра с нулевым исходом. — Кто знает. Вот и всё, что ответил Ганнибал своим привычным спокойным голосом, и лицо его не выражало ничего. Всего через пару миль после того, как Уилл пересел в свою машину, он понял, что Ганнибал следует за ним. Не то чтобы он особо скрывался, но даже если бы Уилл не видел машину, то всё равно ощущал бы присутствие. Ганнибал не мог оставить его одного. Когда Уилл прибыл домой, уже полностью стемнело. Ганнибал не приехал за ним следом, но Уилл знал, что тот недалеко. Возможно, Ганнибал решил убить его из прихоти или же следил, чтобы Уилл не звонил Джеку. Ни одна из этих мыслей не казалась в достаточной мере тревожной. Уилл выпустил собак и некоторое время в темноте бросал им мяч. Летней ночью пахло божественно приятно, да и света луны было достаточно для подобных забав. По крайней мере Уилл не настолько морально сломлен, чтобы не получать удовольствий от игр со стаей. К моменту, когда Уилл вернулся в дом, Ганнибал уже ждал его. Он не слышал машины, не видел его самого, ощущал только запах, сладость, растекающуюся во тьме. Собаки ринулись внутрь встречать гостя, чей силуэт скрывался в тени. Уилл налил себе виски. — Не закончил со мной? — спросил он в тишине дома. Ответа не последовало, только бегающие по дому лапы и сворачивающиеся у камина тушки. Уилл подошёл к окну, повернувшись спиной к комнате. Очевидная приманка. Дешёвый виски обжигал язык, дезинфицируя его от вкуса человеческой плоти, ещё оставшегося после ланча. — Снова пьёшь, Уилл? — спросил Ганнибал прямо из-за плеча. Звук его собственного имени отозвался дрожью вдоль позвоночника. — В мои планы не входит упиться в смерть, — легкомысленно ответил Уилл. — Но ты не прекращаешь попыток. Спиной он мог чувствовать жар, исходящий от Ганнибала. Его дыхание на коже. Словно Уилл был сверхчувствителен к нему. — Ты здесь только поэтому? — не удержался он от яда. — Убедиться, что я не заберу то, что ты считаешь своим? Когда Уилл обернулся, глаза Ганнибала горели отчаянным голодом и желанием; Уилл же хотел, невыносимо сильно хотел погрузить пальцы в плоть, оказаться вновь в комнате с рогами, сдирать с Ганнибала кожу колючей проволокой, смеяться, глотая кровь и перерезая себе горло. Он желал вернуться в какое-то невинное прошлое, которого никогда не существовало. А ещё жаждал разбить Ганнибала на части, просто чтобы наблюдать, как они соберутся вместе. Ладони Ганнибала прижались к спине, и жар от касания принялся огнём вылизывать позвоночник. Уилл ожидал насилие, жёсткую хватку или же попытку Ганнибала поглотить его рот, но не это: трепетные движения ладоней, неспешно поглаживающие его спину сквозь ткань рубашки. Настойчивые, согревающие. Уилл судорожно втянул воздух, словно его ударили, и родившийся в глубине горла жаждущий звук дрожащей волной прокатился до пят. Они стояли друг напротив друга, Ганнибал держал его, прильнув носом к локонам и бесшумно вдыхая. Уилл не был ни закрыт в клетке, ни вжат в стену, его просто удерживали. — Уилл, — прошептал Ганнибал в его висок, сжимая талию. Сам Уилл лишь оттолкнул его с недовольным порыкиванием. Виски пролился на них обоих. Ганнибал отступил, приподнимая руки в умиротворяющем жесте, в то время как глаза его зажглись болью. Но этого не было достаточно. Уилл отбросил стакан в сторону, тот со звоном покатился по полу. — Да пошёл ты, — огрызнулся Уилл, толкая снова, и снова, и снова. Он грубо толкал его в плечи, пока Ганнибал не оказался прижатым к соседней стенке; и тот просто позволял Уиллу это, просто смотрел на него, даже когда Уилл сжал кулак и заехал ему в челюсть. Ганнибал повернул лицо в ожидании, лицо с ярко-красной