Возвращение.

      Инотвэнд ходит взад-вперёд около входа в дом, ожидая прихода Вэрдиннан. Дверь открылась, на пороге стояла она. Инотвэнд тут же бросился к ней. – Ну, что? Она взяла письмо? – Да, но с большой неохотой, она назвала тебя бесчестным человеком, что оправдано. И я не думаю, что она его прочтёт, скорее всего, она его просто выбросит. – И что ты предлагаешь делать? – Скоро Йоль. – И что? – Ты мог бы сходить на праздник на площади Стормаркнадсомродеторг. Ни один житель нашего лэна не отметит Йоль, не придя туда, скорее всего, Ингефэра будет там. – Выйти на улицу? Я на голову больной, что ли? Я ненавижу их, они дики, злы, эгоистичны, аморальны, похотливы. – Но ведь ради любви надо хоть чем-то жертвовать. – Я не люблю её, а хочу извиниться. – Не ври мне. Я видела, как ты смотрел на неё. И я видела черновик твоего письма, где ты объяснялся ей в любви. Правда, я-то знаю, что ты не знаешь, что такое любовь. – Почему же? – Чтобы знать, что такое любовь, её надо испытать на себе. И ещё кое-что. Тебе надо перед ней извиниться не за то, что ты «открыл ей глаза» слишком резко, а за то, что ты её оскорбил, даже не узнав о ней ничего. Ты уверен в своей правоте, но ты неправ. – Ладно, оставь меня.

***

      Наступил Йоль. Весь город наполнился ожиданием некого чуда, все ждали возвращения бога Солкунгена, который должен был согревать замёрзшую землю и пробуждал жизнь в семенах, хранившихся в её лоне всю долгую зиму. На ярмарках торговали сидром, элем и глёггом, на всех площадях города разжигали огромные костры, вокруг которых водили хороводы. Каждый дом был украшен омелой или плющом, дети ходили с яблоками, гвоздикой и стеблями пшеницы, посыпанными мукой. Люди пели разные хвалебные песни. Все они были преисполнены радостью, но только не Инотвэнд. Это раньше он любил сей праздник и с удовольствием отмечал его по всем правилам. Но, однажды, в канун Йоля, его родители не вернулись из своего путешествия на южное побережье. Никто не знает, что произошло с ними, но жизнь Инотвэнда полностью изменилась. С тех пор прошло пять лет. Инотвэнд впервые за несколько лет выходит на улицу, чтоб попросить прощения у Ингефэры.       На улице было темно и холодно. Это был самая длинная ночь в году. Несмотря на все предостережения Вэрдиннан, Инотвэнд оделся слишком легко для такой погоды. Они шли по улице, и Инотвэнду было не по себе, он очень давно не видел столько людей вокруг себя. Ещё его пугало, что все они и он сам, двигались в одном направлении. Они пришли на площадь Стормаркнадсомродеторг, на которой проходили главные мероприятия Йоля. Там собрался весь город, и Инотвэнд чувствовал себя некомфортно в этой толпе людей. Разожгли костёр – начиналась кульминация всей Йольской недели. Каждый должен был подойти к этому костру и зажечь его пламенем свечу в торнльюсстакаре. Этой свечой полагается поджечь ясеневое полено, предварительно политое элем или сидром и посыпанное мукой, и загадать желание. Есть поверье, что если огонь на полено передаётся быстро, то желание сбудется, а если полено не горит, то новый год будет безрадостным и тяжёлым. Зажжённое полено следует бросить в костёр. Инотвэнд взял полено и попытался зажечь его об свечу, повторяя про себя: «Ekkungen, Solkungen, Livets Givare, må denna logg vara min gåva till dig i utbyte mot min önskan. Snälla, låt Ingefära förlåta mig och låt mig förklara mig för henne» (9). Однако, как бы Инотвэнд ни старался, полено не загоралось. Вскоре он остался последним, кто не бросил полено в костёр. Многие люди искоса глядели на него, как на неудачника. Окончательно отчаявшись, он подошёл к Вэрдиннан и отдал ей полено. – Вэрдиннан, держи, выбрось его в реку, – он достал из кармана кошель и отдал несколько купюр, – и, да, возьми эти деньги, купи чего-нибудь. – А что ты? – спросила она у Инотвэнда. – А я пойду, погуляю по городу.       