Тесное сотрудничество

Если бы Гэвин захотел, он бы уже давным-давно пустил пулю в лоб своему напарнику-андроиду, однако решительно отчего-то этого не делает. Хотя… Если так задуматься, то всё равно так и так не вышло бы: если попытаться навредить или отнять более-менее осмысленное существование у RK900, то тысячи лет рабства не миновать. Столько денег на возмещение придётся возвращать, что даже к старости лет не отплатишь потом. А Гэвину это надо? А Гэвин в проблемах такого масштаба не нуждается. Лучше уж, к великому сожалению детектива, потерпеть андроида в качестве напарника (что, кстати, удаётся с великим трудом и типичными колкими фразами), нежели оказаться в полной заднице. Гэвин старается теперь как можно меньше думать о работе дома, так как до сих пор в ушах противно отдаётся смех лейтенанта Андерсона. Этот сукин сын ржал громче всех и ещё долго не мог совладать с собой, всё никак не мог оторжаться, срань господня. Весь отдел в целом просиял от новости, что наконец у провокатора вроде детектива Рида появился напарник, ненавистный андроид. Кто-то молча выражал свою гаденькую радость, кто-то не сдерживался и вступал позже в стычки. Всё переворачивалось вверх дном, лучше и не скажешь. Если бы Гэвин захотел, он бы набил морду каждому из своего отдела, кто втихаря насмехается над ним или делает это в открытую, однако ничего подобного решительно не делает: не хватало ещё оказаться в кабинете капитана Фаулера из-за массовых жалоб. А как хотелось бы, как хотелось бы, чёрт возьми! Первые дни сотрудничества проходили довольно смутно и с одной стороны даже невинно: RK900 был учтив с детективом, приносил ему кофе, даже укрывал на одном из заданий от ливня зонтом. И даже если детектив назло пытался провоцировать своего напарника, этого не выходило. Иногда Ричард как будто специально приносил по пять пластиковых стаканчиков кофе, чтобы Рид едва ли не полностью обложился им за рабочим столом. А далее в прямом смысле этого слова Ричард каким-то боком «девиантнулся». Да, чёртов Гэвин добился своего, он даже мог бы похлопать самому себе, однако из-за девиантного поведения возникали трудности. Ну откуда он мог знать, что андроид проявит к нему интерес? Причём нехилый такой, чуть ли не с намёками на отношения. Такого рода мысли не дают покоя до сих пор, не отпускают и всякий раз находят повод воскресить всё от и до в памяти, чтобы если отложилось, то отложилось на всю жизнь, а как же иначе.

***

— Я же сказал: отвяжись от меня, ушлёпок. Гэвин ставит одной своей фразой большую, нет, лучше сказать, громадную и жирную точку. Ему больше не хочется быть зависимым от Ричарда в прямом смысле этого слова. Чувства, ощущения перемешиваются с разумом, мешают здраво мыслить. Гэвин считает, что так больше продолжаться не может. Он хочет и дальше по-своему чмырить напарника, провоцировать его и ничего за это не получать, конечно же, кроме молчания или же каких-нибудь незаурядных ответов андроида. Ричард, конечно же, всё понимает. Понимает, но не может отпустить, как будто снова превращается в бездушную, учтивую машину, когда без эмоций смотрит на напарника, сидящего напротив за рабочим местом. — Вы бы вначале разобрались в себе, детектив Рид. — Взгляд у Ричарда всё такой же безжизненный, и голос ровный. — Знаешь что, лучше сделай мне кофе и не мешайся, а не то пожалеешь. Гэвин удерживает нарочито долго пронзительно-убийственный взгляд, дабы дать понять, что он не в расположении духа, чтобы выслушивать какую-либо психологическую муть, предписанную программой. Ричард повинуется подобно послушной, нисколько не девиантной машине, и это здорово пугает, заставляет действовать на нервы. Так продолжается весь рабочий день — девиация будто бы была стёрта из памяти RK900, он не говорит ничего