отметиной от удара. Словно хотел продолжения. Но этого не было достаточно. С гортанным рыком Уилл занёс кулак ещё раз — и врезал им в стенку рядом с его головой. — Пошёл ты, — слабо повторил Уилл. Костяшки горели от удара о стену, голова безвольно упала. — Не пытайся добраться до меня своей мягкостью. Своими прикосновениями. Он поднял и здоровую руку, теперь упираясь обеими, чтобы не упасть прямо на Ганнибала. Его плечи дрожали. — Я не буду прикасаться к тебе, если ты не хочешь, — невозмутимо произнёс Ганнибал. Высокий разочарованный стон — единственное, что мог выдать Уилл в ответ. — Значит, сейчас моё согласие тебя всё же волнует? — Оно всегда меня волновало, Уилл. — Но это не мешало тебе трахать меня без моего на то ведома. — Ты сам просил разобрать тебя на части. — Я просил собрать меня в единое целое! — прокричал Уилл. Ганнибал смотрел на него с вызовом. Он хотел сделать Уилла более совершенным, чем тот был ранее, добавить золотые прожилки на месте прежних разломов. — Тебя ведь это заводило, да? — обвиняюще продолжил Уилл. — При свете дня обговаривать со мной допустимые границы, а по ночам насиловать мой мозг? Заботиться обо мне, когда мой разум пылал, но умело удерживать меня от правильного лечения? — Меня всегда возбуждало разрушение границ между нами, — признался Ганнибал. Его руки висели ровно вдоль туловища. — Я больше не хочу тебя сдерживать. В ответ Уилл горько рассмеялся. Бушующая внутри злоба лишала его жизненных сил. — Но ты не жалеешь обо всём произошедшем, да? — тихо переспросил он. — Даже если бы ты и был способен испытывать раскаяние, ты бы не пожалел. Ганнибал замер под ним почти неуловимо. Упирающиеся в стену ладони сжались в крепкие кулаки. — Если бы энцефалит забрал тебя, я бы остался ни с чем, — достаточно грубо сказал Ганнибал. — Но, без сомнений, для меня этот вариант был бы более безопасным. Я бы сохранил свою уютную жизнь, на построение которой ушло столько лет и усилий. У Уилла заняло некоторое время сообразить. — Моя жизнь была ставкой. — И моя. — Тебя это не беспокоило вообще. Последнее слово вышло горьким и сдавленным. Уилл до сих пор ощущал на себе прикосновение рук, и Господи, что же поделать ему с этим ядовитым желанием? Голова невольно упала на плечо Ганнибала, а всё тело провисло от слабости. Уилл и желал, и горько отвергал это желание. Ганнибал снова обнял его, погладив ладонями по спине, чувствуя как расширяется и опускается под ними грудная клетка. Уилл застонал и сжал упирающиеся в стену кулаки. — Если тебе нужно причинить мне боль, я разрешаю, — произнёс Ганнибал, потираясь щекой об его голову. — Я уже причинил тебе боль, — ответил Уилл, имея в виду вовсе не удар кулаком. — Этот вариант не сработал. — Я живу исключительно по той причине, что ты так захотел, — сказал Ганнибал, поднимаясь одной ладонью к загривку. — И страдал я по той же причине. Уилл уткнулся в изгиб его шеи, вдыхая такой сухой и знакомый запах. — Хочу резать тебя, — произнёс он слишком резко, и Ганнибал обнял его крепче. Сказав это вслух, Уилл предал своё вечное противоречие между желанием и невозможностью его воплощения. Часть его никак не хотела отвергать Ганнибала. Уилл невольно хныкнул, а Ганнибал только сильнее сжал его. — О боже, — шептал Уилл, растворяясь в объятьях, его ноги дрожали. — Я схожу с ума. Между их телами разгорался жар. Ганнибал продолжал поглаживать спину, но делал это скорее с врачебной заботой, чем сексуально. Это было касание близкого человека. — Ты больше не связан реальностью, — говорил Ганнибал, прижимаясь щекой к его щеке. — Наоборот, можешь видоизменять реальность так, чтобы она соответствовала