Он ушёл с площади в сторону моря. Вэрдиннан, будучи суеверной, решила попробовать зажечь полено Инотвэнда ещё раз. Полено, к её удивлению, зажглось очень быстро. Вэрдиннан поспешила бросить полено в костёр, и пошла на рынок. Тем временем Инотвэнд спускался к набережной. Он был переполнен чувствами – он впервые за несколько лет вышел в город и в ту же ночь потерял всякую надежду на возвращение в общество. Он сел на скамью в парке и достал бутылку глёгга, которую он всегда носил с собой. Открыв её, он поднёс ей к носу, чтоб учуять тот пряный запах корицы. Все свои проблемы и переживания он запивал глёггом. Он начал пить его прямо из горла, запрокидывая голову вместе с бутылкой так, что прохожие косо смотрели на него, будто на вышедшего из кабака пьяницу, решившего продолжить свой праздник на улице. Глёгг вскоре кончился, однако его Инотвэнду показалось мало, и он решил заглянуть на ярмарку, где торговали сидром и пивом. Он уже был немного пьян, от него несло характерным запахом вина и корицы, он не мог держать себя на ногах, отчего привлекал к себе неодобрительные взгляды окружающих. Несмотря на многие препятствия типа камней, выступающих из брусчатки, он дошёл до ярмарочной площади. Один из торговцев продавал эль с сидром и вяленую свинину для йольских обрядов. – Будьте добры, – пытался скрыть свою нетрезвость Инотвэнд и протянул ему бутылку, в которой ранее был глёгг, – я хотел бы купить у вас три халвпота (10) сидра. – Да, конечно, – торговец налил сидр в бутылку, – с вас пятнадцать эре. – Благодарю, – Инотвэнд протянул ему деньги.       Получив желаемый сидр, он направился в парк Винтертрэдгорд. По дороге он несколько раз чуть не упал, отчего все прохожие сторонились его, и он шёл так, будто поток людей обтекал его как конный экипаж. Наконец он пришёл в тот парк. Всё пространство парка было усыпано снегом, лишь аллеи были избавлены от него. Всякое дерево, будь то дуб, бук, берёза или же клён, было покрыто инеем и изморозью, который при содействии снега на земле становились источником света, отражая необычайно яркий свет белой луны, время от времени скрывавшейся за тучами. Инотвэнд был очарован этим великолепием, он очень давно не был на улице и давно не наблюдал таких видов. Он сел на скамью и поднял глаза вверх. Сейчас он не производил впечатления того пьяного и шатающегося человека, каким казался несколько минут назад. Инотвэнд открыл бутылку с сидром и отпил немного. – En stor stjärna har stigit, – протяжно запел он, – månen lyser istället solen. Solkungen återvändit, – он сделал ещё несколько глотков и продолжил петь, – och kommer tillbaka våren. Kärlek lovar en ny vår. (11)       Запрокинув голову, он сделал несколько глотков из бутылки. Сделав так ещё несколько раз, он продолжил петь. Это был древний языческий гимн, прославлявший приход весны и возрождения всего. Однако, текст повествовал о любви, отчего на глазах Инотвэнда стали наворачиваться слёзы, а пение превратилось в жалобный стон. Когда он уже не мог продолжать петь, он допил свой сидр и выкинул бутылку. В детстве Йоль был самым любимым праздником. Он очень любил всё волшебное, сверхъестественное, и Йоль давал ему это. Но в четырнадцатый его Йоль его жизнь разрушилась со смертью его родителей. Четыре года этот день был для него днём траура, и вот в свой девятнадцатый Йоль Инотвэнд решил отметить его как праздник. Но сегодня он опять получил в подарок от Йольтомтена и карлика Йольниссаара лишь разочарования.       И так он сидел бы, глядя вокруг ещё очень долго, если б не увидел студентов, идущих, занимая всю ширину аллеи. От этой толпы исходил невыносимый для Инотвэнда гул, и он крикнул на них. Они ушли довольно быстро, но шум ещё долго отдавался в голове Инотвэнда невыносимой болью. Прошло немного времени, у Инотвэнда уже перестало звенеть в ушах. Была глубокая ночь, и все тучи разошлись, отчего на небе были видны все звёзды. По аллее к Инотвэнду шли две девушки в студенческой форме. Они о чём-то говорили между собой, не обращая внимания на него. Прислушавшись к их разговору, он услышал знакомый голос и тут же опустил голову, чтоб проверить, не врут ли