лишнего, соблюдает определённую дистанцию, как ему и положено, не путается под ногами и в целом разглагольствует только по делу — только по работе. Гэвин в ебучем замешательстве: на него что, затаила обиду какая-то сделанная из пластмассы машина, решив притвориться исправным андроидом? Или как это ещё по-другому понимать? Ричард точно так же, как и всегда, провожает напарника до дома, хотя в этом нисколько нет необходимости. Детектив пропускает провожающего молча в дом, а когда закрывает слишком громко и импульсивно дверь, притягивает грубо и резко Ричарда за его большой воротник, тянется губами к чужим и без робости или сомнений вовлекает в поцелуй. Он выходит жадным, торопливым, как будто у голодного отбирают мало-мальский кусок пищи. Вот до чего его довёл этот сраный андроид, чтоб его. Больше, кажется, нет причины искать шаги отступления, когда чувства сильнее внутренней горечи. Даже прогорклый ком, некогда бывавший в начале рабочего дня, постепенно пропадает. RK900 явно оживляется, а сбои выбиваются настолько часто, что он замирает и не может ответить на поцелуй. Диод мигает то жёлтым, то красным. Гэвин отпрянул. Усмехается при виде такого Ричарда — растерянного, не знающего что делать и явно получающего очередные уведомления о том, что в его системах всё пошло по пизде. — Что, тебя закоротило? — Не слишком сильно, но ощутимо толкает его в плечо, чтобы очнулся наконец. Лучшим ответом служит то, как Ричард притягивает Гэвина к себе, заключая в крепкие объятия. Гэвин хочет довести, довести до ещё большего программного сбоя и потому шепчет на ухо: — Будь моим девиантом. Рид добивается своего, потому что диод в разы быстрее стал мигать то жёлтым, то красным. Лицо от этого становится довольное, нисколько не злорадное, кто мог бы подумать. Рида не пугает молчание его девианта, потому что он чувствует повисшую в воздухе решимость. Его целуют кусаче, не собираясь щадить. Нижняя губа прокушена, по подбородку стекает небольшая струйка крови. Плевать. Плевать на весь мир, на всех андроидов, на всех протестантов, когда ты находишь для себя вдруг своего девианта. Иногда, бывает, не так уж и страшно оказаться зависимым, как это может показаться. Гэвин отвечает на поцелуй и тоже всячески старается укусить в процессе Ричарда. Всё буквально расплывается перед глазами. Гэвина припечатывают к стене, тем самым отнимая возможность вырываться или начать отстраняться, но тот этого не делает, только сильнее с намёком на провокацию вжимается в тело Ричарда. Куртка с Гэвина тут же откидывается, а следом и остальная ненужная для такого момента верхняя одежда. Джинсы снимаются второпях уже их владельцем, боксёры же остаются пока что нетронутыми. Рид уже хочет и их снять, но как бы не так: Ричард останавливает его, щурится хитро, медленно проводит по паховой области, провоцируя ещё большую твёрдость нарастающей эрекции, на что слышится шипение, полное одновременно недовольства и желания продолжить. Андроиду приятно видеть в глазах своего человека нечто большее, чем просто похоть. Ему хочется думать, что Гэвин не станет на следующее утро таким же, как и всегда, — колючим, раздражительным, не подпускающим к себе. Никто из них в процессе прелюдии не задаётся вопросом: «Что, прямо здесь, в коридоре, серьёзно?». Становится всё равно, где находиться. Кому какое дело, когда жар губ Ричарда распространяется по всей поверхности горла Рида, язык влажной лентой задевает нарочито медленно кадык, поднимаясь к подбородку. На шее, ключицах и плечах расцветают яркими пятнами засосы, перекрывая некоторые — поблекшие. Всё это вкупе с поцелуями заставляет вызвать начавшее тяжелеть дыхание. Гэвин обнимает его за шею, их глаза встречаются, и он чувствует, как тонет, падает тяжёлым камнем вниз. Ричард