происходящему в твоём разуме. Мы находимся за пределами нормы и рационального мышления, и ты не можешь ни позволить, ни прекратить своё собственное становление. Уилл обвис в объятьях Ганнибала, а коленом скользнул между его ног. Под собственными губами он почти чувствовал бьющийся пульс. — Я запутался, — проговорил тихо. — Что ты чувствуешь? — спросил Ганнибал. — Ты такой приятный на ощупь. Уилл вжался в него всем телом, и хватка рук на спине стала ещё плотнее. Ничего личного, просто поддержка. Затем Уилл оторвал свои дрожащие ладони от стены и опустил их на плечи Ганнибалу, одной поглаживая шею сбоку. С другой стороны он притронулся губами, и пусть это ещё не было поцелуем, но по телу Ганнибала прошла волна дрожи. — Чёрт, — выругался Уилл. Он чувствовал, как под кожей Ганнибала циркулирует кровь. Захватив его волосы, он соединил их губы вместе, крепко целуя, не давая вздохнуть. Это было вовсе не так, как в сарае, сейчас Ганнибал под ним ощущался гибким, он позволил Уиллу вести, а затем приоткрыл рот для поцелуя, когда тот провёл по губам кончиком влажного языка. Руки Ганнибала сжались в кулаки, сминая ткань и привлекая Уилла так близко, как только возможно. Каждое движение или немое указание Ганнибал принимал с податливой нежностью, он смаковал их общий вкус, их жар и скользкую путаницу языков. Позволил Уиллу укусить себя за губу и жёстко засосать, позволил толкнуться языком глубоко внутрь. Движения были настолько насыщенными и шокирующе знакомыми, что отозвались жаром внизу живота. Поцелуй становился всё более диким, и Ганнибал гортанно зарычал. Уилл обвёл этот звук языком и губами, его ладони скользнули вниз и сжали ягодицы, дёргая на себя. Ганнибал снова судорожно вздохнул, и Уилл поймал, выпил это дыхание, ему нужно было разбить вдребезги этот тщательно контролируемый фасад. Он чувствовал, как эрекция Ганнибала упирается ему в бедро. Да и его собственное возбуждение гудело под кожей, но не оформлялось физически, Уилл не был уверен, что у него вообще полноценно встанет. Этого не случалось со времён той самой комнаты с рогами. — Уилл, — выдохнул Ганнибал ему в рот. — Не говори, — прорычал Уилл, хватая его бёдра и грубо вжимая в стенку, разводя его ноги в стороны. — Я даже не хочу это слышать. Ганнибал почти задыхался, полуприкрытые глаза темнели от возбуждения. Одну его ладонь Уилл убрал со своей спины и зажал между их телами. Он провёл по ней большим пальцем, рассматривая смешанную с возбуждением дрожь, мерцающую на лице Ганнибала. Уилл сжал его пальцы со всей допустимой силой, а Ганнибал сохранял спокойствие, лишь сглатывая от боли, когда Уилл усиливал хватку. Проходящее по телу напряжение свидетельствовало о боли, но через какое-то время Ганнибал принялся глубоко дышать, чтобы ослабить её. А когда Уилл резко согнул запястье, губы всё же приоткрылись в молчаливой вспышке боли. От увиденного член поднялся как по команде. — Ты считаешь, что наши жизни принадлежат тебе, — прошептал Уилл, наблюдая трещины на маске Ганнибала. Он грубо прижал ладонь к стене, налегая на неё своим весом. Ганнибал невольно вздохнул от боли, и этот звук прошёл молнией возбуждения по телу Уилла. — Думаешь, Эбигейл живёт у тебя в кредит, — продолжал он. — Будто шрам на её шее вдруг откроется по твоей команде. Но она не принадлежит тебе, а знаешь, почему? Уилл прижался к самому уху, шлифуя изгибом собственной ладони такое уязвимое запястье Ганнибала. — Потому что твои ладони принадлежат мне. В ответ Ганнибал громко застонал, и не только от боли. — Ты намереваешься превратить меня в нечто, чем я не являюсь? — спросил он охрипшим голосом и почти задыхаясь. Уилл