его уши. Инотвэнд от удивления вздрогнул и широко раскрыл глаза – мимо него проходила Ингефэра. В эту ночь она была поистине прекрасна. На ней была синяя дублёнка с белой подкладкой, идеально подходящая под окружающий её пейзаж. Прекрасные рыжие волосы её были заплетены в косу с левой стороны головы, как велели традиции северной части страны. Он тут же протрезвел и позвал её по имени. Она обернулась и тут же, отведя взгляд, ускорила свой шаг. Инотвэнд понял, что если сейчас он не побежит за ней, то вряд ли он когда-либо ещё сможет с ней поговорить. В этот момент вся гордость его, всё тщеславие, эгоизм, гордыня, высокомерие и эгоцентризм, доселе господствовавшие над его разумом, потерпели полный крах и уступили место его жажде любви и жалости к самому себе.       Инотвэнд подскочил с места и побежал к Ингефэре. Запнувшись, он упал в снег, но тут же встал, и, не отряхиваясь, побежал дальше. Весь его сюртук был в снегу, снег забился к нему за ворот и обжигал его шею. Догнавши Ингефэру, он окликнул её. Инотвэнд упал на колени. Он собственноручно унизил себя самого и это была максима возможности его бессильной воли – единожды унизиться перед кем-то и просить о прощении, дабы вызвать жалость. – Min kära Ingefära (12), – произнёс Инотвэнд с дрожью в голосе, – простите меня ещё раз за произошедшее в моём доме. Простите за то, что оскорбил Вас, за то, что оклеветал Вас, за то, что посягнул на Ваше девственное тело. Понимаю, что я уже наскучил Вам, и Вы меня никогда не простите, но позвольте же мне поговорить с Вами. После встречи с Вами я был занят вопросами о том, каким и зачем я должен быть. И я пришёл к единственному ответу – я не должен быть таким, какой я есть сейчас, я должен измениться, ибо, обличая всех в их пороках, я сам не избавлен от них, напротив, я гораздо хуже многих людей. Я гораздо хуже Вас. Я посмел вас оклеветать, толком не узнав кто Вы. И я был неправ в том споре, что завязался между нами. Я посмел выгнать вас из своего дома на улицу. Я – горделивый эгоист и жалкий трус, помешавшийся на каких-то высоких моральных ценностях, – последние слова он произнёс с некой иронией в голосе, – забыв при том об истинной моральности человека. Я сам себе противоречил и видел себя эталоном человека, хотя на самом деле был последним идиотом. Зато я понял, как я дошёл до настоящего моего состояния. Я никогда не имел друзей, всю жизнь я был один и был всею душой привязан к своим родителям, которые, однако, также были холодны. И вот одной ночью в мой дом постучались Вы. Я был взволнован Вашим появлением, ибо раньше я никогда не видел девушку столь близко, я в тот раз впервые общался с представительницей противоположного пола, и, быть может, это и предопределило моё поведение в тот день. И всё это я осознал благодаря Вам. Не появись Вы в моей жизни, я бы до сих пор прозябал бы в своём кабинете питая свою ненависть к людям. Я слишком жалок, поелику труслив, похотлив, напыщен и горделив, чтоб самому прийти к осознанию себя таковым. Я прошу вас лишь об одном. Я прошу Вас помочь мне окончательно стать человеком, ибо без вас я не смогу ничего сделать и так и останусь таким же жалким человекоподобным существом без смысла и воли к жизни. – А ведь вы правы, – наконец ответила она, – вы действительно очень жалкий человек, если готовы так унижаться перед человеком, прося извинений. Я прощаю вас, но вы слишком сильно меня оскорбили, чтоб я продолжила общение с вами.       Она отвернулась от него и вместе с подругой пошла дальше по аллее. На глазах Инотвэнда, до сих пор сидящего на коленях и смотрящего вслед уходящей Ингефэре, навернулись слёзы. Они уже начали бежать по его щекам, а сам он издавал протяжные, еле слышные стоны, как вдруг поднялась сильная метель, и Ингефэра больше не была видна его взору. Метель эта была не из снега, но из мелкого града, и каждая льдинка обжигала его лицо. Не имея боле сил бороться с плачем своим и метелью, он упал лицом в сугроб, искренне надеясь, что замёрзнет и умрёт здесь.