не торопится, Ричард хочет и сам довести Гэвина, как тот довёл и его. Обводит пальцами одной ладони ореолы сосков, между тем другой обхватывая талию. Он потирает их меж пальцев, из-за чего снова слышится шипение, затем понимающе улыбается одними уголками губ и решает прильнуть то к одному, то к другому губами и языком, иногда посасывая. Пальцы ладоней детектива зарываются в порыве страсти в волосы андроида, оттягивают слегка пряди, поглаживают. Стоять становится очень сложно. Если они так продолжат, то кто-нибудь из них точно упадёт на пол, и придётся продолжать там, так как вряд ли кто-то согласится при таком раскладе направляться в гостиную или спальню. Ричард понимает без слов, видит, как его партнёр подрагивает и едва может стоять на ногах. К чёрту спальню, к чёрту гостиную и даже кухню. Так для себя решают они оба, когда уже подходят ближе к краю бездны, когда RK900 подхватывает прижатого Рида под бёдра, припечатывая его к стене чуть сильнее, давя своим весом. Ноги подхваченного обвивают поясницу, а руки — шею. Они не слишком сильно торопятся, оттягивают момент более близкого контакта, как только могут, чтобы ещё дольше насладиться касаниями друг друга. Поцелуи покрывают ключицы, а также скулы, подбородок. Всё лицо Гэвина оказывается вмиг зацелованным. Всё это слишком. Даже для него. Однако если он отринет всё то, что между ними, значит, будет обманываться. Обманывать себя. Он целует Ричарда за ухом, затем награждает шею поцелуем-укусом и, кажется, уже не может остановиться, чтобы не кусать его всего, а точнее, кусать там, где он может достать. Неожиданно даже для самого себя RK900 высвобождает одну ладонь Рида, чтобы прижать её к стене своей ладонью, снявшей скин. Так андроиды-девианты выражают свою привязанность, любовь? В любом случае это трогает, из-за чего два сердца — человеческое и андроидское — начинают биться в разы сильнее, а их взгляды, полностью затуманенные, прикованы друг к другу. Проходит всего миг — они уже сливаются в поцелуе, и вместе с этим Ричард с осторожностью вторгается в разгорячённое нутро Рида, заставляет того откинуть голову, тем самым упираясь затылком в стену. Он не видит ничего перед собой кроме своего девианта, а их ладони так и остаются в прежнем положении. Его мучают нежными движениями «туда-сюда» внутри, самым медленным темпом, а иногда и таким, что член Ричарда почти выходит и тут же резко вбивается. Детектив ещё сильнее жмётся к нему, кусает слегка за ухо, оттягивает мочку, посасывает. Темп движений становится всё более размашистым, иногда и вовсе до одурения замедленным, что если бы мог, Гэвин бы с радостью подавался бы навстречу. Стоны, рваные выдохи и тяжёлое дыхание заполняет пространство. Больше нет нужды сдерживать свою реакцию друг на друга из чувства гордости. — Ричард, я… Андроид снова всё понимает: он поцелуем, полным нежности, принимает и забирает к себе в качающее тириум сердце признание Рида. Последний прикрывает глаза, шепчет, чтобы Ричард ускорился. В Гэвина вбиваются так, что он едва способен дышать, дыхание становится всё более прерывистым, а стоны переходят в хрип. Горло будто бы изнутри обожжено вырываемыми из-за резких толчков андроида стонами, по которой причине, кажется, он заметно охрип. Перед глазами от эйфории расплывается, становится градиентом. И если это всё по-настоящему, то пусть он проснётся рядом со своим напарником, из-за которого над ним насмехается весь отдел, а Фаулер выражает отчасти непонимание, мол, андроид никогда не помешает следствию дел. Становится невыносимо жарко, стоны превращаются в полноценный хрип и Гэвин чувствует, как содрогается, цепляется ладонью ещё крепче за плечо Ричарда, а другая ладонь, прижатая к стене, получает от партнёра невесомый поцелуй и ниже, к запястью.