The Marrying Type

      Следующие несколько часов они провели, жалуясь на боль под уходом раздраженной Ани. Октавия и Линкольн проснулись с убийственным похмельем, но сумели сесть в такси и добраться до дома, чтобы привести в порядок свою умирающую печень и стучащие мозги. Мерфи долго валялся без дела, жалуясь на боль, хотя у него и не было такого же сильного похмелья, как у троицы (Аня не в счет, поскольку у нее вообще не было похмелья), которая на протяжении двенадцати часов почти не отрывали губ от алкоголя. Когда Беллами, наконец, проснулся, Мерфи помог ему добраться до такси, заранее поблагодарив всех за веселую ночь, но и прокляв Рэйвен за то, что она влила столько алкоголя в Беллами, который теперь до конца дня будет раздраженным и не будет думать ни о чем, кроме рвоты и желания умереть.       Лекса сползает вниз по лестнице через некоторое время после того, как Аня заставила их встать, и перетаскивает все одеяла в доме к креслу, в которое в итоге и зарывается. Аня вначале ворчит, но затем возвращается к ней с ведром и стаканом воды.       Кларк же отказывается покидать пол в ванной. Аня не смогла заставить ее сдвинуться с места.       — Лекса, можешь, пожалуйста, сходить за Кларк? Она замерзнет, если так и будет лежать на холодной плитке.       Лекса ворчит и еще глубже зарывается в свои одеяла.       — Аня, отъебись.       Но Аня не намерена сдаваться.       — У нее начнет болеть спина.       Лекса стонет.       — Аня, я буквально умираю. Оставь меня в покое.       Аня вздыхает и возвращается на второй этаж, чтобы проверить Кларк. Однако, прежде чем она успевает войти в ванную, она слышит несколько сдавленных всхлипов и тут же разворачивается, практически бегом возвращаясь в гостиную, чтобы поднять Лексу.       — Твоя жена плачет. Исправь это.       Эти слова заставляют подняться Лексу быстрее, чем ожидала Аня. Гора одеял слетает с нее, когда она бросается наверх, но ей приходится сделать короткую остановку, чтобы комната перестала так сильно вращаться, и после этого она, спотыкаясь, мчится по лестнице и в ванную. Она обнаруживает Кларк, свернувшуюся калачиком в ванне; с ее щек стекают слезы, которые, несмотря на все ее попытки их остановить, придают ей еще более подавленный вид. В тот же момент, когда она видит ее в таком состоянии, Лекса чувствует, будто ее ударяют под дых — она понятия не имеет, почему Кларк плачет, только то, что она плачет, и что она должна ее успокоить.       — Кларк?       Кларк вскидывает голову и удивленно и почти шокировано смотрит на Лексу, будто не ожидала ее здесь увидеть. Она открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, но обнаруживает, что у нее во рту пересохло настолько, что она не может вымолвить и слова. Лекса понимает это и берет стакан воды, даже не замечая, как у нее стучит в голове и скручивает живот. Все, что имеет для нее значение, — это тот факт, что Кларк чем-то расстроена.       — Хочешь вылезти из ванны?       Кларк кивает и встает, а Лекса обнимает ее за талию, чтобы помочь. Они обе ослабели от голода, но даже в таком состоянии Лекса стискивает зубы и держит на себе почти весь вес Кларк. Она выводит их из ванной к их кровати, на которую Кларк почти сразу же падает, увлекая за собой Лексу.       — Что случилось, Кларк? — осторожно спрашивает Лекса.       Кларк прикусывает губу и вздыхает.       — Это... боже, пожалуйста, только не злись.       Теперь же Лексу окутывает страх.       — Что случилось?       — Я потеряла свое кольцо.       Все сценарии в голове Лексы — измена, уход, развод — разлетаются вдребезги, оставляя ее совершенно сбитой с толку.       — Ты потеряла свое кольцо?       — Так и знала, что ты будешь злиться. Я просто... я не могу его найти, я...       Лекса выпускает смешок, и Кларк в растерянности застывает.       — Почему ты смеешься?       — Я не злюсь, Кларк. Я думала, что ты уходишь от меня, или умираешь, или еще чего похуже. Ты плакала, Кларк. Я была в ужасе.       — Но я не могу найти свое кольцо!       Лекса нежно ее целует, игнорируя тот факт, что изо рта обеих пахнет рвотой, и улыбается.       — Повернись.       Кларк недоуменно моргает.       — Что?       — Посмотри на тумбочку.       Кларк вытягивает шею, и Лекса слышит тихий вздох, когда та замечает кольцо, аккуратно оставленное на углу тумбочки. Она подползает, чтобы взять его, и надевает так быстро, как только может, краснея от смущения. Лекса мягко смеется, и Кларк стонет, легонько ее пихая и бормоча:       — Ничего не говори.       