захватил его вторую ладонь и также прижал, теперь надавливая на обе. Он скользнул ногой между разведённых ляжек, только чтобы обнаружить то, что уже ожидал — до невозможного твёрдую эрекцию. Это было восхитительно. — Я уже изменил тебя, — проговорил Уилл, задевая губами ухо Ганнибала. — В тот момент, когда мы встретились, ты изменил свой modus operandi и начал рисковать. Я заставил тебя наращивать обороты. Ганнибал запрокинул голову назад, упираясь в стену. — Да, — выдохнул он. Уилл с силой оттолкнул его ладони, и Ганнибал закряхтел от боли. И тогда Уилл сделал несколько шагов назад. — Раздевайся, — услышал он свой собственный голос. На несколько секунд Ганнибал так и замер, прижав ладони к стене, тяжело дыша и глядя на Уилла. Минута сомнений, размышления о неповиновении. Затем он опустил руки и подвигал ладонями, ощущая возобновившееся оцепенение и боль. И наконец, определившись с решением, принялся раздеваться — снял пиджак и повесил на кресло, ослабил галстук, расстегнул рубашку. Уилл смотрел, как тот обнажает каждый дюйм плоти: седые волосы на груди, плотные мускулы с небольшим жирком на талии и на бёдрах. Наблюдая, Уилл расслабился и ощутил уверенность в себе. Ганнибал был таким послушным, и это опьяняло. Вскоре он был полностью обнажён, а вещи аккуратно сложены на кресле. Член тяжело свисал между ног и подёргивался, стоило Уиллу задеть его взглядом. — На кровать, — приказал Уилл. — На живот. Ганнибал одарил его последним длинным взглядом, прежде чем проследовать в сторону кровати, беззаботно проходя между собаками. Кто-то из стаи с интересом поднял голову, и Зои заковыляла вслед за Ганнибалом, требуя внимания. Уилл присвистнул и отправил их наверх, в ту спальню, которую использовал, когда не был слишком параноидален или слишком пьян, чтобы подниматься по ступенькам. Затем проверил, чтобы все поместились на кровати, и какое-то мгновение Уиллу захотелось свернуться рядом с ними и забыть про Ганнибала. Но в груди горело, да и зов в паху сложно было игнорировать. Уилл был почти удивлён, когда увидел Ганнибала лежащим именно так, как он приказал. Руки были сложены над головой, лицо повёрнуто набок, спокойное и расслабленное во тьме. Он ничего не сказал, когда Уилл забрался на постель полностью одетым, и завёл обе его руки за поясницу. — Такой мягкий и податливый, — прошептал Уилл, становясь на колени рядом с Ганнибалом. — Ты думаешь, я не вижу, как ты мужаешься? — Никогда не знаю, чего ожидать от тебя, — просто ответил Ганнибал, словно его член в этот момент не пытался продырявить кровать. — Временами, как сейчас, например, ты полностью непрозрачен для меня. Одним коленом Уилл упёрся в сложенные ладони. — Ах, — выдохнул Ганнибал, осознавая, что его вздох превратится в глубокий рык, если Уилл надавит всем своим весом. Сам Уилл пробежался ладонью по ноге — от лодыжки до изгиба ягодицы. Сжал плоть, будто бы раздумывая. А затем поднял ладонь и с силой залепил ею по заднице. Ганнибал не издал ни звука, только напрягся, а Уилл наблюдал за тем, как краснеет кожа, нагреваясь от шлепка. Уилл сжал оставшийся след и снова с силой шлёпнул. Звук вышел острым и вполне себе удовлетворительным, вибрация прошла по ладони. Ганнибал прикусил язык, но Уилл уже решил, что развяжет его сегодня. Он бил по заднице и по верхней части бёдер, пока те не обрели ярко-красный оттенок. Менял месторасположение ударов и ритм, заставляя Ганнибала вздрагивать и сжимать задницу в ожидании. Но вот по-настоящему больно было рукам, и Уилл слегка переместил вес, чтобы надавить на них сильнее. Ганнибал открыл в изумлении рот, после того как особо сильный удар застал его врасплох и пришёлся чётко по центру. Удивлённый выдох превратился в стон, когда Уилл грубо сжал задницу ладонью, а затем заскользил ей вверх-вниз по внутренней стороне бёдер, пальцы щекотали мошонку и промежность. Другая рука опустилась ровно между лопаток, усложняя и так затруднённое дыхание. Затем Уилл развёл его ягодицы и шлёпнул прямо между ними. — А-ах, — пробормотал Ганнибал, а следом зашипел, когда Уилл вдавил колено в ладони. — Уилл, ах… Он прикусил готовые сорваться слова. Издаваемые Ганнибалом звуки пробудили полудремлющий в штанах член, побуждая к действию. — Тебе нравится, когда я наказываю тебя, словно ты был нашкодившим мальчишкой? — спросил Уилл. Он произнёс это с насмешкой, но Ганнибал завёлся. Потом Уилл скользнул ладонью вниз и сжал его член, вывернув его так, что тот очутился между бёдер, тяжёлый и горячий от касаний. Большим пальцем нажал на головку, чувствуя влагу. Затем последовал ещё один шлепок, ладонь почти задела яички, и Ганнибал отозвался сдавленным стоном. Уилл вдавил ноготь в одну из наиболее красных и опухших отметин на заднице, наблюдая, как кожа белеет вокруг углубления. Боль доросла до точки, когда Ганнибал начал задыхаться, каждый шлепок отдавался новым стоном или вздохом, и стоило Уиллу только занести руку, как дырочка Ганнибала уже сжималась в ожидании, предчувствуя удар, который ещё не наступил. Уилл бил его снова и снова, пока не заболела рука. Член Ганнибала неуклонно сочился смазкой на простыни. — Уилл, s'il te plait***, — хныкнул он сдавленно. — Хочешь, чтобы я остановился? — спросил Уилл грубо. — Non****, Уилл… — Ганнибал сделал вдох. — Я просто волнуюсь за восстановление… В ответ он только согнулся, перенося почти весь вес на колено, и укусил Ганнибала за ягодицу. Тот закричал, уткнулся лицом в матрас и весь сжался. Кожа лопнула, кровь залила язык, и тогда Ганнибал сделал попытку сбросить его. — А-ах, ах… Уилл! — выдыхал он, содрогаясь всем телом, чтобы силой воли заставить себя не брыкаться в ответ. — Будь хорошим мальчиком и не двигайся, — жёстко сообщил Уилл, оторвавшись. След от укуса был синевато-багровым, и кровь растекалась поверх уже опухшей кожи. На вкус она оказалась потрясающей, солёно-сладкой с крепким медным привкусом. Уилл жаждал ещё. — Пожалуйста, Уилл. Делай мне больно, как хочешь, только… Следующий удар опустился на след от укуса. Ганнибал сжался от носа до пяток, но не издал ни звука. Уилл внимательно наблюдал за его лицом, наслаждаясь тем, как глаза расширялись, а рот открывался в немом крике. Глаза были наполнены слезами. — Беспокоишься о долговременных повреждениях? — продолжал насмешничать Уилл. — Хотя тебе так нравится идея ходить с моими метками на теле. Ганнибал закатил глаза, челюсть напряглась. Было видно, какую боль по-настоящему доставляют прижатые коленом руки, гораздо большую, чем исполосованная ударами задница. И видно, каких усилий Ганнибалу стоило не дёргаться и не бороться. Осознание собственной власти нахлынуло на Уилла тёмными волнами, член топорщился, выпирая из брюк. — Давай, скажи это, Ганнибал, — прошипел Уилл. Тот только плотнее сжал зубы. Уилл шлёпнул его снова, достаточно легко, но задевая член. Ганнибал заскулил, а после ещё одного шлепка по укусу скулёж превратился в громкий вой. — Прекрати, — выдавил из себя Ганнибал. — Пожалуйста, прекрати. Отпусти мои руки. Два пальца прошлись между ягодиц и прижались ко входу. — Значит, таков лимит, на котором ты мне подчинишься? — задал вопрос Уилл. — Как-то мы быстро его достигли. Он потёр пальцем, зная, как раздражает сухое касание и как дразнит при этом лёгкий нажим по ободку. — Следовало бы связать