Лекса наклоняется, обхватывая руками ее мокрые от слез щек, и осыпает их поцелуями.       — Ты идиотка, — бормочет она. — Но слишком милая.       Кларк морщит нос и хмурится.       — От тебя пахнет блевотиной.       Лекса мычит и снова ее целует.       — И от тебя.       — Нет, Лекса. Я имею ввиду, что если ты придвинешься чуть ближе, меня вырвет прямо на тебя.       А затем она соскакивает с кровати и возвращается в ванную, а Лекса, спотыкаясь, следует за ней, все еще чувствуя себя так, будто ее переехал грузовик, но также чувствуя тепло и счастье в груди от очаровательности своей жены. Она более чем рада сидеть рядом с ней, держать ее за волосы и гладить по спине, пока та извергает свои внутренности и проклинает свою жизнь, хотя через некоторое время витающая в воздухе вонь напоминает ее желудку о том, что и у него не все хорошо, и они меняются ролями. Но даже так, ни одна из них не обращает на это слишком много внимания, и в итоге они обе отключаются на полу в ванной; Лекса цепляется за грудь Кларк так, будто боится, что она поскользнется даже в горизонтальном положении и упадет.       Аня заходит к ним чуть позже, чтобы укрыть их одеялом и положить подушку под голову Кларк, а также поставив рядом с ними два стакана зеленого сока, уменьшающего похмелье, зная, что у Лексы хватит ума заставить их обеих переварить его и, таким образом, направить их на быстрый путь к выздоровлению.       Она так усердно принимается убирать квартиру, периодически проверяя, чтобы две женатых идиотки спонтанно не умерли, что почти совсем забывает о Рэйвен.       Почти.       — Черт.       Она спешит обратно в квартиру Рэйвен и с помощью собственного ключа тихонько проскальзывает внутрь, не совсем уверенная, что ожидает ее за дверью.       Она ожидала рвоты и стонов, мучений и проклятий, и, конечно, злость из-за того, что ее «быстрый» визит в квартиру Кларк и Лексы затянулся более чем на два часа.       Но она не ожидала обнаружить Рэйвен, лежащую посреди кухонного островка в одной футболках и боксерах Ани, поедающую крекеры и напевающую мелодию «Как тесен наш мир». Нет, она определенно этого не ожидала, и это зрелище настолько ошеломляюще, что она застывает на месте, не в силах оторвать взгляд от Рэйвен и ее ноги, слишком спокойно свисающей с края островка.       — Рэйвен?       Рэйвен поворачивает голову назад, чтобы посмотреть на нее вверх ногами, и ее губы растягиваются в глупой улыбке.       — Аня-я!       Аня подходит к ней и осторожно приподнимает голову Рэйвен, но не убирает руки, позволяя ее голове лечь на них.       — Это еще что такое?       Рэйвен гримасничает, прижимаясь к рукам Ани, когда ее большой палец начинает нежно поглаживать ее щеку.       — Не знаю. Я проголодалась.       — Когда я уходила, тебя рвало и ты проклинала весь мир. Какого хрена произошло за последние два часа?       Рэйвен снова напевает мелодию и тыкает пальцем по носу Ани.       — Я веселюсь.       — Рэйвен, ты меня пугаешь. Ты под чем-то?       Улыбка Рэйвен исчезает с ее лица и сменяется озабоченным хмурым взглядом.       — Не волнуйся, Аня. Я не под кайфом или типа того. Я просто ни черта не ела до этих божественных крекеров, так что я просто счастлива.       — Ты лежишь на кухонном островке в испачканной рвоте футболке, которая, кстати, моя, и ешь крекеры, напевая идиотскую мелодию. Это ненормально.       — Пора бы уже тебе привыкнуть, что я не совсем нормальная.       Аня закатывает глаза.       — Да, я уже привыкла, но я переживаю. Пожалуйста, хотя бы сядь.       — Нет.       — Почему нет?       — Тогда меня вырвет.       Аня смеется.       — Так ты просто притворяешься, что все в порядке?       За это она получает крекером в лицо, но не может найти в себе злости на свою страдающую девушку.       — Ты та еще сучка, — ворчит Рэйвен. — Но я все еще счастлива.       — И почему же это?       Рэйвен смотрит на нее очень странным взглядом, скрытые эмоции которого остаются загадкой для Ани.       — Потому что ты здесь.       Аня стонет и закрывает своей рукой лицо Рэйвен, потирая его в манере, которая, как она знает, раздражает Рэйвен.       — Заткнись.       Рэйвен протягивает руки через свою голову и обхватывает ими талию Ани, притягивая ее к себе до тех пор, пока ее живот не прижимается к макушке ее головы.       — Я счастлива, потому что ты зде-есь.       — Мы в очень странной позе.       — Если заберешься на стол и сядешь мне на лицо, то для тебя поза будет очень приятной.       — Ты буквально только что сказала мне, что тебя вот-вот стошнит. Я бы предпочла, чтобы твой рот не приближался к моей вагине.       