тебе руки и заставить есть с пола, как едят псы. — Уилл… — Ты не умолял бы так смело, если бы у тебя не было возможности сбежать, — проговорил Уилл, сжимая волосы Ганнибала в кулак и одновременно с этим вжимаясь пальцами внутрь. Каким же чрезвычайно плотным он ощущался вокруг пальцев. — Желаешь доказать мне, что не будешь сопротивляться. Что я могу делать с тобой всё, что захочу. Я чувствую, как ты борешься с самим собой. Уилл гаденько усмехался, пошевелив пальцем внутри. Дыхание Ганнибала было на грани, тросы его самоконтроля готовы были вот-вот оборваться. — Чтобы не бороться со мной и моими действиями. Чтобы не трахнуть меня с целью подчинить. Уилл знал, что попал в цель. Внезапно Ганнибал расслабился, вздрагивая всем телом. Пальцы скользнули внутрь по костяшки, и Уилл судорожно втянул воздух. До того, как напряжение пропало, он даже не думал, что могло быть так просто. В любом случае эта расслабленность позитивный знак подчинения со стороны Ганнибала. — Хороший мальчик, — прошептал Уилл, поглаживая его изнутри. Ганнибал был до невозможного горячим и бархатистым, пульсируя вокруг пальцев Уилла. — Уилл, — застонал Ганнибал. — Я знаю, что больно. Ещё немного. Ганнибал глубже вдавился в кровать, приподнимая бёдра, насколько было возможно в его ограниченном положении. — S'il te plait, — выдохнул он, но бороться перестал. Наконец Уилл убрал колено с ладоней, и звук смешанного с болью облегчения был ещё более прекрасен, чем все предыдущие, вместе взятые. Ганнибал едва дышал, лоб был покрыт потом, а ладони даже не двигались. Уилл выскользнул из Ганнибала, и тот издал возмущённое фырканье. Затем он уселся между его разведённых ног и уложил руки по обе стороны от туловища. — Забери их, если пожелаешь, — достаточно резко сказал Ганнибал, оглядываясь в сторону Уилла. — Открой зажившие раны. Травмируй меня. Прикажи мне не притрагиваться к тебе без разрешения, и я буду настолько же осторожным, как следовало бы быть Мидасу. Только не останавливайся. Пыл произнесённых слов лишь раззадоривал Уилла, обжигал прямым солнечным светом, и внезапно игнорировать своё собственное возбуждение стало невозможно. — Блять, — прошипел Уилл и наклонился, чтобы лизнуть след от укуса. Мускусный запах, возбуждение и кровь на языке, горячая кожа под губами. Он стонал и засасывал рану, жадно двигаясь ртом в сторону члена и яичек. Стоны Ганнибала были откровенно бесстыжими. Никогда прежде Уилл не помнил, чтобы тот был настолько же громким или доходил до ругательств на иностранных языках. Даже на пике собственного возбуждения Ганнибал никогда не звучал настолько сломленным, как сегодня, никогда не дрожал так, словно ладони Уилла пылали огнём. Никогда не поддавался. Никогда не умолял его трахнуть. И пусть Уилл знал только местный французский, но понял даже слишком многое. Он сжал свой собственный член через штанину и укусил Ганнибала за ляжку. Торопясь и сгорая от жажды, едва нащупал застёжку на ширинке, затем быстро приспустил брюки и несколько раз огладил собственный член. Искры прошли вдоль позвоночника. Издав разочарованный стон, он принялся стаскивать с себя брюки и бельё. — Baise-moi*****, Уилл, — взмолился Ганнибал, приподнимая задницу с кровати. Открывшийся Уиллу вид обжигал его изнутри: красные, испещрённые синяками бёдра и задница, кровавые следы зубов на ягодице, член, трущийся об измазанную предэякулятом простынь. Уиллу не хватало воздуха. — Га… Ганнибал. Бёдра вздёрнулись как по команде. Уилл занял нужную позицию и скользнул членом между ягодиц, прижимая Ганнибала снова к кровати. Если он войдёт в плотное тело прямо сейчас, то не продержится и минуты. — Скажи это, — прорычал Уилл. — Попроси меня. В ответ Ганнибал снова поднял задницу, пристраиваясь к члену. — Прошу тебя, Уилл, — сказал он, и в голосе не было ни единой фальшивой нотки. — Пожалуйста, трахни меня. Я нуждаюсь в твоём члене. Он нужен мне… Ганнибал едва не всхлипывал. — Нуждаюсь в тебе. Во всём. В чём угодно. Возьми меня. Просто… пожалуйста, не оставляй меня. Уилл жёстко прикусил губу и обхватил член ладонью. Он вдавился им прямо в отверстие, сухое и едва растянутое. Толкнул истекающую смазкой головку, но недостаточно сильно, чтобы проникнуть внутрь, просто заскользил вверх и вниз, не попадая по цели. Но так тоже было хорошо, чисто чтобы растянуть удовольствие. Он доводил Ганнибала до сумасшествия, не давая желаемого, раздразнивая его анус, только чтобы снова пройти мимо. Ганнибал издал отчаявшийся, злой, животный звук. Он потянулся назад безвольной рукой и попытался открыть себя для Уилла. В результате толкнув внутрь по одному пальцу с каждой руки, он растянул тугое отверстие так, что Уилл смог увидеть внутренние стенки. Затем головка члена прошла прямо между пальцев, и тогда Уилл кончил, заливая его семенем снаружи и внутри. Он толкнулся в него буквально на дюйм, а затем вышел, чтобы наблюдать, как сперма обильно заливает вход. Свершившийся оргазм овладел всем телом Уилла, проходя аж до кончиков пальцев на ступнях. Казалось, это никогда не кончится, всё его существо содрогалось, пока он кончал и кончал. Ганнибал захныкал, когда его пальцы скользнули внутрь, ощутив залившую анус сперму. Уилл убрал их, заменив тремя собственными, он разрабатывал Ганнибала грубо и беспощадно, пока не нащупал тугое уплотнение простаты. Другой рукой обхватил его член, грубо надрачивая, и через минуту Ганнибал тоже кончил, издав слабый, едва слышный стон. От того, как он сжимался в этот момент вокруг пальцев, у Уилла закружилась голова. Наконец Уилл отстранился, усевшись на пятки и чувствуя себя полностью измотанным. Ганнибал лежал под ним безвольным телом, только ноги и плечи подрагивали в посторгазменных конвульсиях, а потом движения стихли. Уилл жаждал обнять его и покрывать поцелуями изнывающие от боли ладони, но при этом желании возникала такая знакомая желчь — сплетение вины, ярости и сомнений, а ещё отвращения. И все эти чувства сливались в единую уродливую потребность, которую Уилл пытался искоренить в себе так долго, как только мог вспомнить. Внезапно он возжелал, чтобы Ганнибал это тоже увидел. Уилл лёг рядом и подтолкнул его набок. Его не испугало, что Ганнибал молча плакал, пусть он никогда и не видел этого прежде. Уилл не смотрел, Уилл чувствовал. Были это зеркальные нейроны или что другое, глаза его также наполнились влагой, а грудь сжалась от боли, которую они оба разделили. Своим внутренним зрением Уилл видел, как Ганнибал ронял фарфоровую чашечку, как осколки разлетались по полу; как он наблюдал, как ждал и чувствовал себя отвергнутым. Но на этот раз Ганнибал склонился и сгрёб черепки, пытаясь собрать их вместе. Его ладони кровоточили. — Ты уронил меня, — прошептал Уилл, слеза стекала по щеке. Ганнибал потянулся и огладил его щеку вялой ладонью, большим пальцем смахивая слезу. Уилл удержал его руку, притянув к себе. — Да, это так, — ответил он, в кои-то веки его слова казались до невозможного хрупкими. — Но даже кусочки тебя прекрасны. Каждая новая, острая как лезвие грань — великолепная и сверкающая. Твоя жестокость это благословение. И если это всё, что ты способен мне дать, я буду питаться этим до конца моей жизни. — Только не уходи, — договорил Уилл за Ганнибала не высказанные им слова. — Потому что я не хочу убивать тебя.