Рэйвен дуется.       — Я просто пошутила, но это было грубо.       Аня нагибается, нависая своим лицом над лицом Рэйвен.       — Я грубая. Но ты и так это знаешь.       Аня проводит пальцем по подбородку Рэйвен, опускаясь к воротнику майки, который лишь частично прикрывает засосы и следы укусов, которые она оставила на ее коже прошлой ночью. Рэйвен вздрагивает от ласкового прикосновения и, наконец, садится; комната тут же начинает кружиться. Аня подходит к ней, нежно кладет руку ей на поясницу и внимательно разглядывает ее своими карими глазами, не в силах скрыть беспокойство, плещущееся за ними.       — Ты точно в порядке?       Рэйвен кивает и спрыгивает с островка. Аня обхватывает ее за талию и придерживает, когда та прислоняется к ней и стонет.       — Можно я здесь и останусь?       Аня смеется.       — Может, перетащим свои задницы на диван?       — Я предпочитаю кровать.       — Сама дойдешь или тебя донести, принцесса?       Рэйвен недовольно стонет.       — Я не принцесса.       — Ладно. Тебя донести, засранка?       — Так-то лучше. Да, пожалуйста.       Аня обхватывает одной рукой ноги Рэйвен, а другой — ее подмышки и поднимает с такой легкостью, будто она не более, чем перышко. Рэйвен смеется, когда Аня, спотыкаясь, проходит небольшое расстояние до ее кровати и роняет на нее их обеих; Аня оказывается на спине, а Рэйвен ложится ей на грудь, утыкаясь в нее лицом.       — Мне нравится, — с улыбкой бормочет Рэйвен. — У тебя очень мягкие сиськи.       — Ты идиотка.       Рэйвен проводит рукой по ее животу и вздыхает.       — Ты хорошая, хоть и продолжаешь грубить. Я не слепая.       Аня молчит какое-то время.       — Знаю.       Аня играется с грязными и растрепанными волосами Рэйвен, в которых, вероятно, все еще можно найти остатки рвоты. Но почему-то она не обращает на это никакого внимания. Она обнимается с девушкой, от которой разит алкоголем и плохими решениями, и все же ей кажется, что в мире нет другого места, где она предпочла бы оказаться.       — С Новым годом, — спустя какое-то время мычит Рэйвен.       — С 2016, — отвечает Аня. — Сделаешь новогоднее обещание?       Рэйвен недовольно стонет.       — Больше никакого алкоголя. Никогда.       — Мы обе знаем, что для тебя это недостижимо. Кроме того, как мы будем проводить наши свидания с пивом и бейсболом, если ты откажешься от пива? — нежно поддразнивает ее Аня, постукивая пальцем по ее лбу. Рэйвен снова стонет.       — Я не буду обещать, что начну ходить с тобой на утренние пробежки, Аня.       — Ну, хотя бы один месяц? С твоим питанием тебе правда не помешали бы физические упражнения, иначе ты умрешь от ожирения еще до того, как тебе стукнет тридцать.       — Как будто так я доживу до тридцати, — ворчит Рэйвен.       — Я бы хотела, чтобы ты дожила до тридцати.       — Правда? — спрашивает Рэйвен, поворачиваясь к ней лицом. — Ты серьезно?       Аня закатывает глаза.       — А что, ты бы предпочла, чтобы я не хотела, чтобы ты дожила до тридцати?       Рэйвен пожимает плечами.       — Не знаю, это просто... в смысле, мне уже двадцать пять, но все же. До тридцати ведь еще пять лет.       — И?       — Пять лет.       — Хочешь сказать, ты меня бросаешь?       — Упаси господи. Я лишь хочу сказать, что я никогда не состояла в отношениях, которые бы продлились больше двух месяцев.       Аня нежно улыбается и приподнимает голову Рэйвен, чтобы как следует поцеловать ее в губы. И ей плевать, что на вкус она как смерть.       — Тогда посмотрим, не сбежишь ли ты через месяц.       Рэйвен хмурится.       — Не сбегу.       — Обещаешь?       — Да, это мое новогоднее обещание. Я буду встречаться с тобой еще год.       — Еще год? Как амбициозно.       — Ну, хорошо, ладно. Шесть месяцев. Ты конкретно встряла.       Аня мычит и снова ее целует.       — Я не против.       — Почему ты меня целуешь? У меня во рту будто кошки насрали.       — Потому что ты милая, — пожимает плечами Аня. — И потому что твое лицо слишком близко.       Рэйвен выпускает смешок.       — Ты идиотка.       — А ты вообще умираешь. Так что замолчи, приляг и отдохни. Пусть твоя печень восстановится после такого злоупотребления алкоголем, которое она перенесла прошлой ночью.       — Прошу прощения, но ты выпила ровно столько же, сколько и я. Почему ты не умираешь?       Аня опускает голову Рэйвен себе на грудь.       — Отдыхай. Мы сможем обсудить мои суперспособности, когда возможность того, что тебя вырвет на меня посреди разговора, сведется к минимуму.